Выкручиваться из этого каким-то образом придётся. Ибо такие чувства, даже безответные просто так в пустоту не уйдут. Какие-то последствия для и так перекошенных мозгов, обязательно будут. Остаётся надеяться, удастся минимизировать последствия.
Хорошо, хоть чувство опасности Марины пока спит. Но спит очень чутко. Проснётся того и гляди.
– Про тебя, вроде бы говорили, не про меня.
– Можешь не беспокоится, Марина. Я всегда очень любила жизнь. Сейчас люблю особенно сильно. Не важно, свою или чужую. Я никогда не сделаю ничего, что бы чьей-либо жизни нанести вред. Включая свою собственную.
– Предположим, верю, – недовольно буркает Марина. Всё-таки лучше, чтобы эти мозги сохранились целенькими.
– Зимой воюют не так, как летом, – глядя куда-то в неизвестность сообщает разноглазая.
– Ты, вообще, о чём?
– Сезонные изменения на людей тоже действуют. Вспомни прошлое лето, Марина.
– Ты надеешься, что они расстанутся?
Эр просто смотрит. В глазах читается «Зачем спрашиваешь, если знаешь ответ?»
– Всё-таки, я считаю, в «Сказке» или в «Загородном» и тебе, и мне будет лучше. И не надо мне говорить про пользу морского воздуха, резиденции есть и в других местах, сама прекрасно знаешь.
– Думаешь, я за лето смогу всё забыть?
– Забыть можно только то, что было. А не то, чего не происходило.
Опять только улыбка в ответ. Эрида мыслит совершенно другими категориями, нежели Марина.
– Некоторые вещи могут быть только в голове, причём, к сожалению, зачастую лишь в одной.
– Может, им там лучше вовсе не быть? Ибо кроме них может и вовсе ничего больше не остаться.
– Я не сойду с ума, Марина. Вижу, ты опасаешься именно этого. Я и так безумна. Тут не математика, степень может быть ровно одна. Она или есть, или нет.
  – Знаешь, почти все сумасшедшие, за исключением пребывающих в состоянии овощей, считают себя абсолютно нормальными людьми?
  – Конечно знаю. Более того, многие широко известные в этих стенах шуточки про сумасшедших именно я сочинила. Так забавно их потом слышать, когда мной сочинённое в виде истории про меня мне же и рассказывают.
– Кто же это такой смелый?
– Все мои девочки вообще-то. Я им сказала, собираю такие истории. Даже тетрадку для них завела. Пока там ровно две категории. Те, что Высадки древнее и те, что я придумала.
Марина вздыхает.
– С тобой, Эр, уже я боюсь сойти с ума.
– У вас за столетия ни одного безумного не было.
– Потому что врачам очень хорошо платили, чтобы не ставили таких диагнозов. И не Юг мы, в конце-концов. Лишнего претендента на деньги объявить безумным очень сложно. Только заявления родни недостаточно.
– Марин, я достаточно хорошо разбираюсь в мирренской литературе и прекрасно знаю их список бродячих сюжетов.
– Да я как бы в этом и не сомневалась никогда.
– Ты же знаешь, литература меня сейчас волнует в самую последнюю очередь.
– Уж извини, с главной твоей, – «и своей», – бедой я ничем тебе помочь не в состоянии.
– Ты меня слушаешь. Это очень важно.
– Мне казалось, уж кого-кого, а слушательниц у тебя предостаточно.
– Я не знаю, – теперь Эр почему-то загрустила, – Они хорошие. Я как отвечаю за них... Раз приручила. Но они не могут, или не хотят говорить о многом из того, что прекрасно видят. Не хотят многого замечать. Знаю, обижаются, когда их прогоняю. Но ничего сделать не могу.
– Зря ты так про них, – Марина всегда стремится к объективности, даже если получающаяся картинка ей и не нравится, – Всё-то собачки твои замечают. Беспокоятся за тебя. Приходили с этим ко мне.
– Кто именно? – в голосе лязгают отцовские интонации.
– Вообще-то, – пожимает плечами Марина, – все, кого я у тебя видела. Им-то ты максимально здоровая и весёлая нужна.
– Быть нужной – тоже очень важное чувство.
– Знаешь, Эр, шла бы с этой нужностью-ненужностью хотя бы к Рэде. Она в этом вопросе больше моего разбирается.
– Но я ведь тебе нужна, – Марина хмыкает. С разноглазой спорить временами не просто сложно, а совершенно не-воз-мо-жно! В основном, по причине непрошибаемости выдвигаемых аргументов.
– С Рэдой я уже разговаривала. Как раз о важности ощущать себя кому-то нужным. То, что у неё есть – хорошее, важное чувство. Но оно совершенно другое. Иными причинами вызванное.
– Я поражаюсь твои скоростям. Иногда мне стоит о чём-то только подумать, а ты уже это сделала. И даже к каким-то выводам пришла.
  – Я не знаю, с какой скоростью люди должны мыслить, – совершенно спокоен тон разноглазой.
– Вообще-то, – усмехается Марина, – этого никто не знает.
– Ну, вот! А ты говоришь...
– Вообще-то, я молчу больше.
– Ты знаешь, я подумала. Когда-то ведь я спала там, где Софи сейчас... Вместе с ней, – слёзы на глазах Эр способны появляться стремительно. Притом, они никогда не бывают наигранными, как у многих.
Марина обнимает её за плечи. Проверено, жест действенный.
– Не переживай, Эрида. Это всего лишь вещи, совершенно не связанные с людьми. Да и Хейс давно могла поставить другую мебель.
– Думаю, – всхлип, – она этого не сделала, – снова всхлип, но уже тише, – Как представлю их вместе!
Эр пытается вскочить. Марина её без труда удерживает.
– Сейчас-то они точно не вместе. У Хейс даже занятия ещё не кончились.
– Но будут же вместе скоро!
Снова пытается встать, но уже не так решительно.
– Ну, и куда ты собираешься? К Соньке или в Столицу?
– Н-не знаю. Куда-нибудь... Слушай, а пошли просто погуляем? Как раньше. Ты ведь наверняка знаешь места, где я никогда-никогда не была.
– Разумеется, знаю. Только ты шубку покороче надень, штаны тёплые и сапоги нормальные, чтобы по грязи можно было ходить, а не те, чтобы покрасоваться, – заметив недоумение в разноцветном взгляде, добавляет, – Представляешь, земля сохнет крайне неравномерно. И дорожки мощёные есть далеко не везде.
Эр направляется к безразмерному шкафу. Всё названное находится за считанные мгновения. Марина начинает подозревать наличие в шкафу прямого портала к Пантере, иначе невозможно объяснить, как Эр практически моментально находит нужные ей вещи.
– Вот. Подходит?
– Вполне.
– Марина, можно тебя попросить?
– Что ещё?
– Пообещай мне, не будешь заставлять меня лазить по деревьям. Я же знаю, ты с Диной этим иногда и сейчас занимаешься.
– Ладно, обещаю. И так отлично знаю, куда могу я залезть, куда — Кошмар, а куда и ты с лёгкостью заберёшься.
  – Я думала, такие деревья, куда я смогу забраться только в «Сказке» растут, – и не поймёшь, всерьёз она или шутит.

– Нет, не надо Марина. Я просто так здесь сидеть буду, – вздыхает, – Как узнают, что я тут время провожу, никто и так сюда приходить не будет. Почему-то считают, будто я люблю одиночество.
– Оно тебе нравится не больше, чем всем остальным, – хмыкает Марина, – Ещё что-нибудь рассмотрела?
– Нет. Окуляр же у тебя.
– Он так официально называется?
– Вроде бы. Я не запоминаю такие вещи.
Марина с лёгкостью находит заводское клеймо и номер, но на этот раз раз, вещь больше ничего нового не сказала.
Эр снова принимается разглядывать окрестности, хотя башня лишь немногим выше большинства деревьев. Слишком много времени прошло, когда она над ними возвышалась. Представления о парковой архитектуре с тех пор изменились довольно сильно.
  – Марин, давай у костра посидим.
– Всё разглядела, разноглазая, – хмыкает Марина.
У подножия башни, притом не с той стороны, откуда они шли есть оборудованное кострище. Приготовлена поленница дров. Несколько брёвен лежат вокруг, места для сидения лишь слегка обозначены. Хотя вполне могли тут оборудовать парковую печь и такие же скамьи. Но которое уже поколение предпочитает посиделки у костра в первобытных условиях.
Эр на брёвнышке устраивается. Руки протягивает, словно к огню, хотя и не горит ещё ничего.
– Марин, а чьё всё это? Даже я знаю, дрова сами себя... Не нарубят, – заканчивает с удивлением, глядя на откуда-то появившийся в руках Марины топор.
– Общее. Коллективная собственность. Кто часто здесь бывают, что-нибудь да притаскивает, – Марина колет поленья на более мелкие.
– Жалко, не взяли чего-нибудь на огне пожарить.
– Вообще-то, тут всегда припрятано кое-что. Сразу у входа в башню, только надо знать где. Если что-то берёшь, надо положить замену. Тут крыс не водится.
– И ты принесёшь? – хотя, Марина и не доставала ещё ничего.
– Конечно, я хотя и крыса, но всё-таки, не до такой степени.
– Когда понесёшь, добавь от меня что-нибудь. Я тебе деньги потом отдам, – и ведь отдаст на самом деле. Дело не в сумме, дело в принципиальности Эриды. Разноглазая сплошь и рядом забывает, кто и что именно у неё взял, с лёгкостью раздаёт  множество вещей, но при этом никогда не берёт чужого.
– Хорошо, – бросает Марина, занимаясь розжигом. Запас бумаги, и даже канистра с бензином, на самый крайний случай, тоже припрятана.
Но обошлось без крайностей.
Вертела тоже имеются.
Из доступного для зажаривания, Эрида отдаёт предпочтение консервированным сосискам, хотя они и так вкусные.
Марина следит вполглаза, как разноглазая смотрит на огонь. В разноцветном взгляде уже поигрывают опасные искорки.
– Не пойму, когда у огня лучше – зимой или летом?
– Сейчас весна, – вообще-то замечает Марина, – Как это вы в «Сказке» ничего не сожгли.
– Островитянки... Они в чём-то вроде тебя. Всё-всё умеют... Танцевали между огней.
– Я даже не хочу спрашивать, в ком виде, и не простудился ли кто.
– Нет. Мы все тогда были... Разогретые... Во всех смыслах... Такое ощущение счастья, радости и единения друг с другом... Жаль, тебя и твоих гостей не было с нами...
– Да уж не надо мне счастья такого, – хмыкает Марина, – стоило бы тебе отвернуться, как Марина Кроэн пихнула бы в костёр. Или та её. И ты не вздумай здесь что-то подобное устроить... Во всяком случае, пока не потеплеет.
– Нет, Марина, – Эр чему-то своему улыбается, – Это тихое место. Тут не годится шуметь. Это мест для двоих... Влюблённых, а не как мы с тобой.
– Я же сказала – хватит об этом!
– А я и не прошу ни о чём, – отзывается Эр, микроскопическими кусочками обкусывая довольно подгоревшую сосиску, – Хочу только сказать, мне тут хорошо.
– Ты почаще с дорожек сходи, – замечает Марина, – Может, ещё что интересное увидишь. Это место задолго до нас людьми облюбовано.
– И после нас останется, место это. Я знаю. Я чувствую места и вещи такие.
Доев сосиску и воткнув в бревно вертел, Эр принимается ощупывать собственные карманы. Марине даже интересно становится, что там поместилось, не влезшее в безразмерную сумочку, ибо на сумочку чары наложены посильнее, чем на шкафы. В сумочку Эр, если постараться, разобранный тяжёлый танк можно по болтикам сложить.
Неожиданно Эр вытаскивает ту самую фляжку, что ей Марина раздобыла. Хм. Херктерент думала, вещица будет где-то на полочке валяться.
Эр довольно ловко откручивает и ощутимо прикладывается.
Протягивает Марине, второй рукой пытаясь спасти от гибели подгорающую сосиску.
– Будешь?
Марина берёт фляжку. По крайней мере, содержимое известное.
– Тебе не вредно?
– Нет, – Эр сообщает настолько беззаботно, что даже Марина не может понять, врёт она или нет, – Немного даже полезно.
– Если нельзя, но очень хочется, то можно, – хмыкает Марина.
– Можно и так сказать, – не стала спорить разноглазая, – Понимаю, что ты в этом находишь. Мир ярче становится.
– Угу. Тебе не интересно, с художественной точки зрения, как это «щёки алеют» и «глазки блестят».
– Второе я умею передавать, – оживляется Эрида, – Вот с первым хуже. Где можно посмотреть?
Марина сдёргивает с неё шапку.
– Да в зеркале, чудо ты пернатое?
– Причём тут перья? – зачем-то трёт нос Эр, – Такая шапка у меня есть,но ты же видишь, это не она.
– К слову пришлось, – бурчит Марина, возвращая шапку. Поглядывает на фляжку Эр, хотя есть такая же своя. Да и у входа в башню не только с бензином ёмкости припрятаны.
Разноглазая себе верна. Фляжку протягивает.
– Бери, у меня ещё есть!
– Эр! И ты спиваться начала!
– Тебе можно, а я старше! – очередной образец логики непрошибаемой.
Где взяла – спрашивать глупо, талантам Оэлен что-то условно запрещённое добывать, сама Марина временами завидует. Да и прочий цветник разноглазой – девочки какие угодно, только не глупые. Эр слишком ценна, чтобы не замечать её маленькие капризы. Тем более, и сами ещё наверняка в накладе не остались, контрабандистки юные. Это для Марины такой род деятельности – своеобразное развлечение. А вот для них он чем является?
Впрочем за новой фляжкой Эр не полезла, просто глотнув после Марины.
Хм. Новая сосиска получилась гораздо вкуснее, у Эр ещё и аккуратнее.
– Марин, а тут чайник есть?
– Имеется.
– Никогда не видела, как над костром греют. Родник в башне чистый?
– И это заметила!
– Глупо строить даже игрушечную крепость без доступа к воде, – пожимает плечами разноглазая, – Так чистая там вода?
– Чистая. Армейским комплектом проверяли. Даже некипячёную можно пить.
– Согреешь? А то я мёрзну что-то, – Эрида дует на руки.
– Из фляжки в кружку плесни, когда согреется. Вкуснее будет.
– Я знаю, – с видом знатока кивает разноглазая.
– Откуда?
– Читала. Сидим почти как на привале армии Дины.
У Марины даже ругнуться не получается. Посуда бронзовая да оловянная, вполне могла быть в Великую эпоху.
– На танец среди огней Третьей Дины можешь не намекать, знаю я тебя!
Но Эр просто на огонь смотрит мечтательно.
– Замечательным, наверное, тот танец был, раз столько лет про него помнят...
– Человек удачно оказалась в нужном месте и вовремя, – пожимает плечами Марина, – все и так на взводе были. Переживания, основанные на физическом влечении – одни из сильнейших. Особенно, если ещё и смерть где-то рядом ходит. Сомнительно, что Дина умела танцевать лучше весёлых девушек, кого немало участвовало в этом походе. Она сумела найти место и время, чтобы себя показать. Согласна, это тоже немалый талант – суметь подобное.
– Какая же ты приземлённая, Марина. Не любишь красивые легенды.
– Зато, физиологию знаю. В том числе, и то, какой инстинкт — сильнейший. Солдаты были преимущественно мужчинами. Да и Дина III отличалась известной широтой взглядов. Потрогать было нельзя, так хоть попялились вдоволь.
Эрида хихикает, будто только недавно стала определённые вещи понимать. Знаем мы таких...
– Знаешь, у меня идея есть большую картину с этим танцем написать.
– Можно подумать, мало в запасниках музеев подобных произведений.
– В нашей среде это нечто, что у каждого есть. Как признак «я тоже так могу». Как «Купальщица».
– Ну, ты свою, безусловно, создала уже.
– Я знаю, – буднично сообщает Эрида, прикладываясь к фляжке. Марина вытаскивает свою. Вскидывает в салюте.
– Давай за будущее.
– Давай. Так я недосказала. «Танец Дины» – тоже сюжет, что у каждого, считающего себя художником, должен быть. Эту традицию я прерывать не собираюсь. Есть план огромной картины, сюжет пока не сложился, но ты там точно будешь.
– Только не в виде танцовщицы этой! – Марина словно защищается рукой с фляжкой.
– О чём ты меня просила – я всё прекрасно помню. Ты точно там будешь в виде самой себя, точнее Дины II.
– Не. Не получится. Я могу до этих лет не дожить. Да и совсем не обязательно, что у меня дети будут.
– Сама понимаешь, тут это совершенно не важно. А вот смотреть на происходящее глазами старого, опытного волкодава, наблюдающего за щенячьей вознёй ты прекрасно умеешь. Абсолютно уверена, именно так Дина смотрела на свою дочь. Ещё наверняка, руки так же на груди сложив, как ты очень любишь делать.
Марина смеётся. Даже по бревну стучит.
– «Старый опытный волкодав» – сказанёшь ты, Эр. Будь у меня более извращённая фантазия, я бы сказала, более утончённо старой сукой меня ещё никто не обзывал.
– Ты не обиделась, Марина? Поверь, я ничего такого...
– Верю охотно, – отмахивается Херктерент, – слишком привыкла в таком стиле разговаривать. В нашем змеюшнике по-другому нельзя. Некоторые даже сообразить не могли, как сильно я их оскорбляла. Только лыбились в ответ, дуры.
Эр качает головой.
– Сколько тебя знаю, Марина, не устаю поражаться, почему тебе так нравится выглядеть страшной злюкой. Я же знаю, что это не так.
– Знаешь – и знай дальше, – хмыкает Херктерент, – Знаешь ли, есть немало вещей, познания о которых должны быть строго ограничены. Некоторые черты моего характера к этим вещам вполне относятся.
– Твоя занудливость тоже среди этих вещей числится?
– Нет, это общеизвестное понятие, – усмехается Марина, – довольно глупо стремится спрятать нечто, всем прекрасно известное.
– Ну, это же место оказалось неплохо спрятано.
– Сравнила. У тебя нет привычки углы срезать при перемещении из точки один в точку два, иначе бы всё знала прекрасно.
– Таких мест ещё много?
– Смотря где. Знаешь ли, даже в парке «Сказки» есть парочка мест, куда мы никогда не залезали. И это не вольер Пушка.
– Так! Где именно? – Эрида оживляется, – Мне казалось, у себя дома я всё-всё знаю.
– Бетонная копия монумента в бодронском стиле. В кустах у перекрёстка трёх дорожек. От статуи макушку видно. Там рядом скамейка есть.
Призадумавшись, Эрида кивает.
– Знаешь, ты права. Та дорожка слишком короткая, я там не оглядываюсь.
– А я вот как-то раз не поленилась, – самодовольно ухмыляется Марина.
– Здесь, надо понимать, все углы тобой срезаны-пересрезаны многократно.
– Разумеется. Тебе составить список местных достопримечательностей и экскурсию по ним провести?
– Нет. Просто погуляем ещё как-нибудь. Заодно, и покажешь. Времени у нас ещё довольно много. Знаю, что всё кончается, но, действительно, не хочется покидать этих стен.
«То в других местах не сможешь найти на всё согласных девушек. Они вблизи таких богатеньких, да ещё и художниц стаями увиваются, чуя поживу. Ты же, кроме всего прочего, ещё и людей ярких любишь. Особенно, свой пол любишь во всех смыслах».
Вслух же Марина сказала нечто иное.
– Был проект – оборудовать тут полноценный образовательный комплекс. Образование всех степеней. Филиалы всех университетов. Почти решили, даже деньги почти выделили. Но война началась. Теперь всё отложено на неопределённый срок.
– Но не отменено?
– Не знаю. После войны даже не отменённые планы сплошь и рядом приходится разрабатывать заново. Столь дорогостоящие – в особенности.
– Может быть, следующее поколение всё это увидит.
– Говоришь «поколение», не упоминая детей.
– Марина, – максимальная степень ярости, что Эрида может себе позволить. Нелогично, но становится понятнее, почему у неё такое имя. Может разноглазая иногда богине раздора, развязавшей самую кровавую войну своей эпохи, соответствовать, – Я же просила тебя, об этом больше не начинать!
– Молчу-молчу! – Марина временами проклинает чрезмерную длину собственного языка. Но, как с солнечным затмением – иногда случается. Хотя, в отличии от затмений, Марина совершенно непредсказуема. И часто занимается провокациями из желания выводить людей из равновесия, а не ради каких-то отдалённых целей, – Кто-то из писателей того или этого мира, вроде бы, мечтал, как бы было хорошо, если бы исчезли все взрослые и остались бы только дети до двенадцати, кажется, лет. Появилось бы новое, гораздо более лучшее, человечество.
– И это со временем только улучшается, – такую уверенность в голосе Эр услышишь нечасто,  – Только для этого не надо никого убивать. Тех, кто тебя любит – в особенности.
– Ты по-прежнему читаешь южных философов?
– Настолько заметно?
– Я как собака взрывчатку, чую некоторые вещи.
– Я отказываюсь их понимать, Марина.

Эр только голову горделиво вскидывает Марина с трудом подавляет желание Динку задушить. Кошмар невозмутимо продолжает.
– Хотела проверить, есть ли настолько идиоты. Кто-то нашёлся...
Даже Эр разводит руки в явном жесте удушения. Оказывается, миролюбие у разноглазой очень велико, но совсем не безгранично. Динка словно ничего не замечает, давным-давно привыкла, на её действия реагируют совсем не так, как она ожидала. Продолжает болтать.
– Эр, у тебя волосы такие хорошие. Не знаешь, где новый фен можно взять?
– Твой-то куда делся? В каждой комнате же есть, – Марина спрашивает весьма настороженно. Любой потенциально опасный предмет плюс Динка – может кончится чем-то нехорошим. С другой стороны, Кошмар вон она, тут живая и здоровая, сидит.
– Я его в ванну уронила. Только вылезла, поскользнулась – он туда и упал.
  Эр ойкает. Насколько опасны могут быть бытовые приборы она знает.
– Хорошо, хоть за ним не полезла, – невозмутимо хмыкает Марина, пугаться уже бесполезно. Всё уже произошло.
– Вода хорошо проводит электричество, – обиженно сообщает Кошмар, – как отключать электроприборы упавшие в воду, я знаю. Вот только фен сгорел.
– Я тебе новый скоро принесу, – ухмыляется Марина, – специально найду с проводом такой длины, чтобы от розетки до ванны нельзя было дотянуться.
– Так неудобно, – надувает губки Кошмар. Но через мгновение буквально вспыхивает, – Марин, а удлинитель ещё можешь принести?
  – Чтобы тебя проводом связать? – осведомляется Марина.
  – Я и не знала, что у тебя такие фантазии, – мечтательно смотрит куда-то вверх Эр, – Я про такое только читала. Может, попробовать? Не знала, что подобное тебя привлекает...
–  Мне вас обеих придушить? – буквально взрывается Херктерент, – Эр, ты опять за своё! Тебя, Дина, везде надо к чему-то приковывать, чтобы окружающим или себе навредить не могла!
– Про приковывание ещё интереснее, – заметно оживляется Эр, – Тебя ещё и такое привлекает? У меня наручники пушистые есть. Ещё в упаковке. Хочешь попробовать?
  Марина опять хватается руками за голову.
– Пристрелите меня кто-нибудь! Меня окружают одни сумасшедшие!
Эр смеётся. Буквально заливается. Такой разноглазую можно увидеть только когда ей по-настоящему хорошо.
Марина удивлённо хлопает глазами, пытаясь сообразить, что ей сейчас делать. Похоже, и так чокнутая разноглазая, тронулась умом на самом деле.
Эр вытирает слезящиеся глаза.
– Я пошутила, Марина, а ты, похоже, поверила на самом деле. Не нравится мне ничего такого, да и наручники такие я только в каталоге видела.
– А в каком именно? – тут же встревает Кошмар.
Эр качает головой.
– Не обижайся, Дина, но именно тебе я ничего подобного не покажу. Сама потом найдёшь, если захочешь.
Марина к фляжке прикладывается.
– Шуточки, у тебя, Эр. Даже поверить можно.
– Давно хотела посмотреть, как именно ты выглядишь, когда сильно пугаешься. Не волнуйся, я всё-всё запомнила.
Марина устало демонстрирует кулак.
– Ты чокнутая, разноглазая...
– Я знаю...
– Как я люблю это слушать, – снова напоминает о себе Кошмар, – «Ты чокнутая», «я знаю»... Интонации та-акие, – делает огромные глаза, –  Если не знать, можно подумать, вы эри... То есть, возлюбленные друг друга.
Кажется, Эрида собирается забыть о своём миролюбии, и сделать с Кошмаром что-то нехорошее. Марина осторожно берёт Эр за руку. Разноглазая – это не она, её прикосновения успокаивают.
– Не обижайся на неё, она ещё маленькая и глупенькая.
Кошмар вскакивает. Глаза горят, крепенькие кулачки сжаты. И... И ничего не происходит. Остатков рассудительности хватает для понимания – Марина во всём её серьёзно превосходит.
Надувшись как хомяк, угрюмо бросает.
– Злюки!
– Кто бы говорил, – хмыкает Марина, – добреньких Кошмарами не зовут, как тебя и меня.
– Про тебя уже так не говорят, – дуется Динка.
– Ну и что? Зато, я злая и с очень хорошей памятью.
– Насчёт злости... Это всё-всё неправда, Марина, – Эр себе верна.
– Думай, как тебе больше нравится. Всё равно, исправить чьи-либо мозги невозможно.
– Но Эор-то вы все как-то головку подправили!
Теперь уже Марина и Эр глаза на Кошмар вытаращивают.
– Голова, как голова у неё, – пожимает плечами Марина, – Да и Софи с ней общалась куда больше моего. Я, знаешь ли, не лучший проводник по тому миру, где властвует Пантера.
Марина крайне не любит, когда ей приписывают чужие заслуги, без разницы со знаком плюс или минус. Самое важное, что она для Эор сделала – в нужное время на танк села.
Обнаружение покушения сама Марина заслугой не считает. Пусть, виновный и понёс наказание, но всё произошло слишком поздно. Будь тот недоумок более умелым стрелком – Эор бы уже не было. Притом, вне зависимости от действия или бездействия Марины.
Чего там ещё Кошмар навоображать успела?
– Я о том, что раньше было... Ну, до Пантеры.
– До Пантеры из важного было только то, что твоя сестра показала умение бегать в правильном направлении. Я только немного помогла ей добежать немного быстрее.
– Такие вещи, знаешь ли, очень дорого стоят, – необычайно серьёзна Кошмар. Рожица такая – поневоле хочется полным титулом назвать. Чуть ли не впервые за всё время знакомства. Впрочем, она всё равно, не поймёт подобного обращения.
– Дин, что тебе, что мне, что Эорен далеко не столько лет, чтобы на прошлом зацикливаться.
– Я знаю, да всё не расциклтвается как-то. Если бы не ты, то у меня сестры бы не было.
Шмыгнув носом, обнимает Марину. Херктерент не отстраняется. Только мысленно ругается самыми разнообразными словами. «Не хватало, чтобы ещё и Кошмар в меня влюбилась. Ладно, пока будем списывать на её излишнюю эмоциональность».
Ловит разноглазый взгляд. Ругаться хочется ещё больше. Эр смотрит на них с таким же выражением, с каким изучает свою коллекцию изображений матерей с младенцами. Эти альбомы, несмотря на всё произошедшее, продолжают пополняться.
У Эриды хватает ума не говорить так и вертевшееся на языке сравнение Марины и Дины с матерью и дочерью. Молчать разноглазая всё-таки умеет, хотя многие и думают обратное.
Марина перебирается на соседнее бревно.
  – Дин, ты тут раньше бывала? – Эр чувствует, внимание Кошмара от Марины надо отвлечь. Всё-таки, определённая зацикленность свою роль играет. Эрида опасается, чувства Динки к Марине вполне могут перерасти из состояния детской влюблённости в состояние взрослой любви. Лучше бы этого не было в данном случае.
Относительно поисков человека, кто в будущем окажется рядом с Мариной, Эр совсем не шутила. С сожалением признаёт, этим человеком точно будет не она, всё-таки различий между ними чуть ли не с каждым днём становится всё больше, нежели сходства.
Но и Динка таким человеком стать никогда не сможет. Её привязанность к Марине должна оставаться такой, как раньше была, не переходя на какую-либо иную стадию.
Динка – человек интересный, но одна из причин почему Эр стала общаться с ней больше, нежели с другими – это то, чтобы проводя время с ней, Кошмар меньше проводила его с Мариной.
Та всё-таки умеет к себе располагать. Но Динка в будущем в качестве близкой подруги Марины Эридой не рассматривается. Она постарается сделать всё, от неё зависящее, чтобы отношения Дины и Марины не переросли в нечто большее.

Уже успевший стать привычным номер с окнами во всю стену. Один из самых впечатляющих видов на Столицу. Хотя огни горят крайне выборочно. Затемнение сейчас соблюдается не особо строго. Последние тревоги были учебными.
– Место это... Как-то к нему привязалась больше всех, где с тобой пребывать приходилось. Не моё, в смысле принадлежности, почти не твоё. И одновременно какое-то общее. Наше.
– Хочешь, сниму этот номер на какой угодно срок? Живи тут.
Хейс крутит на пальце прядь волос Софи.
– Я не знаю... Когда постоянно одно и тоже – может приесться. Вот только если нечто происходит только иногда...
– Понимаю, о чём ты. Думай, сколько считаешь нужным... Я им уже сказала, не знаю сколько дней мы здесь проведём. Сама понимаешь, в моей платёжеспособности сомнений нет.
– Как думаешь, сильно прибавилось в «Звезде» посетителей, рассчитывающих на встречу с тобой?
– Говоришь, будто я приземлённая.
– Летать ты умеешь точно лучше меня.
– Покатать на самолёте? У меня есть доступ к некоторым машинам ЕИВ.
– Я и не сомневаюсь... Только давай не сегодня? Насколько я знаю, ночные полёты куда опаснее дневных.
Софи молчит. В своих силах уверена, но опыт ночных и слепых полётов крайне невелик. Да и по приборам машины только на тренажёре сажала. Впрочем, собственный опыт подсказывает, выдающиеся познания в теории довольно легко переходят в практическую плоскость.
– Спать всё равно не хочется.
Хейс чуть улыбается.
– Ночи, они, для любви, конечно. Но надо иногда и просто отдыхать. Я сейчас тупо устала очень. И взбадриваться твоими чудо-снадобьями сейчас не хочу.
– Они не мои, – капризно надувает губки Софи, – а Министерства Авиации. Есть и приказ Ставки, согласно которому, они приняты на вооружение.
– Значит, это всё-таки оружие... Или числятся предметом снабжения?
– Будешь смеяться, но но лифчик армейский вполне существует в природе.
– Знаю, – Хейс устало закидывает руку за голову, – даже видала данный предмет на некоторых. Носить армейское считается очень патриотичным.
Теперь уже Софи усмехается.
  – Особенно, если там клеймо Пантеры стоит. Он подобную моду предвидела.
  – Или спровоцировала.
  – Она ещё и армейский поставщик.
  – Я о том и говорю.
Софи встаёт в полный рост. Потягивается на фоне окна.
– Какая красота! – искренне шепчет Хейс.
– На этом фоне, кроме тебя, меня такой никто не видел. Гордись!
– Уже лопну от гордости скоро! – Хейс зачем-то поглаживает свой плоский живот. Софи бросает быстрый взгляд.
– Не волнуйся, ты вовсе не толстая. Большая очень только. Но меня всё устраивает!
Хейс смеётся.
– Ты куда вообще, собралась? Ванна в другой стороне.
– Попить чего-нибудь. Тебе принести.
  Хейс чуть голову поворачивает.
– Как лениво вставать! Нет, пить не хочу. Вот от виноградика бы не отказалась. Белого, если не сложно.
Софи вытягивается, вскинув руку к виску.
– Будет сделано, моя госпожа!
Хейс смеётся.
– До госпожи уже дожила! В исполнении принцессы. Какова следующая стадия?
Софи, развернувшись через плечо, ловко показывает ей язык.
– Следующая стадия —ты у меня из рук виноградинки кушать будешь!
  Из рук Софи Хейс съедает буквально, пару ягодок. Всюкисть винограда куда удобнее оказывается перетащить себе на живот, и таскать ягодки уже оттуда. Блюдо остаётся в распоряжении принцессы. Софи устроившись в крайне живописной позе, запрокинув голову, принимается объедать чёрный виноград прямо с кисти.
– Тебе раньше не бывало одиноко длинными зимними вечерами.
– Это что, ревность?
Хейс подбрасывает и ловит ртом виноградинку.
– Ам!
– Нет. Если верить не самым умным журналам, у одинокой девушки чуть ли не в обязательном порядке должна быть кошечка или собачка. Птичка в крайнем случае.
– Ещё скажи, куча мягких зверюшек и подушек. Но ты могла заметить – я не из читательниц подобных журналов. Да и к кошкам у меня не нежное, а сугубо функциональное отношение. Во мне ещё слишком много от девушки с земли.
Софи хихикает.
– Не прибедняйся! В тебе куда больше принцессы, чем во многих обладательницах  этого титула, кого я знаю.
– Ты сейчас в меня влюблена, поэтому объективной быть не можешь.
– Тогда сама скажи, что в тебе осталось от сельской жительницы. А то у меня не очень с масштабами для сравнения.
– Одну черту ты и так заметила. Я домашних животных не завожу.
– Что в этом такого специфического сельского?
– Я в очень хорошем доме живу. Тут по крышей животных быть не должно. Собаке в дом ходу нет – так меня ещё.. Там, откуда я приехала приучили.
– Ты не сказала, «дом», – Софи наклоняет голову совсем, как сестра.
– «Место рождения» и «дом» – разные понятия. Где родилась – я помню. Насчёта дома – не знаю, есть ли он в текущий момент у меня.
– Твои родственники настолько злые были? Не позволяли детям щенков да котят притаскивать?
– Почему? Прекрасно позволяли. Но во двор. Где живут люди, а где скотина – разделение чёткое. Псу под крышей не место.
– Ну, а кошки? Где хотят, Там и гуляют. Они же такие мягкие.
– Угу. Ещё скажи, как девушки. Уже если заборную лексику вспомнить – так вообще потрясающее сходство. Надпись на танке «кошечка» совсем не всегда обозначает животное.
Софи хихикает. Хейс продолжает.
– Кошек под крышу пускают когда очень холодно. Знаешь, что меня в Столице в первый год больше всего поразило. Подсказываю, дело в магазине было.
– Книжный отдел или отдел со сладостями?
– Ни то, ни другое. Это были просто очень большие варианты того, что мне уже доводилось видеть. Меня совершенно убил отдел с кошачьими консервами. Я ещё подумала «что это за кошки в городе, что не могут сами себе пропитания добыть?»
Софи смеётся.
– Неужели не знала, в городе полным-полно кошек, кто никогда не видел мышек?
– Тогда – не знала. Потом так и не смогла понять людей, кто в качестве лекарства от одиночества заводят существо, совершенно не нуждающееся в обществе себе подобных. Воплощение эгоизма в чистом виде. Да и ты же Еггта, у вас чуть ли не врождённая черта – нелюбовь к кошачьим.
– Есть такое, – весело щурится Софи, – Но ты же не Еггта.
– Я тебе вроде, достаточно подробно объяснила своё негативное отношение к домашним животным. Всякую мелкоту, вроде рыбок с птичками я попросту не переношу. Любить можно только человека. Всё остальное суррогат, временами даже признак определённых проблем. Я достаточно в детстве с мелкотой возилась. Четвероногие аналоги мне не нужны. Мне даже «мама» в свой адрес слышать доводилось. Мелкий так зовёт, кто о нём больше всех заботится, не особо разбираясь в возрасте старших Нашу маму они считали уже следующим поколением.
Рост мне тогда дурную службу сослужил. Только на него смотрели в смысле работы, словно забыв, сколько мне лет на самом деле. Дядька на отца ругался « Ты не бедствуешь. Так и не жмись. Няньку учёную найми, а не вали всё на девчонку». Помогло, кстати говоря, у меня куда больше свободного времени стало.
Тоже важное событие в моей жизни, на самом деле. Не послушай отец дядьку, а шанс был, братья часто ссорились, причём исключительно из-за разницы мировоззрения. Впрочем, достаточно разумными были и иногда признавали, что прав был другой. Не согласись он тогда с комендором, что слишком много на меня наваливает – не кормила бы ты меня виноградинками.
– Ещё хочешь?
– Не откажусь.
Софи, зажав ягодку зубами, наклоняется к Хейс.

Лежат рядом. Сил уже ни на что нет, даже Софи утомилась, но спать совершенно не хочется. Редкая тишина и покой. На такую высоту городской шум совершенно не доносится. Небеса же этой ночью будут молчать, во всяком случае, все на на это надеется. Но призрак опасности в воздухе витает.
Хейс смотрит на уткнувшуюся ей в плечо Софи. Знает – возлюбленная не спит, глаза только закрыла. Когда спит – дышит по-другому. Любит поговорить, вот так, глаз не открывая.
Хейс шепчет.
– Представляешь, сейчас сирены завоют, а мы в таком виде...
– Всего лишь, в естественном, – бормочет Софи. Любит в такие моменты разговаривать полусонным голосом, – Мне лень будет бежать куда-то. Тут останусь, и буду лежать. Если тут даже поблизости бомбы не падали – сомнительно, что достанут в этот раз.
  – Я тебя вниз на руках отнесу. Излишен неоправданный риск.
  – Ага. Неси, если так хочешь. Только не вниз, а вон до той двери, – Софи лениво показывает рукой.
  – Не заходила туда. Что там?
  – Одна из особенностей этого номера. Высокоскоростной лифт. Куда быстрее того, как мы сюда ехали. Как раз для спасения и предназначен. Остановить можно где угодно. Но вызвать – только отсюда, снизу и с технического этажа. Сомневаюсь, что на линкорах лифт между ходовым мостиком и рубкой быстрее. Сейчас он как раз на нашем этаже заблокирован. Проверяла.
– Как разблокировать? – настораживается Хейс.
– Там управление рассчитано на самых тупых. Как заходишь – буквально перед носом рычаг. Стоит в положении «заблокировано» внизу написано «разблокировать». Иная обезьяна – и то догадается, нужно дёрнуть.
– У некоторых людей мозгов меньше, чем у обезьян.
– Знаю... – сонно бурчит Софи.
– И куда приедем?
– Почти ко входу в местное убежище. Повышенной степени защиты. Просто высокая держит бомбу калибром три тонны. Даже не одну. Собственной головушкой проверено.

Отредактировано Чистяков (28-07-2020 07:06:38)