Глава 3
Сознание возвращалось тяжело: голова гудела, в ушах звенело, тело отказывалось шевелиться. Наступившая темнота давила на сознание. Собравшись, Костя попробовал пошевелить руками. С трудом, но ему это удалось. Проделав то же самое с ногами, он успокоился. Потянуло свежим воздухом вперемежку с гарью и ещё чем-то странным, вызывающим отвращение:
– Есть кто живой?
– Есть, – где-то рядом раздалось тяжёлое дыхание Ивана, шарившего по верхней полке. – Тёмка, ты где?
– Да в порядке у меня всё, дядька Иван, – голос парня раздался снизу, от двери, – и учитель здесь, со мной.
– Вот шельмец! И когда вниз спрыгнуть успел? Да ещё и учителя с собой прихватил, за компанию.
Постепенно облако пыли, поднятое взрывом, осело. Сквозь покрытое трещинами окно стал различаться дневной свет. Костя попробовал приоткрыть дверь купе, она даже не пошевелилась.
– Через двери выйти не получится. Иван, попробуй стекло выдавить, нужно спешить.
– А теперь-то что за спешка, по-моему, паровоз разбомбили, – казак тяжело вздохнул, но всё же двинулся к окну, прихватив с собой  столик.
Двумя ударами выбив окно, он, обернув руку шторкой с него, вытащил остатки стёкол из рамы. Вагон стоял, накренившись с насыпи, и удерживался лишь другими вагонами, чтобы не рухнуть с неё. Иван, поглядев по сторонам, повернулся к спутникам:
– Дело – дрянь. Нужно срочно отсюда выбираться, пока не завалились, да и помочь другим стоит, ишь как всё разворотило.
Крякнув, он полез в окно, по дороге выдавая тирады о больших казаках и маленьких окнах. Следом выбрался Костя, и уже вдвоём они помогли покинуть вагон Аркадию Львовичу, который после  случившегося не произнёс ещё ни одного слова. Иван, заглянув в окно и отыскав взглядом Тёму, кивнул на полки:
– Поклажу тоже покидай.
Приняв у него свой рюкзак, Темкин чемодан и саквояж учителя, Иван вопросительно посмотрел на парня, выпихивающего в окно узел с одеялами и простынями:
– А это зачем?
– Так мало ли, раненые? Перевязать, укрыть.
– А, ну ладно, давай сам вылазь, что-то не- спокойно мне.
Положив узел, он повернулся к окну, протягивая для помощи руки, и чертыхнулся, увидев парня, стоящего рядом с ним и отряхивающего штаны:
– Вот, живчик, всё не могу привыкнуть к твоим штучкам. М-да…
Костя, поправляя вещмешок и оглядываясь вокруг, вдруг застыл и поднял руку:
– Тихо.
Вдали послышался какой-то гул, и всё вокруг наполнилось треском выстрелов. На грани видимости, из-за поднятой взрывами пыли показались несколько танков в окружении солдат. Вся колонна немцев двинулась вдоль разбомбленного эшелона в сторону балки, через которую виднелся мост. С той стороны слышались редкие винтовочные выстрелы и стрёкот «максима», бившего короткими очередями. Танки скрылись за вагонами и теперь двигались по правой стороне эшелона. Костя приник к колёсам вагона и продолжил наблюдение за колонной, двигавшейся по другой стороне состава. В сторону моста бежали уцелевшие пассажиры, ища спасения от надвигающейся опасности. Со стороны вагонов послышались два выстрела, и танк, остановившись, стал медленно поворачивать башню. Костя зло выругался:
– Куда же ты, дурень, по железу из пистолета палишь. Это же…
И тут он замолчал, осознав, что сейчас будет:
– Ох, ма… Все бегом от вагона!
Подхватив под руку учителя, он рванул к кромке леса. Позади, тяжело дыша под узлами, топал Иван, сбоку, их поддерживая и таща чемодан, бежал Тёма. Со стороны вагона раздался выстрел танка и эшелон со скрежетом,  подымая облако пыли, сполз с насыпи. Остановившись на краю леса и тяжело дыша, держась за деревья, мужчины повернулись к разрушенному поезду. Состав лежал на боку под насыпью, всё поле было усыпано телами пассажиров. Выстрелы от моста стихли, и первый танк въехал на него. В это время раздался оглушительный взрыв. Танк вместе с мостом приподняло над балкой, а затем они с чудовищным грохотом обрушились вниз. Костя повернулся к попутчикам:
– Нужно уходить, похоже, какие-то части немцев к нам в тыл прорвались. 
Взяв у Ивана один узел, он направился вглубь леса. Все потянулись следом, настороженно озираясь вокруг.
  Шли молча, разговаривать не хотелось, каждый переваривал происшедшее про себя. На берегу небольшого ручья остановились. Лес начинал редеть,  под ногами захлюпало. Встретить ночь посреди болота  совсем не улыбалось. От места бомбёжки ушли километров на пять, да и вряд ли немцы сунутся в лес. Потому, наломав еловых лап, устроились на отдых под раскидистой ёлкой. Проведя ревизию багажа, вытряхнули все имеющиеся продукты. Осмотр не порадовал: две буханки хлеба, банка тушёнки полкило чаю и пакетик рафинада.  Пока Тёма, разведя костёр, занимался чаем, Иван закрутил «козью ножку» и с наслаждением потягивал махру. Костя, сняв сапоги и развесив на кустах портянки, проверял целостность обуви. Удовлетворившись результатами, обтёр их травой и отставил к мешкам. Аркадий Львович перебирал содержимое саквояжа. Покрутив в руках очередную книгу, со вздохом клал её обратно, не решаясь облегчить ношу за её счёт.  От костра с котелком подсел Тёма. Костя, разлив чай в подставленные кружки, начал разговор:
– Как вы поняли по событиям, никакая это не провокация, а целенаправленное вторжение Германии в СССР. Какие наши дальнейшие действия?
Иван, отставив кружку, обвёл взглядом присутствующих:
– Нужно выбираться из зоны военных действий и определяться со своим статусом. Как я понимаю, с момента вторжения Германии в стране наступает военное положение. Распространяется ли оно на весь СССР, или только на область конфликта – неважно. Сейчас мы здесь и, не смотря на то, что имеем статус гражданских лиц, должны ему подчиняться. Константин, как единственный кадровый военный среди нас, обеспечит его выполнение, а мы ему в этом поможем.
Костя с благодарностью посмотрел на Ивана:
– Добавлять ничего не буду, рабочие моменты будем решать по мере их возникновения. Сейчас самое главное определиться, где мы и в какую сторону идти, чтоб на немцев не нарваться. На сегодня у нас задача одна – подготовка к ночлегу, а с утра и будем голову ломать, куда идти.
Иван согласно качнул головой:
– Да, отдых не помешает. Утро – всегда мудрее вечера, а отдохнем, и мысли свежие придут.
– Так, всё, всем отдыхать. Завтра день тяжёлый будет, – поправив лапник, Костя прикрылся шинелью.
Рядом зашуршали остальные, и вскоре послышалось ровное сопение.
Проснулся Костя от неясной тревоги. Осторожно открыв глаза, он осмотрелся. На чистом небе сияла луна, и в её свете он увидел фигуру Тёмы, сидящего на корточках и слушающего ночной лес. Рядом пошевелился Иван:
– Костя, ты тоже почувствовал чужого?
– Да, как-то неуютно стало. Что это?
– Лес. Мы в нём чужие, и он пытается понять, чего от нас ждать.
– А если серьёзно?
– Серьёзней  некуда. Сейчас наш «сын тайги» пояснит.
Тёма уже сидел рядом и рылся в мешке.
– А ты что скажешь, охотник?
– Надо дар духу оставить, может, и пронесёт.
– Какому ещё духу? – Костя аж привстал с места.
– Лесному, – отломив горбушку хлеба и достав кусок рафинада, Тёма исчез в темноте.
– Иван, ты что-нибудь понимаешь?
– Пусть пацан ёжиков покормит, не мешай.
– Каких ёжиков?
– Лесных.
– Да что вы, сговорились, что ли: «духи лесные», «ёжики лесные». Ты внятно можешь объяснить?
– Нас ещё старики учили на привале «требу» жителям лесным оставлять. На такие гостинцы ёжики очень реагируют, и крутятся  вокруг бивака всю ночь.
– И на кой… нам  эти «ёжики»?
– А где есть ежи, там змей нет, не дружат они. А чувство паршивое, это от гадов. Они из болот на тепло человека лезут и смотрят на него, а взгляд у них… нехороший взгляд.
Костя нервно посмотрел в сторону болота, пытаясь уловить «нехороший взгляд», но, кроме кваканья лягушек, там ничего не было. Поворочавшись, он снова уснул, и на этот раз сон был спокойный.

Глава 4
Поднялись с первыми лучами солнца. Тело чувствовалось отдохнувшим, и это сказалось на настроении. Тёма уже заваривал чай, что-то напевая. Иван, пристроившись на пеньке с самокруткой, пускал кольцами сизый дым. Костя, прохаживаясь вдоль болота, проверял на устойчивость кочки. Результаты не радовали, вся почва под ногами шевелилась как живая.
– Надо обходить его, сюда соваться что-то страшновато.
– Не получится, здесь самое высокое место, – Тёма, залив кипятком заварку в эмалированной кружке, подсел к Косте, рядом с которым, ёжась от утренней сырости под одеялом, сидел Аркадий Львович. На его вопросительный взгляд пояснил:
– Я с утра пробежался в обе стороны – топи там. Или через болото идти, или обратно к железке, а по ней уже к городу пробираться.
– Не получится по путям, – Иван, притушив самокрутку, бережно ссыпал остатки махры в жестяную коробку. – В военное время дороги – самое опасное место.
Костя протянул ему кружку:
– Ещё не ясно, есть там наши или немчура уже вокруг. Надо в какую-нибудь деревушку малую выйти и узнать – что тут и как.
– Надо, да не ясно как… – Иван застыл с кружкой, глядя куда-то за спину мужчин.
Все невольно повернулись по направлению взгляда Ивана. Возле болота стояла женщина в тёмном одеянии и замотанном по самые брови платком. За её спиной виднелся высокий берестяной короб. Опираясь двумя руками на палку, она с интересом разглядывала застывших мужчин. Первым пришёл в себя Иван:
– Утро доброе, уважаемая, милости просим к огоньку, сейчас кипяточку горячего организуем, согреетесь.
– Спасибо, воин, за приглашение.
– Иваном нарекли меня, а это спутники мои – Константин, Артемий и Аркадий.
Женщина подошла к костру и протянула руки. Пламя, потянувшись к ним, бережно облизало запястья и снова заиграло ровными всполохами.
– Аглаей меня люди называли.
– Это как вы… сумели так? – Костя протянул руки к костру, но через секунду их отдёрнул. – Жжётся.
Женщина искренне рассмеялась:
– А ты поиграйся с ним, а не трогай его.
Она взяла запястья Кости и провела ими над огнём. Он послушно расступился перед руками и сомкнулся над ними.
– Тёплый, – он заворожённо смотрел на свои руки и улыбался.
– А теперь сам попробуй.
Костя осторожно поднёс руки, и пламя заплясало в разные стороны, уклоняясь от ладоней. Аглая подтолкнула в костёр выкатившийся уголёк и окинула взглядом сидевших мужчин:
– Куда путь держите, люди добрые?
– Нужно нам в поселение какое-нибудь попасть, узнать, где ворог да как обойти его, – Иван вздохнул, – да понять, в какие места нас занесло. Вы нам можете рассказать, где мы и где немцы?
– Немцы?... А, изгои, к богам онемевшие. Опять полезли? Всё им кровушки людской не напиться – упыри.
Костя открыл рот, чтобы продолжить расспрос, но Иван его опередил:
– Так вы, Аглая, не в миру живёте?
– Не в миру, но с мирянами знаюсь. Детушек пользую, бабам хворым помогаю, за что и уважение имею.
Тёма, с искренней улыбкой, прошептал:
– Так вы – знахарка?
– По-всякому нас нарекают,  отрок. Из каких земель пришёл, охотник?
– Почему охотник?
– К лесу уважительно относишься, зря не ломаешь, цветов не мнёшь. След зайца правильно распутал, а косого без надобности не обидел. Законы нави ведаешь, не чураешься требу духам преподнести.
– А откуда вы…
– Откуда знаю? Я многое ведаю, то моя стезя. У вас своя дорога, вам о своём пути знать надо, зачем вам чужое предназначение выпрашивать. Так ты не ответил – из каких мест пришёл?
– Из-за Урала.
– За «Камнем солнечным» жил, хороший там люд.
Костя, чтоб обратить на себя внимание, прокашлялся:
– Так вы не ответили. Поможете нам к людям выйти?
– Что ж не помочь, коли помыслы ваши чисты. Как роса спадёт, так и двинемся. Ноги-то не боитесь промочить?
После этих слов все уставились на ноги женщины, обутые в лапти. Она, уловив их взгляд, рассмеялась:
– Не сомневайтесь, проведу, и выше щиколоток не намочитесь.
Приняв у Ивана эмалированную кружку с подслащённым чаем, женщина с интересом её оглядела, задержавшись взглядом на рисунке. Полюбовавшись изображением орла, перелила её содержимое в глиняную пиалу и вернула назад.  Пока Иван беседовал с гостьей, Костя и Тёма занялись приготовлением к пути. Собрав вещи, приделали лямки из полос, оторванных от одеяла, к саквояжу Аркадия Львовича. Сам Тёма переложил вещи из чемодана на его остатки, стянул углы такой же лентой, сделав подобие вещмешка. Переобувшись в сапоги, протянул учителю высокие кожаные ботинки:
– Оденьте, Аркадий Львович, всё не так ноги промочите, чем в тапочках своих.
– Спасибо, Артемий, а то я уж распереживался, как в них по болоту шлёпать буду.
Скинув тенниски, он примерил обувь и довольно заулыбался.
Тёма, глядя на это, покачал головой и, вздохнув, полез в мешок. Оторвав от простыни две полосы, протянул их учителю:
– Скиньте вы носки да онучи намотайте, иначе ноги все собьёте в них.
– Ох, а я и не подумал о ногах. Да, оторвал нас город от реальной жизни, нужно отвыкать от комфорта и учитывать реалии. 
Устроившись на кочке, он стал неумело крутить обмотки, а когда совладал с ними, вытер вспотевший лоб:
– Ух, вроде всё.
Костя встал, притопнул ногами и повернулся к Аркадию Львовичу:
– А теперь сделайте так ж и убедитесь, чтобы ничто не мешало, в походе ноги – это главное.
Задумчиво посмотрев в сторону Аглаи, он повернулся к Тёме:
– Не заведёт она нас в топь?
– Не, они к людям с почтением относятся.
– А она не человек, что ли?
– Она?.. Она – другое.
– Что значит – «другое»?
– Ну, отшельник, постигающая мудрость. Не от мира сего, не знаю я, как сказать.
– Да не забивай голову, проведёт и на том спасибо. Кстати, вон она с Иваном сюда идёт, наверно, трава подсохла.
– Роса сошла, – Тёма машинально поправил Костю.
– А какая разница?
– Когда роса сходит, тумана нет, в мареве болота своей жизнью живут.
– А, ну пусть будет так. Всё равно по воде шлёпать, хоть в тумане, хоть без него, так что настраивайся на сырость и неудобства.
Подошедшая женщина дождалась, когда они пристроят поклажу, и двинулась вперёд. Подойдя к двум ивам, склонившимся над самой тропой, раздвинула ветви и шагнула в проём. Мужчины, проследовавшие следом, чуть не столкнулись с Аглаей. Удостоверившись, что все её слушают, она заговорила:
– Гать узкая, шагать всем след в след. На кочки не наступать и самое главное – нельзя назад оборачиваться, путь потеряете. А потеряв путь, и сами пропадёте. На звуки болота внимание не обращайте, по сторонам головой не крутите. Вас они не касаются, а кому принадлежат, то не ваше дело. Ну, коль всё поняли, то пойдём. Иван, ты бы шёл последним, проследил бы за друзьями, от беды их сберёг.
– Хорошо, Аглая, присмотрю. Люди с понятием, чужие правила принимают на веру, так что веди.
Процессия спустилась к воде и вошла на болото.

Отредактировано Tuvines (12-05-2020 14:41:09)

Глава 5
Уже полдня они двигаются по топи в полном молчании, видя только спину впередиидущего. Да и о чём говорить среди кочек и кривых сосен, разделённых окнами с буровато-зелёной водой. Все мысли заняты лишь одним – скорей бы это всё кончилось. Обувь неприятно потяжелела и приходилось применять усилие, чтобы вытащить её из цеплявшихся корней болотной растительности. Впереди показалось тёмное пятно деревьев, и люди, мечтая об отдыхе, прибавили шаг. Деревья были, но концом путешествия это не было. Подойдя, они выбрались на небольшой островок посреди болота, на котором росли дубы. Иван застыл перед исполинами в три человеческих обхвата. Тёма, не веря, подошёл и погладил бугристую поверхность деревьев:
– Невероятно. Откуда же вы тут появились? – он обвёл взглядом спутников. – Ничего себе – «лукоморье»!
На островке по кругу росло семь дубов, обрамляя идеально ровную полянку. Посреди её, за редкими жердями, стоял идол с венком цветов. На движение мужчин Аглая подняла руку:
– Вам сюда ходу нет, – и, предупреждая вопросительные взгляды, продолжила: – Это не ваш бог, вам не о чем с ним разговаривать.
Показав им, где расположиться за пределами круга, она отправилась на поляну. Разведя маленький костёр, согрели кипятку. Наскоро перекусив хлебом с подслащённой водой, легли на мягкий мох отдохнуть. Костя, покосившись на женщину, стоящую возле идола, вопросительно посмотрел на Ивана:
– Иван, что это?
– Истинная вера.
– Не понял.
– Вера, которую мечом и огнём отняли у людей.
– А почему нам туда нельзя?
– Это Макошь.
– И что это значит?
– Её бог, у нас свои.
– Какие это – «свои»?
– У каждого разный, во что веришь – то и есть твой бог. Здесь важна сама вера, пока веришь – ты живой, а без неё так, мешок с костями.
Подошедшая женщина с интересом слушала рассуждения мужчины и, не выдержав, проговорила:
– Бог, наш родитель, един, а в лике своём мудром – разнообразен. Просто каждому он свой путь указывает, каждый видит его по-своему и говорит с ним о своём. Сколько людей, столько дорог, и ликом он для каждого такой, каким его тот узреть его хочет. С моим богом вам говорить не о чем, а у своих просите защиту – он не откажет. Если отдохнули, то идти надо, здесь уже недалеко. Ночью в этих местах неуютно смертным.
Костя поднял на женщину взгляд:
– А вам?
– Мне? – она улыбнулась. – Мне тоже неуютно. Пойдёмте, солнышко с горки уже покатилось.
Через три часа они выбрались из болота в редколесье. Аглая попрощалась с ними, стоя у кромки болота. На все уговоры отдохнуть и обсушиться у костра женщина отрицательно покачала головой и, пожелав им доброго пути, ушла в его глубь. Костя подошёл к воде и попытался наступить на место, где они вышли на берег. Под ногой оказалась пустота болота, никаких намёков на гать и не было. Сзади подошёл Иван:
– Костя, не ищи, назад пути не сыщешь. Я ещё на болоте заметил, что под нами глубоко и нет там никакой гати. В некоторых местах вода прозрачная была, а дна не видно было.
– Иван, как же это можно по воде ходить? Ничего понять не могу.
Удручённо разведя руками, Костя вернулся к костру.
Отжав портянки и устроившись на лапнике, под ёлкой, он принял у Тёмы кружку чая. Рядом пристроился Аркадий Львович, до этого задумчиво глядевший в сторону ушедшей женщины. Костя всех окинул взглядом:
– Кто-нибудь, понял, что это было? Вань, ты долго с ней шептался, поясни народу.
– Это Костя – Русь, во всей её непредсказуемости. Просто поверь, что Аглая была, и прими это как данность.
– То, что она была, я верю. Я спрашиваю, кто она, ну… «по жизни», что ли?
Поморщившись от поставленного вопроса, Иван продолжил:
– По жизни, Костя, она… душа этой самой жизни. Не знаю, не спрашивай. Не объяснить такие вещи, просто верить в это надо – сердцем.
– Да верю я, что ты кипятишься. С этим ладно, каждый сам себе вывод сделал, ему с этим самому и жить. Вопрос в другом. Как в деревню такой компанией заявимся? Вначале нужно послушать, посмотреть со стороны. Может, Тёмку поскромней нарядим? По дворам походит, хлебушка попросит, людей поспрашивает, что тут да как.
Аркадий Львович возмущённо замахал руками:
– Не надо юношу опасности подвергать. Я человек пожилой, не военнообязанный, потому и подозрения не вызову. Скажу, с поезда разбомблённого в лесу заплутал.
– Иван, твоё какое слово будет?
– Да вроде, Костя, всё правильно говорит учитель.
– Значит, на том и порешили. Тогда всё, пойдём отсюда, не нравится мне тут.
Собравшись, они двинулись по тропке, которая пересеклась с хорошо натоптанной дорожкой. Вскоре они вышли к пшеничному полю, возле которого и расположились на отдых. Окинув взором бескрайние море колосьев, Иван сорвал колосок и растёр между ладонями:
– Странно, хлеб озимый.
– Что с ним не так? – Приподнявшись, Костя посмотрел в его сторону.
– Хлеб в силе, а народу в поле нет.
– Так война.
– Крестьянину нет дела до этого. За неделю не уберёт хлеб – урожай потеряет. Не пускают его в поле, видно, немцы в округе. Аккуратней нам нужно, чтоб не наткнуться на них.
– По дороге не стоит идти?
– Вдоль пойдём, чтоб не заплутать. Сейчас отдыхаем, приводим себя в порядок. Вечереет уже, попробуем по сумраку поле проскочить, а с утра Аркадия Львовича отправим в деревню.
– Хорошо, а сейчас всем отдыхать.
В путь двинулись, когда закат заалел над деревьями. Подойдя к грунтовой дороге через поле, Костя присел над колеёй:
– След сегодняшний, от машины. Вот чёрт!
– Что там?
– След мотоциклетный.
– Так, может, колхозники?
– Да откуда у них мотоциклы с коляской, не во всяком дворе телега с лошадью есть, а тут два следа свежих.
– Тогда держим как вариант, что там немцы. Давайте в поле сойдём, чтоб не следить. Пробирались медленно, постоянно останавливаясь и вслушиваясь в тишину. Поле казалось бесконечным, от пыли колосьев першило в носу, потому пришлось на лицо повязать тряпки, оставив открытыми только глаза. К полуночи выбрались на край нивы, за которой начинался лес. Не решившись идти по нему по темноте, отложили это до утра, благоразумно решив, что оно «мудрей». Доев остатки хлеба с тушёнкой, стали дожидаться рассвета. Только горизонт зарозовел, двинулись в путь, по кромке леса, держа в поле зрения дорогу. К полудню вышли к поселению, и увиденное в нём им не понравилось. Расположившись на холме, поросшем малинником, они наблюдали за событиями, происходящими в деревне.
В центре улицы, возле избы с надписью «школа», толпились селяне. Возле босой женщины стоял высокий офицер с хлыстом в руках и, указывая на неё пальцем, что-то кричал. Иван скрипнул зубами. Повернувшись к нему, Костя одними губами прошептал:
– Ты чего?
– Мамку вспомнил. Не позволю, чтоб всякая падаль в бабу русскую пальцем тыкала – удавлю.
Женщина что-то ответила немцу, тот склонил голову, выслушал перевод стоявшего рядом человека, на штатской одежде которого белела повязка. Потом, разразившись бранью, стал бить хлыстом говорившую. Люди зароптали, послышались гневные выкрики, и они придвинулись вперёд. Щёлкнул затвор пулемёта, прикреплённого к коляске мотоцикла, и солдат, сидевший за ним, повёл стволом перед людьми. Вперёд вышел парень и попытался поднять женщину. Лейтенант оттолкнул его ногой. Парень, резко вскочив, кинулся в его сторону с кулаками. Тот, достав пистолет, выстрелил ему в голову. Толпа отхлынула назад, послышались причитания и детский плач. Посреди улицы, рядом с избитой женщиной, уткнувшись лицом в пыль, осталось лежать тело юноши. Иван дёрнулся, но Костя удержал его за рукав:
– Ваня, остынь, не сейчас. В горячке такие дела не решаются.
В это время из здания школы вышел огромный фельдфебель, таща за волосы девушку. Кинув её возле избитой женщины, напоследок пнув сапогом, что-то стал говорить переводчику, который, часто кивая, нервно поправлял повязку. Позади его, вытянувшись в струнку, стояли ещё трое полицаев. Презрительно окинув взглядом стоявших молча людей, офицер ушёл в школу. Избитых женщин немцы увели, а остальных селян полицаи загнали в сарай на краю деревни. Двое остались стоять возле него, а остальные заняли пост возле школы.  Отдав распоряжения солдатам, сидевшим на мотоцикле, фельдфебель направился в сторону школы. Мотоцикл с двумя немцами сорвался с места, и звук его затих где-то на окраине села.
Настала неприятная тишина, лишь возле машины суетились двое вернувшихся немцев. Один из них, подозвав полицая, указал на убитого парня. Тот, оттащив тело на край улицы и сбросив в канаву, вернулся на пост. Костя подал знак и, спустившись с холма, они схоронились в овраге:
– Надо что-то с этими уродами решать, у меня руки чешутся придавить эту свору, – лицо Ивана пылало ненавистью.
– Надо – факт. Сколько их там?
– Трое солдат возле техники, офицер с фельдфебелем в школе, – Тёма зло сплюнул на землю, – и четверо этих, с повязками. Двое возле школы стоят, двое у сарая. Два немца, на мотоцикле, в начале деревни, типа пост. Итого одиннадцать человек.
– У машины вроде двое было?
– Один в салоне. Пару раз голова мелькнула, наверное, шофёр отсыпается.
– Одиннадцать, – Костя ещё несколько раз повторил эту цифру, – много, но не смертельно. Для начала надо хоть ножей раздобыть. Тёма, дома пустые, пробегись по крайним хатам, железа насобирай, тока как мышь – не писка, не топота. А мы с Иваном посмотрим, где они там пост поставили. Аркадий Львович, вы сидите тут, в овражке, и приглядываете за вещами. Через час встречаемся здесь, всё – разошлись.
Встретились, правда, через два часа, но все были довольные. Тёма приволок тесак и обломок «литовки». С довольным видом выложив добычу, он посмотрел на Костю. Иван только языком прищёлкнул:
– Это что, у нас теперь крестьяне хлеб свиноколами режут?
– Не, – Тёма, довольный, светился, – на окраине всё в одном месте нашёл, в коровнике.
– В… коровнике? – Костя удивлённо посмотрел на парня.
– Так там собаки нет. А в других домах такие волкодавы бегают, что и заходить не хочется.
– Ясно, эти «мечи» себе оставьте, всё не с пустыми руками, а я уж – своим, – после чего он махнул рукой, и в его ладони появилась финка. Крутанув баланс, он довольно хмыкнул.
Иван вновь покосился на «инженера», задумчиво продолжив его мысль:
– Значит, пост в ножи возьмём? –  погладив тесак, стилизованный под кинжал, он подвинул его поближе к себе.
– А другого пути нет. Шуметь нельзя, много их, а свободно ходить по земле моей этим гадам я не позволю. В первую очередь пост снимем. У них пулемёт, а с ним уже воевать можно. Разобраться сумеешь? – Костя посмотрел на Ивана.
– Смогу. Даже что голова забыла – руки помнят.
– На том и порешили, вечером отрабатываем их.

Глава 6
Целый день провели в наблюдении за немцами. Днём детей и женщин отпустили по домам. Всё мужское население осталось сидеть под замком. Убитого парня женщины погрузили на телегу и под присмотром немцев похоронили за околицей возле леса. Рассмотрели и водителя, когда, подкатив к крыльцу школы, он услужливо открыл дверь машины вышедшему офицеру. Мягкая, чуть пружинистая походка ефрейтора очень не понравилась Косте, и он впился взглядом в его спину. На секунду немец застыл, чуть повернув голову в сторону наблюдавшего. Костя даже дышать перестал, весь вдавившись в землю, а когда приподнял голову, машина выруливала на выезд из деревни.  Пост у дороги менялся каждые четыре часа, брать их решили по темноте. Уже начало смеркаться, когда вернулась машина с офицером. Вместе с ним из машины вылез и новый персонаж, невысокий человек в штатском костюме. Следом за ними в здание проследовал и ефрейтор, таща корзину с продуктами. Костя озадаченно почесал затылок:
– Иван, не заметил, что за фрукт?
– Не знаю, но не военный. Какие-нибудь тыловые службы или безопасность. В их регалиях сам чёрт ногу сломит. Но, что не отнять – порядок у них, за всё ответственные есть. Может, интендантская часть какая, хлеб они не бросят, армию свою чем-то кормить надо.
– Не забивай голову – спросим. За всё, что увидел, спрашивать буду, как с «полноценных» –
уроды, – Костя выругался. – Пойдём поближе к жертвам, надо пересменок не пропустить.
Несмотря на духоту, солдаты на посту рьяно выполняли службу, и один из них постоянно находился возле пулемёта. Дождавшись очередной смены на посту, Костя, занервничал:
– Не нравится мне, как они служат. В кустики не отходят, на травке не валяются, сны, хоть по очереди, не смотрят. Сплошной порядок – даже смотреть противно.
Иван тронул друга:
– Ждём. Удача – девка капризная, но если пойдёт на отдачу, то уж до конца отдаётся.
– Да, выбора у нас нет – ждём.
Минут через десять Иван не выдержал:
– Костя, надо, пока не стемнело совсем, отвлечь одного. А по одиночке мы их сработаем влегкую .
– Как?
– На Тёмку пусть отвлечётся, он мелкий, за мальца сойдёт. Пока проверять будет, мы пулемётчика придавим.
– Сумеешь на пару минут отвлечь? – Костя повернулся к парню.
– Не вопрос. Я пошёл?
– Давай, почуешь что неладное, сразу тикай.
Трава мягко зашуршала, и он исчез в сумраке. 
Через десять минут они услышали бодрое пение Тёмы, исполняющего что-то из Бернеса. Из-за поворота показалась его фигура: босиком, рубаха на выпуск, а на палке узелок с вещами и подвешенными сапогами. Заметили его и немцы, а когда он поравнялся с ними, напарник пулемётчика окрикнул его. Парень застыл на месте, недоумённо крутя головой. Окрикнувший его приподнялся и поманил к себе рукой. Тёма энергично замотал головой, начиная отступать назад. Немец выругался и, поднявшись, направился в его сторону. Тёма пятился от подходившего в сторону леса. Пулемётчик приподнялся и с интересом наблюдал за коллегой – скучная служба обещала веселье. На лёгкий шелест травы он среагировал поздно, оседая на землю со сломанной шеей. Тёма же, после того как немец схватил его за плечо, взмахнул руками, и тот осел, булькая кровью. Когда Костя подбежал к парню, тот деловито обтирал о траву обломок косы. Взглянув на залитую кровью землю и невозмутимого Тёму, он хмыкнул:
– Действительно – воин. Давай уберём с дороги, а то мало ли чего.
Убрав тело, Тёма вернулся и припорошил песком кровавое пятно. Подобрав вещи, ещё раз окинул взглядом место побоища. Результаты увиденного его удовлетворили, и он шмыгнул в кусты. Иван деловито осматривал пулемёт и присвистнул, когда Костя из люльки принёс ещё две коробки с лентами:
– Патроны – это хорошо.
Тёма, собиравший в ранец трофеи, блаженно причмокнул, понюхав кольцо колбасы. В животе у него предательски заурчало. Иван улыбнулся:
– Любишь колбаску?
– Кто же её не любит, коль сутки не ели уже.
– Так, перекусим на ходу, время до пересменка ещё есть, надо посты додавить. Иван, с этим знаком? – Костя подал ему подсумок.
– Ух ты – гранаты! Таких не видел, но мало-мальски представление о них имею.
– Тут тёрочные запалы, колпачок снизу откручиваешь… хотя, давай их сюда, лучше с пулемётом разберись, а с ними я уж сам повоюю.
– Повоюешь?
– А ты как думал? Вояк из школы надо же как-то выкуривать. Вот теперь и повеселимся. Надеюсь, шесть штук хватит их взбодрить.
– Думаешь, придётся шуметь?
– Уверен, иначе нам крышка.
– Ясно. Но в первую очередь нужно мужиков из сарая выпустить, помощь нам не помешает.
– Это точно, втроём «революцию» нам не совершить, здоровья не хватит. Тогда собрались бегом, времени совсем не осталось.
С часовыми у сарая справились легко, в отличие от немцев полицаи относились к службе не слишком серьёзно. Кемарившие на бревне вояки даже не поняли, что произошло, лишь крякнув во сне в сильных руках Ивана. Костя, страхующий Казака, посмотрел в удивлённые глаза трупов и подошёл к двери:
– Живы, славяне?
В сарае завозились, и из-за двери послышался шёпот:
– Кто тут?
– Свои, сейчас открою, только не шумите, а то немца разбудите, и будет нам тошно.
Засов скрипнул, и из сарая выглянул мужик с синяком в пол лица. Удивлённо взглянув на Костю, открыл было рот, но, увидев прижатый к губам палец, прошептал:
– Вы кто?
– Всё потом, батя, потом. С винтовкой есть кому справиться?
– Найдутся такие умельцы, – в голосе прозвучала уверенность. – Сколько стволов?
– Давай без расспросов, времени нет. Кликни из своих, кто служил, и за нами. А остальные пусть пока притаятся в огородах и не отсвечивают.
– Сколько человек надо?
– Пятеро. Только быстрей, скоро смена постов будет, их до этого накрыть надо.
Мужик скрылся в сарае и через минуту вышел, ведя ещё четверых. Остальные шмыгнули за сарай и растворились в бурьяне. Из тени вышел Тёма и подал винтовки:
– Немецкие, патроны в подсумке. Пока три, сейчас ещё отнимем.
Люди молча приняли оружие, смотря Тёме за спину. Костя, проследив за их взглядом, увидел два трупа полицаев, прикрытые лопухами. Сплюнув, повернулся к селянам:
– Собакам и смерть собачья. Всё, мужики, пойдём.
С постом возле школы пришлось повозиться, дожидаясь, пока один из полицаев зашёл за угол покурить. Косте пришлось подключать Казака и работать синхронно по обоим объектам, но взяли их на удивление тихо. Забрав карабины, отдали  безоружным, которые, оттащив трупы, топтались вокруг Ивана, не зная, что дальше делать. Казак подозвал крепкого чернявого парня и протянул руку:
– Иван.
– А я Никита Горохов, – ответив на рукопожатие, тот  с уважением посмотрел на собеседника, в руках которого пулемёт казался игрушечным.
– Вот и хорошо, Никита, помощник мне нужен. Вторым номером пойдёшь?
– Да я не знаю даже…
– Не переживай, наука нехитрая – ленты подавать, да спину мне прикрывать, чтоб враг с тыла не подошёл.
– Я попробую.
– Так, с этим решили. А сейчас расскажи, помещения какие в школе есть?
– Да какие там помещения. Общий класс и каморка истопника. Это же не жилой дом, а сруб, по-быстрому сложенный.
– Отлично, слушай, мужики, сюда.
Собравшись вокруг Казака, все внимательно выслушали план уничтожения немцев и разбежались по запланированным точкам. Иван с Никитой примостились с пулемётом за срубом колодца, контролируя выход из школы. Костя с Тёмой, разделив гранаты и раскрутив колпачки, разошлись по разным сторонам здания. Досчитав до ста, пробежали вдоль окон, зашвыривая туда гранаты и, встретившись, отбежали от школы. Рвануло знатно, шесть колотушек почти одновременно – косой смерти –  сделали своё дело отлично. Костя, впрыгнув в оставшееся без рам окно, повёл пистолетом. Добивать было некого. Вбежавшие мужики остановились в оцепенении, увидев кровавое месиво из двух полуголых солдат и фельдфебеля с оторванной рукой. Костя рванул дверь каморки истопника и, столкнувшись в дверях с офицером, державшимся за косяк и трясущим головой, с размаху заехал ему рукояткой ТТ. На кровати, прикрываясь одеялом и с ужасом смотря на происходящее, сидел гость офицера. Костя качнул дулом пистолета:
– Хонде хох, ублюдок, – после чего от души заехал ему в челюсть.
Спеленав обоих, он вышел в класс, где в дверях всё так же топтались мужики, теперь с ужасом смотрящие на Тёму, который с довольной улыбкой потрошил ранцы немцев.
– Чего застыли, мертвяков не видели?
Один из крестьян перекрестился:
– Не по-людски их тут бросать, тварей божьих.
– Эти «твари божьи» с утра твоих баб с детьми как скот в сарай загнали и земляка на твоих глазах убили. Может, ты им и заупокойную споёшь? Могилку с крестиком поставишь, чтоб души их успокоились и по ночам по деревне не бродили? Вот что – хватайте стволы, подсумки с патронами, скидывайте трофеи в ранец и на выход. А этих тварей в силосную яму скиньте, хоть какая-то польза в виде удобрения от них будет.
Ответить сельчанин не успел, с улицы раздался звук пулемётной стрельбы и рёв удаляющегося мотоцикла. Выругавшись, Костя вылетел на улицу, где и столкнулся с Казаком:
– Иван, что там?
– Ушёл один, на мотоцикле.
– Откуда он?
– Вышел спокойно из-за сарая, вначале в машину заглянул, я окликнул его, он рукой помахал и к мотоциклу. А Никита говорит мне, что не местный это, он всех тут знает. Ну я и саданул по нему, а он газанул на месте и люльку под выстрел поднял. Вся очередь в неё и ушла, короче, упустил я его.
– Откуда же он выполз?
– Видно, по деревне где-то шарился. Не углядели мы шоферюгу офицерского. По-любому уходить надо, с утра здесь душно будет. За своих они всю деревню зачистят, другим в назидание.
– И женщин с детьми?
– Всех, я потом тебе расскажу, что они в четырнадцатом с крестьянами делали лишь только за подозрение в смерти своих солдат.
Внимательно слушавший их мужик перекрестился:
– Так что, опять от германца бечь надо?
Иван посмотрел в умные глаза селянина:
– Как звать тебя,  отец?
– Матвеем.
– Вот что, Матвей. Есть, где время смутное переждать?
– Так по гати через болото уйти, а там район другой, по деревням к родне и сховаться.
– А там что, немцев нет?
– Там? Не, не добрались ещё в эти места. Они на Барановичи двинули, а тут болота кругом, не интересно им тут воевать.
– Это какая гать, в сторону железки, что ли?
– Да ты что! Туда только на лодке и проберёшься. Там Чёрная топь – места гиблые, непроходимые.
– А ты кем будешь?
– Так сторожем я в школе.
Подошедший мужик с синяком одёрнул говорившего:
– Ты погодь им тут всё выкладывать, ещё не ясно, кто они такие.
Иван хитро прищурился:
– А сам-то кто такой?
– Глава этого поселения, народом избранный и властью утверждённый.
– Вот и хорошо, подымай баб, пусть детей спасают, а мы тут прикроем их от немца, пока уходят.
– Так они уже давно узлы с пожитками связали, чай, глупых нет, соображение имеют.
– Тогда уходите, нам легче стрелять будет, зная, что они в безопасности.
– А вы не командуйте, тут есть, кому управлять народом.
Иван недобро посмотрел на «управленца», сжимая кулаки. Матвей притронулся к рукаву Ивана:
– Сделаем, ребята, перед рассветом и двинем, в темноте всё равно ничего не сыщешь, а там дети будут. Вы бы немца полонёного поспрошали, куда учительницу нашу дели. С утра арестовали, комсомолка она, хвалились повесить.
Костя удивлённо посмотрел на него:
– А её-то за что?
– За то самое. Отказалась в поле выходить и рожу офицеру ихнему поцарапала. Вот за неповиновение и нам для острастки решили показать повадки хозяйские.
– Хорошо, занимайтесь сборами, а с учительницей сейчас разберёмся. Пойдём, Иван, потолкуем с офицером.
– Не, Костя, сам потолкуй, а я с мужиками на окраине деревни дорогу посторожу. Если чего, так услышите, уйти успеете, а я их там попридержу. Раньше-то они по ночам не шастали, опасались земель русских, а сейчас не знаю, чего ждать от них. В любом случае  осторожность не повредит.
– Хорошо, бери троих человек с винтовками и засядьте, где их пост был, там место хорошее. А я с Тёмкой пойду, потолкую с уродами.

Глава 9
Тёма шёл по ночному лесу и с удовольствием вдыхал его свежесть. Темнота не мешала ему двигаться,  всё тело расслабилось, внимательно слушая ночные звуки, анализируя запахи растительности, всей кожей ощущая малейшие перемены вокруг. Вначале он зашёл на полянку, на которой они оставили Аркадия Львовича, и слегка озадачился, когда его там не обнаружил. Успокоился лишь, когда нашёл его следы, уводящие в сторону деревни. Рядом нашлись отпечатки подошв сапог дядьки Ивана и парней, уходивших с ним. Добравшись по следам до школы, Тёма у входа встретил Матвея сидящим на крыльце и перекладывающим инструмент из деревянного ящика в кожаный кофр.
– Ночи доброй, дед Матвей.
Старик взглянул на парня и улыбнулся:
– И тебе без хвори жить,  подстрелёнышь. Как там Лизонька наша?
– У неё всё хорошо. Чуть замёрзла, так Матрёна в бане погрела её, сейчас спит, наверно.
– И то хорошо. Анфису-то мы похоронили с Петром. Не по-людски это, ночью человека в землю укладывать, да уж выбора у нас не было.
– Нянька от смерти Лизу спасла, телом своим согрев.
– Почём знаешь, что нянька?
– Так парни говорили, что…
– Тьфу ты, господи, метут своим помелом что бабы. Не нянька она, а кормилица – мать молочная. И так девке жизни от Панкрата не было, так и эти бестолочи ересь городят, бабьи сплетни пересказывают.
– Не ругайся, дед Матвей, хорошие они парни.
– Не ругайся… Как тут сквернословить не будешь, если дылды вымахали, а ума не нажили.
– Так ведь не со зла они. Да и помогли сильно: без них, может, и не успели бы учительницу отогреть. А сейчас они где? Не видел случайно?
– Случайно видел. С Панкратом в правление пошли «важные» колхозные бумаги спасать.
Тёма удивлённо открыл рот:
– Какие… бумаги? Им что, заняться больше нечем? Спалили бы, да и всё.
– Вот сам ему это и скажи, бестолочи канцелярской.
– Не, пойду-ка я лучше к дядьке Ивану.
– И то верно, мужики с ним серьёзные, свой ум имеют, но Панкрата ослушаться побояться. А что у него на уме, то мне неведомо. Иван-то заходил, вещи оставил, в машине германской покопался да за деревню пошёл. С ним и четвёртый ваш товарищ был.
– Да, я знаю.
– Что знаешь?
– Ну, что был и с дядькой Иваном ушёл.
Матвей хмыкнул:
– Без него, вояки, справитесь. В каморке моей спит, замотали старика, еле на ногах держится. Иди уж, я сам за ним присмотрю, со мной не пропадёт.
– Спасибо, не бросайте его, он хороший человек, просто городской, в школе словесность преподаёт.
– Хороший… Вот и беречь надо хороших людей.
Матвей улыбнулся в спину парня, быстро удаляющегося к околице:
– Спасли, значит, Лизоньку, и то – радость.
Тёма тихо подошёл к месту, где должен был быть пост Ивана. Аккуратно раздвинув ветки кустов, выглянул и никого там не обнаружил. За спиной кашлянули. Парень резко повернулся и увидел улыбающегося Ивана:
– Подошёл хорошо, даже птиц не вспугнул. А что же лягушек потревожил? Я лежал, кваканьем их наслаждался, а ты всю их «симфонию» порушил.
Тёма развёл руками:
– Предали меня зелёные, не учёл, что по воде звук далеко распространяется.
Это была их любимая игра – тихо подойти друг к другу, и охотник пока проигрывал казаку.
– А мужики где?
– Возле поля колхозного смотрят. Через него дорога одна, мимо не пройти. А по лесу в разных местах проскочить можно, тропок там много. Если кого из местных в проводники возьмут, можем и облажаться.
Вернувшись к пригорку, где Иван устроил лёжку, они улеглись на расстеленном немецком дождевике. Казак, открыв кисет с махрой, вдохнул его запах и, вздохнув с сожалением,  спрятал в карман:
– Как там учительница?
– Вроде всё хорошо, сейчас ей поспать надо, силы восстановить.
– Костя с ней?
– Да, пусть поможет Матрёне до гати донести, она сама пока слаба, организм все силы отдал, жизнь сохраняя.
– Пусть поможет… Посмотри-ка, что в машине нашёл, видно, за этим ефрейтор туда лазил.
Иван подтянул к себе рюкзак и вытащил свёрток. Свет луны заиграл бликами на чёрной материи шёлка. Тёма аккуратно развернул материал, и ему на колени выпала кожаная сбруя. Отложив её в сторону, парень с интересом посмотрел на костюм, больше походивший на комбинезон с капюшоном и длинными «ушами» воротника , явно предназначенными для сокрытия нижней части лица. Иван, глядя на озадаченного Тёму, хмыкнул:
– Во-во. Я так же репу чесал, недоумевая, что же это за костюм маскарадный такой.
– Это «тень».
– Какая тень?
Тёма приподнял кожаные соединения ремней и, встряхнув, расправил их. Это творение скорняков явно было дополнением к костюму, повторяя его контур. Из кармашков торчали стальные хвостовики метательных ножей. Достав один, он посмотрел на воронённую поверхность ножа:
– Зубы ночного кота. Ещё должны быть два клыка.
Иван, крякнув, достал круглый кожаный щит с воронёным бубоном, из которого виднелись две рукояти. Тёма потянул за один – в свете луны показалось такое же воронёное тело клинка.
– Это что же, Артемий, за «кот» такой – с зубами и клыками?
– Ночной хищник.
– По амуниции ясно, что ночной. Из какого рода-племени этот зверь?
– Что-то похожее мне учитель рассказывал про Индийских Сипаев. Одной из руководительниц восстания была Лакшми Бай, рани Джханси. Это их княжества, а она, соответственно, княгиня его. Мать её – Бхагирати – умерла, когда Лакшми была маленькой. Оставшись без материнской опеки, маленькая Ману (её родовое имя) росла сорванцом и непоседой. Отец, Моропант Тамби, мало уделял времени воспитанию дочери. Занятый делами княжества, он перепоручил это своему телохранителю Нана-сахибу. Тот нанял лучших мудрецов и дал ей прекрасное образование, а сам учил воинскому искусству, воспитав сильную и мудрую правительницу. Но в Индии  женщинам непринято носить оружие, потому он выбрал из каждого рода Сипаев самого искусного в военном ремесле юношу, создав её личную охрану из воинов «тени». Они как призраки всюду следовали за своей госпожой, оберегая её жизнь. Эта одежда чем-то похожа по описанию на их экипировку. Клинки похожи на  «Шамширы», только те длиннее. Но вот ножи… Их не было, они пользовались «чакрой», но тут её нет, видно, упростили для удобства. Скорей всего, родина этого костюма Непал или Бутан. Там часто практиковали эти…
– Шэнбяо?
Тёма и Иван резко повернулись в сторону голоса. Облокотившись на ствол берёзы и покачивая в руках ТТ, там стоял Костя:
– Так, откуда тебе про них известно, урянхаец, или кто ты там ещё?
– Шэнбяо – это возвратное оружие, а эти так… для балагана.
Тёма, сглотнув тягучую слюну, заворожённо смотрел на оружие. Краем глаза он заметил, как Иван потянул клинок. Костя поцокал языком:
– Вы бы не трогали железо, ваше благородие, опасно это, не равен час, порежетесь ещё.
Осипшим голосом Иван прошептал:
– Чего тебе надо?
– Ясности, казак, ясности. Могу ли я спину свою вам доверить, или с оглядкой мне жить? – убрав пистолет, он вопросительно посмотрел на Ивана.
– Да вроде повода не давали.
– Причины – они всегда в деталях и недомолвках. Кто я, вы знаете, по крайней мере, ты,  Иван. А с вами не всё ясно. Тайны у всех есть, но сейчас война, и мне не хотелось бы ими заниматься, других дел полно. Ответь прямо, как офицер, мы вместе? Или не перешагнуть тебе через благородство своё?
– Как офицер, я тебе отвечу, что, кто враг моей страны, я знаю. А что до благородства, так я им не одну тысячу вшей в окопах вскормил, как-нибудь совладаю с ним.
– На том и порешили. Что до сегодняшнего дня было, то пусть у каждого внутри будет. А с сего момента общей жизнью живём.
Костя протянул руку Ивану. Обменявшись крепким рукопожатием, они повернулись к парню:
– Ну что, Тёмка-Богатур, повоюем?
– Повоюем, дядька…
– Давай-ка упростим родственные определения. Ну какой я тебе «дядька»?
– Хорошо, Костя.
– Во, коротко и понятно. А по поводу метательных ножей – баловство, конечно, но иной раз и жизнь спасти могут.
Костя приподнял костюм и примерил к себе:
– Коротковата кольчужка.
Протянув костюм Тёме, он прошептал:
– Ох, чую, просто так от владельца этой амуниции мы не отделаемся. Матёрый волчара.
Он окинул взглядом  место их лёжки. Потерев висок, окинул взглядом тёмную стену деревьев:
– С леса этот гад зайдёт, по дороге на убой кого пустит, а сам с тыла ударит. Знаешь что,  Тёмка, ты бы эту «тень» накинул да Ивану спину со стороны леса подстраховал. А ты, казак, на ту сторону дороги перейди. По болотцу тебя не обойти им будет, а в лоб на пулемёт не попрут. Ты короткой очередью ударь и отходи в сторону деревни. Старайся им подранков побольше наделать – это их тормозить будет. На одном месте не задерживайся – миномётами накроют. А помощник, из местных, где?
– Как немцы к полю подойдут, он прибежит сообщить, а второй в деревню через лес рванёт, народ поднимать.
– Это они правильно решили. Тёмка, ты как – готов?
Посмотрев в сторону парня, он улыбнулся: затянутый в чёрный комбинезон, до колен и локтей в кожаных ремнях, из-за спины виднеются рукоятки оружия.
– Ну, прямо… и не найду, с чем сравнить. Не хотел бы я повстречаться, с тобой в ночном лесу. Ты всё, готов?
– Да, Костя.
– Тогда через лес к полю проберись и там карауль, чтобы со спины не обошли. Как услышишь стрельбу, уходи к деревне, там встретимся. Всё, удачи,  охотник.
Спина Тёмы мелькнула в темноте, и шорох травы стих.
– А я за народом прослежу, чтобы не отстал кто. Удачи, казачина.
Костя крепко пожал ему руку и пропал в темноте. Перебравшись на другую сторону дороги, Иван обустроил себе новое место. Верхушки деревьев заалели, со всех сторон послышалось пение  птиц. Поправляя пулемёт, Иван вздохнул:         
– Ну, вот и рассвет.
На другой стороне затрещали кусты, и на дороге появился Никита. Заозиравшись и заметив приподнявшуюся фигуру Ивана, он рванул через дорогу. Казак замахал руками:
– По дороге не следи, обойди по кругу.
Минуту потоптавшись на месте, Никита махнул рукой:
– Угу, понял, сейчас оббегу.
Минут через пять он тяжело рухнул рядом с Иваном.
– Что там, Никита?
– Немцы к полю подъехали.
– Много?
Парень пожал плечами:
– Так далеко же. Я с дерева их увидел и сразу сюда, а Сеня в деревню побёг.
– Это хорошо Никита, что «побёг». Мы тоже дождёмся германца и рванём отсель, а ты пока дух переведи да сил набирайся. Нам ещё много сегодня бегать.
   
       Глава 10
Тёма продвигался вдоль кромки леса, прислушиваясь к пению просыпающихся птиц. Густой подлесок из кустов и молодых деревьев надёжно скрывал его от тех, кто мог быть в лесу, а потревоженные, лесные жители, точно укажут на опасность. Очень порадовал парня костюм, который идеально подходил ему покроем и продуманностью деталей. В нём было удобно продвигаться по кустарникам, а тень от них надёжно скрывала его, сливаясь с костюмом и превращая матовый шёлк в его продолжение. Накинув капюшон, он запахнул длинные отвороты воротника вокруг лица, оставив лишь щель для глаз, руки нащупав крючки по краям, надёжно зафиксировав его. Покрутив головой, он убедился, что ему ничто не мешает. Стараясь сродниться с одеждой, он продолжил свой путь к пшеничному полю. Не высокие, кожаные сапоги, из качественного яла, отлично дополняли его экипировку. Тёма улыбнулся, вспоминая, каких усилий ему понадобилось уговорить дядьку Ивана чуть вздёрнуть и заострить носа сапог. Так, под бурчание казака, к ним и прилипло название – «басурманская обувка». Над деревьями зарозовел рассвет, и всё вокруг наполнилось пением птиц, на все лады своего птичьего искусства, встречая солнце. В лесу послышался треск и на небольшую полянку выбежали два человека. Тёма пригнулся за выворотень пня и наблюдал за парнями, эмоционально размахивающими руками и пытающимися отдышаться. Успокоившись, они о чём-то пошептались, и один из них направился в сторону деревни, а второй к Ивану. Проводив их взглядом, Тёма быстро двинулся в сторону колхозного поля. Спешка парней, что были в дозоре возле него обозначало, что немцы подошли, и они побежали предупреждать: один в деревню, а другой к Ивану. Тёма удовлетворительно качнул головой:
– Хорошо. За жителей деревни и казака я спокоен, неожиданностью появление немцев для них не будет. А мне-то что делать?
Место было удобным, из подлеска хорошо просматривалась дорога и участок леса в низине с густым кустарником, на фоне которого хорошо проявлялось любое движение. Взвесив все за и против, он вздохнув направился к полю, решив всё таки понять, что предпримут враги. Когда добрался, устроился за гранитным валуном и замер в ожидании. Поразмыслив, что так он может пропустить врага, если тот решит пробраться через поле, он отполз к подлеску и взобрался на высокую берёзу, надёжно спрятавшись в её кроне. Сделал он это вовремя, так как на другом конце поля, от видневшийся грузовой машины, отделилась группа людей и направилась в его сторону через поле. Другие немцы взобрались в машину и она, в сопровождении двух мотоциклистов, направилась к деревни по дороге через поле. Примерно рассчитав в какую сторону они движутся, парень слез с дерева и укрылся в подлеске. Укрывшись в тени кустарников, он замер прислушиваясь к лесным звукам. В дали застрекотала сорока и Тёма укрылся за сваленным в бурелом деревом. К краю небольшой полянки подошли четверо солдат и прячась за деревьями замерли. Минут через пять с другой стороны лужайки промелькнула тень и на её середину вышел не высокий человек. Присев, он оттопыривая уши ладонями, стал медленно поворачиваться прислушиваясь к лесу. Когда он повернулся в сторону Тёмы, парень вжался в землю, на секунду потеряв его из вида. Когда же он вновь посмотрел на поляну, она была пустой. Обескуражено, он обвёл взглядом подлесок и лишь каким-то шестым чувством почувствовал движение за спиной. Обозначив движением, что хочет подняться он резко отпрянул в сторону и сев на корточки увидел удивлённое лицо нападающего, прочертившего пустоту штык-ножом. Чуть присев, тот расставил руки, в которых поблескивали ножи и впился взглядом тёмных глаз в Тёму. Парень удивлённо подумал:
– Индус!? Да откуда ты здесь появился?
Найти ответ он не успел, так как тот резким движением метнулся в сторону Тёмы нанося удары ножами. От первого, направленного в область шеи, он ушёл легко, но второй, шедший по низу чуть задел бедро. Ногу зажгло и он почувствовал влагу от крови. Нащупав ремешок сбруи на пораненной ноге он затянул кожаную петлю перетягивая кровоток конечности. Доставать из-за спины клинки было некогда, так как индус двигался вокруг Тёмы стараясь уйти из его поля зрения и подлавливал момент для атаки. Парень зло оскалился:
– Ищешь момент? Ну что же, я тебе помогу.
Медленно подняв руки он потянулся к рукояткам оружия. Купившись, враг кинулся к парню, целя ножами в грудь. Откинувшись, Тёма оттолкнулся ногами и полетел спиной разрывая расстояние. В полёте он нащупал хвостовики метательных ножей и в нападающего метнулись четыре стальных молнии. Все они достигли цели и парень, лёжа на спине, смотрел в удивлённые глаза врага. Он что-то хотел сказать, но с края губы скатилась струйка крови и индус выпустив из рук оружие упал. Подскочив к нему, Тёма резким движением ударил его в висок. Послышался неприятный хруст кости и тело замерло. Это была неприятная, но необходимая процедура, так как учитель всегда вбивал в его сознание, что нельзя оставлять раненых врагов за спиной. Вытащив ножи и подобрав его оружие Тёма двинулся к месту, где оставались немцы. Обнаружил он их не сразу, так как они залегли в низине, видимо дожидаясь своего проводника. Отправить их к своим, немецким богам, особого труда парня не составило. Уверившие в силу огнестрельного оружия, они даже не успели среагировать на росчерки стали, так и не поняв, откуда к ним пришла смерть. В стороне, где был пост Ивана послышались выстрелы коротких очередей пулемёта и беспорядочное щёлканье карабинов. Пересилив себя, кинуться на помощь дядьке, он двинулся в сторону деревни. Судя по отдаляющемуся звуку перестрелки он отходил в туже сторону. Ускорив шаг он двинулся к поселению, чтобы помочь Матрёне и Косте. Встретил он их уже на окраине деревни. Женщина, нагрузившись узлами шла впереди, а Костя нёс на руках девушку. Выстрелы уже были слышны на околице и помощь парня оказалась своевременной. Положив девушку на одеяло они, взявшись за его концы, продолжили путь к гати.
  Иван нажал на курок, но пулемёт лишь лязгнул затвором. Пошарив в сумке он зло выругался, отбрасывая бесполезное оружие. Как не старался стрелять короткими очередями, но патроны закончились. Жалко было Никиту, подставился парень под очередь с мотоцикла. И сейчас он, тарахтя мотором, приближался к нему. Казак окинул взглядом вокруг себя и на губах у него заиграла недобрая улыбка. Возле коровника, прислонённая к стене, стояла оглобля. Примерив её к рукам и взявшись по ухватистей, он прижался к стене сарая, торцом выступающего к дороге. К варварскому оружию русских потомки тевтонских рыцарей готовы не были, потому лишь удивлённо проследили её полёт, пока она не встретилась с их головами. Сидевшего на заднем сидении офицера она задела вскользь и он спрыгнув откатился в сторону. Иван уже замахнулся, чтобы его добить, когда в него уставилось дуло пистолета изрыгнувшее пламя. Сильная боль обожгла грудь и ноги Казака подломились. Последнее, что он успел подумать, это как глупо подставился, после чего свет погас.
Отто, лежавший в дорожной пыли, смотрел, как русский опустился на колени и упал лицом вниз. Сильно саднило правое плечо и он, разжав пальцы, выронил оружие, опустив голову на руки. Возле головы зашуршали шаги и открыв глаза он увидел пару лаптей. Приподняв голову он встретился с холодным взглядом женщины и последнее, что он увидел, это блеск литовки.
Аглая склонилась над Иваном и сквозь слёзы прошептала:
– Ну что же ты, воин, не уберегся? Великая Макошь, волей своей дай мне силы спасти богатыря. 
   
Глава 11
На поляне, перед болотом, толпились бабы прижимая к себе детей. Слышалось мычание скотины и квохтанье куриц из корзин. Панкрат и ещё пара мужиков длинными шестами проверяли настил гати. Один из них зло выругался:
– Только пешему тут ход есть, скотина не пройдёт.
Женщины нервно загомонили. Панкрат зло сплюнул:
– Цыц, бабы. О детях думать надо, а не о скотине. Ещё не ведомо, что на той стороне, может и там уже немчура. Вначале мужики туда пройдут, а коли всё спокойно будет, то и за вами человека пришлём.
Костя и Тёма, сидевшие возле Лизы переглянулись. Князь подошёл к Панкрату:
– Ты что же, блоха собачья, баб тут кинуть хочешь?
– А тебе известно, что на той стороне? Мне нет. Да и дорогу проверить надо, гать ещё при царе стелили, может сопрела уже.
– А если немцы?
– А я почём знаю, что будет, но детей в трясину без осмотра пути я не поведу.
Подумав, Костя махнул рукой:
– Хорошо, проверяйте путь, а мы посмотрим тут.
Панкрат махнул рукой и четырнадцать мужиков, проверяя трясину слегами растворились в болотном мареве. Костя подошёл к Матвею, который разговаривал с Аркадием Львовичем:
– Далеко тут до другой стороны?
– Далече. Километров пять в одну сторону.
– Значит, как минимум, час туда, час обратно.
– Может и подольше. По болоту шибко не разгонишься, да и вершами нужно путь обозначить, чтобы ненароком кто в трясину не угодил. Прав Панкрат, что баб с детьми не повёл. Он конечно сам на уме, но и его семья тут есть и малых четверо. Ты бы сам своими кровинушками рискнул?
Костя вздохнул:
– Нет.
– Вот и мужики это понимают. Или думаешь, он приказал и они баб с детьми бросили? Нет, они пока своими ногами путь не прощупают малых в трясину не потянут. Потому у нас одна задача – дождаться их.
– Значит будем ждать.
Отвлёк их шум женщин и повернувшись они увидели Аглаю. Женщина, впрявшись в конский хомут тащила две оглобли, где на дерюге, привязанной к ним, лежал Иван. Чертыхнувшись, он подбежал к Казаку:
– Что с ним?
Женщина устало опустилась на колени:
– Ворог поранил.
Подбежавший Тёма наклонился над ним:
– Дядька Иван, да как же ты так.
Парень потянул к нему руку, но Аглая перехватила его запястье:
– Не трогай, охотник, он в между двух миров сейчас. То ноша моя, мне её и нести.
Костя обескуражено посмотрел на женщину:
– Между какими мирами?
– Нави и Яви. Не о том сейчас думать надо. В селение вороги уже, скоро сюда нагрянут.
Костя безвольно опустил руки:
– И что нам делать?
Аглая тяжело поднялась и обвела взглядом стоящих вокруг женщин:
– Верить. Сейчас я пойду впереди, путь открывая, а вы следом ступайте. Смотреть только вперёд и молча за мной следовать. Детям глаза завяжите и держите возле себя. Для верности можете пенькой их по поясу обвязать. Какие совсем малые, тех с рук не спускайте, то ноша материнская, она руки не оттянет. Кто назад обернётся, да на берег родной поглядит, тот путь потеряет и сгинет в трясине. Скотину тоже прихватите, можете скарб свой на неё приладить. Ну, коли уразумели и словам моим вняли, то готовьтесь к долгой дороге.
Минут через десять все приготовления были закончены и Аглая, таща хомут с Иваном вступила в топь. Прикоснуться к Казаку она так никому и не разрешила, объяснив это зароком, который обязана выполнить в обмен на жизнь Ивана. Следом за ней в воду вступали женщины окружённые детьми с холщовыми повязками на глазах. К груди они прижимали маленьких, которые, словно почувствовав опасность, прятались в материнском теле. Старшие вели за собой скотину и замыкал эту процессию Костя и Тёма, смотря в широкую спину Матрёны, шагающей впереди…
Елизавета Аркадьевна, теребившая в руках косынку замолкла. Настя, заворожённо слушающая женщину, прошептала:
– А что же дальше было?
– Да ничего не было. Ушли мы от войны проклятой и детей сберегли.
– А куда вы ушли?
– Далече. Аж, почитай, на две тысячи лет назад.
– Это в прошлое что ли?
– А как оно может быть прошлым, коли и сейчас существует? Нет, девонька, у времени нет не прошлого, не будущего, а существует лишь настоящее. Какие там законы у него, то мне не ведомо, одно лишь знаю – всё что видимо, то Явь, что скрыто от глаз непосвящённых, то Навь.
– А Аглая кто была?
– Простая баба, из плоти и крови, которая горюшка хапнула с избытком. В Заболотье она травницей да повитухой была. Жила на отшибе, посреди болот, там и хворых пользовала. Пришла в их деревню беда, вместе с купцами проезжими. Занесли лиходеи мор чумной из земель германских. За одну седмицу всё население слегло. Когда она в селение пришла, почитай никого уже и не осталось в живых. Князья, узнавшие про мор, поставили кордоны и всех, кто оттуда сбежать хотел убивали и огню придавали. Боялись в те времена чумы пуще всего на свете, потому Заболотье объявили проклятым местом на пятьдесят лет. Вот Аглая и осталась в Заболотье одна живая. Всех селян и живность павшую огню придала. Вот теперь сама и посуди, каково это своих земляков, с кем выросла вместе и деток, чьи роды принимала, огню придавать. Когда последнего умершего огню придала, она на остров свой уединилась и с молитвами к Макоши год прожила. А потом собралась в чистое, да в топи пошла, чтобы с земляками встретится. Да не приняло её болото, не взяло её жизнь. Вот так она, через междумирье, к людям и вышла. То, что она, как говорил Аркадий Львович, временной кантилиум пронзила, она и не ведала. Поселилась на болоте, да людей пользовала, пока война не приключилась. Понимала конечно, что не её мир, да в те времена проще к чудесам относились. Раз приключилось, значит воля создателей на то была. Привела она нас в свою деревню, ну и зажили по новому. То, что назад пути нет все понимали, потому забота одна была – детей обиходить, да скотину накормить. Я с Костей сошлась, родила девочку. Иван, когда через междумирье прошёл, вторую жизнь обрёл. Был он нашим воеводой, то бишь охраной от ворогов заведовал. Ну а Костю мы нашим князем называли, а соответственно я княжна стала. Кровью и сталью, конечно всё это досталось, но оно того стояло. Наша Белая Русь…
– Белая Русь?
– Ну да, княжество так наше называлось. Так вот оно на земли известно было. Аркадий Львович до девяносто трёх лет дожил. Воспитал много отроков, наукам уча. Из других земель князья детей своих на учение отдавали. Да видно времена разные, но жадность везде одинакова. В открытую-то воевать с нами остерегались князья соседские, а убийц подослали. Костя и Иван погибли, когда меня да Даньку спасали от ворогов.
– Данилу!?
– Внук это от Любавы, дочки моей. Влюбилась егоза, да на остров, что в междумирье любоваться бегала. Вот и уродился он на два времени равные права имея.
– А вы?
– Я только в междумирье жить могу, дальше мне ходу нет. Потому всю жизнь здесь и провела.
– А с Аглаей что стало?
– После того, как она жизнь свою Ивану отдала, сохнуть стала. Через два года на руках у него и умерла. Перед смертью она мне свои ключи от междумирья отдала, потому и караулю его здесь.
– Ключи?
– Ну, называется так, когда путь туда видишь.
– А с дочкой сто стало?
– Не знаю. Мы после того заговора туда не ходили. Тёмка нас до болота проводил, да ушёл на восход. Сказал, что за Урал добраться хочет, а потом с воинами вернуться, чтобы наказать убийц дядьки Ивана и Кости.
– А вы вернётесь?
– Я нет. Моё место в междумирье, а вот Данила он наследник правителя Белой Руси, ему и отвоёвывать своё законное право. А что бы у него всё получилось, нужно денег много. Потому, Настя, попрошу я тебя о помощи.
– Да я то чем вам помочь смогу?
– Не торопись, сейчас всё объясню.
Женщина отодвинула стол и достала кожаную сумку. Открыв её она достала пожелтевшую карту и разложила на столе:
– Это Костина карта, на которой обозначено, где спрятано шестнадцать пудов золота на берегу Припяти. Бандиты все были убиты, а Костя единственный оставшийся в живых, кто знал про это место. Настенька, помоги Даниле, а я вас проведу через междумирье в Белую Русь.
– Я, Елизавета Аркадьевна, попробую помочь.
– Попробуй, доченька, попробуй. Я вас буду ждать.