Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Пятница,
8 сентября, 1978 г.
Ул. Онежская, и не только.
День семейного торжества.
Целый день не высовывался – лихорадочно пытался понять смысл этого, уже четвёртого по счёту, флэшбэка? Утро, школьный день – всё пролетело мимо. Я даже не среагировал, когда альтер эго поплыл на физике – а ведь обещал помочь, в случае чего…
Женька видимо, что-то такое понял, а потому меня не дёргал - ни по пустякам, ни по серьёзным поводам, если таковые и имелись. Ему тоже не по себе, но он благоразумно ждёт, когда «Второй» (так он меня, оказывается, прозвал) разберётся и скажет веское слово гостя из будущего. Мудрого и всезнающего, ага. А что мне ему говорить, когда я сам ни уха, ни рыла?
…но какие всё же твари и сволочи! Масса намёков, масса информации к размышлению – и никакой конкретики! Ни имени автора, ни о названии книги…
Мне что, на кофейной гуще теперь гадать? Или бросать кубики? С тем же, что характерно, результатом…
Ну, хорошо, предположим, выяснил я имя. А дальше-то что? Искать, расспрашивать? Так ведь только что разъяснили, что он не в курсе, ни о чём таком не подозревает, и вообще, уверен, что идея книги зародилась у него сама собой? Что не так уж и далеко от истины, если вникнуть…
А вообще, с чего я взял, что на самом деле есть какие-то «твари» и «сволочи», которые выматывают мне душу, иезуитски дозируя ценную информацию? Почему бы не предположить, что она уже содержится в моём мозгу - но только заблокирована, исключительно для того, чтобы не довести и меня и моего юного альтер эго до буйного помешательства в первые же минуты, когда на нас свалится ворох таких поразительных сведений? Тут от самого-то факта попаданства крыша едет, а ещё и это…
Нет, вполне ведь логично: имеется некий мыслеблок (назовём его так, за неимением иного подходящего термина) который и дозирует информацию – скажем, по мере того, как наши разумы привыкают, приспосабливаются друг к другу. А что, звучит разумно. Недаром генерал из флэшбэка предупреждал, что добиться цели я смогу, лишь наладив взаимодействие с Женькой! Вот и необходимые для этого сведения я\мы получаем по мере того, как устанавливаем вожделенный контакт…
Звонок? Уже? Оказывается, учебный день успел пролететь, а я и не заметил. Всё, баста! После окончания уроков – вон из головы попаданские проблемы. Ничего, подождут, у нас тут семейное торжество намечается. Надо дать нашему общему мозгу хоть немного отдохнуть, а то ведь так и до крезы не далеко. Помнится, это словечко имело хождение в моей студенческой молодости… или я опять что-то напутал?
Ох, и тяжела ты, ноша попаданца…
Наконец, семь вечера, семья в сборе. Дед, обе бабушки, пироги, домашний «Наполеон» на взбитом сливочном креме… как же всё это чудесно! Из Карнишиных, правда, только дядя Боря – и тот заехал на минутку, поздравить и передать подарок – диск-гигант «Владимир Высоцкий поёт свои песни», экспортный выпуск, «Made in USSR», Женька писает кипятком от восторга, я тоже доволен. Интересно, где это дядя Боря раздобыл такой дефицит, в магазинах ведь не продаётся?
Удивил дед, преподнёсший подарок, от которого мама закатила глаза и опустилась на стул, демонстрируя одновременно и возмущение и неспособность что-либо предпринять – «с ума сошёл, дарить такое ребёнку!»
Да-да, тот самый «настоящий мужской подарок», на который намекал отец. ИЖ-18, одностволка 12-го калибра в кожаном чехле. Лёгкая, надёжная, практически неубиваемая. Бабушка сердито поджимала губы, но возражать не пыталась. Несмотря на всю её властность, спорить с дедом, который что-то вбил себе в голову – пустой номер. Особенно, когда дело касается охоты.
Тут имелся нюанс, оценить (а, оценив, ужаснуться) который ни она, ни мама не могли. И дед не был бы сам собой, если бы не выкинул что-то подобное.
Дело в том, что к ИЖику прилагался сменный ствол с цевьём. Разборка сего шедевра оружейного искусства была предельно простой – оттягиваешь утопленный в цевье рычаг, отсоединяешь деревянную накладку, потом отстыковываешь ствол, соединённый с казёнником массивным стальным выступом-крюком – всё, дело в шляпе, можно убирать части в прилагающийся чехол. Только вот второй, «запасной» (как дед объяснил матери и бабушке) комплект несколько отличался от первого, поскольку был изготовлен под знаменитый патрон 9 «para» и после установки превращал ИЖик в штуцер, предназначенный для охоты на мелких копытных - недаром к стволу сверху была прилажена планка для установки оптики. Нечто подобное стали выпускать в начале двадцатых голов двадцать первого века серийно, а это был штучный экземпляр, изготовленный по спецзаказу для очень «уважаемого человека» - дед недаром был заслуженным мастером спорта, судьёй всесоюзной категории (или как это называется) по стендовой стрельбе. Да ещё и занимал почти министерскую должность в Госплановской структуре, курирующей титановый и алюминиевый сегменты отечественного цветмета.
С помощью этого подарка дед рассчитывал подогреть интерес моего отца к этому виду охоты – формально-то ружьецо (вместе со сменным нарезным стволом) регистрировалось на него, благо, стаж в Охотобществе и связи деда вполне это позволяли.
Если кто не в курсе, этот мощный девятимиллиметровый патрон изначально был создан для армейского автоматического «Люгера 08» в самом начале двадцатого века. Но, кроме того, он активно использовался в пистолетах-карабинах на базе того же «Люгера» – для охоты на косуль, оленей и прочую копытную мелочь, вплоть до кабанов. Несколько пачек таких патронов, по полсотни штук, в сером рыхлом картоне, с надписью готическими буквами «Parabellum», прилагались к подарку. Отец, прекрасно всё понявший, прятал ухмылку – если память мне не изменяла, в «прошлый раз» мы расстреляли обе пачки (и ещё три таких же) в первый же визит в подмосковную Запрудню, где у дедова родного брата дяди Кости всё было схвачено с местными егерями – когда-то Хрущёв возил сюда на охоту самого Кастро, во время его визита в Москву. Впрочем, мы-то стреляли, по большей части, по банкам…
Вот такой «подарочек на день рожденья». Реальные его возможности я быстренько растолковал Женьке, тот проникся. Ещё бы – почти что боевое оружие…
Ну а дальше – обязательные расспросы про школу, учёбу, секцию, ахи и охи при сообщении о том, что я решил попробовать себя в театральном искусстве, пусть даже и в фехтовальном, и всё это – под хриплый баритон Владимира Семёновича, льющийся из динамиков новенькой «Веги».
Ну и дальше: хором, прямо за столом:
«К сожаленью день рожденья,
Только раз в году!»
Герой дня привстаёт, не выпуская из перемазанных кремом пальцев кусок «Наполеона, раскланивается и подхватывает вместе со всеми.
«…только раз в го-оду!»
Спасибо, хоть не «хэппи бёздей»…
Суббота,
9 сентября, 1978 г.
Ул. Онежская.
Утро. Всё непонятно.
Ночь прошла без видений (флэшбэков, как их называет «Второй»), и это было удивительно и немного тревожно. Сам-то Женька выспался отлично, а вот напарник с утра злой, как собака. На его нетерпеливые вопросы: в чём дело, почему, что стряслось, что изменилось? – он сперва огрызнулся, а потом признался, что и сам ничего не понимает. Единственное объяснение которое приходит в голову: защитная реакция мозга на эмоциональную перегрузку от двух сознаний сразу. Так ведь и неврастеником можно заделаться…
Это Женька понять мог. Недаром весь вчерашний день, что в школе, что дома, во время празднования «бёздника» (вот же прилипло дурацкое словечко!), «Второй» почти не давал о себе знать – сидел в уголке мозга и даже не донимал своими обычными «подталкиваниями». Всего разок и оживился – когда дед принёс свой подарок, а потом отец выложил из портфеля заказанную палочку-явару, любовно выточенную из серовато-серебристого титана. Пришлось быстренько отпроситься в уборную, сделать там «щёлк-щёлк» - после чего «Второй» в течение пяти минут развлекал гостей и родителей пальцевыми прокрутками и перехватами. Конечно, не такими зрелищными, как те, с палками. Но увы, не в малогабаритной «двушке» демонстрировать такие трюки…
Несмотря на скверное настроение, «Второй» тоже отдохнул и, похоже, готов к великим делам. Женька тоже готов. Да, ведь сегодня после школы ещё и первая тренировка у театралов!
Суббота,
9 сентября, 1978 г.
Ул. Фестивальная
Школа № 159
День сплошных вопросов.
- Ну и зачем? Дело в этом поэте, Гумилёве?
- Да ладно тебе… - «Второй» отозвался неуверенно, чего за ним до сих пор замечалось не часто. – Кому от этого хуже-то стало?
Женька пожал плечами, и сам не понял, сделал ли он это на самом деле, или только в воображении. В последнее время их общение со «Вторым» достигло уровня, когда «скрытый» диалог почти перестал отличаться от обычного, живого разговора – воображение дорисовывало интонации собеседника, чуть ли не мимику, сопровождающую ту или иную фразу.
- Хуже, и правда, не стало. – вынужден признать Женька. - Но мы же договорились держаться в рамках программы. А ты…
Упрёк уместен. После очередного «щёлк-щёлка» - на большой перемене, после школьного завтрака, - «Второй» отправился в кабинет литературы. Они заранее условились, что на этом уроке «рулить» будет он.
Женька тогда отметил, с какой страстью «Второй» уговаривал уступить место. Его особое, чересчур трепетное отношение к новой классной руководительнице бросалось в глаза, и это Женьку озадачивало. Галиша, конечно, ничего, без придури, и не злопамятна, как, например, математичка - но есть и другие учителя, не хуже. Или он просто не успел к ней приглядеться? Восторженные панегирики «Второго», адресованные новой классной, Женька слушал и даже поддакивал, но предпочитал пока оставаться при своём мнении. Поживём-увидим.
Урок начался вполне безобидно, да и тема не намекала на какие-то потрясения. «Слово о полку Игореве» - красивое издание с чёрно-белыми, под старину, иллюстрациями и тремя вариантами перевода, он проглотил ещё года два назад. Сейчас же литераторша сначала прочитала кусочек из «Плача Ярославны», а потом заговорила об истории поэмы – как Мусин-Пушкин в самом конце восемнадцатого века обнаружил старинный рукописный сборник в монастырском книгохранилище, как во время пожара Москвы в 1812-м раритет сгорел. А позже учёные-историки, изучая сохранившиеся копии, объяснили, что «Слово» повествует о военном походе князя Игоря Новгород-Северского, состоявшегося в семидесятых годах двенадцатого века – тогда половецкие набеги на Русь превратились в «рать без перерыва», и князья, перед лицом грозной опасности, сумели договориться о союзе против воинственных кочевников.
И тут Женька обнаружил, что его тело тянет руку вверх – и не просто тянет, а приплясывает от нетерпения.
Галиша тоже заметила и кивнула – доброжелательно, с улыбкой.
- Хочешь что-то спросить, Адашин?
…ну, сейчас начнётся...
Сознание сделало попытку сжаться в комок и нырнуть куда-нибудь поглубже. К примеру - в тину.
… и что он на это раз удумал?..
- …хочешь что-то спросить, Адашин? – сказала литераторша. Я вскочил – так поспешно, что уронил учебник. Он громко хлопнулся на пол, и я, костеря себя, на чём свет стоит, зашарил под партой.
- Ничего-ничего, можешь говорить сидя. – великодушно разрешила Галина. – Так что у тебя?
- Кое-кто из историков считает, что «Слово» написано позже лет на сто, в середине тринадцатого века. – бойко начал я. – И автор на самом деле, призывает не к борьбе с половцами, а к объединению против монголо-татар. На самом-то деле, никакой такой «рати без перерыва» не было и в помине. То есть, она была, но совсем в другом смысле...
- Это в каком же? – классная явно озадачена.
- Многие русские князья были в родстве с кипчакскими, половецкими то есть, ханами. – продолжаю уверенно. Милка с соседней парты смотрит на меня большими глазами – ждёт повторения концерта, приключившегося на истории. И не она, похоже… - В княжеских дружинах вообще было полно степняков – закалённых, умелых конников ценили очень высоко. Так что все эти походы, вроде Игорева - не более, чем соседские разборки. Если смотреть летописи того времени, то окажется, что набегов русских князей на половецкие кочевья было примерно столько же, сколько набегов половцев на русские земли. И в половине случаев, какой-нибудь хан призывал родича-князя помочь справиться с ханом-конкурентом. И наоборот – князья охотно прибегали к помощи степняков в своих распрях.
Я помолчал и добавил:
- Время было такое. А монголы Субэдэя и Джебе-нойона – они ведь вообще к русским князьям претензий не имели. Ну, потребовали прохода через их земли, чтобы догнать враждебных кипчаков. Ну, провиант, фураж для лошадей – это уж как водится. Мстислав Киевский вместе со своими тёзками Мстиславом Черниговским и галицким князем Мстиславом Удалым по-родственному вступились за половцев, за что и получили, а вслед за ними и изрядная часть Руси. Автор «Слова» просто-напросто прибег к привычным образам.
Я умолк. Класс наполнился недоумёнными шепотками - книги Яна «Чингиз-хан» и «Батый» читали многие, особенно, когда их стали продавать по талонам за сданную макулатуру.
- Если не секрет… - в голосе литераторши мелькнул неподдельный интерес, – откуда ты это… э-э-э… узнал?
- Это теория одного историка и археолога, не слишком известного. Правда, другие с ним не согласны, а академик Вернадский так и вовсе разнёс его аргументы вдребезги.
Пауза, чуть-чуть театральная.
- Зовут этого историка Лев Гумилёв.
Литераторша вздрогнула и недоумённо вскинула брови. Во взгляде – настороженное недоумение.
- Лев? Гумилёв? Это, случайно, не…
- Да. Сын Анны Ахматовой и Николая Гумилёва.
- Очень, очень неожиданно… - её пальцы нервно теребили бахрому по краю шали. – Женя, а ты что-нибудь знаешь его...
- Отца?
Кивок. Красно-чёрная бахрома будто сама собой наматывается на указательный палец.
...переживает? Ещё бы: РОНО узнает о таком вопросе - по головке не погладят. Не поймут.
Только вот она сейчас об этом не думает.
- …Мы рубили лес, мы копали рвы,
Вечерами к нам приходили львы.
Но трусливых душ не было меж нас,
Мы стреляли в них, целя между глаз… - с удовольствием процитировал я любимые строки из «Царскосельского Киплинга»
- А как же, Галина Анатольевна. «Наше всё», почти как Пушкин. Для меня - так уж точно.
Теперь на меня смотрят по-другому – серьёзно, чуть-чуть грустно. И в то же время – радостные морщинки в уголках глаз.
- Вот уж не думала… Спасибо, Женя, это было очень интересно, садись. А мы пока…
Она встряхнула головой и тишина, заполнившая класс снова заполнилась шорохами и перешёптываниями,
- …а мы пока вернёмся к общепринятой версии. Если ты не против, конечно.
-...значит, дело в этом поэте, Гумилёве? – повторил он.
- Прости старого дурака… - слова «Второго» сочились такой тоской, что у Женьки а мгновение защипало глаза. – Ты… ты просто не понимаешь. Как же я жалел потом, что потратил эти три года, считай, впустую, не решился возразить родителям, пошёл в технический, не осознал вовремя… А тут такой случай: и тема подходящая, и Гумилёв с Ахматовой... Знаешь, как Галина любит их стихи? А ведь в школьной программе их нет - Гумилёва расстреляли в двадцать первом, в Петрограде, за участие в контрреволюционном заговоре.
- Да ладно? - беседуй они по-настоящему, Женька поперхнулся бы от изумления. – Расскажешь?
- Как-нибудь в другой раз. – буркнул «Второй» и отключился. «Ушёл в тину», по его собственному выражению. Женька подождал, попытался осторожно «постучаться», дотянуться до «соседа по сознанию».
Молчание.
…ладно, пусть его…
Взгляд на часы – пора поторопиться, надо ещё домой заглянуть перед тренировкой. На бегу он гадал: неужели «Второй», шестидесятилетний, всё повидавший старик, затеял это только для того, чтобы привлечь внимание своей бывшей школьной учительницы? Стоп, какая же «бывшая», если только что спрашивала его на уроке?
Короче – «Второй» торопится сделать то, чего не успел в своей прошлой, а его, Женьки, нынешней, жизни. И ещё новость: оказывается он до сих пор жалеет, что пошёл по стопам отца, учиться на инженера? А ведь сам Женька, именно это и собирается сделать после школы…
Он понял, что запутался. Ну, не приходилось до сих пор думать о таких материях – всё было как-то проще, прямолинейнее, и решений требовало соответствующих. А теперь…
Может, это и называется – «взросление»?
- Ладно, партнёр… - «Второй» всплыл из уютной тины и теперь говорил примирительным, даже слегка виноватым тоном. – Не обращай внимания, это всё так, минутная слабость. Пройдёт. Слушай, я прикорну чутка, а поменяемся на «Динамо», лады? Что-то вымотали меня эти двое суток…
Отредактировано Ромей (01-01-2021 20:49:34)
