Продолжим?
Касселя я застал дома. Старикан маялся подагрой и клял последними словами погоду и докторов, которые так и не придумали лекарства от боли в суставах. Поэтому он занимался самолечением. Ромом, в больших дозировках.
Мои слова о возможном заказе прервали поток сквернословия. Мэтр сразу оживился и велел отправляться к Бертье, подбирать древесину. Даже лодку с гребцами одолжил до вечера. Я, естественно, не стал отказываться.
У пристани застал непривычную возню. Негры выволакивали на берег лодки, таскали под навес и привязывали мачты, паруса и вёсла. Подошел узнать, что случилось. Те тыкали пальцем в небо и говорили что-то про сильный ветер. Дал еще монетку, попросил и мою лодку укрыть.
Гребцы тоже опасались грядущей непогоды. Долетели до лесопилки, как наскипидаренные, и замерли напряженно. Для полноты картины им не хватало только часов, чтобы на них поминутно смотреть. Изрядно поддатый Бертье вышел меня встретить и сразу посоветовал отпустить лодку. Один хрен сегодня и завтра будет не до работы. Ожидалась какая-то погодная гадость с дождём и ветром, а ему как раз выпить не с кем.
Обрадованные негры схватились за вёсла и унеслись вниз по реке.
- Боятся грозы. Мои вон тоже все в хижины попрятались и трясутся. Хоть бей их сейчас, хоть режь – бесполезно. Пока гроза не кончится, работать не смогут.
- А почему все решили, что будет гроза?
- Здесь приметы простые. Если в это время года с утра тихо и тучки вон над той горой – к обеду жди грозы. Сильные ураганы обычно случаются осенью, но сегодня-завтра тоже будет дуть изрядно. Ну и заштормит, конечно. Так что на пару дней ты здесь застрял. Пошли, выпьем. Заодно и расскажешь, что у тебя ко мне за дело.
У Жана в хижине обнаружился добрый такой, литров на сто, бочонок. Дырка у него была в боку, но ни крана, ни шланга не наблюдалось. Поэтому ром мы добывали вдвоём – Бертье перекатывал бочонок, чтобы дырка оказалась сбоку, я подставлял под толстую струю широкий глиняный кувшин и кричал, когда он наполнялся. Собственно, для того я и понадобился. Сам хозяин лесопилки был уже изрядно пьян и делать два сложных дела одновременно не мог.
Напиток был тёмно-коричневого, почти черного цвета, и приятно пах дубом.
- Оценил? Черный ром! В отличие от того мутного дерьма, что наливают в каждом кабаке, этот выдержан в бочках!
- Как коньяк?
- Примерно. Только здесь бочки изнутри обожженные, оттого и черный цвет.
Угу, а еще уголь этот сивушный ромовый дух убирает. Определенно, неплохой напиток. Лучшее, что я здесь пил.
- Ты где раздобыл такую красоту?
- Распробовал? То-то же! Расплатились со мной.
- За доски?
- Много будешь знать…
- А делают его где ? На Кубе?
- Зачем? В Сан-Педро. С той стороны острова.
- Испанцы?
- Ну да. А чем ты так удивлён? Они что – не люди? И им выпить не хочется? Или руки у них не с той стороны растут?
- Ну… Я думал… Что французы с испанцами живут, как кошка с собакой. Каперы наши, опять же, корабли испанские грабят…
- Каперы – это каперы, а купцы – это купцы. И деньги – всегда деньги. Кампешевое дерево нужно всем.
- Ну да. Официально вы его не добываете. Я помню.
- Помнишь, и хорошо. Кстати о дереве - какая вам нужна древесина? Порода, толщина?
- Вот два списка. Это то, что мы просим у Касселя официально. А вот здесь – то, что нам действительно нужно, и чем быстрее, тем лучше.
Бертье взял второй список, пробежал глазами.
- Это всё есть в наличии, как устаканится погода – бери у мэтра лесовоз и вези. По другому списку – что-то есть, что-то напилим, не вопрос. Это, как я понял, для прикрытия?
- Да. Мы ему сказали, что наклёвывается хороший заказ.
- Тогда с Касселем я посчитаюсь сам, а с тебя… Ладно, завтра прикину. Деньги желательно побыстрее. Всё понял?
- Да. Договорились.
- Ну и славно. А теперь давай пить.
Важное достоинство Бертье как собутыльника заключалось в том, что он следил только за своим стаканом. Ром на столе стоит. Хочешь – подливай себе, не хочешь – так сиди. И с разговором аналогично. Хочешь – участвуешь, хочешь - молчишь. Довольно быстро мне захорошело, я просто сидел и слушал, как Жан рассказывает о своих похождениях. Видимо, тяжело ему здесь без собеседника. Не с неграми же застольные беседы вести, право слово!
- …и когда ее папаша застукал нас на стогу, я понял, что из деревни пора делать ноги. И сбежал в Ля-Рошель, на верфи. Думал пойти в матросы, но, по счастью, стал плотником.
Услышав знакомое название, я поднял голову.
- Ту самую Ля-Рошель?
- Что значит «ту самую»?
- Ну… где мушкетёры и кардинал Ришельё?
- Мушкетеры какие-то наверняка там были. А Ришельё… Он, собственно, всю эту кашу и заварил.
Осторожнее надо! Это для меня осада оплота гугенотов – литература, а нынешним людям – совсем недавняя история. Дюма свою знаменитую книжку только через двести лет напишет. Или через двести пятьдесят?
А Бертье продолжал рассказывать.
- Ришельё уснуть не мог, зная, что где-то люди слишком хорошо и богато живут. Знаешь, как жилось в Ля-Рошели? Прекрасно жилось! Большой порт, торговля, верфи, рыба. И вдруг бах – осада. В нарушение всех эдиктов и договоров. Уморили голодом двадцать тысяч человек. Ни за что. Якобы потому, что гугеноты. За то, что молились тому же Господу, но по-французски… Хотя Ришельё было плевать на это, на самом-то деле. После осады он многих даже взял на службу[Реальная история куда богаче, чем фантазии Дюма.]. Многих. Кто остался жив…
Жан отхлебнул из кружки и замер, уставившись в одну точку.
Когда я давным-давно читал про восстания гугенотов и утверждение абсолютизма во Франции, как-то по-другому история звучала. Не чувствовалось за сухими строчками учебника этой боли, крови и смерти.
Чертовски интересно было бы поспрашивать живого свидетеля исторических событий, но я не рискнул. Не в том настроении был Бертье.
Мы просидели в тишине довольно долго, а потом Жана снова прорвало.
- Понимаешь, поначалу это было даже забавно. Бодаться с всесильным кардиналом, чувствуя себя этаким Давидом, вышедшим против Голиафа. Все были уверены, что ничего страшного не произойдет. Еще были живы люди, помнившие ту, первую осаду, полвека назад. Тогда королевские войска целый год толкались под стенами и вынуждены были уйти, не солоно хлебавши. Пять лет назад Ля-Рошель снова пытались блокировать, и Гитон наломал хвоста Разийи, утопив четыре десятка королевских лоханок. У нас были крепкие корабли и хорошие моряки. Я, помню, тоже не удержался, вызвался под командой герцога Субиза пойти пощипать королевский флот в устье реки Блаве. Лазутчики донесли, что возле Порта Луи король готовит корабли для блокады Ля-Рошели. Нас было всего полтысячи, на дюжине лодок. Безлунной ночью мы пробрались в бухту и захватили королевские корабли. Лазутчик не обманул – экипажей на борту не было, только караулы.
- Невероятно.
- Мы и сами не поверили в такую удачу. Сразу выйти в море не удалось, а Вандом успел подтянуть войска и пушки. Две недели обменивались ядрами, но потом все же удалось вырваться.
- И что дальше?
- Да ничего хорошего. Полгода понапрасну болтались в море, пока Ришельё обзаводился новым флотом. Он нанял корабли у голландцев и англичан, понимаешь? Протестанты одолжили католику корабли для войны с другими протестантами[И снова реальная история.]. Потом королевские моряки намылили нам холку, и Субиз бежал в Англию. И мы вместе с ним.
- А остаться было нельзя?
- Тогда казалось, что это ненадолго, соберем силы и ударим. Угу. Собирали два года. Жили в нищете, работали где придется. Ждали. И лишь когда Ля-Рошель обложили королевские полки, англичане зачесались. Нашли денег, снарядили флот… Вот только командовать поставили Бэкингема, то есть провалили дело еще до начала. Этот расфуфыренный кретин три месяца безрезультатно осаждал форт Сен-Мартен-де-Ре, угробил большую часть армии и ретировался обратно в Англию. А потом Ришельё построил свою чертову дамбу, и больше ни один корабль в Ля-Рошель не прошел. Мы несколько раз пытались, но всегда приходилось поворачивать.
- А почему ля-рошельцы не сдались сразу, когда стало ясно, что поддержки с моря не будет?
Бертье уткнулся в меня невидящим взглядом.
- Протестантская верхушка города. Фанатики. Эти негодяи готовы были пролить море крови, лишь бы сохранить свою власть. Ты знаешь, что они выгнали из города всех женщин и детей, чтобы сохранить припасы для сражающихся мужчин? А королевские войска тех не пропустили. Вот и ходили бабы с детьми между позициями. Все там и остались. По морозу да голодным – много ли надо? Зато мужчины выжили, вскоре сдались и получили полное прощение[История не очень афишируемая, но тем не менее регулярно встречается в книгах.]. Стали уважаемыми людьми.
Я понял, что никогда больше не смогу читать «Трёх мушкетёров» с прежним удовольствием. Многие знания – многие печали. Хотя и без того уже не получилось бы – Дюма только через двести лет родится.
- Потому я и не вернулся после войны в Ля-Рошель, а отправился за океан. Не смог бы смотреть на эти рожи. До сих пор хочется всех изрубить. Хотя пятнадцать лет уже прошло.
Кувшин из бочонка мы наливали еще дважды. Один раз успешно, а на второй Бертье свалился на пол и захрапел. Я доволок его до лежанки и сам улёгся на полу. Снаружи лило и дуло, и идти к себе под навес не хотелось.