Доброго времени, уважаемые форумчане!

Роман "Аварийный режим"

Жанр: фантастика, приключения, военный.

Аннотация: В тридцатых-сороковых годах прошлого века профессор биологии Трефилов изучает эффект «длинного времени» - когда человеческий организм в критических ситуациях переключается в специальный режим – «аварийный»: все процессы в нем ускоряются в десятки, а то и сотни раз. Человеческие силы возрастают многократно, а течение времени таким организмом воспринимается совсем иначе – оно «замирает» или «растягивается» неимоверно. Перед самой войной он завершает свои исследования, но агенты нацистского «Аненербе» похищают научные разработки...

Глава 1

Осень 1941 г.

Да, чего и говорить: тишина на передовой - вещь редкая... Даже старшина  Наливайко где-то затихарился, позабыв о нескончаемой трехэтажной брани… Тоже, видать, проникся… Да и солнышко в кои-то веки прорезалось сквозь ненастные осенние тучи. Неожиданно щедро плеснуло животворящим теплом на подмерзающую в преддверии зимы землю. Не лето, конечно, но всё равно – благодать! Живи и радуйся: пуля не свистит, папироска шкворчит...
Вот под этим ласковым солнышком, да в благословенной тишине, на сухом, прогретом солнцем пригорке, рядового Фёдора Балашова и разморило. Развалился он на извазгданной грязью шинельке, закрыв глаза и раскидав «по сторонам» натруженные саперной лопаткой руки. Только время от времени подносил к губам измохраченный кончик тлеющей самокрутки, да сплевывал лениво на пожухлую траву горькие крошки махры.
- Слышь, внучок, оставь покурить, - сухая старческая рука с морщинистой кожей и грязными обломанными ногтями легла на плечо Фёдора.
Балашов вздрогнул и открыл глаза:
- А, это ты, Фомич. А свою махру уже скурил?
- Да не. У блиндаже кисет, а идтить страсть как неохота. Така благодать, - старик развел руками, словно стараясь охватить все кругом, - и тишина!
- Эт, ты, дед, точно заметил - тишина! - согласился Балашов. Он залез во внутренний карман заскорузлой шинельки и выудил кисет с табаком. - Держи, Фомич, закуривай!
Старик взял кисет, распустил завязки и достал обрывок газеты. Неспешно, но ловко скрутил козью ногу, предварительно набив газетный обрывок душистой махрой. Основательно наслюнив, зажал самокрутку в зубах. Похлопал себя по карманам в поисках спичек.
- Пользуйся… - томно произнес разомлевший Федор, протягивая Фомичу мятый коробок.
Старик чиркнул спичкой и, спрятав огонек «кулаке», раскурил папироску, после чего вернул спички Балашову.
- Слышь, дед, я чего всё спросить хотел, - раскуривая потухшую самокрутку, процедил сквозь сжатые зубы Федор. - Чего тебе на печи не сиделось? Те ж лет сто: в армию б не забрали… - он с довольным выражением лица выпустил в воздух струю сизого табачного дыма.
- Много ты понимаешь, сопеля зелёная, - проворчал дед, - я ишшо в первую мировую ерманца бил! Трое сынов у меня на фронте и двое внуков. А я на печи? Да и пожил уж. Детей вырастил, с внуками понянкался. Правнуков увидел. Чего еще желать? Для себя нечего. А вот для детей, внуков и правнуков ...
- Ну, ты дед, заладил - дети, внуки. Я вот пошёл Родину защищать...
- А, по-твоему, Родина - это чаво за штукенция такая? – ехидно прищурился старик.
- Ну, это...- растерялся Фёдор.
- Ну - баранки гну, - передразнил Балашова дед. - Родина - это Отчизна. Дом отчий, а мы все - дети её. Непутёвые, как ты, но родные. Родина - это мы и есть, и дети наши, и внуки-правнуки. Я тож, покуда зеленый был, не понимал...- Фомич усмехнулся, отер тыльной стороной ладони губы, сметая крошки махры.
Старик замолчал, прислушиваясь. В звенящей тишине слышалось низкое гудение.
- Федька, слышь? - толкнул он локтем в бок Балашова.
- Вот и покурили… - Фёдор недовольно воткнул в землю недокуренный бычок.
- Воздух!!!  - закричал старик.
- Воздух!!! Воздух!!! - эхом пронеслось вдоль линии окопов.
Гул нарастал, приближался.
- Давай к окопам! - Фомич, по-старчески кряхтя, поднялся на ноги, - сейчас тут ахнет!
- Фомич! Куда? Ты ж пожил уже… - не удержавшись, съязвил Фёдор.
- Дурак, ты, Федька, хоть и здоровый оболтус! – Фомич, пригнувшись, побежал в сторону окопов.
- Дед! Ты чего, шуток не понимаешь?! - поднимаясь на ноги, прокричал вдогонку удаляющемуся Фомичу Балашов.
В ответ дед только махнул рукой - давай, дескать, быстрее. Первый взрыв бухнул где-то далеко. Земля дрогнула. Ввысь взвился столб дыма. Это подстегнуло Федора - он тоже пригнулся, и быстро побежал вслед за Фомичом. С каждой секундой взрывы раздавались всё ближе и ближе. Земля уже ходила ходуном. Дымом заволокло всё небо. Запыхавшийся Фёдор спрыгнул в окоп, чуть не на голову Фомичу.
- Полегче, - проворчал дед, - прыткий какой! – Задавишь деда - на том свете засмеют.
- Не ворчи, старый, я ж не специально, - огрызнулся Балашов, - ты так заховался, что тебя и не видать. Вот, тля!!! - выругался Фёдор, - винтовку-то на пригорке оставил!
- Не боись, Федька, авось в нее бомба не попадёт, - «утешил» парня Фомич.
- Как же, на авось надейся: а за потерю оружия «по всей строгости» спросят! А мне под трибунал как-то «не с руки»! - крикнул Балашов, выпрыгивая из окопа.
- Ты куда, паря! Сдурел совсем! - заорал дед, но Фёдор его уже не слышал. Он нёсся к пригорку, на котором забыл свою злополучную винтовку. Схватив её, Балашов метнулся обратно к окопам, поминутно вздрагивая от раздающихся взрывов. Воздух рвался под тяжестью железа падающего с неба, издавая жалобный стон. От свиста закладывало уши. До окопа оставалось рукой подать, когда почти к самым ногам Федора свалилась авиабомба. Исчезли все звуки, даже само время, казалось, остановило свой неумолимый бег, замерло, спрессовалось, превратившись в густую кашу. И сам Балашов застыл с поднятой ногой, не закончив движения. Лишь лихорадочные мысли с быстротой молний сквозили в голове:
- Всё, конец! Допрыгался, Федька, а говорил тебе старый – сиди, не рыпайся…
Пусть время и замедлилось, но не остановилось совсем: Федор отчетливо видел, как раскалывается воткнувшееся в землю веретенообразное тело «воздушной смерти» с хвостовыми стабилизаторами, полыхнув пламенем, как вспухает вокруг него земля, напоминая кольцевидную волну от брошенного в воду камня, как разлетаются по сторонам рваные осколки металла, как комья земли взлетают в воздух… Медленно, очень медленно. Фёдор рванулся, из последних сил стараясь разорвать сковавшее его оцепенение. И у него получилось. Он двигался, а всё вокруг напоминало застывший фотоснимок. Последним усилием Фёдор взобрался на бруствер, продолжая удерживать в поле зрения смертоносную игрушку. Неожиданно время обрело прежний ритм. Все стало на свои места. Совсем рядом страшно рявкнуло и,  могучий великан ударил Федора мозолистыми ладонями по ушам. Взрывной волной под свист осколков Балашова спихнуло в окоп. В глазах потемнело. Пространство, свернувшись в точку, перестало существовать. Вместе с ним перестал существовать и Балашов.
 
***

- Ну, как ты не можешь в толк взять! - надрывался Фёдор, брызгая слюной. - Видел вот этими глазами, как бомба треснула, словно спелый арбуз. Трещины побежали. А все вокруг стоят как вкопанные, и никто даже не шевелится! Понимаешь, никто! Я до окопа кое-как дотянул, и тут как рванёт! Ну, ты мне чего, не веришь, что ли?!! - заорал Балашов, вцепившись в отвороты шинели молоденького лейтенанта Петрова из медчасти.
- Тихо ты, контуженный! - прикрикнул на Фёдора лейтенантик. - Не верю! Ты вот, наверное, не знаешь, что человеческий глаз инерционен ...
- Это почему же не знаю? – возмутился Федор. - Это явление по-научному называется персистенцией! Я ведь в институте учился! У самого профессора Трефилова! Закончил бы, если б не война...
- Действительно персистенция... – удивленно потер подбородок Петров. - Выходит, ты, Балашов – феномен? Тогда тебя изучать надо!
- Так Трефилов и изучал! Понимаешь, у него была теория, что человеческий организм в критических ситуациях переключается в специальный режим - аварийный. Все процессы в нем ускоряются в десятки, а то и сотни раз. Время воспринимается совсем иначе! Силы возрастают многократно! У меня, еще до войны, получилось несколько раз войти в этот режим... И вот сейчас опять!
- Ух, изучить бы технологию включения этого твоего аварийного режима!  - мечтательно произнес Петров. – Мы бы тогда на войне таких дел наворочали!
- Так Трефилов и изучал…

Лето. 1940 г.

Большая аудитория института биологии практически пуста: за партами амфитеатра лишь трое студентов: Вениамин Попов - плотный паренек с веснушчатой румяной физиономией, Олеся Сапрыкина – угловатая худышка с «мышиными хвостиками» вместо косичек и Федор Балашов. Стоящий за кафедрой профессор биологии Бажен Вячеславович Трефилов – невысокий сухопарый интеллигент лет пятидесяти в очках с круглыми линзами и с большими залысинами на голове отложил в сторону ворох каких-то бумаг.
- Ну, что, товарищи, вы мои, - торжественно произнес профессор, - позвольте выразить вам мою искреннюю благодарность, за то, что согласились участвовать в моих экспериментах...
Сидевший ближе всех к профессору Попов, поднял руку:
- А когда обещанные талоны на доппитание для столовки дадите?
Конечно-конечно, я же обещал!  - Трефилов суетливо подвинул к себе бумаги, отодвинутые в сторону секунду назад. Взял в руки несколько листочков:
- Вот, Вениамин, возьмите, пожалуйста!
Довольно растянув  в улыбке пухлые губы, Попов выбрался со своего места и подошел к кафедре. Приняв из рук профессора талоны, Попов аккуратненько сложил их и засунул в карман брюк.
- Зовите, профессор, если еще понадобятся подопытные кролики.
- Всенепременно! И спасибо вам за помощь! – От души произнес Трефилов, пожимая руку Вениамину. -  Остальные тоже могут получить...
Следом за Поповым к Трефилову подошла Сапрыкина .
- Спасибо, Бажен Вячеславович! – получив талоны, поблагодарила преподавателя Олеся.
- И вам спасибо, Олеся! – не остался в долгу профессор.
Получив талоны и «ответив» на рукопожатие Трефилова, Балашов собрался покинуть аудиторию, но был остановлен профессором:
- Федор, задержитесь, пожалуйста, я с вами хотел переговорить...
- О чем, Бажен Вячеславович? – удивленно произнес Федор.
- Давайте присядем, - предложил профессор, выходя из-за кафедры.
Они уселись бок о бок за партой первого ряда.
- Не буду скрывать, результаты ваших тестов меня поразили... – произнес Трефилов. - Я уже не первый год провожу эти опыты... Через мои руки прошла масса студентов... Вы заметили, что с каждым разом испытуемых в вашем потоке оставалось все меньше и меньше?
- Еще бы, нас осталось всего трое…
- На данный момент, Федор, остались только вы! А за все предыдущие годы я не смог найти ни одного подходящего кандидата! И наконец-то нашел! - Трефилов возбужденно вскочил со своего места и начал нервно расхаживать по аудитории.
- Почему именно я?
- Последнее испытание...
А! Это когда вы нас неожиданно толкали спиной вперед с третьего этажа? – «догадался» Балашов.
- Нет, это было предпоследнее испытание! Последнее было вчера вечером! – огорошил Федора Трефилов.
- Подождите, Бажен Вячеславович! – возразил Балашов. - Вчера вечером мы с вами не встречались! Меня вообще вчера вечером чуть какие-то хулиганы не порешили. Стипендию выданную отнять хотели - чудом удрал!
то хулиганы не порешили. Стипендию выданную отнять хотели - чудом удрал!

Отредактировано Держ (29-09-2020 03:06:05)