Глава 27
Исповедую себя поклонником Мазды, зороастрийцем настоящей клятвой и исповеданием. Клятвой обязуюсь вершить добрую мысль, клятвой обязуюсь вершить доброе слово, клятвой обязуюсь вершить доброе деяние. Клятвой обязуюсь быть верным мазда яснийской вере, которая учит прекратить военные набеги, сложить оружие, заключать браки между своими единоверцами, исповедующими артовскую веру, которая из всех существующих и будущих вер – величайшая, лучшая и светлейшая, которая – ахуровская, заратустровская.
Символ веры зороастризма
Разведчики вернулись с изумительными новостями. Ворота Багдада открыты! Более того, судя по всему, город даже не пытается готовиться к осаде. Прибывающих дополнительных войск не заметили, видимо, Мансур-аль-Махди выгреб всех, кто был поблизости, а до дальних гарнизонов и шейхов весть о войне то ли не дошла, то ли они решили выждать, чья возьмёт. Среди арабов тоже особого единства нет. Но то, что мусульмане потерпели поражение даже не от христиан, от которых они огребали периодически, а от самых настоящих в их представлении язычников — это многих арабов деморализовало. Персов, понятно, наоборот, воодушевило. К нашему войску начали стекаться толпы народу, желающие поквитаться с завоевателями. Вот в некоторых местах сто лет уже прошло после завоевания, и многих уже насильно в ислам обратили, однако обиды помнят, да и вернуть религию предков не прочь. Впрочем, большинство таких прибежавших приходится отправлять обратно. Несмотря на то, что мы собрали всё оружие на поле у Басры, да и в городе тоже, его всё равно не хватает. К тому же большая часть того вооружения откровенно дрянного качества. Часть так вообще до первого боя. Походные кузни на привалах работают не переставая, однако это капля в море, а ведь кроме того эти самые пришедшие не обучены от слова вообще. Вот и приходится их учить хотя бы приблизительно держать строй. Пока получается откровенно плохо, времени нет совсем, и потому из всех видов построения у персов в основном получается один. «Толпа» называется. Правда, у арабов со строем тоже туго, но ведь индивидуальная подготовка у врага вполне на уровне и потому при драке «толпа» на «толпу» они персов порвут и порвут быстро. К счастью, есть мы и наше войско, так что персы не один на один с маврами. А после научим, тех, кто выживет, конечно, и сам научится всему, что надо знать, но нужно, чтобы уцелело как можно больше пришедших к нам.
Вот такие мысли меня одолевают, а лагерь тем временем живёт своей жизнью, грохочут походные кузни, слышны команды и топот ног – это обучают новичков, зычная перекличка стражи напоминает, что часовые бдят. Ну да эти часовые на виду. А ведь есть ещё тайные пикеты, так что враг незамеченным не проберётся. От сотен костров в небо устремляются дымки – на каждый десяток свой костёр и соответственно свой котёл, в котором варится нехитрая воинская снедь. Да ещё кипятится вода, ибо мною и Рарогом пить сырую воду строжайше запрещено. Запрещено не просто так, давно уже замечено, что от употребления сырой воды случаются массовые хвори животом, а такие болезни роняют боевой дух войска не хуже боевого дракона.
Но постепенно лагерь затихает, потому что завтра выступать, а что может лучше для восстановления сил, чем крепкий здоровый сон?
Самое время собрать вождей на совет, чтобы потом всякий воевода знал, что ему надлежит делать.
– Все собрались? И славно. Есть предложения, как будем брать Багдад? Тот же фокус, что и с Басрой, может не пройти. В поле они не выйдут, а за стенами могут сопротивляться долго и принести немало вреда. Уж потерь точно причинят не меньше, а скорее больше, чем в Басре. Начнём, пожалуй, с младших.
Младшие сегодня на совете – это тысячники и отдельные ярлы нурманнов, добровольно присоединившиеся к нам.
– Ярл Асбранд, что скажешь?
– А что говорить? Подойдём, увидим, что и как, да и ударим по готовности. Вперёд персов пустим, это их земля – вот и пусть за неё бьются. А мы поможем, да подопрём, чтоб не побежали в случае чего.
Примерно в том же духе высказались все нурманны.
– А что скажут наши большие воеводы? – мне интересно, что скажут наши бояре, опытом умудрённые.
Воеводы высказались куда осторожнее, в том смысле, что сначала нужно дойти до города и посмотреть, что и как. Но в случае, если ворота будут закрыты, а враг готов к осаде – то лучше воспользоваться талантами предводителей, да и спалить Багдад напрочь. А добычи и так уже немало взяли.
– Ну раз так, то порешили мы с князем Рарогом, что выступаем на рассвете. Решать, что делать, будем по обстановке, однако же, если возможно будет взять город изгоном – то первыми пойдут нурманны, за ними персы и дальше все остальные. Авары как конные должны не дать закрыть ворота, ежели они будут открыты. А теперь всем спать. Переход будет длинным, зато до города последним. Как возьмём Багдад, так и отдохнём.
Отрывки из персидских писаний. О пришествии первого спасителя и воцарении династии Арэмэзидов
Стенала святая земля всех мазда ясна под гнетом захватчиков, ведомых самим Ангра-Манью. И взмолились мобеды о спасении, взмолился и простой люд… …был послан фраваши огня самим Ахура-Маздой, встретил его достойнейший Арэмэзд. С почтением сопроводил он Рарога к магупати на совет, а сын его Бэхрэм служил саошьянт как должно любому мазда ясна.
…увидел фраваши, что Бэхрэм умен, стоек и и крепок в борьбе с прихвостнями Ахримана, испытал его волю и разум всячески и молвил, – быть тебе правителем земли сей как мужу благочестивому и достойному. И приведет твое имя верных Ахура-Мазде к победе над силами зла!
С почтением принял сию ношу Бэхрэм на себя. И волею его и словом и властью Рароговой были изгнаны арабы, сыны Ангра-Манью, с земли иранской.
***
Рарог Огненный
Честно говоря, мелкие персидские правители не впечатлили. Среди них просто не было того, кто мог возглавить страну после изгнания мавров. Впрочем, только ими варианты не ограничивались. С учетом происходящего и некоторых местных традиций, можно было посадить на трон одного из уважаемых жрецов, но тут возникла проблема – либо не устраивали меня с Дэйдом чем-то, либо не потянут, как например Арэмэзд – самый лучший (возможно, я предвзят, в конце концов, он был первым меня встретившим), но возраст… Противостояние с арабами будет долгим и стране нужен молодой и решительный лидер. Наш купец тоже не подходит, по происхождению и роду занятий.
Однако мой адъютант, Бэхрэм, неожиданно хорошо себя показал. И будучи сыном магупати, он подходил под все критерии к правителю. Осталось только его проверить…
Проверять решили для начала в Багдаде. Город, что интересно, все-таки взяли изгоном. Когда аланы выскочили к городским воротам, они увидели замечательную картину: в широко распахнутые ворота въезжали и входили, ну и перемещались в обратную сторону сотни людей, лошадей и гружёных повозок. Когда приближающееся войско, наконец, заметили – моментально вспыхнула паника. Все, кто находился близко от проезда, ринулись в город, отчего моментально в проёме ворот возникла свалка. Какой-то торговец попытался развернуться прямо на выезде, другой же, что как раз въезжал, ему помешал. Повозки сцепились и опрокинулись. Фрукты, что доставлял в город въезжающий купец, раскатились по дороге, но никто не обращал на них внимания, толпа, рвущаяся в город, топтала их и друг друга, но было поздно. Подскакавшие аланы не дали затворить ворота, мешавшихся в проходе жителей города кого стоптали, кого зарубили, и лишь немногие успели прыснуть во все стороны как тараканы от света.
А дальше подошло основное войско и беспрепятственно вошло в город. Конечно, кое-где вспыхивали скоротечные схватки, но по большому счёту в немаленьком поселении оказывать сопротивление было некому.
Вот после захвата Багдада и пришло время Бэхрэма. На третий день после падения города, когда войско достаточно отдохнуло, был созван всеобщий сбор персидского ополчения, арабов, живших здесь, туда, что характерно, не позвали, на том сборе и было объявлено, что для испытания его воли и разума и пригодности для управления людьми назначается сын достойного мобедан-мобеда Арэмэзда Бэхрэм управляющим городом Багдад. Кроме того, был объявлен Аббасидский халифат уничтоженным и о том, что на месте его вновь возрождается шахиншахство Иран.
Оставив ему всё персидское ополчение, выступили мы для того, чтобы привести к покорности все провинции бывшего халифата. После гибели аль-Махди, государство развалилось на множество территорий, и в каждой был свой шах или мелик, большая часть из них, понятно, сарацины, вот и пришлось частым гребнем пройтись по всей стране, чтобы выловить их и кого изгнать, а кого уничтожить. Насильно обращённые в мусульманство персы начали массово переходить обратно в религию предков. Каждый старался убедить соседа и новые власти, что они самые что ни на есть бехдин. Вот такое неустройство в Иране длилось более двух лет. За это время несколько раз вторгались разные мусульманские правители из Сирии и не только. Всё это время Бэхрэм Арэмезид укреплял свою власть. Кстати, первое, что он сделал, – это выслал из города мусульман и пригласил селиться в нём окрестных персов, что они с удовольствием и сделали. Среди арабов то изгнание после получило название Великого Исхода. Справедливости ради надо сказать, что уходили изгоняемые, забрав с собою весь свой скарб, и ни одного дирхема не было отнято у покидавших Багдад.
Кроме того, построил правитель Багдада своё войско по образцу дружины Рарога, а на белом знамени своём повелел изобразить фаравахар[102]. Еще в каждой сотне его войска должен быть мобед, что проводит все молитвы, как ежедневные, так и праздничные. Помимо этого, мобед должен обучать прозелитов[103], недавно принесших фраваран[104]. Должен он так же иметь при себе переписанную Авесту, однако же Гаты знать наизусть.[105] Главным же язатом[106] в войске объявлены Веретрагна и Митра[107], ибо без договора не может быть войска, как и без победы и героизма.
Войско персидское беспрестанно училось, а кроме того усилиями фраваши Рарога вооружение его становилось день ото дня всё лучше и лучше. Для тренировки и испытания в боях отправлялось то войско частями на помощь друзьям с Севера, так закалилось оно. Окончательное испытание же Бэхрэма и войска его произошло во время ответного похода к Дамаску.
На семьсот восемьдесят втором году по ромейскому календарю вторглось в окрестности Басры, всё ещё приходящей в себя после взятия войсками магов и изгнания арабского населения, войско имама Рустама, захватившего после падения Аббасидов Египет и Сирию. Однако же Бэхрэм считал эти земли принадлежащими Ирану, а кроме того – мусульман прислужниками Ангра-Манью и потому решил дать отпор исламским захватчикам.

102 – Фаравахар – главный символ зороастризма, изображающий фраваши, подобие ангела-хранителя в авраамических религиях. Изначально представлял собой «окрылённое солнце» (символ власти и божественного происхождения), к которому позже был добавлен человеческий образ.
103 – Прозелиты – стремящиеся обратить других в свою веру.
104 – Фраваран – зороастрийский «символ веры». Основное его положение: «Ахура-Мазде я причисляю все блага». Иначе говоря, последователь Заратустры признаёт единственным источником блага Ахура-Мазду.
105 – Авеста – собрание священных текстов зороастрийцев. Старейший памятник древнеиранской литературы, составленный на особом, более нигде не зафиксированном языке, называемом в иранистике «авестийским». Гаты – наиболее значимая и почитаемая часть Авесты, представляющая собой 17 поэтических гимнов пророка Заратуштры, обращённых к единому Богу-Творцу Ахура-Мазде. Гимны включены в виде отдельных глав в состав авестийской книги Ясна и рецитируются мобедами при совершении одноимённой литургии.
106 – Язат – в зороастрийской мифологии особый вид божеств, приближенных к Ахура-Мазде, его помощников и свиты. Являются творениями.
107 – Веретрагна – бог войны и победы в иранской мифологии. Язат в зороастризме. В Авесте описаны перевоплощения Веретрагны: в бурю, быка, солнечного жеребца, вепря, жертвенную птицу (или сокола), овна, козерога, юношу, а также воина с золотым мечом, но больше в героя. Митра – божество индоиранского происхождения, связанное с дружественностью, договором, согласием и солнечным светом.