Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Андрея Колганова » Жернова истории 8


Жернова истории 8

Сообщений 71 страница 80 из 86

71

20.3.

Справки, полученные по моим запросам из наших постпредств и из Женевы, позволяли надежно установить, что документы из папки Ежова (или, если хотите, из моей) не соответствуют действительности. Был получен и документ из МУРа, недвусмысленно подтверждавший, что подписи на документах, переданных на экспертизу, и представленный им образец моей подписи – не тождественны. Все это тут же легло на стол товарищу Серго.
Внимательно читая полученные справки и еще раз проглядев фотокопии документов из папки Ежова, Григорий Константинович начинает играть желваками. Потом поднимает глаза на меня, глядя исподлобья:
- Все, можешь быть свободен, - резко бросает он.
- А чистка? – хочу быть уверен, что он будет на моей стороне.
- Какая чистка, слушай! – мой начальник явно взволнован. – Какая чистка?! – тут он умолкает на целую минуту, потом уже более спокойным голосом продолжает:
- Не беспокойся. Разберемся. Все, свободен – повторяет он в завершение.
Комиссия по чистке больше меня не беспокоила. Хотя нет, вру, полгода спустя вместе со всеми ответственными работниками ВСНХ я таки прошел через комиссию по чистке, но уже без каких-либо серьезных придирок. Мое меньшевистское прошлое припомнить мне все же не забыли, и пришлось уверять, что я уже давно, еще с 1917 года, все осознал и сделал выводы, о чем свидетельствует моя работа на доверенных мне партией постах.
В январе 1934 года в газетах появляются официальные сообщения о начале чистки государственного и хозяйственного аппарата. И председателем всесоюзной комиссии по чистке там назван зам председателя ЦКК Андрей Андреевич Андреев. А где же Ежов?
Ответ на этот вопрос я получаю через несколько недель. Григорий Константинович решил поделиться со мной, рассказав о своем разговоре со Сталиным.
- Я его тогда прямо спросил: слушай, Иосиф, кто у нас кем руководит – Политбюро Секретариатом, или наоборот? Кто кадровую политику определяет – Политбюро или Секретариат? Или Николай Иванович Ежов единолично за всех за нас решает – кого снимать, кого назначать? Возомнил себя вершителем судеб, понимаешь! – Орджоникидзе малость помрачнел. Видно, вспоминать о том, как они препирались со Сталиным, было ему не слишком-то приятно.
- А он мне отвечает: Ежову поручено заниматься чисткой, и он обязан проявлять бдительность, проверяя все поступившие сигналы! И если на кого падают подозрения, обязан отстранять от работы! До выяснения. – Председатель ВСНХ снова хмурится.
- Ну, тут я не выдержал: ваш Ежов - говорю – вместо проверки сигналов верит любой клевете! Фальшивками не брезгует, чтобы заслуженные кадры опорочить! Так делать – на руку врагу играть!
Пытаюсь себе представить эту сцену в лицах. А мой начальник, после секундной паузы, продолжает:
- В общем, так вот и побеседовали. Положил я ему на стол ту папочку, что ты собрал, и говорю: вот тут у меня все задокументировано. Все, что Ежов приплел, тут по косточкам разобрано. Враки это! Если он, не разобравшись, всю эту дрянь будет на мои кадры вываливать, да людей от работы отстранять, я вопрос буду на Политбюро ставить! Так и заявил.
Тут товарищ Серго усмехнулся, и добавил:
- Не переживай. Ежов тебя больше не тронет.
Еще через некоторое время от председателя СНК РСФСР Сырцова узнаю, что подобные же разговоры, с разной степенью накала страстей, состоялись у Сталина и с Фрунзе, Литвиновым и Микояном. Главная претензия с их стороны состояла в том, что они отвечают за кадровую политику своих наркоматов, и судьбы ответственных работников решают сами. Если есть к кому претензии – рассмотрим, кто заслужил – того вычистим. А то Ежов чуть ли не диктатором себя возомнил, кого хочу – караю, кого хочу – милую. Его дело в чистке – собрать сигналы, проверить, и доложить. А решать – не ему. Он же с порученным делом не справился, обвинения не проверил, зато тут же кинулся оргвыводы делать.
Точно ручаться не могу, могу лишь предполагать, что на стол председателю Совнаркома СССР легли и материалы, полученные от Трилиссера, Артузова и Берзина. В том числе и донесение от резидента в Данциге, где упоминалась папка с компроматом, попавшая в руки польской разведке.
Какой разговор состоялся у Сталина с Ежовым, и был ли вообще такой разговор, я так и не узнал. Но можно было догадаться, что неумение Николая Ивановича правильно распорядиться полученными из рук Сталина документами, вышли Ежову боком. Не оправдал доверия! И в марте 1934 года в газетах появилась заметка о назначении нового секретаря Семипалатинского обкома партии. Из обоймы не выкинули, но задвинули подальше.
Поплатился и Агранов, на которого Ежов попытался свалить свою недоработку. Поехал возглавлять областное управление ОГПУ в Башкирию. Это была уже вторая опала Агранова, и вряд ли ему удастся снова всплыть наверх.
Хотя моя операция сработала, торжествовать особо не приходилось. Ведь я понимал, что не в одном Ежове дело. Если будет команда сверху, то ретивые и беспринципные исполнители найдутся. Но, тем не менее, лучше, если самые ретивые и самые беспринципные не окажутся главными инструментами в кремлевских политических схватках.
Но я забежал немного вперед…

+14

72

20.4.

Идет к концу октябрь 1933 года. В Москве стоит не по-осеннему теплая погода, но я буквально затылком чувствую ледяное дыхание 1937 года. Не потому, что события быстро катятся в этом направлении, - наоборот, ситуация была лучше, чем в известной мне истории, - а потому, что приходится считаться с возможностью, что страна все-таки может свернуть в эту колею. Последнее время я часто задумываюсь над тем, что ждет нас всех впереди, и уже нет сил держать это в себе.
Сегодня я встречаю жену у здания на Лубянке, чтобы вместе отправиться в тир. Давненько мы не поддерживали свои навыки, но совсем терять их не хочется. Расстреляв по два магазина, убеждаемся, что отсутствие регулярных тренировок к добру не приводит. Тем не менее, стрельба, пусть и не слишком удачная, как-то успокаивает, и на обратном пути, неторопливо держа путь к Бульварному кольцу, я могу рассуждать, не срываясь на эмоции.
- Лида, - начинаю давно задуманный разговор, - никак не могу разобраться, что же столкнуло в нашей истории лавину массовых репрессий, и не вполне понимаю, как же ее удержать. И это меня уже измучило донельзя.
- Спокойнее, Витя, - отвечает она, хотя я вроде и не нервничаю. – Попробуй аккуратно разложить все по полочкам.
- Попробую, - согласно киваю. – Что довольно прозрачно, так это цепь событий, которая у нас привела к репрессиям 1937 и 1938 годов. И вот здесь есть некоторые обнадеживающие моменты. – Говоря это, смотрю прямо перед собой, и начинаю мысленно загибать пальцы.
- Во-первых, тогда партийное руководство очень раздражала агитация Троцкого и его сторонников, которая велась из-за рубежа, и подпольно распространялась у нас в стране. Сейчас Троцкий никуда не выслан, даже из партии не исключен, хотя из Политбюро и из ЦК его и убрали. Он продолжает работать в ВСНХ, пока затих, и его сторонники тоже почти не проявляют активности. Да, крайне левые тут петушатся, так же, как и в моей истории, но они малочисленны и невлиятельны.
- То есть, ты хочешь сказать, что сейчас у партийного руководства нет причин на крутую расправу с оппозицией? – уточняет жена.
- Да, именно так. – И я продолжаю:
- Далее, у нас на протяжении 1930-1933 годов было несколько оппозиционных выступлений партийных работников, которых Сталин считал своими верными соратниками, чуть ли не друзьями. Это заставляло его с опаской думать, а кто же следующий попытается ему изменить? Сейчас же ни одно из таких выступлений не состоялось. Дров мы в экономической политике наломали меньше, и разногласия не дошли до той точки кипения, чтобы кто-то из сторонников Сталина решился выступить против него.
- Так это касается только личных мотивов Сталина, - замечает Лида.
- Но ведь личные мотивы такого человека играют немалую роль. И в моем времени у него поводов нервничать было немало, - отвечаю ей. – Вот, в 1932 году стала распространяться оппозиционная платформа, автором которой был Рютин, и в которой ставилась цель «устранить Сталина». Тут забеспокоишься. Тем более, что в декабре 1934 года один неуравновешенный тип, считавший себя обиженным, застрелил Кирова прямо в Смольном.
- Ты знаешь, кто это сделал? – в голосе моей любимой зазвенела сталь.
- Знаю. Некто Николаев. Мелкий тип и психопат. И я уже давно обдумываю, как ему помешать. Не помню, кем он работает, - сокрушенно мотаю головой, - и как его вычислить. Фамилия-то распространенная. Знаю дату покушения – 1 декабря - и место. Но где гарантия, что все повторится один в один?
- А что ты вообще про него помнишь? – спрашивает моя чекистка.
- Мелкий партработник. – пожимаю плечами. – Его хотели перевести из Ленинграда на периферию. Он отказался и затаил обиду, что его не оценили. О! – меня внезапно осеняет. – Можно вычислить его по жене. Кажется, ее звали Мильда Драуле. Вряд ли у нее много однофамильцев в Ленинграде. Но кроме имени и фамилии, я больше ничего о ней не помню. Да и как добраться до необходимых сведений, не привлекая к себе внимание?
Тем временем мы по Большой Лубянке вышли к Бульварному кольцу и повернули налево, на Рождественский бульвар.
- Для опасений у партийной верхушки были и другие поводы - продолжаю свои размышления. - Вот, представь, почти сразу после убийства Кирова возникает так называемое «кремлевское дело». Выяснилось, что секретарь ВЦИК Енукидзе и начальник охраны Кремля Петерсон прошляпили засорение технического аппарата Кремля личностями, некоторые из которых особо даже и не скрывали свои антисоветские настроения. Тут поневоле задумаешься: а не схватится ли кто-нибудь из них за револьвер? А ведь Авель Енукидзе действительно был близким другом Иосифа Виссарионовича, без всяких «почти». И ясное дело, Сталин был крайне уязвлен. Уж от Авеля он подобного никак не ожидал. Да и доверие к охране Кремля резко пошатнулось, – с этими словами поворачиваюсь к Лиде и смотрю ее слегка разрумянившееся лицо. А все же красивая у меня жена…
- С этим можно разобраться, - медленно тянет Лида, видимо, продолжая что-то додумывать. – Но только с плеча тут не руби. Если просто сообщить куда следует, то ведь эффект от этой информации будет тот же, что и был у тебя. Значит, надо, чтобы Енукидзе с этими кадрами разобрался сам и не поднимая шума.
-Это понятно, и тут как раз все проблемы в принципе решаемы, а некоторые и не возникли вовсе. Поэтому я не столь опасаюсь, что Сталин и его ближайшие соратники примутся громить партийные кадры, подозревая в них скрытых оппозиционеров и заговорщиков. Тут и мотивы видны, и как их можно свести к минимуму – тоже. Другое понять не могу, - перехожу к тому, что беспокоит меня больше всего:
- Какого лешего (вот, все же сорвался на эмоции…) вдруг, без всяких поводов, Сталин начал в 1937 году широчайшую компанию репрессий против всех, кого он мог подозревать в малейшей политической нелояльности? Против бывших кулаков, помещиков, высших государственных чиновников, офицеров, священнослужителей? Против кадров, принадлежащих к национальностям, имеющим государственность за пределами СССР или вовсе не имеющих таковой? Чем ему айсоры или курды помешали? А латыши, немцы, поляки, корейцы? Да еще квоты на репрессии установил – десятками тысяч для каждой области!
- Я тоже не могу понять, - почему-то шепотом отзывается Лида после недолгой паузы.
- И наши историки не могли разобраться, - тоже зачем-то понижаю голос. – Давали всякие объяснения, в основном не выдерживающие критики. Мне известно только одно, более или менее рациональное, - близость мировой войны. Партийная верхушка опасалась удара в спину, и начала массовую чистку, открыв огонь по площадям. – Словечко «пятая колонна», готовое сорваться у меня с языка, я успел придержать, чтобы не пускаться в длинные объяснения. Ведь это слово пошло гулять только с 1936 года.
Рассуждая так, неспешно спускаемся под горку, пересекаем Трубную площадь, и так же не спеша идем дальше. По левую руку показались монастырские строения, но мы не смотрим по сторонам, а продолжаем свою беседу.
- Очень надеюсь, что сейчас, когда ошибок допущено меньше, и градус брожения в партийном руководстве заметно ниже, Сталин не сочтет так уж необходимым избавляться от всех своих прежних политических оппонентов путем обвинения их в заговорах, терроризме и шпионаже, что позволяет уничтожать оппозицию физически. Но выстрела в Кирова в любом случае быть не должно. Что делать с Николаевым, этим психически неуравновешенным красавчиком с преувеличенным самомнением, надо бы серьезно обдумать, и не откладывая.
- А ты можешь предоставить ему в Ленинграде работу получше, - предлагает Лида, - чтобы снять поводы для его обиды на партийное руководство.
- Для этого надо его сначала вычислить. Да и не в одном Николаеве дело, - вздыхаю я. – Охрана у Кирова была ни к черту, а под каким предлогом этот вопрос поднять? А как быть с внезапным началом массовых репрессий – тут и вовсе ума не приложу. Почему вдруг, без прямой и непосредственной угрозы, всех потенциально опасных или просто подозрительных стали устранять столь кровавым способом, невзирая на законность и любые моральные нормы? Да еще раздули всеобщую кампанию по поиску «врагов народа»? А если такая кампания начнется, в этот водоворот может затянуть кого угодно. – В раздражении от своей неспособности разобраться в проблеме резко мотаю головой.
- Ты же сам только что сказал – угроза войны подтолкнула. Но ее мы устранить не можем, - сохраняя спокойствие, отвечает мне жена. – Поэтому надо признать, что в преддверии войны опасность, исходящая от «бывших», недовольных нашей властью, существует. И эту проблему по-любому надо решать. Но методы нужно как-то найти другие.
- Так вся загвоздка в том, что и другие методы тоже использовались! – не могу не волноваться от собственного непонимания ситуации. - В 1936 году приняли новую Конституцию СССР, и после этого сняли ограничения по классовому принципу, сосланных кулаков постепенно восстановили в правах. Но зачем-то и репрессии размахали, не стесняясь. Может быть, - приходит мне в голову мысль, - тут общая психологическая атмосфера конца 1936 – начала 1937 года сказалась? Начались судебные процессы против оппозиции, обнаружился заговор в среде высших военных чинов. С ними расправлялись беспощадно, впечатление, что кругом враги, укрепилось, вот и схватились за репрессии, как уже привычный метод.
- Военный заговор? – встревоженно спрашивает Лида. – А с этим что можно сделать? Ведь коли так, то это и в самом деле угроза нешуточная.
- Что сделать? – переспрашиваю её. – Да просто потихоньку предупредить главных заговорщиков, что их уже ведет ОГПУ, чтобы они испугались, и сидели тихо, как мышь под веником, и не вели опасных бесед в своем кругу. Полагаю, что в действительности там дело дальше разговоров о том, что в руководстве желательно кое-кого передвинуть, и не зашло.
Ноги выносят нас уже к Пушкинской площади. Народу тут толпится довольно много, а чужие уши, трущиеся вокруг, нам при обсуждении такой темы уж вовсе ни к чему.
- Вот что, милая моя, - поворачиваюсь к жене, - давай пока отложим проработку этого скользкого вопроса. Неровен час, прислушается кто. Потом обдумаем еще раз, что можно сделать из намеченного сегодня, уже в практической плоскости, и не торопясь.
- И верно, - легонько кивает любимая, - да и дети, небось, уже заждались.
Чинно беру жену под ручку, и мы следуем домой, в Большой Гнездниковский.

+15

73

Запасной написал(а):

Идет к концу октябрь 1933 года.

Миль пардон, в предыдущем отрывке был же 34-й?

В Москве стоит не по-осеннему теплая погода, но я буквально затылком чувствую ледяное дыхание 1937 года. Не потому, что события быстро катятся в этом направлении, - наоборот, ситуация была лучше, чем в известной мне истории

Года - повтор. вообще, в диалоге слишком много дат в формате, малоупотребимом в обычном разговоре. Мы же не говорим каждый раз "я окончил школу в одна тысяча девятьсот таком-то году", ограничиваемся "в таком-то году" или даже просто "в таком-то"

раздражала агитация Троцкого и его сторонников, которая велась из-за рубежа, и подпольно распространялась у нас в стране.

ИМХО, тут лучше "которую они вели и распространяли"

- Мелкий партработник. – пожимаю плечами. – Его хотели перевести из Ленинграда на периферию. Он отказался и затаил обиду, что его не оценили. О! – меня внезапно осеняет. – Можно вычислить его по жене.

Двойная атрибуция прямой речи. Лучше отбить абзацем перед О!

Выяснилось, что секретарь ВЦИК Енукидзе и начальник охраны Кремля Петерсон прошляпили засорение технического аппарата Кремля личностями, некоторые из которых особо даже и не скрывали свои антисоветские настроения.

Фраза ОК для доклада с трибуны, а для обычного разговора громоздка, тем более Лида наверняка знает, кто такие тт.Енукидзе и Петерсон. Может, так:
- Енукидзе и Петерсон - ну, ты знаешь, секретарь ВЦИК и начальник охраны Кремля, - прошляпили проверки  технических работников Кремля. И некоторые в аппарате даже особо и не скрывали свои антисоветские настроения.

А ведь Авель Енукидзе действительно был близким другом Иосифа Виссарионовича, без всяких «почти». И ясное дело, это крайне уязвило Сталина был крайне уязвлен.

- Очень надеюсь, что сейчас, когда ошибок допущено меньше, и градус брожения в партийном руководстве заметно ниже, Сталин не сочтет так уж необходимым избавляться от всех своих прежних политических оппонентов путем обвинения их в заговорах, терроризме и шпионаже, что позволяет уничтожать оппозицию физически.

сейчас ошибок допущено меньше, и градус брожения в партийном руководстве заметно ниже. Очень надеюсь, Сталин не сочтет так уж необходимым избавляться от всех своих прежних политических оппонентов. Тем более обвиняя их в заговорах, терроризме и шпионаже, что позволяет уничтожить оппозицию физически.

Но методы нужно как-то найти другие.

+2

74

Спасибо, Zampolit!

+1

75

Эпилог

С пароходной палубы открывается вид на широкие поля, раскинувшиеся вдоль реки. Июньское солнце палит уже нещадно, и здесь, среди волжских просторов, начинаешь остро чувствовать, что стоит погоде немного поднажать – и еще одна засуха нам обеспечена. Но, вроде бы, 1934 год засухой не был отмечен, а совпадения с моей прошлой жизнью, подтвердившиеся в предыдущие годы, внушают надежду, что продолжения хлебного кризиса не будет.
Однако эта мысль пробегает лишь краем сознания - голова у меня сейчас забита другими заботами. Колеса ритмично шлепают по волжской водичке, и я неспешно продвигаюсь от Нижнего к Сталинграду. В этом времени власть издала весьма правильный указ – еще в 1928 году, и безо всякого моего участия – что давать населенным пунктам, предприятиям и организациям имена ныне живущих деятелей партии, правительства, науки и искусства запрещается. Однако уже сделанные переименования отменять не стали – лишь Троцкий настоял на том, чтобы его имя сняли и с Гатчины, и с поселка Иващенково (который в результате стал Чапаевском несколько раньше, чем в моей прошлой истории). Так что нет тут ни Троцка, ни Горького, а Пермь, наверное, так и не станет на время Молотовым…
Еду я с инспекцией оборонных предприятий.
На Ярославском автомобильном заводе с большим скрипом слепили опытный образец бронетранспортера для мотострелковых подразделений на базе полноприводного грузовика. Машина получилась напоминающая БТР-152 из моего времени. Хотели вооружить крупнокалиберным ДК, но они пока были в жутком дефиците, и потому ограничились установкой ДТ. Не чудо техники, кончено, но и такой бронетранспортер пригодился бы в войсках, если бы не проблемы с массовым выпуском колесной базы для него.
Хотя с прошлого года полноприводные трехосные грузовики производили уже не десятками в год, и даже не сотнями, но все, что выходило из ворот завода, отрывали, что называется, с руками, и поставки были расписаны на пятилетку вперед. А какая драка была за них на Совнаркоме… Производство упиралось в нехватку мощных двигателей – импорт прекратили, а собственное производство только-только разворачивалось. Однако уже пошли первые образцы отечественного двигателя для грузовиков – в отличие от моей истории (где моторный завод в Ярославле возник после войны путем преобразования автомобильного) в городе уже начинал работу специализированный моторный завод.
На Нижегородском автомобильном тоже с грехом пополам освоили полноприводный грузовик, но двухосный и менее мощный, так что на его базе сконструировали бронетранспортер поменьше, что-то вроде БТР-40, с тем же самым пулеметом ДТ. Но и за эти грузовики была не меньшая драка, чем за ярославские, потому что подлинно массовым их выпуск пока назвать было нельзя. Квалификация большинства рабочих была такая, что либо выпускать понемногу, либо заполнять заводские площадки не ездящими машинами. Поэтому перспективы выпуска БТР оставались туманными. А уж о самоходной зенитной установке на их базе и говорить не приходится – не клеилось дело с крупнокалиберными пулеметами и автоматическими зенитными пушками. Лишь автоматическая 20-мм пушка Ковровского завода пошла-таки в серию, но для нее катастрофически не хватало и мощностей станочного парка, и качественных сталей.
На Ново-Сормовском заводе №92, который не так давно причинял мне немало головной боли, дела все-таки стали налаживаться. Технологическую дисциплину там понемногу подтянули, самые вопиющие огрехи исправили, и завод теперь смотрелся на фоне общего уровня не так уж и плохо. Во всяком случае, рабочие стали давать в основном нормальные орудийные стволы, а не переводить металл в стружку и брак.
А мне предстояло разобраться с перспективами работы Сталинградского тракторного имени Ф.Э. Дзержинского. И производство танка Т-20 (которые в этой истории заместил Т-26, став копией Виккерса лишь наполовину), и производство на его базе самоходок СУ-1А и СУ-3, и производство тягачей, и сельскохозяйственных тракторов тут было поставлено боле или менее сносно. СУ-3 представляла собой некое подобие штурмового орудия, хотя до Штурмгешютц ей было весьма далеко. Усиление лобового бронирования привело к сильной перегрузке ходовой части, мощности двигателя едва хватало, а передняя наклонная броневая плита рубки привела к смещению центра тяжести назад и сильному раскачиванию при стрельбе. Новая пушка пока находилась в стадии разработки, и приходилось довольствоваться установкой старой полковушки.
Период массового брака 1929-1931 годов остался в прошлом, и завод вошел, что называется, в ровную колею. Но сейчас предстояло оценить подготовку к проектированию и освоению в производстве нового танка с новым танковым двигателем по заданию ГАБТУ, к чему и я приложил руку. Этот танк должен был иметь противоснарядное бронирование, более мощную пушку и более мощный двигатель, новую ходовую часть и радиостанцию. Кроме того, он рассматривался как перспективная база для самоходной артиллерии и ремонтно-эвакуационных машин. А не имевший серьезного потенциала для модернизации Т-20 предполагалось использовать для производства самоходных зенитных установок, и бронированных машин для доставки боеприпасов и эвакуации раненых.
Но постепенно мои мысли сворачивают с производственно-технических проблем совсем в другую сторону. Прошло уже больше десяти лет, как я оказался здесь. Из несомненных достижений – обзавелся семьей, любимой женой и детьми. В карьере не особенно преуспел. Мой «предшественник» был заместителем председателя ВСНХ в 1918 году, и я, через ряд промежуточных станций, вернулся к тому же положению.
Мои попытки влиять на ход событий какие-то результаты принесли. Удалось подтолкнуть ряд решений, которые и без моего вмешательства были бы приняты, но несколько позднее (например, развитие стандартизации, или опережающая подготовка квалифицированных кадров). Не будучи техническим или военным специалистом, что-то сумел подсказать и в этих областях, особенно по структуре бронетанковых войск. Из того, что я ставлю себе в заслугу – удалось немного сбить накал внутрипартийных конфликтов, избавиться от крайностей «спецеедства» и избежать кадрового погрома в хозяйственных ведомствах. К двухлетней засухе 1931 и 1932 годов не без моего участия пришли с несколько более разумным отношением к крестьянину (не настолько сильно напортачили с погоней за коллективизацией, да и заготовки были организованы хоть с какими-то экономическими стимулами). Кроме того, удалось создать несколько увеличенные, против моей прежней истории, зерновые резервы. Совсем голода избежать не удалось, но катастрофических масштабов он не принял.
По-другому проходит и свертывание нэпа. Частного торговца и мелкого предпринимателя не изводим под корень, а постепенно, понемногу, поглощаем кооперативной системой. В результате негосударственный сектор в промышленности и торговле имеет весьма значительный удельный вес, но, поскольку он представлен в основном потребительской кооперацией и производственными артелями, он не рассматривается как классово чуждый и подлежащий вытеснению. Да и сам государственный сектор не стал предметом тотального администрирования сверху, сохранив в своей организации некоторые нэповские начала. Нет и признаков намерения власти ликвидировать потребительскую кооперацию в городах, как это случилось в моей истории в 1935 году.
Все это в совокупности дает возможность уже к концу этого года отказаться от карточной системы, и вернуться к нормальной торговле. Но вот падения жизненного уровня населения в ходе первой пятилетки все же избежать не удалось. Однако, судя по всему, дальше экономическая ситуация должна понемногу начать разворот к лучшему.
Лишь одно дело торчит занозой в сердце – грядущий 1937 год. Теплится надежда на то, что и экономическая, и внутриполитическая обстановка изменились настолько, что надобность в массовых репрессиях не возникнет, но и страх не отпускает. Люди, в общем, те же, проблемы, пускай отчасти и смягчились, но никуда не исчезли. В нелепый миф о том, что Сталин захотел в 1936 году демократическую конституцию, а партработники спровоцировали репрессии, чтобы ему помешать, я никогда не верил по одной простой причине – фактами эта версия не подкреплена. Инициатива в развязывании репрессий шла сверху, из Политбюро. А партаппарат кинулся перевыполнять план по репрессиям так же, как гнался за 100% коллективизацией в несколько месяцев, и как потом будут осваивать целину и насаждать кукурузу…
Нет у меня пока решения, как можно поставить надежный заслон возможной лавине репрессий. Ведь если она сорвется, ее быстро не остановишь. Поможет ли превентивная чистка государственного и хозяйственного аппарата, которая пока осуществляется без репрессивных крайностей? Не знаю. И мое послезнание тут ничего не может подсказать. Многое уже изменилось, да и надеяться на свою внезапно обострившуюся после попадания память больше не приходится. Те детали, которые столь легко вспоминались в середине 20-х годов, уже не получается так просто извлекать из своей головы. Что-то я, конечно помню, и можно рассчитывать, что какие-то события, особенно внешнеполитические, состоятся, как и в моем варианте истории – уж на мировую-то политику мое вмешательство практически не повлияло. Но с решением проблемы 1937 года все мои знания пока не помогают.
Однако отступать, бежать, прятаться я не намерен. Это моя страна, мои люди, и я пройду свой путь до конца вместе с ними. Тем более, что впереди – смертельная схватка с нацизмом.
Пароход зашлепал гребными колесами, отваливая от дебаркадера после короткой остановки у какой-то пристани. Тут в мою дверь постучали. Открываю – передо мной матрос из команды судна.
- Вы Осецкий? Виктор Валентинович? – спрашивает он.
- Да, это я.
- Капитан просит пройти вас к себе. Я провожу.
- Хорошо.
Выхожу из своей каюты вслед за худощавым пареньком в застиранной рабочей робе, и поднимаюсь по трапу вверх.
Капитан, довольно молодой, широколицый здоровяк, в свою очередь переспрашивает:
- Осецкий, Виктор Валентинович?
- Да, - коротко киваю.
- Вам телеграмма. Распишитесь в получении.
Расписываюсь, получаю бланк, и тут же читаю:
«Прошу ускорить прибытие завод 183 тчк угроза срыва производства известного вам изделия». И подпись – А.О. Фирсов.
Завод №183 – это Харьковский паровозостроительный. Фирсов там – начальник КБ. Хороший двигателист, между прочим. Но о каком изделии речь? О чисто гусеничном (без колесного ходя) варианте БТ, который производится малой серией как разведывательный танк? Здесь в массовое производство БТ не пошел, а от колесного хода отказались еще год назад, когда была решена проблема производства траков из стали Гадфилда, и как-то освоена закалка траковых пальцев. Или об опытном варианте нового разведывательного танка с торсионной подвеской, на который предполагается ставить спарку автомобильных двигателей для снижения шумности? Что же там у них стряслось?
На ХПЗ я и так собирался, но придется звонить сразу по приезде в Сталинград, и выяснять, что там за спешка такая. Вижу, скучать мне не придется…

+14

76

Понимаю, что конец получился скомканным, но ничего лучше не рождается. Уж лучше так, чем оставлять в подвешенном виде. Предполагаю собрать все четыре книги вместе и выложить на Самиздате в свободный доступ.

+1

77

Спасибо автору! Уже заждались...
Будет ли продолжение?

Отредактировано Cobra (19-08-2022 17:14:33)

0

78

Запасной написал(а):

оценить подготовку к проектированию и освоению в производстве нового танка с новым танковым двигателем по заданию ГАБТУ, к чему и я приложил руку. Этот танк должен был иметь противоснарядное бронирование, более мощную пушку и более мощный двигатель, новую ходовую часть и радиостанцию.

Очень много повторов. Может, так:
...оценить подготовку к проектированию и освоению в производстве нового танка по заданию ГАБТУ, к чему и я приложил руку. Это изделие должно иметь радиостанцию, противоснарядное бронирование, пушку калибром побольше, новые ходовую часть и более мощный двигатель.

+1

79

Должен вас огорчить - продолжения не будет. Исписался. Писать больше не тянет, замыслы не рождаются и не распирают изнутри, просясь на бумагу. А выжимать из себя текст - последнее дело. "Можешь не писать - не пиши".
Приведу текст в порядок, пройдусь по замечаниям коллег, внесу литературную правку, и выложу целиком в общий доступ на СИ. Но и это - не скоро. Времени катастрофически не хватает. Хорошо, выдалось окно, доделал четвертую книгу (она же последняя).

+6

80

Спасибо за книги,  Андрей Иванович.  Они возвращают надежду.
А Муза девушка капризная,  но последовательная. Принуждать её нельзя,  но если уж она решила что сотворить,  то несбежишь.  Может лет десять гулять,  а потом с готовым  произведением вернуться.  А наша Калиоппа не может без общения с Мелетой.

+1


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Андрея Колганова » Жернова истории 8