Стараюсь соблюдать правила...

К сожалению, не встречал описания укупорки фитиля на флоте. Скорее всего, очередной бочонок, залитый воском. Но, если порох  обычно фасовался в стофунтовые или более крупные ёмкости, фитилей так много не надо, да и не весит фитиль ничего. Так что, один человек унесёт. Тем более, одна-то фитильная упаковка там по-любому стояла вскрытая. Разобраться можно.

В результате я начал строить… Катамаран[Корабль, имеющий два разнесенных корпуса(поплавка) вместо одного. Достоинства катамарана – высокая устойчивость к опрокидыванию, малая осадка, малое гидродинамическое сопротивление, и, как следствие – высокая скорость. Недостатки катамарана – сложность конструкции, большие габариты, низкая грузоподъемность, низкая мореходность.]. Два шестиметровых поплавка треугольного сечения, соединенных тремя четырехметровыми поперечинами. Поплавки герметичные, силовой набор и тонкая шпунтованная обшивка из акажу, внутреннее пространство разделено на герметичные отсеки. Сборка на клее и гвоздях, которые мне две недели ковал, чертыхаясь, Тищенко. Поплавки покрыты лаком. Никакой конопатки и смолы! Комод, а не корабль!
Поперечины и рангоут сделал из местной разновидности бамбука. Потяжелее, чем сосна, но гораздо прочнее. Сперва думал «Л»-образную мачту опереть на поплавки и соединить вверху,  но остановился на обычной вертикальной. Заказал сшить привычные для моего времени грот и стаксель. Сколько вопросов это вызвало у парусного мастера! Особенно его удивили латкарманы[Карманы на полотнище паруса для установки лат – упругих тонких пластин, повышающих жесткость и аэродинамические качество паруса.] и эллиптическая задняя кромка грота.
Долго раздумывал, стоит ли делать сплошную палубу между поплавками. Думал, думал, и не стал. В волну лучше двумя узкими корпусами втыкаться, а не плоским брюхом. Заказал связать сеть с мелкой ячеей и натянул ее на поперечины.
Были, признаться, шальные мысли построить что-то типа полинезийской проа, пироги с поплавком-балансиром. Читал про них в «Вокруг Света». Вроде как все рекорды скорости для парусных судов на таких установлены. Вот только катамараны я и чинил, и гонялся на них, а проа только на картинке видел. Так что не стал связываться. Возможно, позднее, когда будет время и вдохновение…
Работа заняла неожиданно много времени, хотя других дел у меня почти не было, и под рукой имелось немало не очень умелых, зато старательных рук. Думал, что не закончу до возвращения Бертье, однако ж получилось. Спустился по реке, еще раз все проверил, поднял грот и вышел из устья на открытую воду.
Ради этого момента стоило два месяца ковыряться, не разгибая спины! Ради этого стоило перенестись из конца двадцатого в середину семнадцатого века. Да ради этого стоило жить, черт возьми!
Грот наполнился, и катамаран начал разгоняться. Не так, как местные тупоносые бандуры, медленно и печально, а, наоборот, с заметным ускорением. За кормой зажурчало. Я подтянул шкот[Шкот бермудского грота регулирует угол установки паруса относительно корпуса и, соответственно, ветра. Натяжением шкота можно в широких пределах регулировать скорость парусника. Кроме того, оптимальное положение паруса зависит еще и от собственной скорости корабля, и по мере разгона шкот приходится подтягивать.]. Скорость сразу увеличилась, катамаран начало кренить. Вот только перевернуться мне сейчас не хватает! Уселся на наветренный поплавок и похвалил себя за то, что не поленился сделать большой удобный румпель[Рычаг, управляющий рулём корабля.].
А если чуть привестись[Изменить курс корабля таким образом, чтобы он стал острее к ветру, то есть продольная ось корабля стала ближе к направлению, откуда дует ветер.]? А еще? И снова шкот подтянуть? Скорость все нарастает. Так круто к ветру корабли смогут ходить только лет через двести. Летим! Полный восторг!
Отвлекся от управления и посмотрел по сторонам. Времени прошло всего ничего, а я умудрился отойти довольно далеко от Пор-дю-Пэ, причем на ветер. Как бы меня не сочли колдуном со всеми неприятными последствиями… Хотя вряд ли, в ближайших окрестностях ни инквизитора, ни даже обычного священника не найти. А простые люди глупостями не заморачиваются.
Ладно, пора возвращаться. Поворот оверштаг[Поворот, при котором парусник пересекает носом направление, откуда дует ветер. На судах с косым парусным вооружением (к которым относится и бермудский шлюп) поворот оверштаг выполняется относительно просто.] мой новый кораблик выполнил без малейших проблем. Теперь по ветру, полным бакшагом[Курс парусного судна, когда ветер дует сзади-сбоку. Полный бакштаг – когда ветер ближе к попутному, чем к боковому.]. Ветер почти не чувствуется, но вода за рулями журчит, и след длинный. Так что скорость неплохая.
Подошел к берегу, а там уже толпа. По местным меркам толпа, понятно – человек двадцать. Люди у моря живут, морскими делами хоть немного, но интересуются. Интересно им, что за чудо чудное в проливе испытывают.
Ладно, продолжим мероприятие. До сих пор я под одним парусом ходил, а у меня их два. Освобождаю грот[Если полностью ослабить(растравить) шкот паруса, косой парус установится по ветру и перестанет создавать тягу. Корабль через какое-то время остановится.]. Поднимаю стаксель. Выбираю шкоты. Катамаран уже привычно резво стартует. А не метнуться ли мне в Бас-Тэр? Поворачиваю румпель, кораблик уваливается[Увалиться – увеличить угол между продольной осью корабля и направлением на ветер.]… Потом внезапно нарастающий крен, я лечу, получаю по голове… Надо мной что-то мягкое… Парус, больше нечему… Двигаюсь левее, еще левее… Да когда ж он кончится, этот парус… Выныриваю!
Ну не идиот, а? На туго натянутых парусах, не ослабляя шкотов, из острого бейдевинда[Курс парусного корабля, когда ветер дует сбоку-спереди. Хорошие парусники с косым парусным вооружением в бейдевинд могут идти быстрее скорости ветра.] повернул на галфвинд. И вот результат – свежий ветерок опрокинул катамаран. Бывает такое, особенно когда у рулевого мозгов нет.[Здесь фокус в том, что чем острее парусник идет к ветру, тем ближе к продольной оси корабля должны стоять паруса. Если, не меняя положения парусов, резко увалиться, паруса встанут перпендикулярно к ветру, и появляется немалый риск переворота. Чтобы такого не случалось, уваливание должно сопровождаться пропорциональной отдачей шкотов.]
И как теперь кораблик обратно на ровный киль ставить? За десяток нырков освободил паруса от шкотов, чтобы свободно висели. Полностью вытянул шкот грота. Через заднюю поперечину перекинул его наверх, на сетку. Встал на переднюю поперечину и стал тянуть.
Нельзя сказать, чтобы совсем ничего не изменилось. Поплавки чуть наклонились, но и только. Схема, действительно, оказалось очень устойчивой. У ветра хватило силенок перевернуть катамаран, а у меня – нет.
Я довольно долго возился в воде, но победить упрямое плавсредство не получалось. Вроде и до берега недалеко, и доплыть нетрудно, но обидно!
Спасение пришло в виде чернокожего экипажа лесовоза мэтра Касселя. Баркас притерся к моему замечательному катамарану, негры подали швартов, я завязал его за мачту, обвел вокруг поплавка. Потом они пару раз потянули, все вчетвером, и катамаран встал на нижний поплавок. Другой трос я привязал  за середину мачты, еще один рывок, и кораблик вернулся в естественное состояние.
В порт я возвратился вымотанным до предела. Да еще на пристани попался мэтру Каселю, который не пожалел выражений ни в адрес моего кораблестроительного таланта, ни в мой лично. Зрители с восторгом внимали. Одно шоу не удалось, зато другое – очень даже.
Я стоял, слушал вопли шефа, благодарил за спасение, а в голове вертелась мысль. Если к топу мачты приделать бочонок или, еще лучше, поплавок из легкого дерева, то катамаран не перевернется совсем, а останется в промежуточном положении, из которого его сможет восстановить даже один человек[Кстати, вполне рабочая схема. В наши дни у значительной части катамаранов поплавок на мачте.].

А залив я пересёк через день. Восемь миль. За сорок минут, судя по моим «командирским». В полтора раза быстрее, чем ходят при попутном ветре самые быстрые современные корабли. А в галфвинд, как сейчас, они и вовсе мне не конкуренты. Так что сперва с Пьерами в кабак, а потом к Луизе. Заслужил.

В Бас-Тэре гуляли вернувшиеся из набега пираты. Было заметно, что городок готовился принять множество богатых победителей, а не горстку чудом спасшихся неудачников. Но морской закон нерушим: вернулся на берег живым – выпей! Сходи к девочкам. Поиграй в кости. И повторяй, пока не кончатся деньги. А когда они кончатся – самое время подряжаться в новый рейс. Так что в кабаке мэтра Мартэна дым стоял коромыслом, вернувшиеся гуляли за себя и за тех, кто достался Нептуну или палачу.
Ближе к вечеру и вовсе случилось доселе невиданное – появился менестрель. Влез на импровизированный помост из пустых бочек и на странной маленькой гитаре принялся тренькать похабные частушки. Про невинную пастушку, которую прямо на поле, среди овечек, совратил школяр. Про Мари, погулявшую с моряками и нагулявшую большой круглый живот. Про старого судью, у которого неожиданно начали рождаться наследники, стоило только его молодой жене сменить куафёра[Парикмахера.]. Про любвеобильного священника, использовавшего исповедальню не по назначению. Про мужа, который ходил за пивом и вернулся не вовремя. Голос у менестреля был хороший, звучный, он отдавался в каждом закоулке гостевого зала.
Посетители с удовольствием участвовали в процессе. Вторая половина каждого куплета повторялась, и тогда из десятков обожженных ромом глоток вырывался рёв, которые эти люди, видимо, считали пением.
Постепенно развесёлый цинизм сменился лирикой – долгими печальными балладами о сгинувших в плавании моряках, которых на берегу ждали верные жены и подруги. Про стройную фигурку цвета какао, махавшую рукой с берега. Про моряков и сухопутных людей. Было очень неожиданно увидеть местных головорезов роняющими слезы от унылых песенок с банальным сюжетом. Зато музыка определённо изменилась. Если раньше менестрель лишь тренькал что-то ритмическое, как в своё время мои друзья-приятели под портвейн на лестнице в подъезде, то сейчас он именно что играл. Выводил затейливые пассажи. Длинные пальцы так и бегали по струнам.
Всегда думал, что в семнадцатом веке музыка была попроще. А здесь словно даже какие-то знакомые мелодии проскакивают.
Заметив, что слушатели слишком уж загрустили, певец снова сменил ритм. Теперь он почти кричал. Естественно, про корсаров, которые за четыре года научились зашивать паруса и закрывать своими телами пробоины в обшивке. Про капитана, который всегда оставался спокойным, потому, что еще не наступил вечер.  И снова ощущение, что я где-то это уже слышал. Хотя такого быть не могло. Не могло в принципе. И корабли здесь не ходят тридцать восемь узлов. Таких скоростей еще триста лет ждать. Чушь собачья.
Но окончательно я уверился в том, что что-то происходит не так, когда менестрель запел про Елисейские Поля. Да, да, ту самую веселую песенку, что пел в моё время Джо Дассен[Французский певец, музыкант и актёр, популярный в 1970х годах.]. Я читал, что Дассен любил мотивы из прошлого, но само название «Елисейские поля» появится только в конце следующего века! Я это знаю точно, я доклад по истории делал в школе.
А певец заметил мой удивленный взгляд и подмигнул.

Когда менестрель закончил своё выступление, я понял, что выбрал не ту работу. Целая гора серебра перекочевала из пиратских кошельков на большое блюдо, а оттуда в сумку барда. Тот поблагодарил, осушил поднесенный кабатчиком бокал, а потом вдруг подсел ко мне.
- Ну привет! Рассказывай. Ты откуда? И, самое главное, из какого времени? Семидесятые или начало восьмидесятых? Я прав? Я всегда пою песни из разных времен и смотрю на реакцию людей.
Вот всё и встало на свои места! Если перенеслись мы с Тищенко, то почему бы не перенестись кому-то еще?
- Советский Союз. Восемьдесят шестой год.
- Тогда какого хрена мы говорим на этом басурманском наречии? Я – Константин. Можно Котя. Из две тысячи семнадцатого. Тоже, как ты уже понял, из России.
- И многих ты уже так нашел?
- Человек пять. Трое на Барбадосе, один на Сен-Китсе, один у голландцев. А ты?
- Нас здесь двое. Мы вместе погибли… Ну, в своём времени. И тут оказались неподалёку. А что с тобой случилось? Что тебя так достало там и о чем ты мечтал, чтобы оказаться здесь?
- Ты думаешь, это так работает? А что, похоже… Но про меня не очень интересно слушать. Родился в обеспеченной семье. Учился языкам и музыке. Много пел, и мне это нравилось. На любительском уровне все было прекрасно, а вот в профессионалы выйти не смог. Там надо или быть смазливой девочкой, крутящей попкой на сцене и старающейся у продюсера на диване для прослушиваний, или иметь много денег. Очень много, даже у моего отца столько не было. Я ненавидел весь этот шоу-бизнес и мечтал оказаться единственным артистом на много километров вокруг, которому зрители понесут последние деньги. И жить возле тёплого моря. В принципе, всё сбылось, стоило только влететь под грузовик…
- А песни, что ты поёшь? Они откуда?
- Я, действительно, неплохой музыкант. И лингвист, хоть и недоучившийся. Вспоминаю песню из нашего времени, подбираю музыку, перевожу на французский или английский и адаптирую текст. Людям нравится.
- Значит, мне не показалось, что я раньше что-то такое слышал?
- Не показалось. Я думал, что невозможно не узнать Высоцкого или Розенбаума. Хоть на какой язык их переводи. Да и «Мановар» с «Металликой»… Хотя да, ты же из Советского Союза.
- А ты будто нет?
- Боюсь тебя огорчить, но уже нет… Советский Союз развалился в девяносто первом. При активном участии американцев, конечно, но сам. Ты действительно хочешь знать подробности? Предупреждаю, история мерзкая…
- Пожалуй… Нет, не хочу.
И действительно, зачем мне мерзкое знание, тем более здесь и сейчас?
- А ты сам кто?
- Я? Мальчик, перечитавший в детстве книжек про моря и паруса. Инженер-приборостроитель и даже немного лейтенант-ракетчик. Ну а здесь стал плотником. Корабельным. Такая вот карьера.
- Забавно. Слушай, а не знаешь, можно где-нибудь достать или сделать нормальную гитару? Лучше акустику. А то здешние музыкальные инструменты, как бы поделикатнее сказать… Не способствуют полету творческой мысли… Этот ужасный корпус, который не звучит, этот неудобный гриф с привязанными ладами, эти жуткие жильные струны…
- Насчет металлических струн – расслабься сразу. Насколько я разбираюсь в современных здешних технологиях, стальная проволока такого диаметра если и существует, то только в паре мест в Европе. Да еще большой вопрос – подойдёт ли она для твоих целей. Корпус гитары и гриф могу попробовать сделать – обычная, в общем-то, столярная работа. Врезные лады можно попросить отковать из латуни – есть у меня знакомый умелец.
- Ты серьёзно? Возьмешься?
- Если расскажешь подробно про конструкцию гитары, и какие там есть подводные камни. Я другу как-то раз делал новую деку, когда ему в походе кто-то по пьяни на гитару наступил. Но это мой единственный опыт.
- Стальных струн не будет, говоришь… Тогда будем мастерить классику. Традиционная форма корпуса, деки из… Какое здесь есть дерево?
- Красное, сосна, кедр, и куча всяких экзотических местных пород…
- Обечайки из красного, деки из кедра. На деке внутри пружины… бимсы, по-вашему, по-корабельному. Смотри, это схема Торреса[Испанский гитарный мастер, автор конструкции современных классических гитар.], такое изобретут только через двести лет…
Я настолько заинтересовался будущей работой, что начал уже прикидывать, что понадобится из инструмента, какие приспособления можно найти, а какие придется делать. И не сразу понял, зачем Костик суёт мне деньги.
- Еще не факт, что у меня что-то получится. А если даже и получится, но тебе не понравится? Давай, ты расплатишься потом?
- После того убожества, на котором приходится играть, мне понравится всё, что хоть отдаленно напоминает нормальную гитару.
В итоге договорились, что когда я что-то смастерю, оставлю на хранение мэтру Мартэну, в кабаке которого Константин иногда выступает. Понравится – заберет гитару и оставит деньги.