1979 г., июль,
Предгорья Хибин.
Дело к вечеру
Перелёт, вместе с промежуточной посадкой, дозаправкой и ожиданием в Петрозаводске, занял меньше трёх часов, и на бетон аэропорта «Хибины» мы ступили, когда не было ещё и пяти часов дня. Всё-таки, в советской авиационного сообщения внутри страны, безжалостно уничтоженной «реформаторами» девяностых имелась масса плюсов. Да, аэровокзалы по уровню сервиса мало отличались от железнодорожного вокзала иного райцентра; да, «Аннушки», «Илы» и «Яки» средне-и ближнемагистральной авиации не блистали ни комфортом, ни малошумностью, ни, уж тем более, экологичностью. Но они исправно летали, связывая ниточками воздушных трасс не только гигантские аэро-хабы мегаполисов, но и отдалённые городишки, причём позволить себе такой перелёт мог практически любой. И заметьте, без всяких рамок металлоискателей и обысков на посадке – да что там, на внутренних рейсах даже паспортов не спрашивали!
На площади возле аэровокзала нашу «делегацию» ожидал зелёный «ПАЗ» с военными (две литеры вместо положенных на гражданке трёх) номерами. Из него навстречу нам выбрался старый знакомец, Толя, водитель дяди Кости. Он вручил Кармен свёрток, из которого одуряюще пахло чем-то печёным и мясным, подхватил Миладкин рюкзак и указал на салон. Сержант в фуражке с зелёным пограничным околышем буркнул что-то приветственное, дёрнул за коленчатый хромированный рычаг, закрывая дверь.  И автобус резво покатил к выезду на трассу «Кола» (известную так же как «Мурманка», «Ленинградка» и «Карелка»), по которой нам и предстояло ехать до Полярных зорь, и дальше, до самой Кандалакши.
Контраст после сонной великорусской Вологды был удивительный. Справа. На северо-востоке громоздились лесистые хребты Хибин; по другую сторону, до берегов озера Имандра сплошь рос низкий, корявый ельник, и в просветах между деревьями проглядывала синяя гладь воды. Красота была такая – дух захватывало. Ребята, впервые оказавшиеся в этих местах, не отлипали от стёкол, да и альтер эго от них не отставал. Я-то в своё время не раз бывал и в Хибинах, и в этих краях, и южнее, на берегах Кандалакшского залива - но   и меня захватила суровое великолепие этих мест.
В переданном Толей свёртке оказались свежие пирожки с рыбой, мясом и грибами, а в пятилитровом китайском термосе – заваренный до красноты чай. Мы вдруг обнаружили, что успели изрядно проголодаться (на местных рейсах из всех разносолов полагались только леденцы в аэрофлотовских обёртках да «Дюшес» или минеральная вода, на выбор), и в четыре рта бойко расправились с провиантом. Толя великодушно отказался от своей порции, но нам всё равно показалось мало – полное событий утро и авиаперелёт, плюс резкая смена обстановки раздразнили аппетит.
По мере истощения продовольственного запаса посыпались вопросы. Но тут Толя держался как стойкий оловянный солдатик - «вопросы потом, ребята, вот приедем, Константин Петрович всё объяснит». Делать было нечего – не та школа у генеральских  доверенных помощников, чтобы рассчитывать вытянуть что-то хитрыми вопросами. Мотор «ПАЗика» мерно тарахтел,  северные пейзажи проносились за окнами, и мои спутники один за другим проваливались  в дремоту.
Мне же не спалось, и от нечего делать я развернул свежий номер «Красной Звезды», позаимствованный у водителя. И от содержания статьи на первой полосе остатки сна мигом с меня слетели. И было с чего!
Сообщение об официальном визите лидера Народно-демократической партии Афганистана Нур Мохаммада Тараки в Москву.  Краткое содержание его спича в ответ на приветственную речь дорогого Леонида Ильича, в котором афганский политик трижды упомянул о полной ликвидации мятежных настроений в провинции Герат и поблагодарил «советских товарищей», оказавших в этом неоценимую помощь. И, на закуску – на второй полосе, в подвале, небольшая заметка: согласно сведениям, полученным из неофициальных источников близких к Госдепартаменту США, президент Джимми Картер отказался подписать секретную директиву о предоставлении помощи противникам нынешнего кабульского режима. Мало того, в статье прямо указывается инициатор этой директивы – ни кто иной, как старина Збигнев Бжезинский.
Да, всё чудесатее и чудесатее, как говаривала девочка Алиса… А ведь дело, похоже, идёт к тому, что перспектива афганской войны, неотвратимо сгущающаяся на политическом горизонте СССР, становится не такой уж и неотвратимой.
Случайность? Совпадение? Непредсказуемая флуктуация реальности? Ага, щаз-з-з… Но, дядя Костя - каков ловкач, однако! Вот вам и долгие беседы на кухне…

Отредактировано Ромей (12-01-2021 22:30:18)

Перезалил с дополнениями.
Это важно.

1979 г., июль,
Где-то на Севере.
Совсем недобрый день.
В погребе было сыро. И холодно – несмотря на тощий матрац, брошенный на дощатые нары, и  верблюжье, жёсткое, как наждачная бумага, одеяло. Здесь вообще холодно – Север… Это Виктор понял, лишь только пришёл в себя в салоне «УАЗика-буханки». Машину немилосердно трясло на лесной дороге, в окнах мелькали то стволы сосен, украшенные серебристыми наростами мха и лишайников, то белёсое небо в просветах между кронами.
Попытка пошевелиться вызвала оживление его спутников – или правильнее сказать, конвоиров? «Ты смотри, ожил!» – сказал тот, что сидел ближе, с отчётливым северным оканьем, выраженным куда сильнее, чем на ставшей для Виктора почти родной Вологодчине. 
«Ну и хршо, дай ему попить!» - распорядился второй голос, и по этому «хршо» пленник безошибочно опознал выходца с Урала.  О зубы застучало горлышко жестяной фляги, и он вдруг осознал, как хочет пить – горло буквально раздирало сухостью, губы потрескались, обметались воспалённой коркой. Он пил, проливая воду за воротник, на рубашку, и никак не мог напиться, пока не выхлебал всю флягу.
«Да развяжи ты его, - распорядился второй, - куда от денется, без ног-то?»
В ответ прозвучал жизнерадостный гогот, и Виктора действительно освободили от колючей верёвки, стягивающей запястья. Подняли, утвердили на жёстком дерматиновом сиденье и сунули в руки ещё одну флягу, полную – «пей, мол, пока дают…»
Её он опустошил только наполовину, осторожно зыркая по сторонам. «Буханка» действительно пробиралась по лесной дороге, жалобно скрежеща убитым движком, спотыкаясь на высовывающихся из земли булыжниках, выбоинах и сосновых корнях, натужно завывая на сыпучих песчаных косогорах у лесных ручейков. Первое впечатление не обмануло – природа вокруг ясно указывала то ли на Карелию, то ли то ли даже на Колу. Он пригляделся – нет, в просветах между деревьями ни по ту, ни по другую сторону не видно низких цепей Хибин. Значит, скорее всего, не Кольский. Возможно, где-нибудь в районе Кеми или даже Кандалакши?
Кроме него, в салоне «буханки» сидели трое, да ещё один устроился на переднем сиденье, рядом с водителем – это он и отдавал распоряжения с зауральским акцентом. Все спутники – крепкие мужчины, в приличной городской одежде, на первый взгляд – без оружия. Хотя, неизвестно что у них спрятано под полами мешковато сшитых пиджаков...
Поездка не затянулась. Примерно через полчаса выматывающей душу трясучки машина остановилась. Один из конвоиров, тот, что давал Виктору флягу, натянул ему на голову полотняный мешок и в таком состоянии его, взявшись под локти, выволокли из машины, втащили на низкое крыльцо, попутно чувствительно приложив бедром о дверной косяк, и спустили, как тюк сюда, в сырую темноту погреба. Мешок убрали, вкратце объяснили «правила внутреннего распорядка» - «Параша в углу, жестяное ведро. Чистая вода в бидоне - хошь мойся, хошь пей, нам без разницы. Жрать захочешь – постучи, покормим. Зря не орать, за это в рыло. Света тебе не положено. Небось, приспичит на парашу – задницу и прочее хозяйство как-нибудь нащупаешь, гы-гы-гы....» Перед тем, как прочная, из толстых сосновых досок крышка опустилась, отрезая его от солнечного и всякого другого света, Виктор ещё раз услышал тот самый, уральский говорок: «приглядите за нашим гостем. И смотрите, чтоб ни-ни, чтоб волос с головы не упал! Я вернусь дня через три, тогда и поговорим…»
И всё. Люк захлопнулся, скрежетнуло железо – вероятно засов, «тюремщик» потопал сапогом по крышке. Виктор приподнялся, сел на нарах, прислонившись спиной к холодной, выложенной булыжником, стене. На пальцах осталась влага – подземелье, чего ж вы хотите.
Дело было швах. Разбить голову о камень? С разбегу может и получилось бы, а так – только потеряет сознание. А вернее, привлечёт шумом тюремщиков и добьётся только того, что его снова свяжут.  Попробовать сплести верёвку из ткани от рубашки и удавиться? Первую часть плана реализовать несложно и в темноте, а кот как добраться до люка, чтобы прицепить петельку – на его-то ногах?
…да, похоже, свой шанс он упустил – тогда,  Вологде. Виктор добрался кое-как до большого алюминиевого бидона, напился, ополоснул лицо и улёгся на нары, свернувшись калачиком. Теперь оставалось одно – ждать обещанные три дня. Ждать – и молиться о том, чтобы что-нибудь произошло. Неважно что – наводнение, пожар, обвалится крыша погреба, придавив его насмерть. Хуже чем есть, уже не будет.