– Знаете, чего, точнее кого, говорят, в таких ситуациях не хватает?
Судя по смешкам, что говорят – знают все, проверяли – только некоторые. Всем остальным друг друга пока хватает. Да и проверявшие решили, что с девушкой – уютнее.
– Морпеха здорового, – крайне томно озвучивает само собой разумеющиеся Рекар.
  Дюгонь на правах старшей слегка треснула ей по шее.
– Маловата ещё о таком думать!
У Рекар получается сделать крайне обиженные глаза, впрочем, выражением лица они тут все прекрасно умеют управлять. Не поймёшь, искренность или игра на публику, особенно что тут Эрида, обожающая жалеть кого надо и не очень.
– Вот это было обидно! – дуется Рекар, – Я хрупкая, но я взрослая, тебя младше всего на восемь месяцев.
Дюгонь примирительно вскидывает ладони.
– Извини, случайно вырвалось, всё не отвыкну с младшими общаться, а у них мысли такие –  две из трёх.
– Что тебе Пантера про местных мальчиков говорила, – любопытствует Эр как-то совсем без энтузиазма и выражения.
– Сказала, если хочу кого-то для встреч не только ночью но и днём и больше чем на один раз, то чтобы к ней сначала заглянула, перспективы моих отношений – слишком важная в масштабах страны вещь, чтобы на самотёк это пускать. Я нашла это разумным, задумаюсь о ком-то постоянном – посоветуюсь с ней. Может, даже воспользуюсь её советом...
– Ну, а если не постоянного, а на одну ночь? – озорно подмигивает Отинг, она-то со «службой поддержки» общалась, и не то чтобы недовольной осталась.
Марина показывает именно ей, а не всем окружающим, язык.
– Тогда я книжкой Кэрдин воспользуюсь. Там вполне есть номера, по каким мальчиков можно вызвать. По словам Пантеры, вполне пригодны. Отличаются здоровьем, – Марина вскидывает согнутую в локте руку с напряжёнными мускулами, – и не болтливостью. Кстати,  Эр если ничего не забыла, у тебя такая же книжечка есть.
– Есть, – кивает разноглазая, – я читала, но не звонила никуда, – заканчивает она значительно тише.
В ответ – дружный смех.
Одна из девчонок, дурачась, лезет целоваться по второй по глазастости после Дюгоня. Принимается. Эр слёзы вытирает, но выступившие от смеха.

– Сиськами мерятся собрались?
Дюгонь отвечает, смеясь.
– Это уже было. Не очень понравилось, так что, больше не будем.
Она, что в секретари Эриды записалась? Который раз за неё отвечает. Вон же, Крионо рядом, чего молчит? Статус особы приближённой даёт не только доступ ко всякому вкусному да ценному, но и определённые обязанности накладывает. С опозданием Марина соображает, кроме того, что в последнее время всё чаще проявляется определённая заторможенность у неё самой, Крионо слишком нравится Эр, значит крайне похожа на неё. Разноглазая бывает языкастой в крайне узком кругу лиц, чаще всего из одной Марины состоящим, она даже когда, кроме Марины, присутствовали только Рэда и Коаэ временами начинала теряется и мямлить что-то маловразумительное. Видимо, Крионо примерно такая же. Поддерживает Эр в основном фактором присутствия, не поспоришь тоже немаловажным. Говорить взялась кто-то другая – они обе и рады. Тем более, у Дюгоня глазки не только яркие, бездонные  и выразительные, но и крайне наблюдательные.
Эр явно за живое задета. Сначала приподнимается на локтях, потом и вовсе усаживается, скрестив ноги. Известное Марине переключения режимов с ленивого и расслабленного сразу если не на форсаж, то на прогрев уж точно. Лучше её как-нибудь выключить, ибо работать по тридцать часов подряд для здоровья крайне не полезно. А подобный приступ будет за лето уже не первым, и даже не вторым. Тем более, переключение Эр в более безопасный режим вполне возможно. Для начала надо начать поддакивать, чтобы не говорила. Судя по кивкам эшбадовок, они и состояние такое знают. Дюгонь и Рекар так и вовсе лично сталкивались. Похоже, повторения не хотят.
– Я не сказала, что они самые красивые, я сказала, девочки самые живописные, это разные вещи немного. Вот ты видела у кого-нибудь такие глаза, как у Дюгоня? Знаю, что нет, вот и я тоже не видала. – несколько раз щёлкнув пальцами, Эр досадливо машет рукой, снова щёлкает пальцами, словно что-то придумав.
–  Марина, этого так просто не объяснишь. Очень сложно и долго объяснять. Проще показать. Девочки, сядьте как на картине «Купание Императрицы Островов». Тем более их там семеро, как и вас. А этот павильон строился по мотивам картины той, да и вещи там похожие... Дюгонь и Рекар и вовсе прямо оттуда... – пока эшбадовки рассаживаются, пододвигая к себе кто подушку, кто покрывало, кто вазу, Эр в двух словах начинает идею объяснять. И не заканчивает. Девушки расположились, как она просила.
  Марина хотела что-то глубокомысленно-насмешливое изречь, но вспомнив Соньку и Вьюнка решила промолчать. Сестрёнка в шустрой девочке рассмотрела в первую очередь именно глаза. И на портрете именно взгляд привлекал внимания. Эр откровенно недооценила модель, уделив внимание, в первую очередь своей любимой тематике. Тем более, говорила, у неё очень мало работ с девочками такого возраста. Вот только в историю войдёт именно Сонькиной работы портрет с крайне незамысловатым названием «Портрет Вьюнка», а не Эр с бесконечными «Купальщицами» да «На солнышке», где та же Вьюнок изображена.
  Пока эшбадовки рассаживаются, пододвигая к себе кто подушку, кто покрывало, кто вазу, Эр в двух словах начинает идею объяснять слушающей вполуха Херктерент. И не заканчивает. Девушки расположились, как просила разноглазая.
И сразу всё становится ясно. Знаменитая картина словно оказалась у соседней стены. Марина даже жалеет, что фотоаппарата не носит.
  – Живые картины, – Марина задумчиво качает головой, их всех разглядывая, – несколько устаревший жанр, но глядя на вас в этом сомневаешься.
  – Картины для представления выбирались не той тематики! – хихикает вторая по большеглазости. Несколько развеяв сказочную атмосферу, что в данных условиях совершенно не лишне. Императрицу изображает Дюгонь, она и возраста почти такого же, и наряд крайне схож. Что при наличии крайне впечатлительной Эр рядом может к не самым лучшим последствиям привести.
Но Эр только спрашивает Марину, притом почему-то шепотом.
– Ну как? Увидела? Поняла, что я тебе объяснить хотела.
– Кажется, да, – кивает Херктерент, – более наглядной демонстрации чего-либо мне никто и никогда не устраивала, причём они совсем-совсем не готовились.  Хотя, несомненно, нечто подобное для тебя проделывали много раз.
– Это я им предложила! – решительно заявляет Эр. В её исполнении так выглядит принять огонь на себя.
– Неправда! – не менее решительно заявляет Дюгонь. – Это мы первыми предложили Эриде по-всякому. – тоже гипотетический гнев на себя принять готова. Похоже, ещё не до конца уяснила. Написанному стоит верить не всегда, и не про всех.
Разноглазая уже успела в картинной позе развалиться. Переключение произошло. Можно расслабиться.
  – Ну, тут и игры всякие есть, – на этот раз сама Эр соизволила пошевелиться.
– Игры... – Марина скептически качает головой, – в таком состоянии тянет только на самые дурацкие, что ты раньше совершенно не любила. Хотя, как знать...
– Не люблю и сейчас, – обиженно дуется разноглазая, словно её уличили в чём-то предосудительном.
Марина снова головой качает:
– Для думания в стиле «Генералов» или «Тайны океанов» тут обстановка располагает ещё меньше, – слишком много всего внимания отвлекает, – медленно замахнувшись, чтобы все видели, куда целится шлёпает Рекар пониже спины. Та, даже не попытавшись увернуться напоказ взвизгивает.
– Ну вот и я о чём говорю! – глубокомысленно изрекает Марина, – в твою любимую «Смерть Императора», пожалуй можно было бы сыграть, но это тебе самой неинтересно, ибо я сомневаюсь, что тут хоть кто-то есть кто тебя в этом переиграет, – заметив странное выражение на лице Эриды, торопливо добавляет, – если же тут такая есть, то я ей оплачу переезд и обучение в Столице, ибо мозги, способные в эту игру саму Эр переиграть, крайне дорого стоят, и разбрасываться ими – преступно, а задницей хорошо вертеть можно только до какого-то возраста.
Дружный смех в ответ, Дюгонь снова говорит за всех, Эр только кивает.
– Спасибо, Марина за предложение, но таких, как ты говоришь, среди нас нет. Наоборот, Эр как-то раз предложила в эту «Смерть» на двадцати пяти досках сыграть, никто-никто не поддавались, но она выиграла двадцать три раза и две ничьих было, причём одна – с твоей Звездой. Эрида её потом очень хвалила.
«Вот так змейка песчаная, – недоуменно думает Марина, – удивляет! Думает всего в жизни добиваться кулаками, раз задница не слишком удалась и рука порченная, хотя налегать-то надо на другие способности. Хотя, с другой стороны, аналогов Эр или меня она до этого лета не видела, а я ничего особенного не рассмотрела. Вот так Эр!»
– Второй кто была?
– Ринн, – чуть ли не корчит гримасу Дюгонь, – чего ещё ждать от самой умной? Один на один Эр бы её разбила, что раньше и бывало, а вот со Звездой – не уверена.
– Попробовали бы ещё раз! – хмыкает Марина.
Переглядываются. Похоже, сейчас опять включится коллективный разум. И точно.
– Мы хотели, но она убежала.
–  Телефоны везде есть. Могли позвонить бы и позвать.
– Мы хотели, но Эр сказала, не хочет навязываться тем, кому она не слишком нравиться.
– На играх по этой «Смерти» никто не смотрит, нравиться кто кому или нет.
– То на играх, – логично замечает большеглазая островитянка, – но тут-то другое. Делаем только то, что всем нравится.
– Да понятно всё с вами фыркает Марина.
Мозги в очередной раз опередили язык не брякнула что-то вроде «некоторым «нравится» настолько, что к Рэде и Осени стали от вас сбегать, чтобы круглые сутки всяким нравящимся не заниматься». Не сказала. Этих-то точно всё целиком и полностью устраивает. Прекрасно отдавали себе отчёт и зачем едут, и к кому. Тем более Эр меньше всего в жизни хочет кого-либо обидеть.
– А разве мы чем-то плохи? – с оттенком обиды замечает Дюгонь.
– Для меня – ничем, – пожимает плечами Марина, – собственно говоря, через меня с Эр некоторые из вас и пересеклись. «Вечные вторые» – показались на саму себя чем-то похожими.
Рекар показывает на Дюгоня:
– Почему «вторые?». Она из основного состава. Мы даже не хотели сначала про неё Эриде говорить, но потом решили, очень нехорошо настолько хорошего человека обманывать, она же просила говорить, про самых красивых из основного, ну и вообще кого мы знаем.
– Да уж, – хмыкает Марина, – такие глазища да ножки пропускать мимо, что основного состава, что внимания Эр было бы самым настоящим преступлением. На глаза даже сама засмотрелась. Ещё на картине.
Дюгонь озорно подмигивает:
– Марин. Ты только скажи, сможешь рассмотреть и потрогать всё, что можно и нельзя. Ты просто очень не любишь говорить людям, что тебе прямо кто-то нравиться. Может и не умеешь, только не признаёшься.
– Если бы из вас, кроме Эр, кого-то надо было выбирать только по внешности, я бы тебя выбрала. Годится?
Дюгонь, задумавшись, вскидывает взгляд. Неожиданно встревает Отинг. Сообщает обиженным, и кажется, искренне голоском.
– А как же я?
Марина её по носу щёлк!
– Научись слушать, что я говорю. Она же сказала, выбор по внешности, а в тебе другие качества я уже успела рассмотреть. Не учитывая внешность, выбрала бы тебя. Хотя совершенством форм ты тут многим проигрываешь...
– Не дуйся, Отти, – смеётся Эрида, – Мариночка всегда и со всеми так шутит. Начиная с детства и с меня.
– Тематика шуток тогда была слегка иная, – ещё слегка дуется Отинг, но раз ещё и Эрида в дело вступила все возможные обиды в адрес Марины окончательно развеялись. Тем более, и были они не слишком серьёзными. Обстановка и общий настрой препятствуют. Тем более, одни прекрасно помнят, что недавно было, другие вполне представляют, что скоро произойдёт. Эр тут всем известна прекрасно.
– Дюгонь, – язвительно сообщает Марина, – ты не думай, я ничего не забыла. Как принимается?
Та машет рукой.
– С учётом поправки на твою статусность, и как следствие, непомерно носик задранный, в целом принимается. Хотя я в свой адрес и нечто получше слыхала. Только словами у тебя бы меня убедить не получилось бы. Ты далеко не в вопросах нежностей.
Разноглазая откровенно веселится.
– Ну и что же окончательно привлекло именно сюда, а не куда-то в другое место? – Марина задаёт вопрос здорово отдающий глупостью, но ничего умного тут совершенно не лезет в голову.
– Статус этого места, – честно отвечает Дюгонь, – возможность побывать там, куда с экскурсиями школьников не водят, например здесь. Потом подарки Эр очень понравились. Сомнительно, что мне на подписание договора столько перепадёт, сколько от неё. Особенно, при учёте, что это всё-только моё. Делится ни с кем не надо будет. Жизнь, как известно, у каждой – одна. Такое один раз выпадает. Тем более тут я поняла, мне на самом деле девочки больше мальчиков нравятся. Что я тебе сказала Марина, полностью истине соответствует. Если ты действительно с кем-то из нас хочешь близости хочешь, но стесняешься спросить – говори, не стесняйся. Мы все согласны, да и приглашение это как бы подразумевало. Ещё и Эр говорила, и нам, и тебе... Может ты решила, что это она про нас так решила пошутить – так вот, она не шутила. Такими вещами вообще лучше не шутить, во всяком случае, часто, – судя по смешкам вокруг спешит добавить Дюгонь, – это действительно очень обидно. К тому же, это и неплохой способ благодарность выразить, ибо нам сделано столько хорошего...
Марина непонятно щурится.
– То есть, если я скажу кому-то из вас, или даже не одной, – тычет пальцем так, чтобы не показалось, направлено на кого-то определённую, пойдём в тот грот, там ложе очень большое и мягкое. Сразу со мной побежите?
– Конечно! – ответ хором, Дюгонь подняв руку, заканчивает за всех, – и сделаем всё-всё, что ты попросишь, ну и сама ты тоже можешь делать всё-всё. Хочешь не одна пойти – мы тоже согласны. Сейчас?
Марина призадумывается. Мысли в голове бродят... Самые разные. Конечно, процентов на шестьдесят за Дюгоня сейчас Эрида говорит, но на остальное-то – сама Дюгонь и остальные эшбадовки.
– На такие предложения «нет» говорить – не очень умно. Так что, благодарю. Тем более, подобные контакты и для здоровья полезны, и способствуют углублению привязанности. Но определённого настроя тоже требуют. Сейчас я могу сказать, у меня нет нужного настроя. Может,  попозже, ибо Эр отсюда ещё долго вылезать не собирается, – Марина хвалит себя за то, что чуть не брякнула «Для «тройничка» я недостаточно пьяна». Хотя, может они бы и не обиделись. Предложение-то было искренним.
Хотя, если припомнить, Пантера предлагала мне нечто близкое организовать. Притом, с числом и полом участников по моему усмотрению. Хотя Красная Кошка считает, мне бы лучше было с мужчиной. Но и Младшая Ягр иногда ошибается...
Разноглазая обхватывает щёки руками. Кажется, какая-то идея её всё-таки посетила, и Марина не уверена, что ей эта идея понравится. Впрочем, у неё за последнее время несколько сместились понятия о допустимом и недопустимом. Что вблизи Эр, в общем-то только вопрос времени. И так неоправданно большой в её случае.
– Ой, девочки, а давайте «Чёрного Корабля» выпьем? От него такие мысли бывают хорошие-прехорошенькие. Прямо, как мы все.
Ожидаемо, все кивают. Согласия Эр только у Херктерент спрашивает.
– Мариночка, ты с нами будешь? Или нет?
Спрашивается, что она теряет? Рядом с Эр поневоле её вкусами заразишься. Тем более, тут ни у кого привлекательность не хромает, а «Чёрный Корабль» и в хорошем, и в плохом смысле отшибает мозги:
– Почему? Буду! Как ЕИВ выражается, «когда дом горит, поздно жалеть окна!»
Эр хихикает.
Отинг очень осторожно касается колена Марины. Рекар –  другого...

Ни в администрации, ни здесь среди встречающих нету никого в псевдонародных костюмах. Логично предположили, если что-то отцу не нравится, то дочь тоже вряд ли симпатии испытывает. Правильно угадали!
Это в прошлом любили изучать псевдонародный стиль, восходящий к доеггтовским временам. Как по Софи, подражание тем нарядам является бредом не в квадрате, а в кубе. Такой стили перестал использоваться фактически с начала фабричного производства тканей, то есть опять же, чуть ли не еггтовских времён.
У мужчин – либо тщательно сохранённая парадная форма, либо награды на гражданском блестят. Призывного возраста очень мало, народ тут здоровый, отсрочек по болезням нет совсем.
– Памятник человеку сделали, по образцу, что ставят навеки ушедшему кораблю.
– Где-то даже логично. И броненосец, и комендор теперь ушли навеки. Он говорил, такое довольно часто делают в Приморье. Большая часть экипажа броненосца были из Приморья, меньшая – с Архипелага. Центральноравнинный только он был. Звали и в гости, и даже совсем пожить. На письма отвечал, но ездил только пару раз. Тяжеловато было ходить на искусственной ноге, хотя говорил он один из лучших протезов получает, и новый выдавали раз в год или два. Костыли тоже выдавали, но он ими не пользовался. Со стороны почти незаметно было, что ноги нет. Только чуть прихрамывал, когда ходил. Палкой стал пользоваться только незадолго до конца. Его первый раз хотели демобилизовать после пожара на броненосце, но он настоял, чтобы остаться. Чувствовал, что всё идёт к генеральному сражению. Не хотел остаться в стороне от больших дел. Он опытный комендор был, решили, пусть на корабле остаётся.
Согласился бы на первую демобилизацию – может жив бы был, – вздыхает Хейс.
– Сложный вопрос, – трёт подбородок Софи, – доживать свой век с медалью «За храбрость» не больно-то сытно. Если бы  демобилизовался  при первом предложении демобилизовался бы – только эта медаль у него и бы была. Степень «Военного ордена» полностью приравнена к Звезде. Даёт много льгот и большую пенсию. С этим орденом гораздо проще жить, особенно не слишком здоровому человеку.
– Это да, – соглашается Хейс, – всё-таки довелось участвовать в значимом событии. Да и первый офицерский клинок в нашей семье. В результате всех стали больше уважать, тут это играет роль, –Хейс невесело усмехается, – всего ничего здесь провела, а большую часть местных представлений уже вспомнила. Словно обратное развитие начинается, а там и деградация уже близко. Только мне казалось, это несколько медленнее начинается. Несколько за больший срок, нежели полдня. Да и вообще... Знаешь, речи, что над умершим произносят – всё-таки совершенно особый жанр литературы. Без разницы, экспромт или нет. Вот недавно попыталась... Я по человеку скорблю искренне, но получились не слова, а глупости какие.
– Не о чем волноваться, родная, – мягко касается Софи руки Хейс, – здесь только я была, и всё слышала. Я же прекрасно знаю, как ты и к живым, и к мёртвым относишься. И что ты по отношению к ним чувствуешь.
– Я всё равно буду знать, что не смогла нормально сказать, хотя несколько лет рассуждала об этом.

– Смотрю, приходят к нему...
– Ещё бы не приходили! – дуется Хейс, – Учитывая, сколько он им всего оставил. Начиная от денег на этот памятник. Даже странно, что сделали из хорошего материала, а не решили сэкономить.
– По-моему, воровать у мёртвых – совсем уж себя не уважать, у твоей родни уважения и к живым, и к мёртвым гораздо больше. Тебе старые обиды глаза застилают. Не забудь, я личность совершенно беспристрастная.

Вблизи места, где лежат мёртвые, никто не осмелится их беспокоить. Значит, пока можно никуда совершенно не спешить. Раз они решили вблизи мёртвых побыть.
– От местных застолий я лопну.
– Пускают пыль в глаза, пытаясь преувеличить собственное благосостояние... Можно подумать, первый раз с этим сталкиваешься. Да и ты в последнюю очередь заинтересована в установлении истинного положения дел. Я в этом заинтересована ещё меньше. Вплоть до того, что готова видеть то, что видела ты. Без разницы, что видела я сама.
Софи качает головой:
– Думала, ты славишься честностью.
Хейс пожимает плечами:
– Я славлюсь объективностью и не непредвзятостью. С тем, что ты говоришь, это несколько разные вещи. Честно пыталась быть не предвзятой. Вижу, что не могу, но и портить никому ничего не собираюсь. Тем более, вижу, тебе здесь нравится.
– Теперь уже меньше, – задумчиво сообщает Софи.
– Можешь не волноваться, больше я ничего не скажу. Да и ты моё недовольство заметила только потому, что слишком хорошо знаешь. Что-либо скрывать – не самая умная вещь в отношениях. Теперь я высказалась, и снова могу делать вид, как всё замечательно.
– Приличную часть жизни именно этим и занималась, – сердито фыркает Софи, – проверила на себе? Каковы ощущения?
Хейс щурит один глаз:
– Скажу, весьма неприятные. Теперь точно уверена, придворной, даже твоей, из меня точно не выйдет.
Софи кисло машет рукой:
– Оставь это, миленькая, человек – скотинка с высочайшей степенью обучаемости. Освоить может всё, что угодно...
– Лучше оставим это. Лучше скажи, чем ты тут чуть не обожралась.
Софи тоже не больно-то охота продолжать неприятный разговор, поэтому отвечает со смешком, даже живот поглаживая.
– Всем!
– Ты же говорила на Больших Императорских обедах гораздо больше перемен блюд.
– Насчёт числа – я уже не уверена, вот порции тоже гораздо больше. Тем более, мясного и жирного очень много.
– Что поделать, – усмехается Хейс, – скотина – основное богатство этих мест.
Принцесса Империи совсем не по-столичному упирает руки в бока:
– Представляешь, я читала статистические справочники.
Подруга-возлюбленная легонько щёлкает Софи по кончику носика.
– Ни секунды не сомневалась в этом, миленькая! – переглядываются со смешками.
– Но я на самом деле никогда не ела столько мяса за раз. У Императрицы основа – приморская кухня, а там преобладает рыба и морепродукты. Притом рыбу не любит она сама, соответственно и все остальные.
– Судя по тому, как Императрица и ты выглядите, правильно она всё делает.
– Не забывай, – посмеивается принцесса, – моё и твоё физическое развитие завершилось в школе, а там нет каких-то кулинарных ограничений. Наоборот, очень чётко рассчитано, сколько растущим организмам для полноценного развития. На превышение этих норм смотрят сквозь пальцы, на рационы не жаловался никто и никогда.
– Случаи переедания я помню, –  усмехается Хейс, – равно как и случаи голодовок ради достижения красивой худотьбы. Всё благополучно разрешилось... Кстати, может ты не заметила, но вчера на столах была прудовая и речная рыба, а так же раки.
– Не из тех прудов, откуда ты воровала?
– Может быть, – усмехается Хейс, – закон детства – чужое – всегда вкуснее. Но я уже тогда быстрее всех бегала. Кстати, знаешь мы сейчас и здесь самые особенные?
– Поясни.
– Из живых только мы тут если островных крабов. Хотя в городе консервы из них вполне продаются.
– Я на Архипелаге тоже видела консервы из материковых раков. Варёных в стеклянных банках. Не думаю, что эшбадовки их пробовали...
– Именно они – как раз пробовали. Сама знаешь, любят всё необычное.
– Ну и как?
– Вполне логично сказали, «Крабы вкуснее, хотя и ползают везде, а этим ракам подавай чистую воду. Привереды!» В общем, не понравилось. Зачем платить за что-то, когда аналогичный продукт даже пятилетний ребёнок может поймать?
– Логично! – со смехом повторяет Софи.
– Самой тоже больше крабы понравились?
– Надо относительно честной быть, в детстве эмоциональные и физические ощущения гораздо сильнее. Как ночью варили раков в ведре под звёздами... М-м-м, – Хейс довольно щурится, – такое не забывается. Тем более раки тут, как крабы там, считались ничьими, лови где хочешь, и сколько хочешь. Числились почти детскими игрушками. Это не крабы, взрослый за ним полезет не всегда, да и некоторые предварительные действия надо совершить. Краба проще добыть, хотя островной краб с биологической точки зрения тоже рак.
  – Как только этих крабов не сожрали за столько лет? Население Архипелага которое десятилетие растёт, а поголовье членистоногих не только не снижается, а даже возрастает. У нас раков как ловили, так и ловят, но и то замечать стали, их всё меньшее, и более мелкие, а на Архипелаге – как было изобилие, так и есть, девчонки говорят их даже больше стало, хотя крупных сами и вылавливают в первую очередь. Притом не на еду, а для хвастовства, самые вкусные – они вот такого размера, –показывает, какого именно.
– Логичная ты у меня, – Софи гладит руку возлюбленной, – но иногда единицы не можешь сложить. Где людей стало больше, там ещё чего количество увеличилось?
– Пищевых отходов.
– Эти крабы от природы всеядны, во и приноровились на помойках и свалках питаться. Плюс друг дружку жрут только так. Вот и растёт поголовье. Взрослые живут на суше, а нерестятся – в воде. Участки нереста никак не затронуты. Хотя взрослые вполне могут потонуть. Мелководные участки – вроде естественного минного поля, затрудняющие причаливание даже шлюпок, а глубины, пригодные для судов – далеко. Угрозы почти никакой нет. На берегу в тех местах крабов мало, следовательно девчонки местные ловят их преимущественно в других местах. Хороших скал для прыжков там тоже нет. Молодь крабов в море живёт, течения в принципе, круговые, так что, те, кого не сожрали вновь на Архипелаге оказываются – и всё повторяется. Колесо жизни вертится. И так всегда будет.
– Весело с тобой. Рассуждаем о крабах за тысячи километров от любого океана. Ещё то радует, что скоро снова у того океана окажемся. Как обратно прилетим – позову эшбадовок или девчонок Марины, смотря кто первыми попадётся, ловить крабов, пить вино и плясать среди огней.
– Может, и не только плясать, – загадочно мурлыкает Софи, – меня не забудь позвать. И если будем не только танцевать, то ночь или две я ни на что не обижусь. Неважно кто с тобой будет.
– Тогда, не обижусь и я... У них есть сколько-то безумных ночей, во времена карнавалов и в другие дни.
– Безумной ночью можно объявить любую, локальную, или на весь Архипелаг. У меня есть такое право, восходящее к самым первобытным временам. Юная Императрица по тому же праву однажды так сделала. Хотела стихию человеческих чувств и страстей в первозданном виде. Говорят, и она, и отец были очень довольны. Говорил «в эту ночь я вновь почувствовал себя молодым. Не, даже лучше, чем в молодости. Она же и так была молодой... Почти юной. Незабываемо было той ночью!»
– Так зачем праздников ждать? Давай устроим, когда прилетим.
– Немного разнообразия – как перец в еде. – понимающе улыбается Софи.
Хейс как маленькая, хихикает.
– Что будет, если Эрида тебя найдёт?
– Ничего! – Софи язычок показывает, – Мы обе прекрасно знаем, происходившее в такие ночи не считается, и началом чего-то большего никогда не становится. Вредный интерес, но охота понять, за что именно её хвалят. Девочки искренне были... Тоже не избегай её, если представится такая возможность... Меня ещё забудь позвать, если не забудешь рацию.
Хейс касается носика Софи.
– Хочется побыть островитянкой? Впрочем мне тоже хочется. Зачем уезжать было, если на расстоянии вон как всё здорово придумалось.
– Больно ты кислая была, – надувает губки Софи, – и когда всего слишком много – плоховато думается. Хорошие мысли приходят в условиях недостатка чего-то.
– Будем вещи своими именами называть, – фыркает Хейс, – то, на что ты намекаешь – связи между девушками и здесь довольно распространённое явление. Сейчас, в виду нехватки мужчин, в особенности. Я даже знаю, с кем можно договорится, с кем можно договориться скрасить одиночество, если мужчину не хочется. Новые кадры благополучно подросли, пока меня не было. Заметь, безо всякого столичного влияния.
– Процесс во многом естественный биологический, – весело смеётся Софи, – ты и вовсе излишне строга к живущим тут.
– Законы биологии действуют на всех, не учитывая социальные статусы и все прочие составляющие. Сознательный выбор утончённых людей, и чуть не инстинктивные влечения рождённых здесь.
Софи только посмеивается. Обе прекрасно знают, насколько легко переупрямить другую – примерно никак. С упрямством у обеих всё хорошо. Мнения о чём-либо тоже меняют крайне плохо. Примерно, как Хейс о местах где родилась – представления крайне негативные.
У Софи другое мнение сложилось. В том числе, и по рассказам Хейс, хотя она добивалась прямо обратного. Ну и результат – они обе оказались, там где оказались. Софи секундному порыву поддалась. Хейс спорить не стала, вдруг вспомнив, что Принцесса Империи – не её уровень. Да и зачем конфликты провоцировать, если без них вполне можно обойтись.
Тем более, полёт тоже имеет положительные последствия – вон какая у Софи граничащая с безумием идея возникла. Именно потому, что сюда полетели. Сидя на месте, ничего бы не придумали. Теперь же... Во первых  – надо ждать, пока полетим обратно, ожидание только добавит новых ощущений, когда, наконец, начнётся во-вторых... Оно уже кажется крайне многообещающим... Хотя бы потому, что будет у Софи и Хейс впервые.

– Не забывай, я нахожусь в месте, где хранится большая часть сохранившегося. Своим глазам я привыкла доверять. Да и не будем забывать – гипотеза Золоторогой о явлении радиоактивности блестяще подтвердилась. Про её же «периодическую систему элементов» я и вовсе молчу, хотя там автор, возможно, Чёрная Змея. Хотя, насколько я знаю, Первая и Вторая крайне наплевательски относились к тому, что сейчас называется «правом авторства». Над многим вместе работали, одна доделывала то, что другая начала, это относится к обеим. Дина Вторая выдала за своё немало работ своей матери. Ещё больше ей приписали значительно позднее. Фактически существовал огромный корпус документов «наследие великих», без разбивки кто что писала. Кое-что там Великой Кэреттой написано, а почти все математические сочинения и вовсе Осень Ертгард создала. Это уже потом стали по разным авторам распределять. И то это в основном делали как Дине IV и Сордару III больше нравилось, а они увлекалась эпохой Золоторогой. Ну и несколько принизили в массовом сознании значение Чёрной Змеи. Сама-то Золоторогая матери отдавала должное. Неоднократно писала, что по способностям значительно уступает ей.
– Дина I создала великолепную Армию. Но воспользовалась ей Дина II. Люди всегда любили и будут любить победителей. Битвы Войн Верховных и славы, и позора всем участникам добавили сопоставимое количество.
– И это говорит Чёрный Еггт от первого и до последнего поколения, – невесело усмехается Хейс.
– Да, это именно я говорю. Потому что считаю, не слишком достойно рубиться с говорящими с тобой на одном языке. Еггты были не лучше Эрендорна с Безглазым, а те были не лучше их. Главное – смогли организовать поход за линию. Во многом и поспособствовавший установлению окончательного мира в коренных землях Империи. Грубо говоря, добычи хватило на всех.
– Я этот поход грабительским не считаю. Мы были государствами из разных эпох. Должен был остаться кто-то один. Это что-то вроде закона природы, какие неизменны.
– Сейчас это не самая модная концепция.
– Я смотрю на оставшиеся от тех и от этих предметы материальной культуры. Уровень – несопоставим. Даже мечи разгромленного государства в большинстве имеют клинки нашей выделки. Сравни со своей «Золотой Змеёй».
– Это не массовой работы клинок.
– Но клинки Великой Армии сохранились во множестве. Я не выискиваю у себя следов крови каких-то народов, от каких даже названий не осталось. Когда в институте об этом речь заходила, я удивляла многих, говоря, что я «самая эталонная грэдистая грэдка». Никаких следов древности у себя не искала, и искать не собираюсь.
Софи чуть усмехается:
– Одна из самых грэдистых грэдок, кого я узнала этим летом – на все сто чистокровная мирренка. И при этом – грэдка, да ещё какая! Вот ведь как в жизни бывает.
– Ничего удивительного, – пожимает плечами Хейс, – как там Сордар III говаривал? «Я признаю грэдом любого, кто думает и поступает, как грэд, цвет кожи и разрез меня и волнует, и буду считать дикарём родившегося в Империи, если он поступает, как дикарь». У него «дикарь» было однозначным оскорблением, а не неким воплощением первобытной мощи, чем стало это слово сейчас.
– В общем-то и мне претит воспевание культур низкого уровня развития. Хорошо, у нас из Катастрофы был некоторый откат, а не глобальное проседание уровня развития на тысячелетие и больше, как в том мире случалось. До уровня павшей Империи вновь смогли подняться только через тысячу лет, да и то, далеко не по всем пунктам. Разве, что изобразительное искусство вытянули. Как по мне – один из важнейших признаков, характеризующий развитие общества. Притом, любого. Ведь где-то рядом идут архитектура, а следовательно и общий уровень образования. Кстати, на той территории даже сейчас не везде все умеют писать избежать. Мы до такого не скатились. Хотя религиозность, крайне способствовавшая деградации общества и уничтожившая огромное число произведений культуры, различных знаний, да и просто людей физически была и у нас – Еггты вычистили, в этом их главная заслуга. Столько всего смогли сохранить. Кстати, Великую Библиотеку и у нас религиозники сжечь пытались, мол знания демонов хранятся.
– Вообще, не понимаю, как южане смогли построить цивилизацию, положив в основу религию?
– Спроси, что полегче, – фыркает Софи, – во-первых, к ним из Империи Островов сбежало много так называемого духовенства и верунов. Их церковные историки даже пишут, о существовании в те года какой-то мифической «вселенской церкви» хотя никаких южных документов, адресованных на север, равно как и обратных, в природе не существует, во-вторых наследия Империи им досталось немало трактаты «о постройках» хватало ума сохранять. Остались также математические и географические знания. Это тоже немало, можно что-то строить начинать на этой основе. Они и выстроили. От чего у нас не первую сотню лет голова болит.
– Великих цивилизаций не то, чтобы много. У нас в мире фактически две, в том мире ненамного больше – фактически всё, выросшее из Римской Империи я считаю одной великой цивилизацией. Вторая – это Китай. Так называемый арабский восток или Индию я полноценными цивилизациями не считаю, в первую очередь, из-за чрезмерной роли религии в них, и растущих из этого худших проявлениях дикости. Уровень развития техники – крайне низкий, социальные отношения – отдают даже доеггтовскими временами. Правда и у нас техника отстаёт от тех, кто из римлян выросли. Но мы разрыв сокращаем.
– Все, кто оттуда, найди стабильную дорогу сюда, поведут себя одинаково. Как – думаю читала, и как раз религиозные фанатики наиболее опасны. Отец говорил: «если я слышу рассуждения о боге, я вспоминаю, где у меня пистолет». И я, и и Марина думаем аналогичным образом. Тем более, мы воюем с теми, у кого один из девизов «бог с нами».
– В том мире под этот девиз ухитрились учинить тысячелетний, если не больший застой во всех сферах жизни общества. Заодно своим тупым богословием застопорили развитие мысли. На ту же тысячу лет, если не больше.
  – Забавно, – усмехается Хейс, – рассуждаем о судьбах цивилизаций, находясь чуть ли не в самом глухом месте одной из них.
– Ну не можешь ты удержаться чтобы в родные места иголок не повтыкать. Да и и не такая уж здесь глушь. Аргумент «против» – наличие воинских частей и аэродрома, способного принять «стрелу», а значит и другие тяжёлые машины.
Хейс хитро щурится.
– Аргумент «за», какая именно здесь глушь. Можешь пойти и поймать на выбор любую мою родственницу, или любую местную девочку лет эдак пяти, да расспроси о происходящем. Потом сходи и поговори с кем-нибудь, кому лет семьдесят пять. Тут достаточно тех, кто в этом возрасте вполне с головой дружат. Тоже расспроси,,, – Хейс замолкает крайне многозначительно.
– Не улавливаю, на что ты намекаешь, – качает головой Софи.
– По-моему, очевидно. Ты будешь поражена, насколько одинаковые вещи услышишь. Тут абсолютно, решительно ничего не происходит. Иногда кажется – время застыло. Совершенно чудовищный застой. Никакого развития.
– Разве это плохо? Поверь мне, в наше время растить детей в сытости и спокойной обстановке – дорогого стоит. Да и насчёт отсутствия развития – я видела достаточное количества и личных, и рабочих машин из последних предвоенных каталогов. У твоего отца машина – не старше пяти лет, радиоприёмник – ещё новее, холодильники стоят. А ты говоришь, развития нет.
– Это не внешне, – Хейс стучит себя пальцем по лбу, – это вот тут. Ты сталкивалась с тем, что тебе абсолютно не с кем поговорить? Они не знают ничего из известного тебе. Хотя это всё прочитано в книгах, что вместе с ними покупалось. И ничего, совершенно ничего. Знаю, родители между собой говорили, я подслушивала «хорошо, медицинского ухода не требует, и следить за собой в состоянии. Одну со сдвинутыми мозгами прокормим вполне. Да и братья с сёстрами за ней  приглядят. Такие никому не нужны, даже с доплатой». Было очень обидно.
– Надо думать, – кивает Софи, – в моих-то способностях никто и никогда не сомневался.
  – В некоторых местах, – в тон ей Хейс подхватывает, – как в том городе, что до столицы был, ухитрилась перебить в несколько раз больше народу, чем там вообще жило. А вот Маришка сталкивалась. Хорошо, маленькая была, мало что помнит. Впрочем, я стараюсь не спрашивать. Она ведь очень злопамятна. Притом по отношению ко всем.
  Хейс усмехается:
– Как говорят, просто злая и с хорошей памятью. Она не изобретает себе вымышленных обид, чтобы всегда было кому, и за что мстить.
Помнит только намеренно сделанное, притом именно намеренно, а не по незнанию. Такое она может и забыть.
– Вечно ты защищаешь всех, кого надо и нет, милая моя, – грустно вздыхает Софи.
– Я стараюсь быть объективной.
Софи крепенький кулачок показывает.
– Так и думала, что ты скажешь именно это!
– Что поделать, некоторые вещи в людях не меняются. Я уже дожила до того возраста, когда после перемены уже невозможны.
– Я, в общем-то согласна с Кэрдин, человеческие качества у большинства полностью проявляются уже годам к десяти.
– Много шепчутся, как сильно она не любит людей.
Софи усмехается.
– Вечная история, как по её приказу похищают молоденьких, не особо разбираясь в поле, а она из их крови ванны принимает для омоложения. Иногда похищения случаются и для использования в других целях. Это?
– Да.
– До чего у двуногих фантазия убогая! Что про Великую Кэретту такое рассказывали, что про нынешнюю Кэрдин.
– Сейчас придумали дополнение, – посмеивается Хейс, – особое внимание уделяется девственницам и девственникам. Это притом, что второе практически никак нельзя установить, а для первого очень уж юных надо ловить. Хотя, лично мне непонятно, какие в этой крови могут быть особые компоненты, что южане ей такое значение придают.
– Судя по тому, что ты говоришь, значение придают не только южане. Впрочем над вывихностью столичных мозгов сам ЕИВ больше полувека уже не ржёт. Говорит, что устал. Поневоле веришь, если учесть, сколько я уже слышала бреда, в том числе, про себя саму. Пантера специально мне духи сделала, чтобы по цвету от крови не отличалась. Вру, что та самая, от девственниц. Я их в школе на видном месте держу. Там флаконы интересные – в виде обнажённой женской фигурки. С пробкой в виде черепа. Пантера обожает такие шуточки. Уже несколько раз предлагали крайне крупные суммы за флаконы. Она говорила, если предложат совершенно неприличную сумму, она не удержится. Половину денег вышлет мне за отличную идею. Но пока ничего не поступало.
– Мне ты такие флаконы не показывала.
– Потому что стараюсь глупых вещей при тебе не делать. А для этих – и так сойдёт. Ещё и Пантера врёт всем, кто постатуснее, что такое изготавливает только для меня и Кэретты.  С использованием очень редкого ингредиента.
– М-да, – хмыкает Хейс, – с поисками девственниц в столице действительно, могут возникнуть сложности. Детишки всё быстрее развиваются.
– Можно подумать, где-то в других местах ситуация иная, про Архипелаг вообще молчу, но думаю, и здесь сложности возникнут.
– И не говори, – посмеивается Хейс, – тут даже «Прошение» на Высочайшее имя подавали, чтобы регионально снизить возраст заключения брачных договоров для местных уроженцев. Ты говорила, на такие прошения всегда поступает тот или иной ответ, так вот по этому пока не было никакого. И традиционный срок рассмотрения ещё не вышел. Мне не отсюда сообщили, прочла в «Правительственном Вестнике».
– Тут под наш визит не решили парочку договоров перенести?
– Люди, если им надо, способны очень быстро организоваться. Должно быть через два дня, притом готовились раньше. Меня тут все воспринимают как твоего личного секретаря. Придраться не к чему – договор перед призывом, как у многих. Ждать тут не любят. Определённый прагматизм – если убьют, будут какие-то деньги как супруге «погибшего при защите Родины». Что-то до совершеннолетия будет положено и ребёнку, если появится. Тут вроде, уже намечается. Да и возраст нормальный по здешним меркам – девятнадцать и двадцать лет. Почти перестарка вроде меня. Во всяком случае, у женщин моего возраста дети есть уже у всех. Некоторые в школу скоро пойдут.
– Ты сама выбрала жизнь по другим законам.
– О чём ни капельки не жалею. Скорости жизни в разных частях страны очень уж сильно различаются. При этом здесь каким-то немыслимым образом умудряется ничего не происходить. Мировая война – для большинства – род хозяйственной деятельности. Чуть поопаснее прочих, но в общем, но в общем, ничего особенного. Почти поездка на заработки. С Севера тоже можно не приехать обратно.
– Тебе молодые не родня?
– Тут почти все родственники. Матери. Крайне дальняя.
– Можешь передать, мы будем. Всё равно, никого значимее нас двоих тут ещё долго не появится. Зря не согласилась, чтобы я тебя принцессой сделала.
  – Сейчас кто повестки ждёт, кто идёт добровольцем, иногда даже возраста не дожидаясь. Больше смотрят на физические данные, а не документы. Тут многие биологически старше на пару лет, чем фактически.
– Ты призыву не подлежишь?
– Ты же знаешь. На специальности – бронь. Так бы вполне могла быть призвана, ибо не стала бы применять простейший способ для женщины для получения отсрочки – беременность. Снижение возраста договоров с этим же связано. Но я не настолько хитрая, избежала более сложным путём. Кстати, идти добровольцем сейчас более распространено, нежели в ту войну. Когда всё кончится – чуть проще в жизни будет.
– В ту войну льготы добровольцам ввели уже сильно позже окончания боевых действий.
– Но ведь ввели, сейчас они есть изначально. Мы уже пили с одной, кто воспользовалась.
– Кстати, от местной свадьбы ты напрасно ждёшь чего-то необычного. Пока не поздно – не изъявляй согласия. Тут самое распространённое – устроить всё, как в большом городе. Даже в путешествие после церемонии едут по известным местам. Сорят деньгами как никогда в жизни. Как мои родители плавали на трансокеанском лайнере. Правда, не знаю, как с этим сейчас – много закрытых регионов, да и доступ в Столицу ограничен. Городских церемоний уверена ты предостаточно видела. На ещё одной, думаю, не увидишь ничего нового для себя.
– Милая ты моя, милая – качает головой Софи, – до чего же у тебя предубеждённость сильная. И насколько же ты упрямая! Нет, мы будем на этой церемонии.
– Да? А в чём? – Хейс делает вид, будто случайно «вспоминает» насколько налегке они улетели.
Софи с хитрой ухмылкой победоносно вскидывает ладонь.
– Спокойно! Без паники! За что в МИДв деньги платят? Со мной всегда летит этакий тревожный чемодан, где сложены наряды на все возможные церемонии, где предполагается моё участие. Свадьба одна из самых вероятных церемоний.
Так как ты постоянно сопровождаешь меня, такая вещь Сформирована и для тебя. Работало окружение Пантеры, так что, всё там безупречно.
– И те красные духи есть?
– Конечно, они ведь и предназначены для чувственных встреч.
– Подари невесте!
Софи качает головой:
– Они не столько статусные и ценные, сколько в красивом футляре. Я им славу создала в основном болтовнёй и то, по большей части в школе. Стоимость там средняя.
– Но клеймо Красной Кошки настоящее?
– Это да, и флаконы на самом деле, номерные.
– Для данной местности – сойдёт! – Хейс решительно машет рукой.
  Софи смотрит хмуро.
– Тогда я точно подарю что-нибудь другое. Не хочу, чтобы кто-то, даже ненамеренно пострадал от шуток Пантеры или моих. Я уже сказала – там флакон ценнее содержимого.
Хейс мечтательно щурится:
– Как по мне, так лучшая шутка – это та, чей смысл понял крайне ограниченный круг лиц. Чем он ограниченее тем лучше.
– Я считаю аналогично. Но думаю, что в данном случае в отношении этих людей это было бы совершенно не уместно. Как уже говорила, статус накладывает определённые обязанности. Заставляет строго определённым образом поступать. Но по отношению к этим людям я так никогда не поступлю. Будет Подарок, достойный Принцессы Империи.

– Как много можно узнать о тех, с кем вроде бы рядом жила от тех, кто их не видел никогда.
– Что поделать, мир с каждым днём сжимается всё сильнее.
– Его уважают, но совершенно не верят, что говорит. Что и воевал в глуши, и ранен был – это да. А остальное – враки. Вояки все сильно способны врать, а он только врать и мог. Имперский Комиссар, человек, что по должности соправителя выше, без дураков второй после Императора за руку с ним здоровалась да ордена вручала.
Софи усмехается.
– В теории, Кэрдин способна и на то, и на другое. Собственно на войнах в глуши она и стала той, кем её знают. Грубо говоря, Смерть прошлого или даже позапрошлого поколения. Даже в хороших отношениях с одними и теми же людьми.
– Нет, – качает головой Хейс, – у Ягр куда больше амбиций. Иначе давно уже сидела в своём дворце, да «Воспоминания» писала. Её даже Хорт такой вывел – матёрая волкодавиха, кого прислали командовать дорвавшимися до крови щенками с зубами молочными. Я пытаюсь представить – и не могу, что общего у того хищника, взглядом останавливающей атаки – и изящной женщине одетой по последней моде, с безупречным макияжем и маникюром, мило улыбающейся, сидя напротив меня. Пыталась представить. Потом только поняла – у них глаза одинаковые были. Те, про какие я у Хорта прочла – и те, что смотрели прямо на меня. Если увидишь такие у врага – тебе не жить. Умрёшь. Причём именно так и тогда, как ей надо будет. Притом, признаю, сказывается влияние среды, при последней встрече я её больше опасалась нежели до того. Хотя она вас обеих считала и считает почти за своих дочек.
Про дочек Софи решает пропустить мимо ушей, тем более, в отношении Марины в общем-то верно. Что сестрёнка живёт в общем-то нормально – целиком и полностью заслуга «чёрной жемчужины», и с этим даже Кэретта не спорит. Лучше на нейтральные темы опять перейти.
-- Признак таланта, как пом мне–узнаёшь описание знакомого человека по одному предложению. Даже если не названо имя. Его там в итоге и не было, словно безымянное воплощение имперской мощи и несокрушимости. И одновременно прекрасно известный тебе человек. Я была из немногих, кто сразу видела и то, и другое.
– Родственнику знаешь ещё почему не верили – никто такого оружия в руках не держал. Про отдельные образцы слышали краем уха.
  Софи усмехается:
– Не знали, тот регион негласно считается испытательным полигоном, куда шлют опытные партии оружия, а потом там же и оставляют для территориалов. Местным выдавать что-то опаснее обожжённой на костре палке – таких дурных нет. Вот и пылиться на складах всякая экзотика.
– Так и я о том, чем там вооружены узнал уже после того,  как несколько лет не видела родственника. Не знала, что там под видом «полевых мастерских» есть полноценный завод с представителями большинства оружейных КБ. Вот и берутся странные винтовки, автоматы и пулемёты, из тех, что выпустили тысячами, а не сотнями миллионов. У них даже бронетехника была из опытных партий. Он говорил, не верили. Хотя, никто не сомневался в том, что он был там, где из крупносерийного  были только патроны. И верёвки. Отец, дядя и брат матери ему не очень верили. Особо не дружили, но делить им было нечего, вот и пошли поспрашивать. Они-то первыми потом и сказали, родственник хвастун, но не врун.
– Лучше бы девочек местных поспрашивали. – хмыкает Софи.
– Я Хорта пересмотрела – он родственника не видел, в лучшем случае, мельком упомянул. Хотя, при ударе по казне пленных был пулемётчиком в броневике.
– А Кэрдин была с шашкой. Кавалерийские панцири – вымерший вид вооружения.
– По книге, она больше автоматом действовала, стреляя с коня. Шашка в дело пошла, когда некоторые решили, что законы войны на них работают. Угу. Хорт честно писал – послали бы пошёл бы на сдавшихся хоть с ломом, головы разбивать, хоть с топором, они сами себя из списка людей вычеркнули. Но без него справились. А освобождённые сами очень охотно помогали местных по сучьям развешивать. Так что он даже из броневика только покурить вылезал. На трёхбашенном был. Не думала, что они ещё используются.
Софи посмеивается:
– Ты невнимательна, милая. Хотя в моём случае сказывается общение с Мариной. Хорт в описаниях очень точен. Я тоже удивилась, прочтя про такой броневик. У сестрёнки спросила.  Она даже внимания не обратила. Оказалась – относительно новая разработка, специально для действий в спорных местностях. Башен столько – в тех краях выгоднее при сопровождении колонн иметь много стволов, особенно при недостатке у местных вооружения. Но машина оказалась не очень. Для сопровождения оказалось выгоднее бронировать тяжёлые грузовики – и ставить пулемёты за щитами – сколько влезет на борт. Такое бронирование даже стали на заводах изготавливать и в ту местность отправлять – монтаж возможен в любых мастерских при наличии минимума оборудования. В теории броню можно снять и обратно обычный грузовик получить. Там сейчас вроде как мир, но грузовики так и не разбронировали. Техника-ка туда как шла, так и идёт по остаточному признаку. Хотя самые взбесившиеся с гарантией кончились.
  – Всё таки, не вполне понимаю, почему туда именно Кэрдин направили, да ещё на такую должность назначили. Там в итоге дел-то было на кого-то уровня Смерти.
– Хорта ты невнимательно читала, – качает головой Софи.
– Что он там про стратегию писал, да часть боёв действительно, пропускала, – чуть опускает глаза Хейс, – мне про отношения между людьми было больше интересно.
Софи пальцами щёлкает.
– Тут уже я глупости сказала. В версии для печати этого не было. Война в глуши, и война в глуши, тем более Хорт приличный кусок жизни на таких войнах провёл. Это потом на подростковую литературу совсем уж с девочковым уклоном переключился.
– Мальчики про аналог Рэды тоже читают, но вернёмся к менее приятному. Ты между строк прекрасно читаешь и намёки улавливаешь. Там нужна была, может и не именно Кэрдин, но кто-то с совершенно чрезвычайными полномочиями, так точно. Тот чьи решения ни при каких обстоятельствах не пришло бы в голову оспаривать. Это народное движение слишком уж свихнулось на расовых вопросах, и очень уж древние и красивые, – Софи крайне неприятно скалит зубы, – обычаи воскресило...
– Не тяни.
– Если вещи своими именами называть, то с такими следовало уже не воевать, а охотится как на диких зверей, с переработкой тел на комбикорм, а костей на муку для удобрений. Они только внешне оставались похожими на людей. Но стали нелюдям крайней степени...
– Прошу же, не тяни, а говори по-человечески.
– Не получится по-человечески, – злобно ухмыляется Софи, – приносящие людей в жертву и людоеды к человечеству не относятся. Это ходящие на двух ногах и пользующиеся орудиями, животные. Со скотами по-скотски и надо разговаривать. Не все в состоянии забыть, пред тобой не люди, а существа, человеческий облик уже утратившие. Кэрдин очень хорошо различает, кто человек, а кто – уже нет. Путь обратно из мира людей в мир животных, оказывается очень короток. Кстати, думаю твой родственник потому и врёт. С одной стороны о тех событиях литературное произведение выпустили, не говоря уж об «Отчёте» самой Кэрдин, к нему даже у меня с сестрой доступа нет, с другой с участников взяли подписки о неразглашении. Люди Кэрдин могут быть очень убедительны. О таких вещах не говорят, но в себе держать могут не все. Вот и получается, что получается.
– Будет время – извинюсь перед ним. Дразнила его, будучи ребёнком, конечно вместе с другими детьми. Но быть-то надо в ладах с собственной совестью, пока это возможно.
– Что тебе мешает сделать это прямо сейчас? Разве ты занята чем-то? Или спеси слишком много накопилось?
Хейс решительно разворачивается.
– Вот возьму, и пойду прямо сейчас. С собой не зову,  это  только моей совести дело.
– Если пойти захочу, прогонишь?
– Разумеется, нет.
– Пойдём или поедем?
– Пойдём. Охота ещё немного время протянуть. Тяжело свои ошибки признавать. Раньше мне близко было. Сейчас обленилась.
– Прогуляемся. Ноги у меня длинные в том числе и затем, чтобы ходить.
– Твои ножки, – Хейс хихикает, – точнее...
Софи подносит ей палец к губам. Мурлыкает:
– Я не хуже тебя знаю, что «точнее». Но не пытайся искать отсрочку по времени. Я сказала! Сначала дело, всё остальное – потом! Вот так-то, миленькая моя!

                                *        *       *

– Думала, тяжелее всё будет, – вздыхает Хейс.
– Не пойму, чего ты опасалась? – хмыкает Софи, – После пережитого всерьёз воспринимать по сути дела, детские шалости. Мягко говоря, не слишком достойно. К тому же, начни он на ваши выходки всерьёз реагировать – сам имел шансы перестать быть человек. Ему голову повредили в куда меньшей степени, чем ты думала в детстве.
– В общем, одной сложностью в моей жизни стало меньше. Теперь я спокойна. Хотя, я абсолютно уверена, в том что всё так быстро и хорошо кончилось важнейшая роль относится к фактору твоего присутствия.
– Не преувеличивай степень моего значения.
– Я, её скорее, преуменьшаю. Говорила вроде, по степени почитания Императора местных только наши миррены могут превзойти, и то сомневаюсь. Не очень привычно, особенно после лёгкой оппозиционности столицы.
– Я, в общем-то, это заметила.
– Знала бы, сколько после каждой «Сводки» стратегов уровня генералов Генштаба появляется! Стараюсь не спорить, хотя слушать противно! Их послушаешь – даже поражаешься, почем они не в Генштабе? Действовали бы в соответствии с их предложениями – давно бы на южном берегу материка были.
– Почему замолчать не заставишь? Ведь прекрасно умеешь. Одним взглядом в некоторых случаях справлялась.
– Потому что, они на самом деле, работают на оборону. Некоторые даже повоевать успели в самом начале. Чуть ли не самые большие любители о стратегии рассуждать – на самом деле, демобилизованы по ранениям. Не переведены в тыл «для сохранения ценных кадров», как многие и не получили бронь, потому что ещё учатся на ценную специальность, как я. Таким рты затыкать – себя не уважать, да и врагов нажить можно. Везде, где пахнет деньгами и наградами – жуткий змеятник. Половой вопрос ни малейшей роли не играет.
– Болтунам, в любом случае, следует научиться молчать, соответствующий плакат не просто так нарисовали.
– Как по мне, подобная болтовня, пусть не нравящаяся лично мне – вполне допустимый способ стравливать пар, сбрасывая напряжение. Тем более, там не ходят чужие.
– Однако, откуда-то берутся обвинения в шпионаже и враждебной деятельности...
– Человеческую жадность частенько недооценивают. Особенно потому, что у борцов это качество часто отсутствует.
– Зато, другие присутствуют.
– Не стану спорить. Хотя, не очень понимаю. Ведь с работающими на Юг смогут расплатиться, в лучшем случае, только после восстановления дипломатических отношений. То есть, как мне кажется, примерно никогда.
– Считаешь, что нет работающих за идею?
– Ты уроженцу какой местности это говоришь? В данном вопросе моё происхождение – положительный признак.
– Ты недооцениваешь влияние пропаганды. В ней у южан успехи существенно выше наших. К примеру, они снимают более качественные фильмы и делают радиоспектакли. Да и иллюстрированные журналы у них более качественные. Особенно, для тех, кто только картинки разглядывает. Нету мирренов, стремящихся подражать персонажам наших произведений. Обратные персонажи – встречаются. Причём даже в той среде, откуда я происхожу. Для меня – это крайне опасные признаки. Влюблённый в Юг уже готов на них работать. Достаточно пальцем поманить. Тем более, таких потенциальных союзников южан очень сложно выявлять, ибо они могут до какого-то времени себя никак не проявлять. Полно же глупцов, верящих в пресловутые «свободы Юга» и в то, что у нас чуть ли не рабство. Конфликт начался в более выгодное для нас, нежели для них время. Ещё десятилетие, максимум два – количество полумирренов во всех слоях населения увеличилось бы в разы. О последствиях лучше даже не гадать. Когда у отца последний раз была, дали мне «Доклад о негативных настроениях» прочитать. Я в самом настоящем ужасе была. «О неразглашении» ничего не подписывала, так что могу рассказать. Арестовали одну «за распространение пораженческих слухов». Вроде, даже художницу, правда я про неё раньше ничего не слышала, и надеюсь больше никогда не услышать. Там выдержки из её дневников приведены. Где она обстановку всеобщего страха нашла мне бы очень хотелось знать. Что атмосфера гнетущая и серая – сама виновата, атмосферу вокруг себя человек во многом сам создаёт. Но, это, как ЕИВ выражается, цветочки, ягодки были другими. Во первых – абсолютно лютая ненависть ко всему, что нас окружает, в первую очередь, – одаривает Хейс крайне ядовитым прищуром, – к «серым и ограниченным полулюдям-полуживотным, способным только к удовлетворению физиологических потребностей». Но главное всё-таки в другом. Происходящие вокруг события это существо всё-таки замечает. В том числе, и тот налёт на Столицу, где чуть не погибла я с сестрой. Так вот, знаешь что написано было? «Город бомбят, но никто не боится, ведь бомбы-то освободительные!» Я как прочла. Честно скажу захотелось взять этот текст, взять авторку и на башню «Софи» отвезти. Их не переформировали, только пополнили, достаточное количество личного состава помнит налёт. Тем более, многие видели сколько в башне было женщин и детей. Зачитать им «Дневник»... Интересно, чтобы они с ней сделали?
  – На ствол «близнеца», как леденец на палочку бы насадили, да холостым пальнули? – кровожадно предполагает Хейс, – хотя, можно и просто с балкона уронить. Там внизу бетон.
– Может не разбиться – мозги из этого же самого материала. Как ты сначала предлагала – раскалёнными газами через естественное отверстие – надёжнее.
– Тебя вполне можно понять – сложно чего-то другого желать существу, что приветствовало бы твою гибель. Но вот чего я понять не могу – откуда такие деятели берутся... Подозреваю если бы её привезли сюда, да зачитали бы этот «дневник»... Мы бы очень много нового узнали бы про жестокость. Хотя мне кажется, я что-то понимаю, по-моему одна из Дин писала «когда готовишься к войне – постарайся сделать так, чтобы наместник провинции во вражеской стране завидовал землекопу в твоей. Считал, что у землекопа есть что-то, чего нет у него, и он жаждал бы этим обладать. Сможешь так сделать – это половина победы и даже больше!» Вот миррены и прочли внимательно твоего предка, а мы теперь начинаем пожинать плоды этого.
– Я отцу посоветовала, как следует проверить как у нас расходуются средства на культуру и пропаганду. Ибо чем-то крайне нездоровым уже во «Дворце Грёз» пованивало. Мне самые концентрированные отходы в виде выдержек из этого «дневника» прямо под нос сунули. Явно из соображений напугать. Да и настроить против определённой среды. Я потом попросила полный вариант. Похоже отец на такую мою реакцию и рассчитывал, он был где-то близко ибо принесли через пятнадцать минут. Конечно, дурь и дичь ещё та. Хотя бы по той причине, что не всё о чём думаешь, следует записывать. Особенно в сложные времена. Дополнительное омерзение знаешь что ещё вызвало? Это свихнувшееся на ненависти к грэдскому и любви к мирренскому существо, оказывается мечтала быть приглашённой во «Дворец Грёз». Шанс даже от нуля отличался – писатели, сотрудничавшие с редакцией где она числилась и некоторые сотрудники там действительно, бывали...
– Получается, опухоль разрослась куда сильнее, чем мне показалось на первый взгляд.
– Да, ты права. Это рак, самый настоящий рак, присутствующий в жизненно важных органах Империи. Его надо резать. Иначе мы все можем погибнуть. Вместе со страной. Ведь на Юге понимают – сокрушить нас на поле боя – крайне затруднительно. К тому же, испытания сплачивают общество. Противника такого уровня надо бить изнутри. Привить свои ценности,  свои представления обо всём... Мы на этом направлении действуем недостаточно эффективно.  Собственно, война общество сплачивает. Это существо слушали несколько лет. Сама она в поле зрение нелетающих орлов не попадала. От пишущих от многих оппозиционностью пованивает. Ну вот кто-то из них и не выдержал накала бреда. Даже прямо написал, что империя ему дороже южных свобод, хотя он со многим в стране и не согласен.
– Говоря по-простому, – усмехается Хейс, – написал донос. Ну или проявил бдительность. Всё зависит от точки зрения.
– Нехороший признак, что ты допускаешь существования другой точки зрения, – качает головой Софи.