Аннотация:
Девушка принимает участие в Отечественной войне 1812 года. Что она испытывает? Как к ней относятся окружающие?

Буду чрезвычайно благодарна за указание на ошибки!

Расставание. 13 июня 1812 года
Жаркий, плотный, предгрозовой воздух. Полуденное солнце, которое вот-вот зайдёт за иссиня-чёрную тучу. Толпа гостей и родственников, съехавшихся не только из ближайших уездов, но и из соседней губернии.
Посреди этой толпы Вере было неуютно. Нельзя было спрятаться, прижавшись к стене, как она обычно делала на балах. Как-никак она — в центре внимания: скоро Веру обвенчают с соседом по имению.
«Подумать только! — слышался приглушённый голос. — Одна, верхом, да ещё в каком костюме!»
Вера вздохнула. Какое тётушкам дело до того, как она проводит время? Не самовольно же она ездит на прогулки, а с разрешения отца, с молчаливого согласия матери и, кроме того, по настоянию старичка-доктора, уверенного в пользе свежего воздуха для её здоровья. А то, что на ней было не платье, а казакин... Увольте, но ездить боком в дамском седле Вера не собиралась.
В довершение неприятностей всё не ехал жених. Он опаздывал уже почти на полчаса, и Вера начала придумывать причины его отсутствия.
Самое безобидное было то, что поотрывались пуговицы с жилета Александра Ильича, и который-нибудь из слуг теперь в спешке пришивал их. Могли подковывать лошадь, внезапно потерявшую подкову, или ждать кузнеца.
А ещё были неприятные возможности.
Вдруг он решил, что женитьба на девушке, приданое которой состоит лишь из нескольких аршин лент, не лучшая для него возможность? Или вспомнил какую-нибудь петербургскую княжну или графиню с поэтичным именем Жюли и со внешностью античной нимфы? Или, наконец, понял, что Вера глупа, некрасива, несдержанна?
Обидно.
Четыре месяца назад, — а казалось, что прошло не меньше года, — когда Вера только поселилась в Смоленской губернии, сосед обратил на неё внимание перед утренней церковной службой. «Эти фиалки так хороши, — сказал он, указав на приколотый к платью букетик, — не подарите ли их мне?». Вера смутилась и промолчала, но с тех пор он часто присылал ей букеты фиалок.
Вера любила его, хотя и не так, как описывают в романах. Она могла часами разговаривать с ним о литературе, музыке или живописи, слушать, как он рассказывает о философии, смотреть, как он рисует ей в альбоме. Ни с кем, даже с сёстрами или братом, она бы не хотела проводить столько времени.
Но это, пожалуй, было не главное.
Вера надеялась, что замужество принесёт ей свободу — пусть и не полную. Сейчас ей не разрешали почти ничего, кроме недолгих прогулок верхом. Целыми днями приходилось Вере плести кружево или вышивать, сидя в душной комнате.
Наконец послышался топот коней, и на дороге показались два всадника.
Один из них, в тёмно-зелёном, был Александром Ильичом, его Вера узнала сразу; а вот второго, в блестящей на солнце кирасе, она видела впервые.
Всадники спешились. Александр Ильич, протискиваясь между гостей, подошёл к Вере.
— Вы знаете, Вера Андреевна, — не здороваясь, мрачно начал он, — я должен проститься с вами.
— Отчего же?
Кажется, он и впрямь разочаровался в ней.
— Вы не слыхали новостей?
Вера качнула головой.
— Вчера французы перешли Неман, и через двадцать четыре часа я уже должен быть в полку.
Это было ещё хуже того, что напридумывала Вера. Его, такого доброго, такого дорогого, могли ранить, взять в плен, убить — и она точно не вынесла бы горя.
— Вы разве военный?
— Я — младший лекарь в кирасирском полку. — Он кивнул на своего спутника.
Они помолчали.
— Прощайте, Вера Андреевна, — сказал он.
— Я поеду с вами,— дрожащим голосом, едва скрывая слёзы, ответила Вера.
Она не знала, отчего она решила сказать это. Любовь к родине двигала ею меньше всего — чем сможет она помочь? Возможно, хотелось быть рядом с Александром Ильичом и как-то поддержать его, а, возможно, грезилась свобода.
— Вы, верно, не в себе... Прощайте!
Он поклонился и пропал в толпе гостей, а затем, показавшись на несколько мгновений, вскочил на коня и вскоре исчез из виду.