Продолжение:
Глава 10
Хотя город-порт Тулон и стоял на исконно-французском Лазурном побережье, приятные традиции испанской сиесты все равно пустили глубокие корни среди его жителей. Стоило жаркому солнцу подняться в зенит, как извилистые улочки заметно пустели — а мелкие таверны и кафе наоборот, наполнялись шумными посетителями, спешащими выпить чашку кофе с круассаном, или съесть кусок традиционного лукового пирога под молодое вино с приятной кислинкой. Впрочем, были и те, кто пренебрегал сиестой: к примеру, обитатели базы военно-морского флота Третьей Французской республики, из-за устава вынужденные стойко «служить и превозмогать»... Жаль, что получалось это у военных моряков не всегда, но они все равно старались и не теряли надежды. Еще одну категорию нарушителей общественных порядков составляли деловые люди, но на них порядочные тулонцы уже давно махнули рукой: для негоциантов важнее всего была их коммерция и возможная прибыль — а к этим вещам в портовом городе относились с пониманием, ибо Тулон жил морем и торговлей по нему. Причем еще с тех ветхозаветных времен, когда в его бухту приплывали за драгоценным пурпуром древние финикийцы... К слову, наглядным примером правильности такого подхода служил появившийся месяца два назад на улицах старинного города красивый белый фаэтон «Рено». Сей французский ответ на роскошные русские «Волги-Л» не меньше раза в неделю навещал порт и регулярно останавливался напротив здания городского телеграфа и почты, возя в отделаном светлой кожей салоне двух братьев, евреев по национальности и коммерсантов по жизни, решивших осесть в дружелюбной к ним Франции. Впрочем, самих торговцев мало кто видел: но судя по тому, что они на двоих арендовали неплохую виллу в дальних пригородах, и каждый день заказывали себе «на вынос» обильные завтраки-обеды-ужины в приличных ресторанах — дела у носатых сибаритов шли более чем неплохо! Вот и теперь, нагрузившись корзинами с деликатесами и устроив в багажном отделении ящик прохладного шато бордо, тарахтящий мотором автомобиль бодро пылил по высушенной солнцем грунтовой дороге, огибая подножие горы Фарон. Спеша как можно скорее вернуться на виллу, великолепное детище фабрики братьев Рено с пренебрежительной легкостью обгоняло медленно плетущиеся повозки, пугая тянущих их лошадей и заставляя возниц злобно бурчать, и даже в полный голос богохульствовать. Пыль ерунда, повисит в воздухе и уляжется — а вот пренебрежительная улыбка набриолиненого хлыща за рулем дорогущего самобеглого экипажа, весьма больно ранила чувствительные сердца французских пейзан... Впрочем, шоффэра Франсуа Фийона такие мелочи уже давно не волновали. А вот восхитительное чувство невероятно быстрой езды, и полной власти над могучим стальным «жеребцом» — очень даже! Так что он прибавлял скорость при любой возможности, и с большой неохотой пользовался тормозами, благо что его пассажиры обычно ничуть не возражали против подобных «скачек».
Увы, но всего через полчаса стремительного полета фаэтон подкатил к увитым зеленью воротам «Villa Bastide» — так что пришлось бедному Франсуа усмирять порывы души и вспоминать, что он не какой-то там лихой гонщик, а солидный шоффэр. И вообще, находится на службе. Тьфу, то есть работе! В смысле, наемный работник, у которого есть обязанности, и само собой — начальство, перед которым неплохо было бы открыть дверцу, выпуская из отделаного белой кожей салона «Рено». Средних лет мужчина в приличной пиджачной паре, про которого щоффэр знал только то, что его зовут Андрэ, и что он что-то вроде правой руки старшего из братьев-нанимателей — выйдя под ласковые лучи средиземноморского солнца и вдохнув напоенный запахом моря ветерок, он негромко распорядился:
— Шарль, выгрузишь все корзины и вино на крытую террасу, сегодня обедаем там.
— Да, мсье. Затем в деревню за поросенком?
— За каким?!.. Ах да, мы же собрались вечером жарить его на вертеле...
Не меньше хозяев заинтересованный в приятном окончании дня, Франсуа тактично напомнил:
— Еще дюжина каплунов и бочонок «Шатонёф дю Пап» — общим счетом на сто франков, мсье.
Достав из внутреннего кармана пухлое портмоне, явно думающий о чем-то своем Андре рассеянно отлистнул несколько банкнот подходящего достоинства:
— Да-да, и это тоже. Шарль, вечером будет еще одна важная поездка в Тулон...
— Да, мсье.
Вообще, в двухэтажной просторной вилле из светлого песчаника кроме братьев-коммерсантов постоянно проживало еще и четверо крепких мужчин с явным военным прошлым, которых он время от времени возил в город. Зачем и по каким надобностям, отставной сержант Иностранного легиона принципиально не интересовался, успев понять, что во многих знаниях еще больше печали. Платят щедро, делами особо не нагружают, позволяют мелкие вольности с белоснежным стальным «скакуном» — работа мечты! Именно об этом он и мечтал, выходя в отставку, так что в ответ на рапоряжение Фийон уважительно кивнул, быстро убрал в нагрудный карман банкноты и начал освобождать салон фаэтона от корзин с ресторанными деликатесами. Занося их под черепичную крышу вытянутой террассы, с которой открывался прекрасный вид на море и небольшой причал, Шарль-Франсуа прикинул, что до назначенного времени он вполне успеет заглянуть к одной обитающей неподалеку хорошенькой деревенской «курочке». И не только заглянуть, но и хорошенько ее «потоптать»! Преисполнившись энтузиазма, он так резво стартовал с места, что колеса фаэтона оставили на бугристом камне дорожки отчетливый темный след — уже не увидев, как мсье Андрэ неопределенно качнул головой в ответ на его лихачество, и направился в просторные и сумачные подвалы виллы. Конкретно в винный погреб, где некогда стояли большие пузатые бочки с недурным винцом пятилетней выдержки... Увы, теперь их место занимала странная помесь лаборатории сумасшедшего алхимика и кабинета делового человека. Грубовато сколоченный стеллаж из неотесаных досок, полки которого были завалены слесарным инструментом — соседствовал с парочкой вполне приличных конторских столов, на которых были разложены какие-то расчеты, фотокарточки и непонятные выкладки. Сразу после конторок громоздился жестяной умывальник со стареньким зеркалом — а за «мойдодыром» успешно прятался тяжелый бочонок реактора ацетиленовой горелки, вокруг которого вились черными кольцами небрежно смотанные резиновые шланги. Еще дальше мирно стоял вполне комфортный диван и два мягких кресла — икоторые разделял низенький столик, уставленный тарелками с остатками недоеденного завтрака... Полдюжины керосиновых ламп, покачивающихся на вбитых в стены крюках; еще один стеллаж с неплохой подборкой справочников по химии и металлургии; большая карта мира, растянутая на стене... Ну и наконец, главное «украшение» бывшего винного погреба располагалось строго в центре, представляя собой новенький слесарный стол-верстак с массивным чугунным основанием. Часть его столешни, вырезанной из толстого куска котельного железа, была заметно перекошена сильным жаром, источник которого бросался в глаза — представляя собой сильно оплывшее бронзовое нечто, до самого конца удерживаемое на месте остатками двух больших стальных струбцин. Впрочем, кроме стали и бронзы имелись и небольшие потеки грязного хрусталя, и даже редкие вкрапления тонких полосок самого настоящего золота: отдельно, на остатках бронзовых «соплей», растянувшихся чуть ли не до пола, висела... Крышка? Нет, все же это было скорее донышко, с отчетливыми следами каких-то цифр и букв русской кириллицы. Своей формой и размерами оно давало примерное представление о первоначальной форме столь странно расплывшейся бронзы: что-то вроде шестигранного цилиндра с толстыми двойными стенками. И если верить толстой стопке фотокарточек, рассыпавшейся на одной из конторских столиков — то стенки эти были некогда покрыты снаружи грозными надписями, строго-настро воспрещающими вскрытие транспортного чехла при недостаточном уровне какого-то там охлаждающего состава. Вот только никого они не остановили, эти надписи: внешнюю оболочку полуметрового шестигранника успешно вскрыли, а жидкость слили в стоящее возле верстака ведро, проделав все это при помощи самой обычной слесарной пилы по металлу. Хотя... Внимательный взгляд на грубый слесарный инструмент давал понять, что для успеха дела его не поскупились снарядить очень дорогой ювелирной пилкой с алмазным напылением — и тем удивительнее было, с какой небрежностью бросили на грубый каменный пол столь славно послуживший инструмент. Вопрос о том, успели ли достать содержимое цилиндра до того, как бронза начала резко плавиться, оставался открытым... Как и то, зачем обнаружившийся в подвале мужчина оделся в парусиновый балахон и противогазную маску, и аккуратно посыпал верстак и пол возле него какой-то крупой характерно-желтого цвета.
— Поляковы прибыли.
Кивнув, «слоник» в резиновом наморднике глухо пробубнил:
— Близко не подходи!
Вестник и не думал приближаться, прекрасно помня из инструктажа, насколько ядовита пыль бериллиевой бронзы. Впрочем, посевные работы не затянулись: гораздо дольше «сеятель» избавлялся от противогаза и балахона, и приводил себя в порядок при помощи ведра с водой.
— Полотенце?
— Так обсохну... Докладывай.
— Звено обеспечения отследило, как Яков Соломонович с сыном Виктором заселялись в гостиницу. Чуть позже к ним присоединились Лазарь Соломонович и молодой Исаак Лазаревич, и самым последним заселился явный частный детектив.