– Мне казалось, ещё и крайне не болтливый.
– И это — тоже! – соглашается адмирал.
– Подожди, не уходи. Не так уж часто видимся, а в наше время каждая встреча последней может оказаться.
Кажется, свою знаменитую ухмылочку Маришка у Сордара позаимствовала. Брат ухмыляется настолько похоже, насколько это вообще возможно с учётом разного пола и телосложения.
– Как минимум, ещё одна встреча состоится точно. Вот дальше, ты права, по-всякому может быть.
– Церемония не совсем считается, мы обязаны там быть.
Сордар качает головой:
– Не зря сестрёнка говорила раньше, насколько ты скучная временами. Честно признаю, раньше мне куда лучше было в обществе Марины, нежели в твоём.
– Я никогда не нанималась её веселить, – привычно фыркает Софи, как всегда, когда о Младшей заходит речь в узком кругу, когда можно говорить, что думаешь, а не то, что должны услышать, –  Что же изменилось?
– Ты повзрослела.
– Ты всегда славился потрясающей «вежливостью», – усмехается Софи, – Думала, ты скажешь нечто более резкое. Я же знаю, как тебя воспитывали.
Сордар усмехается:
– Моя мама росла не в хрустальном дворце, а во вполне реальном. Тебе не мешало бы побольше читать о жизни Дома Безгривого Льва времён её молодости. Мода на определённые увлечения, правда преимущественно между мужчинами и юношами как раз оттуда распространилась. Не всегда мы разлагающе на Юг влияли, был и обратный процесс. Я в юности читала мамины дневники. Там много про всех было. Так вот, первое, что она написала после приезда в Старую Крепость: «По крайней мере, при этом Дворе не приходится сомневаться, говоришь ты с женщиной или мужчиной. Сразу видно, кто есть кто». Скандальных «Подруг» отец купил, но первым достойную цену мирренский посол предложил. Картина сама знаешь, где висит только потому, что предложение Императора имеет преимущество перед любыми прочими.
  – Не думала, что ты скажешь что-то подобное.
  – Мне дела нет, кем увлечён человек, кто налаживал оборудование, от которого в какой-то степени будет зависеть моя жизнь. Всё-таки меня крайне волнуют вопросы ПВО кораблей первых рангов.
  – Я ручаюсь, всё будет работать, как должно. Что с моей стороны следует сделать, чтобы ваша следующая встреча состоялась – я всё сделала.
– Ручается она, – Сордар рукой устало махнул, – никто не знает всех законов физики, люди часто пользуются ошибочными теориями. Законы могут сработать против нас...
– Могут и против другой стороны. Они знают не больше нашего.
– Тебя постоянно хвалят за логичность. Похвалить что-ли ещё раз? Ну так, хвалю!
Хейс отвечает церемониальным жестом:
– Польщена вашими словами, Принц!
Адмирал крайне несолидно, ухмыляется. Впрочем, он всегда славился не слишком обязательным соблюдением любых протоколов. Впрочем, до младшего брата ему было далеко.
– Пока человек со своими обязанностями справляется, мне дела нет, как он или она развлекаются. У тебя, – кивает Софи, – пока обязанностей нет никаких. Ты же, несмотря на все свои навыки, пока больше числишься по министерству образования, нежели по-какому-то иному.
– Хейс, ты не смейся, – сердито качает головой Софи, – я его манеру речи знаю, он только что тебя ребёнком обозвал.
Высокая красавица делает вид, что сама себя осматривает. С показной задумчивостью трёт подбородок.
– Интересно, что во мне можно увидеть детского?
– Самоуверенность и возраст, – не растерялся адмирал.
– Сочту за своеобразный комплимент, я ещё не забыла способность Марины говорить так, что не понятно, хвалит она или ругает. Вот, значит, откуда эта способность взялась...
– Понятно, что Софи в тебе нашла, – хмыкает Сордар.
– По-прежнему, не осуждаешь?
– Художникам положено быть со слегка вывернутыми мозгами. В противном случае, они бы не могли делать того, что делают. Ты Софи, любишь всё красивое, вот и выбрала себе для близкого общения самый совершенный образец человеческого тела из возможных. Меня ничего не удивляет, в конце концов, в моё время некоторые наши «кошечки» весьма откровенно общались. Хотя и пытались запрещать, но на деле всё оставалось на бумаге. Я на Архипелаге живу, знаю насколько это распространено среди эшбадовок и им подобных.
– А уж сколько историй есть у южан про отношения в закрытых школах и женских монастырях, – вкрадчиво сообщает Софи.
– Вообще-то, в антиклерикальных кругах, к каким кстати, относились и мама, и относится нынешний Тим больше любили посмеяться над происходящим в закрытых школах для мальчиков и как раз, в мужских монастырях.
– Как по мне, исторически основной смысл монастырей, – хмыкает Софи, – избавляться от лишних наследников и врагов, кого по-каким-то причинам нельзя тупо и без затей убить. За деньги туда возьмут кого угодно. Тем более, их и так полагалось вносить при поступлении.  «Вклад», кажется, это называется... Да и положение внутри прямо зависит от прошлого положения снаружи. Рассуждения о братстве хороши только уж для совсем глупых.
– Софи, – усмехается Сордар, – сказанное тобой представляет интерес лично для меня. Но грамотный пропагандист над тобой посмеётся, да и все упомянутые тобой вопросы знаешь сколько раз обмусолены на Юге? Притом, на всех уровнях. Знаешь, наверное, что одна из разрешённых церквей отрицает институт монашества?
– Конечно, знаю, Тим I первый потому с ними соглашение и заключил. На небесные дела императору было плевать, интересовался исключительно земными, а у них в программе был крайне занятный пункт, о том, что служители божьи не должны владеть обрабатываемой землёй и населёнными местностями. Все конфискации Тима они по определению, оправдывали. Под высокими фразами скрывались материальные, и физиологические интересы. Как-никак, один из основателей этого направления был беглым монахом, и на такой же беглой в итоге женился. Попутно разрешил одному из соратников Тима завести себе вторую жену при живой первой. Именно вторую жену в церковном смысле слова. Была статусная первая, была, как и почти всех аристократов ещё и любовница. Жили бы как все, но любовница была с амбициями, захотела полноценной женой быть. Человек был не настолько жесток, сотнями мог казнить. Но травить одну из женщин, рожавших ему детей не стал. Войск у него было много, союз с ним был важен для Тима, ибо к нему Глава Великого Дома первым и обратился с просьбой разрешить вторую жену взять. Император спихнул вопрос на этого религиозного деятеля. Тот был отменным крючкотвором, священные тексты знал отменно. Там прямо нигде не говорится, что многожёнство запрещено. Более того у многих деятелей древних эпох жён было больше одной. Притом прямо говорится о их продаже и покупке, не говоря уж о банальном захвате в качестве военной добычи. Разрешение дал, правда с уточнением, что оно касается только одного человека. Хотя, на деле-то речь шла о двоих. Как тут не вспомнить, что в мирренском «мужчина» и «человек» – одно слово... Всем остальным по-прежнему только одна жена положена.
– Софи ты обожаешь красной тушью описывать свои различия с сестрой, – качает головой Сордар, –  хотя на деле у вас общего гораздо больше, чем кажется. Примерно одинаково любите речи произносить. Глядя на вас начинаешь подозревать, что длинные речи древних персонажей – это не только литературный поджанр.
– Все мы – одного отца дети, – философски констатирует всем известный факт Софи. Даже Хейс от смешка не удерживается.
– Где-то даже хорошо, что вы обе общения с мужчинами избегаете, – с интонацией трагического актёра вздыхает Сордар, – в противном случае, многих бы до самоубийства довели, вот только вопрос, у кого бы счёт больше был. Мозги десертной ложечкой через уши вы обе прекрасно выедать умеете.
– Все мы знаем, что означает «Заключать с Еггтом брачный договор», – демонстрирует одну из своих лучших улыбок Принцесса Империи, – заметь, какой пол у Еггта – не имеет значения.
– Как Императрица не говоря ни слова умеет презрение излучать, я видел, – хмыкает Сордар, – у тебе все те же задатки присутствуют. Не говоря уж об огромном внешнем сходстве. Если бы не знал, вообще бы задумался, кто именно предо мной стоит. Тем более, она почти такую же форму имеет право носить. Хотя, сама знаешь, гораздо больше любит мундирные платья.
– Парадокс, меня не обижает, когда говорят, что я выгляжу значительно старше своего возраста. Слышала, как её говорили, что она гораздо моложе своих лет выглядит. Некоторым зимой и вовсе казалось, будто у них двоиться в глазах. Это даже самой мне похвалой показалось
Сордар качает головой:
– Помню я некоторых, присутствовавших на церемонии заключения брака, притом самых разных статусов. Много было, кто не намного хуже Еггты выглядели... Она и сейчас выглядит... Примерно как ты, в общем. Но некоторые... Просто ужас во что превратились, хотя лет не так уж много прошло.
– Передвижные инкубаторы надо меньше изображать, – фыркает Софи, – противозачаточные средства давным-давно изобретены и доступны абсолютно всем слоям населения.
– Представляешь, у некоторых из них детей нет, хотя партнёры имеются.
– Тогда тупо надо меньше жрать, – безапелляционно заявляет принцесса.
Сордар усмехается:
– Знаешь ли, худотьба не всегда красива. Некоторые варианты вызывают только омерзение.
– Как бы не были эти варианты из тех, кто на шуточки Кэретты попались. Она ведь столько диет изобрела. Правда, сама им никогда не следовала.
– Помниться ты, когда маленькой была, страшно Марине завидовала, что она сладости без ограничения трескает, – Сордар до ужаса напоминает проказничающего мальчишку, – тут вполне можно заподозрить, что она не только писала, но и что-то проверяла. Хорошо, если только на себе...
– Тут в другом дело, – смеётся Софи, – ограничивать ребёнка в еде Кэретта  не стала бы никогда, – я мало сладкого ела только потому, что сладкого не любит она сама. В общем-то даже положительный результат есть, – Софи улыбается, демонстрируя ослепительно белоснежные зубы, – у врачей была только на профилактических осмотрах. В отличии от сладкоежки Маришки.
– Вот только сейчас заметно, что между Императрицей и тобой действительно большая разница в возрасте.
– Ты как всегда, потрясающе вежлив. Теперь намекаешь, что я себя как девочка маленькая веду.
Сордар разводит руками:
– Что поделать, если временами это так и есть.
Софи пытается гневно упереть руки в бока, как Чёрные Еггты на множестве произведений. Выходит – средне, эффектно, но совсем не грозно. Не потому, что Софи такая уж добренькая.  По-настоящему не зла в текущий момент.
Сордар одобрительно вскидывает палец:
– Красота! Жаль, тут случайные фото делать запрещено!
Софи на всякий случай озирается по сторонам. Адмирал настораживается, но никакой, даже потенциальной угрозы не замечает. Даже Марины в поле зрения не наблюдается.
– Ты не знаешь, Эриды здесь нет? – резко бросает принцесса, как кажется адмиралу, с лёгким оттенком испуга.
– Формально присутствовать здесь она имеет полное право, – хмыкает Сордар, – Я, знаешь ли, не встречал гостей на входе.
– Но тут обязательно должен быть список приглашённых, – демонстрирует неплохую осведомлённость Софи, – думаю, ты знаешь, у кого он должен быть.
Это-то адмиралу известно. Пошёл узнавать. Рацию тут ему без надобности. Если объявят «тревогу», то она будет всеобщей.
Правда Софи и сама с опозданием соображает, рация-то по-прежнему у Хейс. Сама могла бы связаться и разузнать, где именно носит разноглазую. Впрочем, дело не столько в ней, сколько в её арсенале фототехники и умении Эр с ней обращаться. У неё есть образцы даже под перстни и броши замаскированные. Такое впечатление, что их Соправитель у Кэрдин закупал. Тем более, что Эр никто не станет запрещать обычной техникой здесь пользоваться. Разноглазая о дисциплине представления имеет. Сама плёнки цензуре предъявит. И скорее всего, не изымут ничего. Чьи-либо звёзды на погонах или на груди Эр не особенно интересуют. Конечно, если это не грудь Крионо или самой Софи, – мрачно язвит про себя принцесса. Более интересные для разноглазой тут вряд ли найдутся.
Сордар возвращается. Эрида в здании, к огромному облегчению Софи отсутствует. Сидит у себя в Резиденции. Сордар из тех, для кого подобная информация соответствует уровню допуска.
  – Вот уж не думал, что чудо соправительское может кого-то напугать, а уж особенно Еггту, – адмирал откровенно дразниться, – что мужчинам дают для снижения степени озабоченности – я знаю. Есть ли аналогичные средства для женщин – не интересовался. Да и эффективность тех, что для мужчин больше относится к разряду легенд. Лучшего способа снижения возбуждённости – регулярный доступ к соответствующим органам противоположного пола, или, как в данном случае, своего, ещё не придумали.
– Вот именно это меня и беспокоит, – Софи совершенно серьёзна, – особенно то, что попытки добиться этого доступа приводят к крайне разнообразным последствиям.
Сордар усмехается:
– Всё, что в «Дисциплинарном уставе» не прописано – то и ненаказуемо, тем более на вас обеих этот «Устав» и так не распространяется. А статьи из «Кодексов Империи»... Ну, не смеши меня, я имею некоторые представления о познаниях в рукопашном бою Эриды и тебя. При попытке чего-то добиться от тебя силой – ты ей все кости переломаешь, притом в стиле знаменитого Живодёра – каждую максимально болезненно.
Софи щурится с максимальной мрачностью, на какую только способна.
– Слушай, Сордар, а тебе в школьные годы доводилось разнимать сцепившихся из за кого-нибудь третьей ваших «кошечек».
Сордар хохотнул:
– Ещё в Империи Островов сказали, «мужчины не лезут в женские драки».
Софи неплохо брата знает, чувствует, когда он что-то недоговаривает.
– Нет, ну а всё-таки?
– Ну, если припомнить. Было как-то, расцепил двух, из за меня повздоривших, хотя мне лично было плевать на обеих. Чуть не поубивали друг дружку, дуры.
– И что ты им сделал? Сразу обеими воспользовался?
Сордар пожимает плечами:
– Я только что сказал, мне на обеих было плевать. Тем более, это было в начале последнего учебного года, и я за лето достаточно много раз удовлетворил инстинкт, причём с личностями, посимпатичнее этих, – адмирал разводит руки максимально широко, – вот так взял каждую за воротник и понёс; тебя, – кивает он Хейс, – я бы так не смог оттащить, но они обе были невысокие. Пока нёс, думал не стукнуть ли их лбами в прямом смысле слова, головёнки и так уже пустые, если вовсе функционировать перестанут, окружающим только лучше будет. Но я всё-таки не настолько злой. Верещали они знатно, но ни до меня, ни тем более друг до друга дотянуться не могли.
– И куда ты их отнёс? – злобно ухмыляется Софи, невозмутимо глядя на брата, – С одной из ваших скал сбросил?
Хейс ойкает, испуг подозрительно похож на натуральный.
– Хотел, – столь же «дружелюбно» кивает адмирал, – тем более, там бы было проще имитировать совместно самоубийство. Но я не настолько злодей. Отнёс их к бассейну с самой холодной водой и зашвырнул с размаху обеих. Пусть остынут! Жаль, вода в бассейне была. Утонуть им в любом случае, не грозило, у нас только водяных кошек держали и держат.
– Дальше что было?
– Для меня? Ничего! Они промолчали. Даже что-то поняли. Помирились. Даже стали между собой весьма мило, в вашем стиле, мурлыкать.
Хейс невесело усмехается.
– Конечно, мою благосклонность пытались купить. Но я не настолько нуждалась в деньгах. Но человека, так со мной поступившего, как вы с этими девушками, я бы возненавидела.
– Что-то мне подсказывает, что ты ни с кем не ссорилась до такой степени, чтобы за волосы соперницу таскать, – с флегматизмом Марины, хмыкает адмирал.

Глава 93

  Марина откидывается на сиденье автомобиля.
– Интересно, Сонька удовлетворила своё любопытство?
– Не знаю, – хихикает сидящая за рулём Отинг, – по-моему она всё время смотрела либо на тебя, либо на меня.
– Ага! Я тоже заметила. Когда уезжали они и то с балкона на нас пялились. Надо было подразнить их.
– Как?
– Ну, например поцеловаться, как-нибудь пожарче.
Отинг снова хихикает:
– Как ты сама говорила, хорошая мысль всегда приходит слишком поздно.
– И не говори! – хмыкает Марина, – Тем более наша машина стоит далеко, с такого расстояния даже она бы не разглядела, касались друг друга губами или нет.
– Ну, мы ещё какое-то время будем в Резиденции жить. Можем показать ей ещё что-нибудь... Двусмысленное.
Марина отвечает оскорбительным жестом.
– Хорошенького – помаленьку. Хотя, у Эриды есть же снимки, где ты не только с ней. Можешь попросить вместо второй головы припечатать мою, я знаю, она так умеет. Скажешь, я разрешила. Как сделает – отправим по внутренней почте Софи. Можно целую подборку сделать. Жалко, мы выражения её лица не увидим, когда конверт откроет. Я ещё личную печать могу приложить.
Отинг со своего места пытается повнимательнее Марину рассмотреть, будто чего-то не видела. Уверенно заявляет:
– Не поверит. У тебя довольно своеобразное телосложение. Похожих в Резиденции просто нет. Софи, думаю ненамного хуже меня знает, что у тебя и где, к тому же, она художник, зрительная память наверняка получше моей.
Марина пожимает плечами:
– Разъясни разноглазой творческий замысел. Она сможет кусочками меня к тебе припечатать. Это дольше и сложнее, но она сможет. Тем более любит серьёзные вызовы собственному умению... Хотя, – щёлкает пальцами, – не станет она этого делать. Не потому, что не сможет. Тут в ней можно не сомневаться, а потому что мы собираемся Софи обманывать. Пусть, и для смеха, но такого она делать не станет. А жалко...
– Кадры можно и настоящие сделать, не особо сложно, – усмехается островитянка.
– Я сказала уже, хорошенького – помаленьку.
– Я тоже злые розыгрыши люблю.
– Но когда нельзя непосредственно результат наблюдать, значительная часть эффекта пропадает.
– Логично, – хмыкает Отинг.
– Самая распространённая фраза в мой адрес.
– Ну так она описывает тебя лучше всего!
– Как мне надоело такой быть!
– Ну так попробуй другой быть. Сама знаешь, и я, и Эр, и много кто ещё с радостью помогут.
– Придавить бы вас за доброту, да жалко, глупеньких.
– Убийство от доброты. Нечто новенькое в судебной практике.
– Есть лучше вариант, подробно описанный в литературе – самоубийство от абсолютного счастья.
– Воистину, человеческая глупость безгранична! – трагически вздыхает Отинг.
– Сколько там на всём Архипелаге «Скал самоубийц?» Сто или двести. В Приморье ещё множество.
– Известных одна или две, мне даже в подростковом возрасте ни с одной не хотелось прогуляться. При всем накале конфликтов, здесь хорошо слишком, чтобы это вот так взяло и кончилось.
– Сама знаешь,  – скалится Марина, – предостаточно с твоим мнением несогласных.
– Естественный отбор в наше время действует именно таким образом, – оскал островитянки в ответ кровожаден не меньше, – дураков лечить не умеют. Хоть бы с пользой помирали – к примеру, завещав своё ещё живое тело, как аппарат для производства крови – вечно жалуются на нехватку донорской. Правда быстро из строя выйдет, но хоть пользу принесёт. Может, ещё что полезное взять смогут для лечения тех, кому ещё не время умирать. А то аж жалко смотреть, когда столько ценного ресурса по скалам разбрызгивается.
– Добрая ты, Отти, – чуть не вывернув челюсти, скучно зевает Марина, – Хочешь лишить родные места одного из самых знаменитых, пусть и спорных, украшений.
– Тебя это не смущает?
– Что именно? Решил кто-то, жизнь бессмысленна – ну и вперёд со знаменем. Я бы таких вообще разрешила усыплять. Пусть помирают без лишних мучений от рук профессионалов. Не люблю лишних страданий, часто встречающихся при неправильном подборе таблеток. С прыжком со скалы и проще, и сложней одновременно. Изрядная смелость нужна, чтобы вниз шагнуть. Некоторые не решаются, в деталях представив, как их мёртвое тело после падения будет выглядеть. Другие бояться настолько, что умирают до прыжка. Хотя, с другой стороны, бывает, человек остаётся в живых, выпав из разрушившегося на большой высоте, самолёта без парашюта. Не часто, но такие случаи достоверно зафиксированы. Всё-таки, достоверный факт – инстинкт самосохранения один из сильнейших.
Отинг хмыкает. Пошутила сама – получила ответную шутку в ответ. Эрида говорила, Марина и Отинг крайне похожи. Островитянка не сразу поняла, насколько разноглазая права. Сама теперь не знает, что делать с отношением к Марине. Эрида – это одно, Марина – совершенно другое. Отинг всегда было проще что-либо сделать, нежели сказать. Но характер, чуть ли не на все сто подобный её собственному обнаружился на совершенно недосягаемой высоте. При этом и довольно близкий одновременно. Отинг с каждым днём в своих чувствах всё больше и больше. При этом, Марина утверждает, эта сторона жизни ей не особенно интересна. Самой Отинг при этом кажется, это не совсем так. То, что начиналось как обыкновенное развлечение столичных девушек, стало перерастать в нечто большее. У Эриды с Крионо уже переросло, несмотря на известную широту взглядов принцессы. Разноглазая ухитрилась рассмотреть в обеих островитянках массу положительных черт, о существовании которых те сами не подозревали. Марина гораздо более объективна, во всяком случае, в отношении самой Отинг. Хотя как Эрида разговаривать Марина  совершенно не умеет. Впрочем, Дочь Императора Отинг слушала и слушала бы. Всё сильнее чувствует, что всё больше и больше запутывается. Ведь неизбежно скоро расстанутся. Вспомнит ли Марина о ней когда-либо? Пока принцессу всё вроде бы устраивает. Думать Отинг умеет прекрасно. Понимает одной частью мозга, она о себе слишком много возомнила. Если объективно на вещи посмотреть. Но если эмоциям поддаться – вон Эр и Крионо можно сказать, рядом. Им вроде бы хорошо. Хотя разница не намного меньшая, чем между Мариной и Отинг. Другая часть мозга хочет любить, хочет безумствовать. Никогда раньше не ощущала Отинг такого. С Крионо было по-другому, не лучше, не хуже. Просто по-другому. Но что делать дальше, совершенно не представляет. Это ведь не бессмысленная тайная любовь из глупых романов. Марина про её чувства знает. Словно играет, только правила Отти не понятны. Почаще бы слышать, как она так говорит. Пусть это не слова нежности, а обычная уменьшительная форма из центральноравнинного диалекта, на каком говорят почти все столичные. Марина – самая столичная из столичных, какая только может быть. Такая далёкая, и одновременно близкая, почти родная... Хотя, последнее уже перебор... Меньше надо с Эридой общаться. Конечно, для Марины как разговаривает разноглазая, или ей подражают – чуть ли не самая привычная манера речи. Но в том-то если и не беда, то серьёзный недостаток, Марина не выносит вторичности ни в чём, особенно, когда люди начинают подражать в поведении кому-то другому. Даже той, кого она считает безусловно хорошей. Впрочем, Марину вроде бы всё устраивает. Во всяком случае, пока. Марина знает о чувствах островитянки к ней. Не смеётся – пока и ладно. Отинг понимает, многое из наговоренного ей отдаёт изрядной глупостью, – как раз тем качеством, что принцесса сильнее всего ненавидит в людях. Сама это прямым текстом озвучивала. Отинг тоже подобная черта в человеке изрядно раздражает. Опасается сама такой показаться. В глазах Марины – особенно. И кажется раз за разом совершает одну и ту же ошибку. Не намеренно. Само так получается. Угу, как по известной поговорке про курение на пороховом складе.
Марина ещё откровенно дразнит сестру своими якобы «отношениями». Если «быть» невозможно, то казаться Отинг пока вполне устраивает. Тем более, хватает понимания – это наибольшее на что она может рассчитывать. Не пока, а вообще. Фактор времени и расстояния тоже играет огромную роль.
Для себя Отинг решила, предложением Принцесс Империи не воспользуется, в Резиденции не останется. Слишком уж мучительное зрелище – любоваться со стороны на счастье чужое. Пусть, там она только наблюдатель, ни до кого ни малейшего дела нет. Лучше уже вернуться обратно на корабль, так, конечно, могут обить. Но хотя бы успевшая стать привычной, среда. Всё просто и понятно, кто вокруг, кто ты, прямо указано где твоё место, равно как и всех остальных.
Всё-таки, чем-то даже лучше, чем здесь. Проще, во всяком случае. С Крионо раньше было куда проще, чем здесь и сейчас. Тут же игры крайне странные, и не всегда понятные. Проще всего, после Марины, кто не играет в отношения а просто дурачится, как ни странно, именно с Эр. Мужчин сторонится, а ведёт себя, как мог бы вести её собственный брат-принц, вздумавший поразить всех щедростью и окружить себя на лето самыми красивыми девушками Острова. В общем-то прекрасно известная модель поведения. Отинг сначала подумала, что столичные принцессы по предпочтениям от принцев не отличаются. В общем и был настрой весело время провести. Хотя, что так всё удачно сложится, на самом деле, не ожидали. Не думали, что застрянут надолго, максимум рассчитывали на ночь-другую.  Но ещё до наступления первой стало понятно – это не разовое приключение, во всяком случае, для Эриды. Островитянка искренне удивилась, что Эрида на самом деле одна у крайне немолодого отца. Других полноправных или побочных детей у Соправителя никогда не было.  Странно, что Последние в своих Домах не озаботились запасными наследниками, хотя бы в статусе воспитанников. Кого можно было бы и усыновить, не родись полноправная. Возможны были и другие варианты.
Эр воспринимает младшую Принцессу  Империи практически как родную, притом любимую, сестру.
Потом и сама Отинг перестала понимать, как её относится к Марине. Хотя сначала понравилась именно широта взглядов Эр и её окружения. Некоторое время даже почти гордилась, с кем именно занималась любовью. То, что происходило не только вдвоём или втроём только добавляло самоуважения. Тем более, один раз Отинг даже не помнит, сколько народу было. Но помнит, что всем было весело, у всех было всё, чего хотелось. Кроме наркотических веществ. Предупредили, что у Принцесс на них крайне нервная и агрессивная реакция, поэтому строжайший запрет.
Отинг успела пожалеть, что сначала так раскованно вела себя с Эридой и её старыми подругами. Хотя все они относились совершенно равно, что к ней или Крионо, что к Эриде или друг другу. Любимицей на день-два бывали многие. Относились совершенно спокойно, тем более никаких привилегий это не давало. Эрида постоянно нуждалась в сильных эмоциях, получаемых через телесные контакты. Что с Крионо как-то по-другому, поняли не сразу. Впрочем, внешне никак не переменился характер отношений. Не иначе, опасались Эриду рассердить.
Отинг знала, как вести себя с подругами Эриды. Но совершенно не представляла, как относиться к Марине, приди она на одно из устраиваемых разноглазой мероприятий. Как-то совершенно не представляла, что будет, если увидит принцессу с кем-то. Даже с Эридой.
Страхи оказались напрасными. Марина не приходила, хотя и приглашали. Кем из подруг разноглазая увлечена в текущий момент, Марина прекрасно знала. Относится весьма иронично, но совершенно беззлобно. Отинг даже обрадовалась. Раз её давнее или недавнее прошлое совершенно не интересно, значит шансы на будущее становятся отличными от нуля.  Дура ты, Отинг, хотя все и говорят, что умная. Самой-то не смешно? Кто она, а кто ты? Принцесса Империи и матрос первого класса. Не слишком ли ты большая, чтобы верить в такие сказки? Особенно, про девушек. Логика подсказывает одно, а мечты совершенно другое. Тем более. У Крионо и лётчицы-мирренки сказки-то стали явью. Правда, там в обеих случаях именно урождённые принцессы и проявили инициативу. Тут же Марина демонстрирует только крайнюю степень флегматизма. Видимо, эстетические запросы сильно отличаются от таковых у разноглазой. Хотя изображения обнаженной Марины у Эр есть, как рисунки, так и фотографии. Притом, принцесса разрешила их показывать всем, кто у Эриды бывает.
Эр первой что-то заметила. Вот что у Эр точно с Мариной общего – прямота в суждениях, правда вопросы на какие эта прямота распространяется у обеих разная.
Эр и рубанула, хотя лучше бы на самом деле за свой меч взялась.
«Отти, по-моему, тебе Мариночка больше, чем просто нравится. Ты в неё влюбилась. Мне бы так хотелось, чтобы она тебе ответила. Ты хорошая,  но Мариночке с тобой будет лучше, чем со мной. Тебе тоже лучше будет. Ты всё время, во все-все моменты только о ней и думаешь. Вот только она, – Эр вздыхает настолько печально, что сама Отинг чуть не заплакала, – Никого-никого полюбить не хочет. Кто знает, может с тобой у неё получится. Хотя, зачем я вру? Вселять надежду в чужие чувства – совсем-совсем нехорошо».
Разноглазая оказалась права, хотя Отинг и вела себя откровеннее некуда, пытаясь привлечь внимание Марины и хоть какие-то чувства в ней пробудить. Успех был минимальным, но хотя бы ненулевым.
Марина совершенно неожиданно согласилась, когда Отинг предложила съездить на приём. Островитянка уверена была, получит отказ. В согласии увидела определённый знак. Впрочем, в последнее время, знаки эти ей мерещатся в каждом слове или повороте головы Марины. В школе Отти немало иронизировала над влюблёнными в принцев, начиная от Сордара. И саму угораздило заниматься любовью с одной принцессой, при этом совершенно безответно влюбившись в другую. Прекрасно понимая о несопоставимости статусов. Ещё повезло, Эрида считает. Определённые отношения между людьми накладывают определённые обязательства. Притом, на неё саму.
Всё-таки она Отинг достаточно серьёзно помогла, поспособствовав награждению. Сама Отинг до знакомства с Эридой была уверена, награду увидит в лучшем случае не раньше следующего отпуска. Если вовсе доживёт. Как-то вполне осязаемыми казались перспективы, когда награда окажется единственным материальным, что от неё останется. После того боя, где была ранена Отинг, экипажу снабженца пришлось вспомнить о древнем обычаи, хоронить умерших в море. Морозильные камеры все вышли из строя. Убитых до берега было не довезти. Отинг ничего не видела, лежала, глядя в переборку. Только слышала залпы последнего салюта.
Слышала раньше, Соправитель слов на ветер не бросает, и до безумия любит дочь, выполняя все её капризы. Отинг повезло оказаться одним из этих капризов.
Командиры кораблей первых рангов имеют право награждать младшими степенями некоторых орденов и медалями отличившихся. Командир снабженца такого права не имел. Играло роль не личное звание, а только ранг корабля. Хотя транспортник и был размером почти с линкор. Но представления к наградам очень долго путешествуют в столицу, потом обратно. Моряки мрачно шутят. «Если бы отсюда до Столицы можно было бы по суше дойти. Пешком отнести туда и обратно, получилось бы быстрее, чем они пересылают».
Если второй человек страны судьбой матроса интересуется... Островитянка и представить не могла, что всё произойдёт настолько стремительно. Определённый плюс знакомства с Эридой. Кроме награды вручили и «Приглашение» на приём, хотя она вовсе не рассчитывала туда попасть. Всё-таки теперь и фото будут, такие вещи на кораблях улучшают отношение к человеку, чуть ли не лучше любых наград. Всё-таки официальные и неофициальные взаимоотношения совпадают не всегда.

Откорректированная версия.

Отинг думала, что хорошо в технике и оружии разбирается. До знакомства с Мариной так думала. Впрочем, было вполне ожидаемо, что сестра Сордара что-то понимает в технике флота. Реальность, как обычно преподнесла сюрприз. Ибо познания Марины... Устройство «двадцатки» принцесса знает лучше неё. Хотя островитянка устройство когда-то ответила блестяще, притом все три варианта автомата – одноствольный спаренный и четырёхствольный, применяющийся на кораблях. Смерть хвалила одноствольный и спаренные варианты, хотя по самолётам почти не вела огня. Зато по живой силе, бронетехнике и просто по зелени – многократно. Хотя эти времена уже прошли. Сейчас на Острове цели для автоматах только на полигонах есть. Впрочем, Смерть без дела долго сидеть не может. Мечту Императора осуществит –родит ему внучку или внука – и опять примется за старое. Иначе Марина ничего в людях не понимает. Да и Херенокт тот ещё «домосед». Его в Резиденции удержать примерно так же легко, как Сордара на берегу, или самого ЕИВ на одном месте.
Этот год Марине почему-то больше всего хочется того, зачем раньше сюда большинство людей приезжало – бездельничать, расслабляясь всеми возможными способами.
– Эр на меня не обижается?
– За что? И почему ты меня об этом спрашиваешь? – Херктерент включает «режим дуры». Успела понять: у каждой он – врождённый, только включается в разном возрасте.
– Она знает, как я к тебе отношусь, – почему-то шепчет островитянка, хотя в машине они вдвоём, – говорит, всё хорошо, и всё можно. Но вдруг выгнать захочет? Да и ты её знаешь куда лучше меня...
Марина тяжко вздыхает. Почему большинство людей так плохо слышит, когда говорят о чём-то важном? Вроде бы неглупая островитянка страдает тем же самым недостатком.
– Устала уже объяснять – ты, равно как и все остальные, в гостях не у Эр. Вы все, включая саму Эр, в гостях у меня. Как там у вас отношения изменяются – меня совершенно не касается. Ваши отношения ко мне меня полностью устраивают. Так что, в текущем качестве ни тебя, ни разноглазую отсюда я выгонять не собираюсь. Она тем более не стала бы ничего такого делать, даже будь у неё подобное право.
  Не самое привычное ощущение, сидеть рядом с человеком, согласной для тебя на всё. Хотя есть усиленно напрашивающаяся не то на поцелуй, не то на затрещину, разноглазая. Притом, Марина ни того, ни другого делать не собирается, как бы Эр не старалась.  Только Эрида в общении лёгкая, а островитянка довольно тяжеловатая. Вроде самой Марины. Не в этом ли разноглазая рассмотрела главное сходство между ними? Впрочем, логику Эриды понимает только сама Эрида.
Отинг, пожалуй даже настойчивее Эр будет. Ей-то в случае чего, и по шее стукнуть можно будет. В отличии от разноглазой, неоднократно получала. Впрочем, Отинг крепкая, как и большинство островитянок. Впрочем, достаточно разумная, чтобы песка избегать. Не особенно любит риск, а большинство физических параметров, в лучшем случае, лишь чуть выше средних. С умственными ситуация гораздо сложнее, Марина до сих пор однозначного мнения не составила. Впрочем, и почти все старые друзья сейчас смотрятся совсем под другими ракурсами.
Неизменна только сама Эр.
Не то, чтобы Марина не слышала того, на что Эр с высочайшей степенью прозрачности намекает, а Отинг прямо говорит. Тем более, Марина предостаточно видела. Но, как-то нет ни малейшего желания изменять характер отношений. Пусть и нет ни малейших сомнений в искренности островитянки. Марина никогда не будет что-либо делать из жалости к кому-либо, особенно распоряжаться своим телом. Обойдётся, героиня войны, пусть у Эр с эшбадовками жалости ищет. Как и школьные девчонки, поплакать вместе любит. Может, и выхныкает себе чего, тем более не так уж много усилий потребуется приложить. Боевые награды среди Эшбадовок котируются, тем более Отинг не сильно старше большинства из них. Впрочем, у большинства  эшбадовок сейчас возраст такой, когда чуть ли не древними старцами кажутся все, кому на два-три года больше. Это примерно одинаково относится к восприятию и того, и другого пола. Хорошо, хоть гостьи Резиденции мальчиками не интересуются, или старательно делают вид. Некоторые, и это не более старшая Отинг или Крионо, и даже не Оэлен с выключенными мозгами, живущая на эмоциях да инстинктах, точно пробовали. Сомнительно, что у всех всё настолько плохо прошло, что бы там Эрида не говорила. С чего это такое предубеждение к противоположному полу выросло? В школе буквально с середины первого месяца на неё косо посмотреть боялись. Уяснили, и чья она дочка, и что Херктерент к ней очень хорошо относятся. Чьи эти внешне совершенно не схожие сёстры дети, тоже быстро уяснили все, у кого наличествовали мозги. О сделанных глупостях пожалеть уже успели все.
Эр явно многого, если не всего, в своих взглядах на допустимые взаимоотношения набралась из книг, тем более «списка не рекомендованной к распространению литературы» для разноглазой просто не существует. Марина с опозданием соображает, лучше надо было следить в своё время за тем, что подруга читает; к Соньке, между прочим, всё сказанное тоже относится. Если что-то описано в превосходных степенях, пусть и из соображений скандальной славы, Эр могла и поверить. В итоге и поверила. Видимо, сравнив собственный опыт с книжным, осталась довольна и вовсю принялась практиковаться. Следовало ожидать, что на одну из Херктерент крайне эмоциональную и впечатлительную разноглазую в итоге и заклинит. Как это часто бывает в жизни, заклинило на наименее подходящую – Софи. Только Сонька в отличии от Эр предпочитает руководствоваться не текстами, а собственным опытом, в крайнем случае, наблюдениями.
Как Марине кажется, посмотри в сторону Эр зимой лишь слегка по-другому – всё бы сейчас иначе происходить.
Впрочем Софи любит анализировать причины происходящего с ней. Интерес к физическому контакту с Хейс был давно. Сама она слишком умна была, чтобы проявлять инициативу. Но одновременно старательно подогревала интерес. По слова Соньки, не порази её в тот день несказанная глупость Динкерт, и не спровоцируй желание увидеть умного человека, могло бы ничего на следующий день и вовсе не быть. Хотя, они обе уже давно по кромке ходили. Софи хотела Хейс спровоцировать, но в итоге решилась сама... Достигнутые результаты этих двоих полностью устраивают. Если кто-то не согласен, место для курения вон там!
Саму Марину человеческая глупость может по мозгам стукнуть ничуть не меньше чем сестру. Другое дело, попав в такую же ситуацию, она бы сорвалась пообщаться с Кэрдин, или с Пантерой. Вроде, всё хорошо. Но Марина намеренно не стала проверять, были ли обе Ягр в те дни в Столице. Отсутствуй они обе – это Марина бы к Хейс поехала, чем бы там могло кончиться – неизвестно никому, в том числе. И по поговорке про нелюбовь истории к сослагательному наклонению. Во всяком случае, для Марины очевиден факт: она любит спиртное куда больше Софи. А без выпитого и у Софи бы в тот раз ни до чего бы не дошло.
Вот и живи теперь с этим.
Хотя повышенный интерес к кому-то одной, как к Марине в данном случае, ограничивает интерес ко всем остальным. Точнее, это ограничение сама Отинг установила. Остальные по-прежнему не против. Ну, а Эр в данном случае, оказывается умнее всех.
К счастью, у неё есть множество занятий не менее интересных, чем наблюдение за развитием отношений Отинг и Марины. В противном случае, да при включении у Эр форсажного режима, вполне могло бы получиться способствовать образованию ещё одной парочки. Если бы как следует приложила энергию, смогла бы даже Софи у Хейс отбить. Но тут её решимость куда-то пропадает. Ей обязателен первый шаг Софи в её сторону, без него - делать ничего не будет, только вздыхать трагически. Но Софи – когда надо – Ледяная Принцесса. И разноглазая, как говорится, не дождётся.
С  опасными намёками Эриды, что Софи совсем-совсем может её потерять. Впрочем, характер Эр позволяет надеяться, она, конечно, безумна, но всё-таки не до такой степени, чтобы сделать глупость такого уровня. Слишком уж Эрида любит жизнь во всех проявлениях. Но, как ЕИВ выражается на родном языке «раз в год стреляет и палка».
С житейской точки зрения у Марины никаких претензий к Отинг не имеется, относится так же, как к тёзке, Лилии, Актинии, Звезде или Вьюнку. Даже получше, чем к Кроэн. Как и у большинства творческих личностей, слишком уж у неё много мышей в амбаре, и если мыши сестрёнки, разноглазой, даже жутики Змеедевочки в успели в какой-то степени стать родными и привычными. То у Кроэн всё как-то сложновато. Безусловно, тёзка гораздо более вспыльчива. Клинической добротой не страдает. На у младшей гораздо выше запас вреднючести, тем более, в отличии от сестры, она умеет свои действия просчитывать больше, чем на один шаг. Мозгов хватает, чтобы свою вреднючесть применять только на сестру и её ближайших подруг. Эриде Кроэн нравится даже больше остальных, с кем она не заходит дальше посиделок в горячих. Марина же приходит к выводу – очередной случай, когда внешность и содержание не сильно-то сочетаются друг с другом. Впрочем, надо отдать должное, Кроэн крайне редко вредничает просто так, в основном, в отместку за нанесённые ей обиды, что при ближайшем рассмотрении оказываются, если и не совсем вымышленными, то нанесёнными случайно из-за неизбежного между людьми недопонимания. И, по старой памяти, отношения к Кроэн, как к своеобразной игрушке, что очкастую островитянку крайне раздражает.
   Марине от этих переживаний пока ни жарко, ни холодно. К Эр привыкла, теперь поблизости ещё один аналог нарисовалась. Ладно хоть не такая большая поклонница связей исключительно между девушками, как разноглазое чудо.
Но что-то с этим всё-таки надо делать. Какое-то время Отинг согласиться подождать, а там либо война кончится, и всем захочется чего-то нового и яркого, в том числе и отношений. Либо кого-то из двоих банально убьют. Возможно, что и обеих. На погибших кораблях, насколько хватает познаний Марины, количество погибших, относительно численности экипажа, либо стремится к нулю, либо превышает пятьдесят и больше процентов. Может, и есть промежуточные значения, только они Принцессе Империи почему-то не попадались. Для пропаганды хороши только эти два варианта, в зависимости от того, о чьих кораблях идёт речь.
Впрочем, когда Отинг ранило, первый вариант произошёл на самом деле. Всё-таки, снабженец на протяжении карьеры бывал и зенитной плавбатарей, пока на берегу собирали самолёты, что он привёз. Корабль проектировался с функцией гидроавиатранспорта. Считалось, что может доставить до отдалённых баз и обеспечить базирование поплавковых истребителей. До тех пор, пока на берегу не оборудуют полноценные аэродромы или не найдутся свободные авианосцы.
И доставить, и обеспечить корабль на самом деле оказался способен. Ущербной была сама концепция взлетающего с воды поплавкового истребителя, по все характеристикам, кроме удобства базирования на необорудованном побережье проигрывавших колёсным собратьям, тем более у тех всё больше росла дальность.
Было ответвление этой концепции – запускаемые с катапульты истребители, предназначенные для защиты крупных кораблей, способные так же взлетать и садиться на воду. Такие машины даже летали. Но из-за обилия вспомогательного оборудования, выходили перетяжелёнными и уступающими обычными истребителям. Конечно, императорами воздушного боя они и не должны были быть, их задачей было – пугнуть атакующую волну, заставив сбросить бомбы и торпеды неприцельно. Но тут и начинались сложности – даже на огромных кораблях наблюдается изрядная нехватка места. Только на линкор можно впихнуть что-то, похожее на полноценную эскадрилью. На «Владыке» по проекту такая эскадрилья предполагалась. С десятком самолётов «Владыка» приближался к существующему только на бумаге и в виде моделей типу корабля – линкор-авианосец. Огромный корабль построили быстрее, чем создали самолёт. Истребитель приняли на вооружение формально. Он должен был стать основной машиной такого типа во флоте. Предполагалось использование на всех крупных кораблях и больших транспортах. Марина знает – на деле серийный выпуск был ограничен установочной серией. Самолёт, как и вся концепция вызывали вопросы. В эксплуатации была одна эскадрилья на «Елизавете». «Владыка» никогда не нёс этих самолётов. Испытания признали неудачными.
Спрашивала у Сордара, почему на самом деле не построили авианесущий линкор. Проекты были больше «Владыки». На девочку произвели впечатление.
Адмирал ответил, что спроектировать, и главное, построить что-либо универсальное крайне сложно. Почти невозможно. Чуть ли не первый образец, что мог делать всё, для чего предназначен – пулемёт ПЕ–6 потребовал средств на разработку, сравнимых с постройкой серии линкоров. Но он на самом деле мог быть ручным, станковым, зенитным и устанавливаться на бронетехнику. Первые образцы испытывались и как авиационные турельные, испытания выдержали, но данный калибр в авиации уже вымирал. Размеры машин росли стремительно, для выведения из строя требовались всё более крупные калибры...
Прочие универсалы в лучше случае тоже могли бы делать всё, для чего из разрабатывали, только всё – одинаково плохо. Авианесущий линкор как раз и был бы таким «универсалом». Слишком несочитаемые требования – забронированные объём и длинная полётная палуба. Линкор сохраняет боеспособность при довольно большом крене и обширных затоплениях, авианосец утрачивает возможность поднимать самолёты при минимальном. Не говоря уж про повышенную пожароопасность любого авианесущего корабля. В теории, такой корабль даже можно построить, но он обойдётся в стоимость нескольких линейных и авианосных эскадр, при несравнимой с ними эффективности. Стая собак загрызёт медведя, касатки убивают кита. В боях на море этот принцип наиболее нагляден. Хотя, именно на море он может сработать в обе стороны.
Концепция «Владыки», способного вести бой с любой линейной эскадрой, в общем- то сработала. Опасность авиации при проектировании недооценивалась. Хотя перед глазами были примеры другого мира. Но это они там, а мы тут сами с усами. Тем более, противник не может строить пять кораблей в ответ на один наш. В лучшем случае, счёт идёт один на один. Полтора к одному и на Севере и на Юге представляются недостижимой фантазией.
При таком раскладе, концепция корабля, способного выиграть бой с несколькими аналогичными, уничтожив или надолго выведя их из строя, вполне имеет право на существование. Даже срабатывало несколько раз. Да и с пропагандистской точки зрения гораздо лучше, когда противник теряет несколько кораблей ценой потери одного своего. Конечно, кроме тех случаев, когда этот один – крайне знаковый корабль. Тогда и обратный счёт может быть признан приемлемым. Впрочем, столкновения и потери сторон можно и вовсе придумывать. Другое дело, что это всё сложнее и сложнее делать, да и приводит  к подрыву боевого настроя вместо его подъёма.
Впрочем, умы работают, разрабатывая самые разные средства ведения боевых на земле, на море и воздухе. Ресурсы тратятся колоссальные. Может, что-то совершенно незначительное, брошенное в пламя войны и станет, наконец, той соломинкой, что наконец переломит хребет вражескому исполину. Кто знает, что окажется это вещью? Тот же самый ПЕ-6, наносивший огромные потери мирренский пехоте в первые месяцы войны, мирренские баллистические ракеты, кошмар жителей прифронтовых городов, новые, более дальнобойные снаряды линкоров, тяжёлые и сверхтяжёлые танки, или может, таблетки для обеззараживания воды в тропиках, саморазогревающиеся консервы или новые лекарства? Не знает никто. Постоянно изобретается новое. Когда всё это кончится, многое из созданного во время войны значительно улучшит мирную жизнь. Как мало кто помнит сейчас, что именно Флот разработал и ввёл в массовое использование консервы в металлических банках. Или же, что проведение многих операций первыми освоили именно военные медики. Впрочем, про Дину хотя бы помнят. Пусть она и не столько спасала жизни, сколько отнимала. Одинаково хорошо владела и пушками, и ланцетом.

– Люди всегда мечтают о несбыточном, – философски вздыхает Отинг, – мечтать не вредно, куда вреднее не мечтать вовсе.
– Только ты избрала объектом мечтаний самого неподходящего человека на Острове.
– Мечтать о ком-то таком и надо. Крионо вон не мечтала, а невиданное счастье обрела.
– Не уверена, что счастье именно в этом.
– Но ведь ещё лётчица-мирренка есть. Меня много чего заставляли учить на первоначальной подготовке. В том числе, и полный титул Эорен.
– Она больше любит, когда её имя переводят с древнего языка – Утренняя Звезда, – скучно зевает Марина, – думала тебя на подготовке больше бегать заставляли. С полной выкладкой.
– И это тоже, – усмехается Отинг, – я очень сильная и выносливая.
– И ещё хвастливая.
– Нагружали, как на высадку – двойной боекомплект на каждого.
– Патронов бывает либо мало, либо всё равно мало, но больше уже не унести, – хмыкает Марина.
– И не говори, – вздыхает Отинг, – я станок от шестёрки таскала. Сама знаешь, несущий станок тащит ещё два короба с лентами.
– У мирренов ленты в барабанах. Я их достаточно в танк загружала.
– У вас в школе, что и танки есть?
– Так по-моему, танки и в школах Острова встречаются.
– У вас какие?
– У меня – «Дракон», – хвастается Марина.
– У нас только лёгкие плавающие, – машет рукой Отинг, –притом самые старые, с одним пулемётом. Кого этим пугать собирались?
– Когда их делали, противотанковых пушек было ещё мало. Примитивные племена гонять можно и таким, тем более чинится при помощи кувалды и какой-то там матери. Да и вообще, при отсутствии противотанковых средств страшен любой танк.
– Этот бронебойной пулей можно подбить.
– Они, знаешь ли, тоже не всегда в наличии. Особенно в не самых развитых местностях.
– Мне вряд ли придётся сталкиваться, хоть с плавающими, хоть с любыми.
– Гибель кораблей в боях с танками вполне себе фиксировались.
– Добрая ты...
– Не жалуюсь! – хмыкает Марина.
– Может, лучше о чём-нибудь приятненьком?– если глаза закрыть, может показаться вместо Отинг рядом стоит разноглазая, настолько похожая интонация.
– Как хочешь, только учти, я не очень люблю обсуждать тонкости девичьих отношений.
– Может, стоит попробовать, чтобы было, что обсуждать?
Марина понять не может, островитянок что всех учат принимать такие позы, чтобы демонстрировать себя с наиболее выгодных ракурсов? Притом, этим искусством даже Диннни владеет, когда не напугана.
Остаётся только кулак островитянке показать.
Отинг беззаботно смеётся.
– Самое роскошное тело, что я только видела – подруга самой статусной девушки Империи. Какую-то особенную справедливость вижу я в этом.
– По шее дать? – щедро предлагает Марина; не поняв реакции островитянки, торопливо добавляет, – Хотя, нет, не буду, вдруг ты из тех, кому такое нравиться.
– Я ничем таким не увлекаюсь! – сердито фыркает Отинг.
– Где одно, там и до другого недалеко, – флегматично зевает Марина, – Хотя да, разноглазая не из тех, кто получает удовольствие, причиняя боль. И таких вблизи себя она вряд ли станет терпеть.
– Сама знаешь, я на из таких, – гордо вскидывает голову Отинг, будто её в чём-то несправедливо обвинили.
– Самая страшная тьма – в чужих мозгах, – невозмутимо хмыкает Марина.
– С этим крайне сложно спорить, – примирительно соглашается Отинг.
Марина зевает в ответ. Достаточно в людях разбирается, прекрасно знает, если влюблена, с объектом влюблённости будешь соглашаться во всём. Даже с противоречащим собственным взглядам. Но Марина, к счастью или к сожалению, в зависимости от точки зрения никогда не влюблялась. Только со стороны насмотрелась как переклинивает мозги. Вплоть до желания порубить бывший объект влюблённости на салат в прямом смысле слова. Лично мозги пистолетом прочищала, хорошо, без вышибания оных.
– Влюблённость, вообще-то с болезнью сравнивают.
– Ты не любила, – такую степень трагизма сымитировать невозможно. Будто весь мир на Марине сошёлся. Даже немного обидно, что столько всего потрачено впустую. Впрочем, далеко не впервые в этом мире. Отинг и так повезло куда сильнее, чем очень и очень многим. От обилия сладенького переедание может наступить. Впрочем, это всё в значительной степени не к Отинг относится. Хотя только ей самой известно, чего она там себе навооброжала. Тем более, вблизи от страшной фантазёрки, Эриды.
Та хотя бы, картинок с Отинг и Мариной не нарисовала. Хотя, себя любимую вниманием не обошла. Хотя это была всего лишь иллюстрация к свершившемуся факту. Первый раз бывшему и вовсе почти в присутствии Марины. С более чем откровенными предложениями присоединиться.
– К вопросу о влюблённости, правда, чужой. Ты к предстоящему событию подготовилась?
– Обижаешь! На такое попадают раз в жизни. Мама рассказывала, видела маленькой, как красива была прошлая церемония. Эта, как Эр говорит, будет по такому же сценарию.
– Так и будет. Ты подготовилась?
– Это же как парад на Императорском смотре. У меня всё есть. Недавно приезжала Пантера Ягр, всё-всё мне подобрали, ну и остальным у кого чего-то не было. Она меня поразила – со мной разговаривала, словно я урождённая, как и Эрида.
– Как она сама говорит, «вежливой быть ничего не стоит, а деньги может принести немалые».
– Знаешь, сквозит в ней что-то такое, не плохое, а как у старшего офицера, о чем-то матроса спрашивающего. Большие звёзды меняют людей.
– Так это так и есть, – хмыкает Марина, – она генерал службы тыла и Член Ставки Верховного. Младших по званию вычисляет на раз-два. Хотя, при этом она ухитряется сохранять почти дружеские отношения со всеми самыми капризными женщинами Империи. Сама знаешь, как взаимосвязаны капризы и богатство.
– Мне казалось, такие как вы должны быть гораздо более привередливыми...
– Ха! А много ты знала таких, как мы до этого лета? Подозреваю, что никого. Так ведь?
– Да так. Правда, в школе некоторые излишне воображали из себя, но и там был совершенно не ваш уровень.
– Ха! Как ты могла заметить, все из высокоранговых, кого ты видела здесь относятся к определённым исключениям.
– Я теоретически могла быть в таком же звании, как Эорен.
– Персональных званий для урождённых принцесс ещё не ввели, – усмехается Марина, – даже у меня с Сонькой не звания в полном смысле слова.
– Зачем твой брат хочет старую церемонию повторить?
– Память матери хочет почтить, – пожимает плечами Марина, – да и Софи обожает прежней Императрице подражать. Хотя, по-моему, это глупо.
– Почему? Эрида мне некоторые фото показывала – по ним не поймёшь кто где.
– Сомневаюсь, что она над этими изображениями никак не работала, разноглазая, да что там она, сам Император знает, как Софи любит сходство подчёркивать. Только всё равно, бесполезно.
– Почему?
– Императрица была очень тёплым и искренним человеком. Её все знавшие вспоминают только тёплыми словами. Сонька – тоже человек со стержнем. Только стержень совершенно иной, он ледяной. Это ни хорошо, ни плохо, так просто есть и всё тут. Софи, наверное, взглядом заморозить может. Мать Херенокта так не умела. Как ни странно, её все любили. Даже Сордар, хотя у него-то должно было бы быть больше всех причин для неприязни. Но получилось вот так. Софи от природы не слишком добрая, как, впрочем, и я. Эр в ней видит что-то другое. Невидимое для меня, скорее всего, и вовсе не существующее. Она создаёт образы не слишком-то похожие на настоящих людей. Ты или я – не исключения. Вот только для неё реальность – именно эти образы. Она именно их видит. Живёт в придуманном ей самой мире.
– Уж это-то я уже поняла.
– Ну и делай выводы.
– Уже сделала.
– Интересно, какие?
– Поблизости от тебя безопаснее, чем вблизи Эриды. Стихийными бедствиями ещё никто не умеет управлять.
Марина смеётся:
– Интересное наблюдение. Даже довольно логичное. Только Эриде о нём знать не обязательно.
– Я не могу контролировать все её фантазии, но вполне в состоянии предвидеть некоторые. Кое-в чём она довольно предсказуема, хотя далеко не всегда.
– Ты, вроде, недавно была там, где куда проще людей оценивать, чем в Столице.
– Была, и ничуть не жалею. Там и проще, и сложнее одновременно. Не лодка, но деваться, в общем-то, тоже некуда. Все друг от друга зависим. Если груз рванёт – хоронить будет некого.
– Знаю. Сордар много говорил... Того, что в сводки не попало.
– Сильно врут?
– Я бы сказала, на приемлемом уровне. Но я не в том ведомстве, только сводки для командования читать могу.
– Сколько потом этих войн будет, по тем сводкам, по этим, то, что видела я, то, что увидишь ты.
– Они не сильнее нас...
– Но ты и не сказала, что слабее...
– Сама-то что видишь?
– Крупные корабли не исчезают... Мелочь... Кого-то прибыло, кого-то убыло. Как там давно уже говорят – младшие ранги – расходный материал. Сама видела, это так и есть.
– Первые ранги тоже не возвращаются.
– Знаю. Считать умею. Но когда не приходит такая громада... Как-то понятнее, что за силы там сражаются. И насколько на этом фоне малозначима ты сама. Я ведь, фактически, только на периферии схваток была.
  Банальность про важности каждого на своём месте Марина говорить не стала. Обе достаточно в текущей ситуации разбираются. К тому же, часть наград сегодня сегодня вручена родственникам погибших. Флот на Архипелаге живёт, следовательно и погибшие, в основном, местные. Слабоватое утешение – среди погибших нет знакомых островитянки. Но есть с одного с ней корабля. Впрочем, они не настолько давно расстались, чтобы так вспыхнуло желание увидеться. Ограничились во многом формальными приветствиями и несколькими фото.
  – Гибель больших кораблей подразумевает слетание с плеч больших голов. Притом, совсем не тех, кто были на кораблях. Даже если они и выживают. Слишком большая ценность уходит на дно. Лучше всего, когда эта ценность в порту. Своим существованием оправдывает много всего. У нас на море – фактический паритет какой-нибудь план «Решительная победа» может, и разрабатывается, но мне о нём ничего неизвестно. Да и не больно-то она возможна при сложившемся балансе сил без изобретения каких-то принципиально новых сил ведения войны. Попытались недавно провести операцию ограниченными силами – ты знаешь баланс потерь. Пусть в нашу пользу, но во многом случайно. Попутно это такие перестановки в их МГШ породило, что на исход всего это может оказать влияние как бы не большее, чем погибшие корабли.
– Опасные рассуждения. Особенно при твоём статусе.
– Именно статус позволяет рассуждать мне именно так, а не как-то иначе, – невесело усмехается Марина, – слишком много данных, какие могу анализировать. Да и вы в кубриках, разве о стратегии не рассуждали?
– Ещё как! – впрочем, улыбка островитянки доже весёлой не выглядит, – Особенно горячие обсуждения на палубе шли. Знаешь, эти бесконечные часы ожидания и несколько минут налёта. Больше боялись лодок. Но их отвадили нападать на конвои. Сейчас, говорят, уже сильно не то, что было в самом начале... Тем более, мы почти всегда –  самая желанная цель. Постоянно возим либо взрывчатое, либо горючее. Либо и то, и то... Когда пополнение... То там – свои сложности. Морпехи, да сразу после учебки, знаешь ли отличаются повышенным вниманием к женщинам. Это внимание... В общем, кому как. Но по большей части не  слишком приятно.
– Поневоле Сордара понимаешь.
– Но людей начинает не хватать. Сомнительно, что он этого не видит. Как в произведении из школьной программы: вытаскиваем одно – вязнет другое, вытаскиваем другое – вязнет третье, и так до бесконечности. Какой-то замкнутый круг.
– Сордар видит одно из решений проблемы – в увлечении численности берегового персонала. Но это возможно не на всех базах, где женщин-военнослужащие уже есть. 
Отинг понимающе хмыкает:
– Даже подумывала о таком варианте. Он, в общем-то, даже денежный довольно. Но потом... Очень уж косо будут смотреть.
– В чём сложность? Страна у нас огромная, ты совсем не обязана возвращаться туда, откуда уходила. Смогла бы жить там, где про тебя будут знать, только что ты сама расскажешь...
– Для меня слишком важно в ладах со своей совестью жить. Для Крионо, кстати, тоже. Там были вербовщицы и от этой службы. Прямо звали.
Марина зачем-то окидывает островитянку взглядом. Будто не знает, как у той с внешними данными.
– Ты сейчас посмотрела, как одна их тех вербовщиц, – невесело усмехается островитянка, – мне, в том числе и такие взгляды не понравились. Даже на Набережной, даже на самых весёленьких смотрят несколько иначе, даже после названной цены.
– Цинично, но пушка должна стрелять. Некоторые части буквально жизненно необходимы в какой-то структуре. Пусть кто-то и предпочитает не замечать их присутствие.
– Не дура восторженная, всё понимаю, – резко бросает Отинг, – но предпочла быть той частью, чьё присутствие очевидно для всех. Жизнь – знаешь ли, один раз. И без определённых вещей в ней вполне можно обойтись. Тем более, когда особо никто не принуждает.
– Знаешь, сколько ужасов на юге про эту службу рассказывают, особенно про то, как на местных женщин чуть ли не охотятся. Не говоря уж по самые разные методы принуждения...
Отинг крайне кисло усмехается:
– Могли бы и что-нибудь поумнее придумать. Я на Большой Дуге и прочих Дальних Островах достаточно времени провела. Вполне общалась с персоналом этой службы. Большинство, кого видела –  все с Архипелага, меньшинство – из Приморья. Все пошли добровольно, деньги запаха не имеют. Чистокровных местных не видела ни одной, только полукровки, что на этих островах выросли, и когда Флот туда пришёл восприняли это просто как отличный шанс заработать. Там даже у чистокровных взгляды куда проще островных... Но как уже сказала, чистокровных переселили подальше от передовых баз. Остаться смогли как раз те, у кого грэдской крови не меньше четверти, а то и одной восьмой...
– Хоть какая-то польза от мирренских расовых законов на нашей почве.
– И не говори, – настроение островитянки явно улучшилось, видимо хватало того, о чём приятно вспоминать, – половинка может быть светлокожей блондинкой, а восьмушка – тёмной с вьющимися волосами. Правда, они стремятся их распремлять всеми возможными способами.
– Блондинки, их, наоборот завивают?
– Да. И не говори. Некоторые виды сумасшествия от среды не зависят совершенно.
Обе смеются довольно нервно. Отинг закуривает. Марина присоединяется. Марки сигарет совершенно одинаковые.
– Ну и как тебе внутренняя жизнь служб этих?
– На флоте всё похоже. Как ни странно, большую часть времени довольно скучно. Человек приспосабливается ко всему. Говорят, только радио со всяким весёленьким помогает, да когда привозят что почитать, притом, без разницы, неважно что. А так... Кстати, это они говорят, как на подводной лодке живём, месяцами одни и те же рожи, хотя гарнизон довольно большой. Просто соскучились по общению с обычными. Из наших никто носа не воротил. Одно и тоже, изо дня в день. Тем более, тот участок, куда вряд ли сунуться... Так и живут. Тоже на войне, как и все мы. Но время, в общем-то, неплохо провели. Почти как дома побывали, когда у них гостили. Тем более, с корабля на берег мужскую часть команды и женскую старались в увольнение отправлять в разные дни. Не скажу, что так уж глупо, в противном случае с этими девчонками посидеть бы не удалось. Сама же понимаешь, где все мужчины на берегу оказываются. Тем более, когда соответствующих мест на острове не сильно-то и много. Когда расставались, если кто и всплакнула, то больше для вида. Никто особо не переживал, и тем более, не завидовали. Каждая сама выбрала, как ей жизнь дальше строить. Империя у нас очень большая. Место, в итоге, всем найдётся. Вот только не все представляют, как они после конца будут жить...