Пьер-Флоримон попробовал пошевелить левой ногой. Нога согнулась в колене, но голень пронзила страшная боль. Что за дерьмо! Он с самого начала подозревал, что нога сломана! Проклятая потолочная балка! Ну почему она не могла выбрать другого места, чтобы грохнуться, кроме его ноги! Какой прок от солдата без ноги! Может, это всё-таки только ушиб или растяжение? Надо дотянуться рукой до проклятой голени – перелом можно определить на ощупь.

– А-а! Дерьмо! – боль была на самом деле адской.

Мама гладила его по голове и что-то говорила, но он не слышал. Нужно было проверить чёртову ногу! Во что бы то ни стало! Нельзя расслабляться! Мама ничего не понимает! Он солдат и он на войне! Как объяснял санинструктор Пюжоль? «Признаки перелома: боль в месте повреждения, сильная боль, отёк и изменение окраски кожи…». Ещё? Что там было ещё? Неважно, этого хватит!

Пьер-Флоримон сел, дотянулся до непослушной ноги и ощупал её. Боль? Дерьмо, есть! Отёк? Чувствовалось, что нога набухла, как вишня. Как вишня, потому что она была такой же красной. Красной, дерьмо! Изменение окраски кожи! Он сломал ногу и не может ходить! Ну почему, почему!

– Отставить панику, ученик де Маре! – их классного шефа, капитана де ла Марка, рядом, понятно, не было, поэтому Пьер-Флоримон отдал себе команду сам, – Установив тяжесть ранения, постарайтесь оказать первую помощь сами себе, – теперь это напоминало настоящий экзамен, – и, по возможности, своим раненым товарищам в зоне досягаемости. После этого постарайтесь покинуть зону обстрела.

Дыхание перехватило, когда в воздухе взревел снаряд, и, похоже, не один. От взрывов заложило уши, но сознание было чистым и спокойным, как никогда. Пьер-Флоримон продолжал сдавать экзамен самому себе. Теперь это были тактические учения в обстановке, приближённой к боевой, как на учебном полигоне Виоменильского полка, где нужно было отвечать на вопросы капитана де ла Марка под аккомпанемент артиллерийских учений.

«Первая помощь – помощь товарищам – эвакуация в тыл, помощь – товарищи – эвакуация». Пьер-Флоримон вдруг заметил, как мама о чём-то спорит с какими-то двоими «янки». В ушах по-прежнему звенело и слов мамы он не разбирал, а оба «атлантиста» говорили то ли по-своему, то ли с ужасным акцентом. Один, с серебряным «кирпичом» на погонах («первый лейтенант» со школьной таблицы «Знай вероятного противника»), кричал на второго с мрачным лицом, массивного и похожего на медведя (того, кто его вытащил, Пьер-Флоримон поморщился). Мама тянула лейтенанта за рукав и показывала рукой куда-то вниз, вглубь развалин их дома. «Медведь» зло смотрел на своего лейтенанта (на маму он вообще не обращал внимания), и показывал в сторону их броневика. Только теперь Пьер-Флоримон увидел третьего «атлантиста», какого-то мелкого и донельзя перепуганного. Тот тоже показывал в сторону броневика, только не рукой, а осторожными кивками головы.

Помощь товарищам… Жан-Этьен! Он ведь где-то там, под развалинами! Только из-за него бы мама стала о чём бы то ни было просить проклятых «янки», «атлантистов» – врагов.

– В бою следует трезво оценивать своё положение, – сказал капитан де ла Марк в голове Пьера-Флоримона, – неправильно подготовленная атака может привести только к неоправданно высоким потерям даже в случае успеха. Поэтому следует решительно избегать, – воображаемый классный шеф коснулся воображаемой указкой воображаемой доски и повернулся, чуть присев на хромой ноге, к воображаемому классу, – непродуманных действий, вызванных всплеском эмоций.

Жан-Этьен мёртв, в этом нет сомнений, понял Пьер-Флоримон. Маме нет смысла унижаться, прося «янки» о помощи, всё равно они, даже если бы и захотели, не смогли бы разобрать завал. Надо эвакуироваться из-под обстрела (мы сейчас на захваченной врагом территории, значит, стреляют орудия Стражей, подумал он отстранённо). Эвакуироваться немедленно, пока артиллеристы не пристрелялись. А будет это скоро, недаром в небе жужжит «москит»-корректировщик. Мама не солдат, она только женщина, она не понимает, что происходит, значит, нужно её отсюда увести хоть бы и против воли.

– Мама, нам надо сейчас же уходить! Жан-Этьен погиб, ты ему всё равно не поможешь!

– Спасите моего сына, господин офицер! – мама не слышала Пьера-Флоримона.

– Слушай меня, женщина! Ты немедленно уходишь вместе со мной! – выкрикнул Пьер-Флоримон.

…

Мари-Жанна осеклась и обернулась на голос со знакомыми «командантскими» интонациями.

– Пьер-Кристиан?

Но команданта де Маре сзади не было. Там стоял её младший сын, морщась от боли в ноге.

– Мама, мы немедленно уходим отсюда! Помоги мне идти!

– Пьер-Флоримон? – сейчас её сын смотрел на неё почти, как командант де Маре… только маленький.

– Мама, – опираясь на какую-то доску, Пьер-Флоримон сделал неуверенный шаг вперёд, поморщившись от боли, – Возьми руку Жана-Этьена. Найди пульс, – младший сын не кричал, говорил спокойно и размеренно и от этого становилось страшно, – Опустись на колени. Возьми руку Жана-Этьена. Найди пульс, – разборчиво повторил он и Мари-Жанна подчинилась.

Рука Жана-Этьена была тёплой, но неподвижной. Пульса не было. Она, наверное, неправильно её держит, надо с другой стороны. Или ещё по-другому! Что за идиотка, пульс должен быть, обязательно! Надо попробовать ещё!

Настоящий ужас пришёл мгновением позже, когда она поняла, что держит руку совершенно правильно, «абсолютно безукоризненно», как сказала бы сестра Байё с её курса санитарок, просто пульс действительно не прощупывается, у её сына нет пульса… Жан-Этьен мёртв…

– Нет! Это неправда! Нет! Нет!

– Мама! – донёсся до неё по-прежнему спокойный и размеренный голос Пьера-Флоримона, – Вставай. Мы должны уходить. Здесь больше нам нечего делать.

Ни говоря ни слова, Мари-Жанна встала, подошла к Пьеру-Флоримону, положила его руку себе на плечо и вместе с ним сделала шаг в противоположную сторону от дома.

Кажется, забыв при этом вытереть слёзы.

Отредактировано Московский гость (19-08-2020 17:05:40)

– Спасибо! Спасибо за моего сына, господин лейтенант! – кричала мама в сторону лейтенанта «янки». Тот что-то крикнул в ответ, но Пьер-Флоримон уже отвернулся.

– Мама, быстрее, нам нужно скорее уходить! – Пьер-Флоримон тащил мать подальше от развалин, от перекрёстка и вообще от артобстрела.

Он в последний раз оглянулся и увидел странную картину: «медведь» и тот «мелкий» тащили тело их офицера к своему броневику. Ноги лейтенанта «атлантистов» волочились по кирпичной садовой дорожке. Кто его знает, что у них случилось, чёрт этих «янки» разберёт. Им нужно прибавить шагу, это самое важное!

Женщина может благодарить врага за помощь её сыну, воин скорее умрёт, чем попросит врага о помощи! Но ведь глупо было бы сопротивляться тому огромному «атлантисту», когда тот помогал вытаскивать юного Стража из-под развалин, правда? Мёртвый Страж ничем не поможет Королевству, живой оправится от ран и вернётся в бой… вау-у!

Одно неудачное движение, и он наступил на сломанную ногу. Вау-у, какая боль! На глазах выступили слёзы, нет, не из-за страха или паники, от резкой боли, только от боли и ни от чего, кроме боли! Стражи Границы никогда не плачут, слёзы – это удел женщин и трусов!

Пьер-Флоримон трусом не был. Он был Стражем, мужчиной, воином, таким же, как его пра-пра… (сколько именно этих «пра», Пьер-Флоримон всегда путал) по матери капитан де Вьержи, бравший Бунсборо с маршалом Моро и как его прапрадед (здесь этих «пра» было точно два) по отцу Пулен де Маре, не пустивший «янки» в свою крепость. Их портреты висели на стене над лестницей на второй этаж… висели, пока дом не был разрушен.

Сейчас главное – отвести маму в безопасное место, затем, вспомнив уроки санинструктора Пюжоля, наложить шину на сломанную ногу, когда всё утихнет, найти какую-нибудь еду и добраться к своим в Труаз-Эглиз… а если он уже захвачен врагом, то идти дальше, хоть бы на сам Низ, ведь где-то там в западном направлении есть Стражи, которые держат оборону против вторжения… а если нет, то где-то здесь, на оккупированной территории Границы есть, просто обязаны быть какие-нибудь отряды «вольных стрелков», ведь их всех тоже чему-то учили на занятиях по тактике партизанских действий, всех! Вау-у… нужно всё-таки шагать осторожней, а то, кому потом будет нужен солдат без ноги?

– Не бойся, сынок, я с тобой, мы выберемся отсюда, – шептала мама.

Как всё же эти женщины ничего не понимают! Он ничего не боится, он…

– Ложись, ложись сейчас же! – мама сшибла Пьера-Флоримона с ног и навалилась ему своим телом на спину.

Снова ударила резкая боль, но Пьер-Флоримон не обратил на неё внимания. В воздухе истошно завыл летящий снаряд и сердце на секунду остановилось.

Отредактировано Московский гость (19-08-2020 15:52:05)

Когда «москит» зашёл на очередной круг над перекрёстком, человечки внизу уже не толпились вокруг развалин, а разбегались в разные стороны. То есть, глядя сверху, они скорее «расползались», чем «разбегались», но определённо закончили свои дела у разрушенного дома и разделились на две группы: трое в хаки шли (приглядевшись, Морис понял, что там двое тащили своего раненого) к «ящику», а другие двое, баба с кем-то (откуда он взялся, вроде раньше его не было), поддерживая друг друга, удалялись от дома в противоположную сторону.

– Святое дерьмо, эти пушкари будут ждать, пока они уедут, что ли!

– Вы что-то сказали, господин лейтенант? – переспросил Пикард.

– Говорю Вам, Пикард, я разочарован нашей артиллерией, – пояснил лейтенант Обриан, – судя по всему, сегодня мы так ничего интересного не увидим.

– Ну что ж, каждый делает то, что может, – философское замечание Пикарда подняло настроение Мориса.

В следующий момент, явно, чтобы посрамить неверие лейтенанта Обриана в способности артиллерии Стражей Границы, внизу обозначился разрыв. Аккуратно в центре перекрёстка, где как раз лежали на асфальте две чёрные фигурки. Если бы там был вражеский «ящик», его обломки раскидало бы на несколько десятков метров.

– Ну вот, – вздохнул Морис, – единственный раз попали точно – и то по гражданским. Ну что же это такое!

А вот ещё через секунду судьба уже улыбнулась доблестным артиллеристам Луизианы – на воздух взлетел тот самый «ящик», так долго мозоливший глаза лейтенанту Морису Обриану. Дословно – взлетел, перевернулся в воздухе и упал вверх колёсами на руины злополучного дома.

– Ну наконец-то! – вырвалось у Мориса, – Жаворонок, здесь Голубь – цель поражена, повторяю, цель поражена! – произнёс он в микрофон рации сквозь треск с таким удовлетворением, словно сам взорвал этот злополучный «ящик» с его экипажем.

Ещё один контрольный круг и можно возвращаться на аэродром – к его маленькой Роберте. Жизнь прекрасна, как ни крути!

…

Капитан Моффат заметил свою цель. С семисот метров вся местность внизу была видна, как на ладони: город в отдалении, зелёные разноцветные поля, дороги, перекрёсток, дымящиеся развалины возле него, воронки от разрывов на полях, столб чёрного дыма от какой-то горящей машины и главное – крестик вражеского самолёта на фоне поля. То ли разведчик, то ли корректировщик, в любом случае – жить ему осталось недолго.

Капитан перевёл самолёт в пикирование, поймав вражеский самолёт («Москит RO-27», разведка и наблюдение, экипаж из 2 человек) в перекрестье прицела. Пилот «москита» даже не пытался маневрировать, описывал свой круг, как бы вокруг никого не было. «Ястреб» капитана Моффата он заметил только в тот момент, когда тот уже открыл огонь. Судя по появившейся белой струе дыма, очередь сразу же перебила бензопровод. Капитан Моффат продолжал огонь и ещё до выхода из пикирования заметил ярко красные пятна на полуразбитом стекле кабины пилота и вырывающиеся из двигателя языки пламени.

Позже, уже набирая высоту, он успел заметить, как дымящийся вражеский самолёт упал на дымящиеся развалины и после взрыва его дым присоединился к дыму от уже лежавшей там машины и самого дома.

Очередная воздушная победа. Слишком лёгкая и не связанная с риском для жизни. За такую не дают креста «За выдающиеся заслуги», а жаль.

Но, вне всякого сомнения, его «Ястреб» носит своё наименование совершенно справедливо.

…

– Батарея, огонь! – лейтенант Готийё снова заткнул уши.

– Бум! Бум! Бах! – ответили орудия его батареи.

Мерсеро теребил лейтенанта за плечо и протягивал ему телефонную трубку.

– Тройка, дз-з…, – лейтенант встряхнул головой, чтобы прогнать звон в ушах из головы.

– Здесь Тройка, повторите ещё раз, вас не слышно.

– Голубь передаёт, вы накрыли цель, – чётко донеслось из трубки, – повторяю, цель накрыта. Продолжайте вести огонь по текущим координатам.

– Вас понял, – ответил лейтенант Готийё.

Теперь полковнику «атлантистов»-таки придётся посвятить некоторое время на подсчёт своих потерь. Это даст ребятам там, ниже, время на подготовку обороны. Те из врагов, кто выживет, запомнят перекрёсток у города Виомениль, как не самое гостеприимное для «янки» место. Быть может, у Стражей есть проблемы с орудиями, но со снарядами для них – никаких. Боеприпасы со складов вывезти в Новый Орлеан не успели, а значит его батарея может сейчас вести огонь хоть целую неделю подряд, если не больше.

– Всё в порядке, господин лейтенант? – озабоченно посмотрел на него Мерсеро.

– Как нельзя лучше, Мерсеро, – Готийё действительно был доволен, – У нас всё просто замечательно. Вы свободны, благодарю.

Лейтенант смотрел, как быстро и чётко его парни перезаряжают орудия. Это вам не какие-нибудь низовые конскрипты, это Стражи, они способны ещё и не на то!

– За Родину, огонь!

Он посмотрел на свою тень на траве и поднял взгляд к небу. Чёрт возьми, вот те чёрточки, это ведь точно не стая птиц!

…

– Перкинс, доложите, что внизу?

– Все цели уничтожены, сэр, – уверенно сообщил капитан Перкинс, – снаряды ещё детонируют, как вижу.

– «Все», это сколько конкретно, Перкинс? – подполковник Макинтайр был всегда педантичен.

– При подлёте я насчитал три орудия, сэр, – уверенно ответил капитан.

– Значит, вместе с теми четырьмя выходит всего семь? – усомнился подполковник, – А разведка сообщала, что здесь у них целый артполк. Мы ничего не пропустили по дороге? – сказал он с сомнением.

– Вряд ли, сэр, – возразил капитан, ещё раз взглянув из кабины «сорокопута» вниз, – Главные силы перна… луизианцев связаны войной с повстанцами Сан-Доминго на юге, очень похоже, что мы действительно уничтожили всё, что оставалось от этого заявленного полка.

– Тогда больше нам здесь точно нечего делать, – выдохнул Макинтайр и объявил по рации, – Внимание, «синие»! Говорит ваш командир! Задание выполнено, возвращаемся на базу! Повторяю, все возвращаемся на базу!

И, отключив связь, добавил, не обращаясь уже ни к кому конкретно:

– Ну и зачем нужно было сюда гонять всю эскадрилью целиком? Пары звеньев хватило бы с избытком.

…

Разрывы впереди по шоссе стихли. Капитан Флетчер приказал продолжить движение вперёд. Рядовой Френсис Дрейк (ну да, именно так его так его и назвали родители, ничего не найдя лучше, как подобрать к своей фамилии именно это имя) старательно держался одной рукой за винтовку, а второй за деревянное сиденье, чтобы от тряски не свалиться на дно кузова своего грузовика. Перед перекрёстком машина притормозила, а потом и вовсе остановилась, застопорив всю колонну. Все закрутили головами и привстали.

Грузовик дёрнулся, все, чертыхаясь, уселись обратно.

– Ну что, Приватир, теперь-то ты понял, что в этой жизни спешить некуда? – ухмыльнулся сидевший рядом с ним рядовой первого класса Маркус Грэхэм. В армию они с Френсисом записались одновременно, но в прошлом месяце тот уже успел получить на рукав своё «коромысло»⁶⁷ и теперь всячески показывал своё превосходство над товарищем, впрочем, беззлобно.

– Надеюсь, в одну из этих воронок мы не свалимся, – ответил Френсис.

Естественно, как можно было назвать «рядового Френсиса Дрейка», кроме как «Приватиром»? Ему прозвище, впрочем, нравилось – от него веяло романтикой и закопанными кладами.

– Главное, – глубокомысленно поднял указательный палец Грэхэм, – чтобы такая дырка не образовалась на нашем месте.  А то вот те, – он показал на развалины дома у дороги и взгромоздившийся на них перевёрнутый ржавый остов броневика «Рочестер», на котором в свою очередь дымились остатки какого-то самолёта, – спешили, спешили, и куда в конце приехали? Или ещё вот он, – показал он рукой вниз за борт… а нет, не «он», а, вроде, «она»… тьфу!

Дрейк выглянул и его тоже чуть не стошнило – на краю воронки лежала человеческая нога, на которую был натянут чёрный порванный в нескольких местах чулок.

– То ли дело мы, – вернулся в своё обычное состояние Грэхэм, – едем медленно, но верно, а по дороге ещё можем полюбоваться на бесплатный бурлеск, – он ещё раз показал в сторону ноги в чулке, – Комфорт и развлечения по первому классу!

– Что Вы хотите, сэр, – донеслось из кабины шофёра, – быстрее нельзя, а то нас из одной из этих ям вытягивать придётся. Ничего, проедем, я Вам говорю, сэр.

– Полковник Паттон мне голову за задержку снесёт, – вздохнул внизу капитан Флетчер, – Смотри, езжай осторожнее, а то останешься здесь вместе с этими, – показал он пальцем на гору из техники на развалинах, – время дорого, но голова дороже.

– Вы совершенно правы, сэр, – крикнул Грэхэм из кузова, – если спешить, то медленно, но верно!

Капитан безнадёжно махнул рукой и пошёл назад к своему «доджу», стоявшему на обочине. Грузовик Дрейка, трясясь всем корпусом, медленно пробирался вперёд между воронками.

Всё-таки дерьмовые в этой «пернатой» Луизиане дороги!

-----------------------
⁶⁷ "Коромысло"  ("rocker") – поточное название шеврона на рукаве рядового и сержантского состава Вооружённых Сил США.

Конец
Москва - Вроцлав - Варшава, февраль 2014 - август 2020 гг.

Отредактировано Московский гость (21-08-2020 22:39:04)