Огромное спасибо! Переделаю отрывок! Учту ваши комментарии!

Екатерина стремительно понеслась в свои покои. Желание спрятаться и обдумать в тишине, отогнать пульсирующую головную больно накатывало волной и напоминало панику. Но здравый смысл заставил ее остановиться.
          - Адам Васильевич, - позвала она статс-секретаря. Тот отпустил ручку двери в канцелярию и пошел к ней, ничуть не изменившись в лице из-за мгновенной смены решения императрицы.
          - Мне нужны сведения, к вечеру, в крайнем случае, к утру, - Екатерина все еще не знала как сформулировать ту информацию, которая ей была нужна, - Словом… Как вы относитесь к Англии?
          Внезапный вопрос застал врасплох, Олсуфьев широко распахнул глаза, сглотнул и медленно проговорил:
          - Ваше величество, никак не отношусь. Жулики они, так это каждому известно…
           - Вот именно! Мне нужно… мне нужно знать в цифрах то, что я бы могла запретить и прищучить им хвост!
           На лице Олсуфьева мгновенно заиграла улыбка, плечи распрямились:
          - Так чем можно торгаша пронять? А они все торговцы. И дух у них такой. Запрети торговлю корабельным лесом – вмиг прибегут с поклонами, а уж железо перестанем продавать им – вся спесь слетит. По торговле надо бить, так думается.
          - Вот нужные цифры и подберите, да так, чтобы точно было!
          - Сделаю, Ваше Императорское величество, поклонился Олсуфьев и легкой походкой отправился в канцелярию. Екатерине послышалось, что всегда невозмутимый статс-секретарь даже насвистывает что-то легкое и фривольное.
          Список с цифрами и статьей доходов Олсуфьев передал Екатерине вечером. Она к тому моменту успела поспать и отдохнула.
          «Да, Катя, всего второй день, как ты взялась управлять, а голова кругом идет, выдохлась, словно старая лошадь. А ни один вопрос не решен. Все только в вопросах, поисках, а в них тонешь – прям болото непроходимое! И для чего мне все эти помощники, канцлеры, советники?! От простого статс-секретаря больше пользы: за минуту мне дал совет, и правильный совет! А Бестужев-то, Бестужев… Может и был когда-то львом на дипломатическом поприще, только на сегодняшний день сдулся мыльный пузырь. Теперь «разложим все по полочкам» с англичанами. Корабельное дерево, да, внушительно. А железо… два миллиона пудов, это больше двух с половиной миллионов рублей… Внушительно! Хорошая торговля! А что тут еще приписал Адам Васильевич?  «Смею доложить: из десяти судов, что вывозят товар, только один ходит под российским флагом»
            - Караул! Это же… Господи, ну что же за бардак?! Получается, наши подданные  не хотят торговлей заниматься или нет средств, или нет торговых кораблей, или мешает война между Англией и Францией?
          «Пора не конспекты писать на уроках Павла Петровича, а тетрадь завести и немедленно записать по пунктам, чего я коснулась, и место оставлять, непременно вылезет, потянется цепочка дополнительных проблем» - Екатерина спрыгнула с койки и прошлепала босыми ногами к рабочему столу. Оглядела завал из документов, покачала головой, зажгла свечи – уже наступили плотные сумерки. Поежилась, взяла колокольчик и позвонила.
           - Камин разожгите! Приходил, кто ко мне? – спросила она Шаргородскую.
           - Да, Суворов, но вы приказали никого не принимать, прождал часа два и ушел.
            - Ох, ты ж, нехорошо как вышло! Сама же приглашала, важные вопросы дала человеку, а сама…
            - Матушка, да какие важные вопросы? Вон поспали, а вид не отдохнувший! Уморят вас эти советы!
            - И то правда, Катя. Но некому заняться делами.
            - Конечно, за любым работником пригляд нужен, Ваше Императорское величество! Только здоровье, так работая, подорвать можно!
            - Я поработаю сегодня немного и лягу раньше.
            - Пускать кого, если придут?
            - Пускай, пока спать не лягу, - махнула рукой Екатерина, раскрывая тетрадь и  аккуратно ставя единицу, а потом точку.
            «И хочется написать Аляска, но это скорее мечта, а потому напишу, но на самой последней странице» - записала и вернулась к первому пункту.
Картошка,  Суворов, англичане, торговля, отец Федор. Подумала, потом зачеркнула «отец Федор» и вписала его на страничку к картошке. Екатерина провозилась около часа, когда вошла Шаргородская:
           - К вам граф Орлов, Григорий Григорьевич с графом Иваном Григорьевичем Чернышёвым, пустить?
           Екатерина закрыла тетрадку, вздохнула с сожалением, отложила и пошла к зеркалу. Поправила прическу с помощью Шаргородской, присела на канапе рядом со столиком и махнула рукой «Пускай».
           - Душа моя, посмотри, кого я к тебе привел! – приветствовал ее Орлов, а взмахом руки указал на Чернышёва. Екатерина его знала, знала также, что он очень нравился предшественнице, да настолько, что был отправлен подальше от Малого двора, в армию.
           - Ваше Императорское величество! – поклонился граф Чернышёв.
           - Присаживайтесь, господа!
           - А мы по делу, матушка-государыня! Уж прости, что до утра не дождались.
           - Я как услышал от графа то, что он расскажет, решил, немедля к тебе!
          В голове Екатерины прозвучало ненавистное:
          «Та-дам!»
          И Екатерина приготовилась к очередным неприятностям, сотворив про себя короткую молитву, чтобы только никто не объявил войну, Англия не объявила блокаду или еще чего, помельче, о чем она не ведает.
          -  Ты скажи сразу! И прямо! – велел Орлов, наливая вино, всем троим в бокалы.
          - Государыня, я принял решение уйти на флот, и решил посмотреть, как обстоят дела и… - замялся граф Чернышёв, стараясь подобрать слова, потому что увидел, как тут же побледнело лицо императрицы.
          - Да говори же! – возмутился Орлов, но Чернышёв не решался, а у Екатерины душа упала в пятки.
          - Если коротко, положение не тяжелое, а катастрофическое. Суда многие непригодны к выходу на Балтику, а уж о совершении боевого маневра и говорить не стоит. Многим требуется ремонт, прогнили. В общем, состояние флота нашего печально. Пообщался с офицерами, кругом казнокрадство, развал.
           Екатерина молчала. Новость действительно поражала не размерами ущерба, а своей катастрофичностью. По сути, оставалось бегать и кричать: «Что творится? Что делать? Кто виноват?» Последнее ее волновало меньше всего, как и первое.
          - Спасибо, граф, - других слов у Екатерины не нашлось. Чернышёв понял, сделал глоток и взглянул на Орлова. Тот молчал и смотрел на императрицу.
           - Ты вот скажи, ты по-прежнему хочешь на флот? – нарушил Орлов тишину.
           - Да. Хочу.
           - Екатерина Алексеевна, государыня, не кручинься, матушка! Видишь, хоть и в разруху лезет, а свой, надежный человек!
          - Вы и вправду хотите на флот, Иван Григорьевич? Вот так, обнаружив плачевное его состояние, - выдавила Екатерина, смотря на него недоверчиво.
          - Да, Ваше Императорское величество, прошу вас назначить меня на флот! – граф встал, щелкнул каблуками и склонил голову.
          - Екатерина Алексеевна, государыня, а что, если Ивана Григорьевича, да сразу и  президентом Адмиралтейств-коллегии? И звание подобающее дать генерал-фельдмаршала по флоту? Чтобы вот так, да и сразу за дело взялся. Да некоторые не смели палки в колеса ставить, а? Чтоб сила и возможности в одних руках были. И не пришлось бегать туда-сюда за подписями!
           Перед глазами Екатерины замелькало,  она поднялась с канапэ и подошла к окну. На улице уже совсем стемнело, теплыми огоньками светились окна. Выбора не было. Граф Чернышёв не вызывал у нее отрицательных чувств, в какой-то мере она понимала, почему он привлек в свое время интерес предшественницы. И ведь ни о шуме, ни о разговорах великая княжна в записях не упоминала.
        - Завтра поутру я отдам распоряжение, граф, о присвоении вам звания генерал-фельдмаршала по флоту и назначаю  президентом Адмиралтейств-коллегии. И помните, - Екатерину вдруг потянуло на пафос, но такой был момент, - Вы не мне служите, а России.
           - Благодарю вас, Ваше Императорское величество, за назначение, обещаю честно служить Отечеству и вам! – улыбнулся граф Чернышёв, - Готов завтра же приступить, как получу соответствующие документы!
          - И я, в долгу не останусь, если вы восстановите российский флот!
         Потом Екатерина не раз вспоминала этот вечер, это чудо – внезапное появление графа Чернышёва, который полностью оправдал ее доверие, в трудную пору встал рядом с нею и принял на себя заботу о восстановлении флота.     
         «Побольше бы таких чудес, Господи! Ведь есть же у нас такие люди!»
         Сославшись на занятость и приготовление к завтрашнему тяжелому дню, граф Чернышёв откланялся, бросив при этом красноречивый взгляд на Орлова. Но тот невозмутимо отпил из бокала вино и не проявил деликатности. Екатерина решила перебраться за стол, поближе к спасительной чернильнице. На ее маневр Орлов не отреагировал, хотя догадался, для чего это перемещение.
          - У меня еще остались дела, Григорий Григорьевич, не соизволите ли покинуть меня? – стараясь вложить нотки вежливости, а не раздражения, намекнула гостю Екатерина.
          - Не соизволю, - спокойно ответил Орлов, - Катя! К чему эта холодность? Какие дела? Отложи их на завтра!
           - Нет. Нет у меня такой возможности. Вы же сами хотели сделать меня императрицей – теперь у меня нет ни минуты свободной, для себя.
           - Для себя нет, найди для меня, - предложил Орлов.
           - Григорий Григорьевич, вам пора!
           - Катя, я живой! Не отталкивай меня. Не нужно избегать. Я люблю тебя, Катя! А императрицу в тебе – ненавижу!
           - Нашли бы вы себе занятие, Григорий Григорьевич, что попусту время тратите, да вином заливаетесь!
           - Вином? Так горе заливаю.   
           - Вам что горе, что радость, что будни. Прямо как елка – и зимой и летом  - всё одним цветом. Ступайте! Катя! Проведи графа Орлова!
          На удивление, Орлов не стал спорить и пререкаться, спокойно встал и вышел, даже дверью не хлопнул.
           Екатерина достала дневники предшественницы, и привычно начала их пролистывать. Иногда она останавливалась и замирала, так и держа очередной лист двумя пальчиками. В такой момент ее темные брови либо сходились на переносице – значит, находилось в тексте не слишком приятное; иногда взлетали вверх – написанное удивляло. Но чаще на лице мимика не играла, Екатерина просто устремляла глаза в окно, занавешенное тяжелыми шторами, и долго смотрела, как гаснут вдали теплые огоньки.
         Она не осуждала предшественницу. Мало ли для чего та брала деньги, а будучи несильна в истории, не имея знаний, решила не строить никаких предположений. Возможно, еще и потому, что заняла ее место и на троне, и в сердце двух мужчин, один из которых погиб, а второй протирал диваны в ее комнатах и был отцом одного из сыновей. В мужа предшественницы она была влюблена, а вот Орлов… слишком все было сложно. Екатерина не находила в себе сил разобраться, что же именно отталкивало ее, почему раздражала преданность и настойчивость графа. Копаться в себе не хотела – так много навалилось нерешенных вопросов, срочных вопросов, катастрофических вопросов! И все ей нужно было держать в голове, тетрадке, все необходимо решать, едва ли не вчера. А еще Екатерину пугал ореол, которым окутывали предшественницу.
          «Великая»…
          За просто так не одаривают. Здесь не работать, а пахать нужно. Забыв себя и любые чувства. А не можешь сама, так «займи нюх у собаки» и ищи тех, кто сможет.
          «Хватит ныть, Катя! Назад не повернешь. Иди только вперед! И… поменьше реформ, как говорил дядя Фриц твоему мужу Петру Федоровичу»
           
          Утро следующего дня началось с беготни. Пришел отец Федор, а Екатерина банально проспала. Но столь долгий сон подействовал благотворно – она посвежела, и голова не болела. Отдав указания Олсуфьеву немедленно написать указы на графа Чернышёва и тут же ему их отправить, Екатерина направилась на встречу, а заодно и позавтракать.
          - Благословите, отец Федор! – склонилась Екатерина перед священником, - Прошу вас разделить со мною завтрак!
          - Благодарствуйте, государыня-матушка, за доброй трапезой многие вопросы решать легче. Понял я твое приглашение, что посоветоваться нужно, решил не тянуть – мало ли какое дело. А хорошее – так быстрее благословить на начинание требуется, чтобы складно да ладно изначально спорилось, - улыбался в бороду отец Федор, аккуратно намазывая масло на свежеиспеченный кусок хлеба. 
         - Да, батюшка, обеспокоена я нищетой и… скудным питанием своих граждан. Понятно, что на царском да вельможном столах еда всякая разная стоит, да и челяди перепадает, а вот простой народ в нужде, а то и голоде бывает часто.
         - Похвальна, государыня, твоя осведомленность и забота о простом народе! Чем же церковь тебе помочь может? Итак, при монастырях и богадельнях кормим сирых да убогих. Никому не отказываем. Говори, о чем голова полна.
         - Наш известный ученый, которого ценил мой покойный супруг Петр Федорович, вам известен – Михайло Васильевич, - Екатерина все еще не знала как «преподнести» священнику новость о картошке.
         - Ломоносов который? – уточнил отец Федор.
         - Именно, батюшка! Он исследовал овощ заморский. Я была у него на днях. Так вот в нем много полезного, а самое главное – из кусочка с отростком вырастает сразу много плодов. Только употреблять их нужно правильно. А если с квашеной капустой есть – сплошная польза здоровью.
          - Уж не о чёртовом яблоке ты говоришь, государыня? – отец Федор наложил на себя крестное знамя и отодвинул от себя тарелку. Заодно и глянул на императрицу сурово из-под густых бровей.
           - Я говорю об удивительном овоще, который способен накормить всю Россию, святой отец! Все на земле создал Бог, так почему мы отвергаем одно из его главных подарков? Кто-то что-то сказал! Не думая, не изучив!
          - Хм… - отец Федор слушал внимательно, но надув губы. Изредка бросая, как ему казалось, гневные взгляды.
          Но Екатерина не обращала на них внимания. Она много и долго говорила, стремясь пробить ту твердь, под которую спрятался оппонент.
         - Народ-то твой травится ею!
         - Потому что никто не объяснил как пользоваться! А нужно рассказать, что клубни можно чистить и жарить, а если сварить, то даже очень сильный кашель лечит! Накрылся с горшком и дыши, помогает!
         - Дух что ли помогает? Я ж говорю, не богоугодно!
         - Не дух, а пар, который исходит от картошки. Он целебный! Святой отец, я сама не раз ела картошку, ела ее жареной с луком, ела ее вареную. Сытно. Полезно. Жива и здорова, и вере не изменила! Хотите попробовать?
         - Чур тебя, матушка-государыня! – отмахнулся отец Федор.
         - Помогите, святой отец! Всему народу станет лучше. Мы же должны о нем заботиться. Я на себе и придворных испробовала – все живы. Сытный и полезный картофель! Помогите проповедями, разъяснить нужно народу нашему!
        Завтрак прошел в напряжении. Отец Федор ерзал на стуле, пытаясь уйти побыстрее, но Екатерина стояла стеной.
         - Утомился я! – вытер пот со лба священник. Отодвинулся от стола и встал, - Вот что я могу сказать. Что радеешь за народ – благо. О… картошке твоей нужен серьезный разговор с братией. Так это не решить.
        - Хорошо, я пришлю вам мешок этого овоща, попробуйте убедить.
        - Нет, не нужно! – отец Федор быстро направился к двери и остановился, когда прозвучал последний аргумент Екатерины.
         - Когда издали указ о мирском платье и бритье бород, не я ли пошла к государю и в ноги бросилась? И не побоялась развода, ссылки, заточении в монастырь, что наследник один останется и лишится всего… - Екатерина говорила тихо, но четко произнося слова, - Не побоялась. Все для церкви, для вас. Так почему же теперь, когда есть возможность просветить темных и убогих в незнании, мне церковь отказывает в помощи?
         Отец Федор так и не повернулся лицом к императрице. Молча вышел за дверь.
          «Остается надеяться на чревоугодие…»

Отредактировано Margohechka (01-11-2020 20:45:46)

- А люди способные найдутся? – с недоверием задала вопрос Екатерина.
        - Ха! И люди найдутся, и воры найдутся! – хмыкнул Орлов, - В матушке- России всего вдоволь, особенно способных извратить любое доброе  начинание!
       - Иван Андреевич? – Екатерина растерянно смотрела на президента Берг-коллегии, ей очень хотелось услышать хоть что-то успокаивающее, обнадеживающее. Но Шлаттер внезапно погрустнел и беспомощно развел руками, демонстрируя, что тут он бессилен.
       - Государыня, при всей строгости отбора работников монетного двора, слова Его Сиятельства имеют место быть, редко, но… Печальный факт.
       - Что же делать?
       - Не так все плохо, Ваше величество, мы обучаем мастеров, я постараюсь отобрать достойных. Вот только сроки полного окончания процесса не смогу уменьшить. Никакими приказами.
        - Хорошо. Возможно, это даже и лучше, если не сразу, а постепенно.
        - Я уже обращался к покойному Петру Федоровичу, но он не согласился, могу еще одно действенное предприятие предложить. Позволите?
        Екатерина кивнула – чего уж там, она стала с некоторым сомнением относиться к записям покойного супруга, но лишь потому, что не было его самого, некому было разъяснить ей его замыслы.
        - После войны много нашего серебра осталось за границей, мне кажется лучше бы его вернуть. Петр Федорович был против… Но это бы позволило, в какой-то мере первоначально, пока серебро будет в обороте, уменьшить затраты на чеканку, а уже потом, когда все будет готово для новой монеты, при уменьшении веса получить дополнительное сырье.
       «Господи! Это же все нужно считать! Как? Кто сможет проверить расчеты Шлаттера?! Вот так взять и поверить, подписать бумаги и будь что будет? А если он ошибается? Это ведь … государственная денежная система рухнет… Ой-й-й, Катя, как бы не пришлось бежать потом сломя голову»
       - Вы проделали большую работу, Иван Андреевич, но дело это состоит из цифр, - вновь вмешался в разговор Орлов, толи заметил мгновенную тень смятения на лице Екатерины, толи еще какие чувства побудили его прервать молчание, но он смог озвучить то, что крутилось у Екатерины на языке, но она не решалась сказать, - В математике – царице цифр ни государыня, ни я, никто в нашем окружении несильны. Деньги считать умеем, а то, что вы предлагаете – послужит уменьшению веса моего кошелька. Правда, в пользу матушки-государыни, но все же, вопрос скользкий. Чтобы пойти на это нужно проверить выгоду. Вы согласны?
       - Разумеется, Ваше Сиятельство! Так в чем вопрос – расчеты все записаны, с пояснениями… - Шлаттер быстро пролистнул стопку бумаг и выудил добрый десяток страниц.
      - А вопрос мой в следующем, Иван Андреевич, дело государственной важности и секретности. Кто может проверить вычисления? Кому мы можем доверить?
      - Лучший математик, Ваше Сиятельство, профессор Эйлер. Но он сейчас не в Санкт-Петербурге, он восстанавливает Берлинскую академию по приглашению короля Пруссии Фридриха.
       - Не подходит, кто еще?
       - Так… Простите, государыня, но почему вы спрашиваете у меня, ведь у вас есть такой человек, - Шлаттер с недоумением переводил взгляд с Орлова на Екатерину и обратно.
         - Иван Андреевич, я не понимаю вас, говорите яснее.
         - Так ваш же учитель и наставник Василий Евдокимович Адодуров, кто вас учил русскому языку…
        «Оп-па!»
         - Вы хотите сказать… - Екатерина испугалась. Это был страшный прокол попаданки.
         - Да-да! Вас он обучал русскому языку, когда вы были только великой княжной, он же ученик Эйлера! Он прекрасный математик, и сейчас налаживает финансовые вопросы Московского университета, - быстро затараторил Шлаттер.
          - Просто непростительно мне. Никогда не интересовалась этой стороной моего учителя, - выдохнула Екатерина, сделав слабую попытку оправдаться, на память же не спишешь.
          «Неужели пронесет?»
          - Откуда же взять столько сил и времени, ваше величество!  - согласился обрадовавшийся Шлаттер, - Я, с превеликим удовольствием, доверю этому замечательному мужу свои расчеты для проверки.
         - Значит, все, что мы здесь обсуждали, отправим господину Адодурову. Так, Ваше величество? – Орлов привлек к себе внимание Екатерины, которая постепенно приходила в себя после шока с наставником и учителем.
         - Да, именно так. А теперь мне необходимо обсудить то, зачем я собственно приехала к вам, Иван Андреевич.
        Теперь уж пришла очередь президента Берг-коллегии растеряться – для него, ответственного за «самое-самое» важное в государстве не существовало других вопросов, которые бы могли возникнуть у императрицы.  Он поклонился, выражая тем самым готовность служить.
         - Возможно, господин Ломоносов уже общался с вами относительно двух экспедиций?
         - Да, государыня, был разговор. Очень своевременно, но… это так дорого! Две экспедиции на край света – непростительная роскошь при нынешнем положении дел. Одну-то на Колыму мы с огромным трудом, но к осени сможем снарядить, возможно.
         - Иван Андреевич, вы любите цифры. Мне, как государыне огромной страны – необходимо золото. Не на балы и платья, вовсе нет, - Екатерина засмеялась и развеселилась, глядя как Шлаттер, чуть ли не с ужасом смотрит на нее, - Мне нужны эти экспедиции. Предстоят огромные траты на восстановление нашего флота. Я не знаю сколько еще потребуется на… еще многое чего. Мне нужны твердые расчеты, специалисты горного дела, инструменты и оборудование.
         Шлаттер смотрел на государыню и в его взгляде витал тихий ужас, помноженный на вопрос: не сошла ли государыня с ума.
         - Но Ваше Императорское величество…
         - Иван Андреевич, никаких «но»! А то прикажу снаряжать еще и третью экспедицию! – Екатерина придала голосу суровость, но отхлынувшая кровь от лица президента и чрезвычайная бледность ее напугала, и она призналась:         
       - Насчет третьей экспедиции я пошутила. Понимаю – не время. Но эти две должны быть собраны и отправлены вначале лета. И отсрочки не потерплю. Все, что важно, не можете решить – немедленно обращайтесь ко мне.
        - Благодарствую за помощь, но тогда мне придется поселиться у вас во дворце, Ваше величество! – попытался пошутить Шлаттер, хорошо представляя трудности, которые будут, как грибы расти, только начни выполнять поручение императрицы.
        - Всегда пожалуйста, в Зимнем много комнат, - парировала Екатерина.
        - Государыня, Михайло Васильевич утверждал, в нашем разговоре, что на Колыме золото есть. Экспедиция, предположим, найдет, а дальше что? Надо закладывать рудники. Как доставлять оборудование, провиант, а оттуда золото? Подводами и на санях?  Невозможно это, как есть невозможно! Подводы из Барнаула шестьдесят четыре дня шли с золотом, а Колыма в три раза дальше! Полгода в одну сторону при хорошей погоде! А там ни дорог, ни гостевых дворов – дичайшие  места! А население? Да там дикие люди, бандиты! Все порушат, пограбят, сожгут! Это какую охрану туда надо, чтобы жизнь безопасную  настроить.
        «И он прав, Катя, без дорог ты золото будешь ждать до зазеленевших веников!.. Засада. Вот откуда взялась фраза о русских дорогах »
      - А морем? – предложила Екатерина.
      - Так Михайло Васильевич только и собирался отправить экспедицию для обследования Северного морского пути, пока вы не потребовали на Колыму, неизвестен на путь морской в той мере, чтобы отправлять туда людей, - Шлаттер тяжело вздохнул, достал откуда-то из недр стола свернутый рулон и разложил его перед Екатериной. Это оказался атлас Российской империи, с отмеченными рудниками и приисками, - Посудите сами, государыня, вот мы, вот Барнаул, а вон Колыма, а вон оттуда можно, теоретически попасть на Аляску – это по лесам ехать, переправы делать, и, если без оказии, без поломок и болезней - почти год!
        Екатерина провела пальчиком от Санкт-Петербурга до крайней точки Российской империи, задержала его на берегу Берингова пролива, вернулась к Колыме и взглянула на Шлаттера, затем на Григория Орлова, который с интересом рассматривал атлас.
        - Получается все зря?
        - Велика Россия-матушка… - тихо проговорил граф, - Государыня, это ж не только людей, инструменты, фураж для лошадей, оборудование для рудников доставлять. Да все туда тащить нужно! Пророческие твои слова оказываются, Екатерина Алексеевна, быть третьей экспедиции – морской путь нужно прокладывать!
       - Помилуйте… - Шлаттер, пренебрегая этикетом, опустился в кресло, пребывая в прострации, достал платочек и вытер выступивший пот со лба, сдвинув парик почти на затылок.
       - Я верно услышала Ваши слова, Григорий Григорьевич? – императрица, не ожидавшая такой прыти от графа, тоже присела и не знала верить - не верить ему, пошутил или так ляпнул. Третья экспедиция бесспорно нужна, но Екатерина понимала и была согласна со Шлаттером, что бюджет государственной казны итак будет трещать по швам, но планы должны быть краткосрочными и с далеким замахом – это она где-то слышала, в той еще жизни. Если Колымское золото – насущная необходимость, то Аляска, голосом Николая Расторгуева все время навязчиво пела ей известную песню.
        - Сколько кораблей необходимо для такой экспедиции, Иван Андреевич?
        - Хотя бы два, но … лучше пять, а еще лучше составить план всех экспедиций, определиться с задачами. После расчетов может выйти и все десять, а то и двадцать! Что будет катастрофой для государственной казны!
        - Я, пожалуй, готов выделить свои средства и снарядить экспедицию, которую планировал господин Ломоносов. Чего не сделаешь для радости нашей государыни.
        - Это прекрасный поступок, Ваша Светлость, - Шлаттер начал приходить в себя и смотрел на графа с восхищением.
        -  Благодарю. Иван Андреевич, нужны расчеты, мне доложите, сколько необходимо средств на эту экспедицию. Екатерина Алексеевна, не пора ли нам? – Орлов протянул руку, предлагая подняться Екатерине.
        - Нет, еще не все!
        - Помилуйте, государыня, у Ивана Андреевича после нашей беседы голова уж кругом идет. Остальные вопросы можно будет и потом решить. Не все сразу.
        Они раскланялись, и Шлаттер понял, что уходу высочайших особ он сейчас рад так, как никогда в жизни. И весьма благодарен графу Орлову.

        - Катя, мы давно не были у сына. Предлагаю заехать, - сказал Орлов, Екатерина взглянула на него, тщетно пытаясь понять – о чем он говорит, и вспыхнула красным румянцем – она забыла о еще одном ребенке предшественницы!
        «Катя, успокойся! Так и свихнуться не долго. Что говорил дядя Фриц? Поменьше реформ, но это касается и всех твоих проектов»
         - Хорошо, Григорий Григорьевич, но я не собиралась это делать сегодня и не взяла подарков. Неудобно.
         - Я взял и подарки, и деньги. Катя, ты подорвешь себя, целыми днями ты решаешь какие-то вопросы… У тебя есть канцлер, сенаторы, советники, пусть служат!
         - Они и так загружены, а для моих замыслов нужно найти других людей. Вот сегодня, Григорий Григорьевич, зачем взял на себя экспедицию? Тебя же не интересует торговля или промышленность. Для чего?
         - Жалко тебя стало, Катя, потому и впрягся. Да еще скучно мне.
         - Так займитесь чем-нибудь полезным!
         - Я – военный, граф, Его Сиятельство буду с купцами торговаться? – рассмеялся Орлов, - Проще для моей пользы войну, какую развязать. Так и тут уже обошли. Другим достанутся лавры. Думаешь, не видел я, какими ты глазами смотрела сегодня на полковника Суворова? Как глаза твои блестели…
        - Мне кажется, или с экспедицией это шутка? – попыталась Екатерина перевести разговор в безопасное русло.
        - Конечно шутка, дорогая! – продолжал дразнить ее Орлов, - Новое развлечение для графа Григория Григорьевича Орлова, государыня. Хоть какое-то занятие нашел. А то ни балов, ни праздников не устраиваешь, скоро разбегутся все твои фрейлины или зачахнут в тоске.
         Карета, на счастье Екатерины, остановилась, и они прекратили разговор.
         
         Адам Васильевич Олсуфьев спешил на Фонтанку дом 14, где проживал с семьей в небольшом, но каменном доме. Место семье катастрофически не хватало, пришлось пристраивать дополнительные деревянные помещения. Но это был свой дом, не съемный, чем Адам Васильевич несказанно гордился. Уже стемнело, да и час поздний, а значит, он, в очередной раз, не пообщается с детьми. Их у статс-секретаря было четверо: Софья, Мария и Наталья – дочери и наследник – сын Сергей. Перед глазами промелькнули лица, обрамленные чепчиками, любимых и дорогих чад, вызвав у Олсуфьева умиленную и счастливую улыбку.
        Наконец-то дом! Вошел в темные сени, затем на ощупь пробрался в комнату, открыл дверь, впуская слабый свет одинокой свечи на столе. За ним дремала супруга -  Мария Васильевна, душа его и радость. Ждала, на столе накрыт чистым холстом его ужин. Эх! Не удастся сон ее сберечь – есть то хочется. Олсуфьев осторожно кхекнул в кулак, чтоб жена не всполошилась со сна. Она мгновенно подняла голову, что лежала на сложенных руках и встретила мужа с улыбкой. Образ супруги, с накинутой на плечи шалью, выбившимися прядями светлых волос из-под чепчика действовал всегда однозначно – Олсуфьев мгновенно отпускал все мысли о делах прочь и купался в теплоте домашнего счастья.
        - Вернулись, Адам Васильевич, наконец-то! Еда совсем остыла.
        - Не грей, матушка, так поем, голоден сильно, - Олсуфьев тихо присел на стул и начал уплетать душистую кашу, масло растаяло, покрывало застывшей корочкой, но это и сохранило блюдо теплым.
        Супруга подперла кулачками подбородок и наблюдала, как он ест. А по глазам видно – опять расспрашивать будет. У них было принято обсуждать, как день прошел, как императрица себя чувствует, много ли дел успел поделать. Чувствовалось, что Мария Васильевна скучает по двору – была до замужества фрейлиной, а как детьми обзавелась, погрузилась в домашние заботы.
         - Как день прошел, Адам Васильевич?
         - Хлопотно, Мария Васильевна. Много дел было. Государыня решила, но пока не сказала, еще поручения доверить.
          - Боюсь, скоро тебя вообще видеть не будем, детей сегодня едва успокоила, все про тебя спрашивали. Скучаем без тебя, душа моя.
          - Куда ж я денусь, Машенька? Императрица доверие оказывает, надо службу нести. Выдюжу. И не такие времена пережили.
          - Еще бы не оказывала, повезло государыне с тобою, Адам Васильевич. Столько лет ей преданно служишь.
          - Я, душа моя, понял, еще, когда при Елизавете Петровне был, понял, всего-то нужно честно выполнять свои обязанности. Тогда ни казематы, ни ссылки не грозят. А ты, Машенька, терпи родная. Завтра постараюсь пораньше освободиться. Соскучился я за детьми. Попробую на день отлучиться, чтобы с вами побыть, попрошу государыню. А что там о родных-то слышно, что пишут, Машенька, приедут ли на праздники?..   
         
       Часы пробили… сколько? Он не успел сосчитать, бросив раздраженный взгляд на циферблат – надо же знать, который час!  Поздний. А он и половину плана не составил! Шлаттер тяжело вздохнул:
       «Старею видать. Пора домой ехать – там волнуются. Но, скорее всего уже спать легли. И свечи несчадно коптят, совсем дышать нечем. Завтра доработаю!» - Иван Андреевич не любил оставлять на столе беспорядок и стал перебирать, складывать в аккуратные стопочки на столе бумаги. Совсем уж на пороге мелькнула мысль, не сформировавшаяся, только имя всплыло в памяти … Как и чем оно могло помочь делу, которое требовало срочное решение, он пока не понимал. Лишь на интуитивном уровне чувствовал, это важно! Важно настолько, что пришлось вернуться к столу и опять все перерыть, оставив на столе беспорядок.
        «Имя! Да где же эти бумаги?! Опять часы бьют! Что с моею памятью? Или это от волнения? Скорее всего. Вот папка с бумагами по Барнаульскому медеплавильному заводу. Ну, вот же! Иван Иванович Ползунов!» - дрожащими руками Шлаттер вытащил необходимый лист, пробежал глазами, нашел заветную цифру, и полез в шкафы, что высились по всему периметру комнат – достать заветную папку. Нашел. Погладил любовно, но открывать не стал – хорошо знал ее содержание.
        - Завтра! Теперь можно и домой!

Отредактировано Margohechka (29-12-2020 12:52:57)