1979 г., 1 октября,
Москва, центр.
День, которого ждали.
Эскалатор вынес меня наверх, в кубический, обрамлённый колоннами павильон станции «Кировская» - будущие «Чистые пруды». Стрелки на циферблате часов,  висящих на ближайшем столбе, показывают семнадцать тридцать две. Значит,  можно не торопиться - Главпочтамт в двух шагах, на улице Кирова, идти до него никак не больше трёх минут. Я обошёл павильон, пересёк трамвайную линию и уселся на полукруглой скамейке возле памятника Грибоедову.  Слева, за низкими гранитными ступенями шумел Чистопрудный бульвар, в большой луже (днём прошёл дождь) купались воробьи и копошились двое малышей с игрушечным корабликом. Оставалось время привести в порядок мысли и напоследок, ещё раз, обдумать ситуацию.

После жуткого происшествия с фарцовщиками Аст пропал на три дня – он не появлялся в школе, не брал трубку, не открывал дверь, когда я десять минут к ряду жал на кнопку звонка. На одиннадцатой вышла его мама – напуганная, с больными глазами – и сказала, что «Серёжа неважно себя чувствует, но скоро обязательно поправится, а пока, пожалуйста, не надо его беспокоить…»   Уходи, откуда пришёл и оставь нас в покое – читалось в её словах.
Я ушёл – потрясение, конечно, ему выпало неслабое, но психика у парня крепкая, отойдёт. И действительно, на пятый день Серёга появился в школе – осунувшийся. Сгорбленный, не человек – тень самого себя. Когда я подошёл, чтобы поздороваться – испуганно вскинулся, но всё же справился. На ближайшем уроке мы сидели вместе, а после обеда вовсю упражнялись с арматуринами в школьном дворе  - ни на «спецдачу», ни к театралам ехать пока не стоит.

В тот день, поздно вечером, когда мы отвезли Илзе и Серёгу на конспиративную квартиру (не по домам же им ехать в таком состоянии, пусть отойдут, примут крепкого - глядишь и утешат друг друга в постельке), я задал Кармен вопрос, не дававший мне покоя:
- Слушай, а зачем ты заставила их пристрелить фарцовщиков?
Кубинка недобро усмехнулась.
- Эту вашу Илзе и заставлять не пришлось, а вот твой друг… Знаешь, что такое – «проверка кровью»? Это ведь не только в американских фильмах про мафию. Дела у нас намечаются серьёзнее некуда, и каждый из нас, должен быть уверен, что ни у кого из группы в критический момент не дрогнет рука.
- Но почему не меня тогда?..
Кармен задумалась – впрочем, ненадолго.
- Во первых, в этой истории твоей вины нет. Наоборот, ты поступил вполне грамотно – передал информацию и стал ждать решения. А во вторых… тебе ведь уже приходилось убивать?
Я кивнул. Сказанное  кубинкой мне категорически  не понравилось. Во-первых, прошлогодний покойник не в счёт. Я тогда защищался, а убить того, кто пытается засунуть тебе под рёбра перо – это, согласитесь,  совсем не то, что  хладнокровно застрелить беззащитного человека, только чтобы зачистить следы. А во вторых… кто, как не я собирается нарушить все мыслимые правила, и сделать это совершенно сознательно? Утаенная от генерала записка «шефа-Десантника» – это вам не какие-то жалкие фарцовщики. А если учесть, что я собираюсь и дальше действовать тайком, например – в одиночку идти на Главпочтамт…
Ну не поворачивался у меня язык позвать Аста с собой, хотя он, конечно, согласился бы. И не потому, что не могу на него полагаться, а  потому, что если Аст спросит, скажу ли я об этом генералу – я не буду знать, что ответить.  Ведь, строго говоря,  и с фарцовщиками можно было бы разобраться своими силами. Никуда бы эти два придурка от нас  не делись, а Илзе, глядишь, и не пришлось бы уезжать из Москвы…
То-то и оно, что не пришлось бы. Нет, не хватило бы у нас двоих решимости. Жесткости не хватило бы, вот что. Кишка тонка, товарищи комонсы. Белоручки вы, чистюли.
А вот у Илзе, пожалуй, хватило бы. Впрочем, чему тут удивляться – после того, что сотворили с ней эти два ублюдка…
- Кстати, насчёт Илзе: ты действительно собираешься сохранить её отпечатки на стволе?
Кармен посмотрела на меня с изумлением.
- Смысл? От  трупов на даче остались одни обгорелые кости, пальчики для сличения с теми, что остались на обрезе, снять неоткуда. Гильзы я забрала, остались разве что пули – но их опознать нелегко, больно уж ствол нестандартный, да и пули запросто могли расплавиться, я нарочно тела бензином полила, чтобы уж наверняка. А пакет с обрезом – это чтобы она запомнила накрепко и не вздумала бы фокусничать.
В этом вся Кармен – очаровательная девушка, отличный товарищ – и вместе с тем, и хладнокровная, расчётливая убийца. Незаконная дочь Команданте Че, если кто не помнит…

Звякнул на повороте трамвай. Я взглянул на часы – ого, уже семнадцать-пятьдесят одна, до назначенного времени осталось всего девять минут.
Я торопливо поднялся со скамейки, машинально провёл ладонью по левой стороне груди, где под курткой ощущалась непривычная - пока ещё непривычная! - тяжесть кобуры с «Вальтером».
Пора.

Отредактировано Ромей (23-01-2021 22:20:22)

Сидящая за стеклянной перегородкой сотрудница почтамта, тётка неопределённого возраста, неприязненно буркнула – «паспорт, давайте, мущщина». Я протянул ей документ. Она даже не подняла на меня взгляд, чтобы сверить фотографию с оригиналом – оттого я из всей её внешности рассмотрел лишь одутловатые руки и жиденькие пергидролевые волосы,  уложенные в непритязательный пробор. Она посмотрела подсунутый ей паспорт, буркнула «ждите», повернулась на стуле и упорхнула куда-то вглубь. Вернулась через пару минут и сунула в полукруглое окошко паспорт с вложенным в него конвертом – «получите, мущщчина…» На то, что клиенту едва исполнилось шестнадцать, ей было плевать, на службе для неё существовали лишь две категории: «мущщчина» и «женщина». Ко второй мы с альтер эго явно не относились, так что, осталось только принять подношение и, буркнув «спасибо», отойти от стойки, ознакомиться  с посланием.
Содержимое конверта оказалось лаконичнее  даже пресловутой записки – два слова – «зал переговоров»  и время -18.15 -  и фамилия. Моя фамилия. Что ж, всё яснее ясного – «шеф» намерен пообщаться со мной по телефону

Так оно и вышло. Ровно в 18.15 (я не отрывал взгляда от больших часов над входом в переговорный зал) из-за стойки раздался женский голос: «Абашин, в тринадцатую кабинку, разговор заказан…» Я торопливо вскочил и поспешил к дальнему концу зала, к белой табличке с номером «13», красующейся над старомодной дубовой дверью.
Сначала в раздались гудки, телефонной барышни – кажется, той самой, из зала – невнятно заявил: «соединяю», и в трубке прозвучало отрывистое, телеграфное: «Бобров переулок, идите по левой стороне до угла первого дома.  Если вы будете не один – встреча не состоится». И – снова гудки, на этот раз, частые.
Бобров переулок – это не больше полусотни метров в сторону метро. Я обогнул закруглённый угол дома  с высоченными колоннами на уровне третьего этажа, миновал высокие застеклённые двери с красующейся сбоку табличкой «ВНИПИОАСУ» - какое-то учреждение, институт? Помнится, в девяностых тут располагалась академия живописи Ильи Глазунова.
Я повернул влево и углубился в переулок, то и дело озираясь на ходу в поисках незваных попутчиков. Их, как ни странно, не было видно - и это внушало беспокойство. Как  хотите, а мне не верилось, что загадочный «шеф» оставил меня без присмотра – я на его месте поставил бы соглядатая прямо в зале для переговоров, с инструкцией понаблюдать, нет ли у того, что выйдет из кабинки номер тринадцать, нежелательной компании. В залах Главпочтамта полно народу, поди пойми, кто из них – помощник Десантника. К тому же, таинственный  «шеф» мог использовать втёмную и обычных людей – заплатить, к примеру. Впрочем, если он и рисковал, то минимально. Даже если бы я явился на Главпочтамт не один, расчёт в любом случае, был лишь на телефонные переговоры, максимум – на осторожную слежку. Но кто же мог предположить, что «шеф-Десантник» не станет откладывать встречу в долгий ящик и назначит её прямо сейчас? Вполне разумно, кстати: к операции захвата противник не готовился и меры принять никак не успевал,  а импровизация в такого рода делах – гарантия неминуемого провала. Сам же «шеф» имел достаточно времени на подготовку - наверняка он продумал и варианты отхода и прикрытие себе обеспечил. В здешних переулках и проходных дворах сам чёрт ногу сломит, а если учесть ещё и чердаки старых доходных домов, сплошь и рядом, сообщающиеся между собой, и не забыть о и разветвлённых подземных коммуникациях, изрядная часть которых прорыты ещё при царе Горохе…
Взгляд на часы - из отведённых мне семи минут прошло только пять. Народу вокруг не то, чтобы много, но и безлюдным переулок не назовёшь – навстречу мне торопливо шагает интеллигентного вида мужчина лет сорока с портфелем, зажатым под мышкой, вслед за ним мамаша толкает коляску, дальше – трое молодых людей, по виду студентов, что-то громко обсуждают  на ходу. Я внезапно вспотел, осознав, что прямо сейчас, в эту самую секунду за мной наблюдают, примериваются – а я ничегошеньки не могу сделать, потому что понятия не имею, откуда исходит предполагаемая угроза. А потому, делаю то, что в иной обстановке сам назвал бы несусветной глупостью:  останавливаюсь, присаживаюсь на корточки и, делая вид, что затягиваю шнурок ботинка, перекладываю (незаметно, как мне хочется думать  «Вальтер» из наплечной кобуры в карман куртки. Остро захотелось передёрнуть затвор, но пришлось сдержаться - казалось, в тишине переулка металлический лязг прозвучит, подобно громовому раскату.
Я выпрямился. Колени вдруг стали ватными, пальцы скользили по мокрой рукояти пистолета.  Неужели я настолько струсил? Всё, соберись, соберись! Вокруг люди, средь бела дня Десантник не решится на резкие действия – да и зачем ему это, если подумать?
До угла дома – пятнадцать шагов.
Десять. Семь.
- Не стоит так нервничать, Евгений Борисович  - зазвучал за моей спиной мягкий голос. От неожиданности я споткнулся н и едва не полетел с ног.
– Право же, вам ровным счётом ничего не угрожает.  – давешний интеллигент с портфелем смотрел на меня иронично и чуть укоризненно. - Как дойдёте до конца дома, поверните влево, во двор. Там мы сможем побеседовать без помех.

Отредактировано Ромей (24-01-2021 17:59:16)