- «Объект» прибыл в Гармиш-Партенкирхен вчера под вечер, рейсовым автобусом из Мюнхена.
Связник потягивал пиво, неторопливо роняя слова на французском.
- Переночевал в отеле «Рисерзе» - превосходное, кстати, место, на берегу озера, - утром сдал номер, оставил свой багаж в камере хранения отеля и отправился бродить по городу. Его вели, конечно. Внимательно приглядывался к частным домам старой постройки. Вот адреса тех, на которые он обращал особое внимание.
Связник взял меню, рассеянно просмотрел, вернул на место и сделал знак кёльнеру. Толя в свою очередь завладел книжечкой в бордовом сафьяновом переплёте и принялся внимательно изучать список горячих закусок. К тому моменту, когда служитель подошёл к столику, записка – сложенная вдвое четвертушка тетрадного листа – была уже у него в рукаве.
Некоторое время они наслаждались вкусом обжаренных в пряностях куриных крылышек и тёмного баварского пива.
В списке отдельно помечены три дома, куда он зашёл и беседовал с хозяевами. Особого внимания заслуживает третий – после посещения, «объект» около часа прогуливался по городу, после чего, вернулся, зашёл в маленький пансионат напротив и снял там комнату на втором этаже. Мы проверили – её окно как раз выходят на фасад упомянутого дома, так, что из него видны и парадное крыльцо и боковой, чёрный ход. Дело было три часа назад, с тех пор «объект» не покидал своей комнаты.
- Кто хозяин дома? – осведомился Толя.
- Некто Рихард Нойбергер, пятидесяти семи лет, пенсионер. Довольно примечательная личность – во время войны служил в дивизии «Эдельвейс». По вечерам играет на скрипке и рояле в одном из городских ресторанов, домой возвращается обычно около двух часов пополуночи
- Тапёр?
- Именно. Его рабочая смена начинается… - связник посмотрел на часы, – Через два часа. Есть основания полагать, что в его отсутствие «объект» попытается проникнуть в дом.
Толя кивнул.
- У вас должна быть для нас посылка…
- Она уже в вашей машине. Всё, как договорились.
Связник опустошил кружку – высокую, из облитой керамики, с откидной оловянной крышкой.
- Подождите минут десять, и уходите. Связь – по установленному каналу. Если что-то понадобится срочно – позвоните из телефона-автомата на номер три-двадцать девять-пять, вам ответят.
Он положил на столик купюру в десять марок, сделал знак кёльнеру и направился к выходу.
Из узкой щели между косяком и чердачной дверью на ступеньки падал слабый оранжевый отсвет электрического света. Толя тронул пальцем массивную железную петлю, понюхал и прошептал едва слышно:.
- Машинное масло свежее. Похоже, смазали только что…
Напарник кивнул и толкнул дверь. Тишина. Лампочка без абажура свисает с потолка; из глубины чердака доносится какое-то копошение.
Толя шагнул вперёд, подняв «Зиг-Зауэр» с навинченным на ствол глушителем. Двигался он плавно, профессионально-мягко, но рассохшиеся доски под его подошвами заскрипели бы, наверное, даже под кошачьими лапками. Мгновение мёртвой тишины, прерываемое лишь тяжёлым дыханием – и всё заглушил раскатистый грохот. тёмная фигура, метнувшаяся из угла чердака, зацепила составленные в ряд у стены старые лыжи, и те повалились на пол, поднимая клубы пыли и мелкого мусора. Фигура взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие – и повалилась спиной вперёд. Новый взрыв грохота, треск, невнятные проклятия - и напарники, не сговариваясь, прыгнули в пыльную завесу.
Толя осторожно выглянул из чердачной двери. Ни звука, ни скрипа дверей, ни шагов – похоже, никого из соседей не встревожили звуки отчаянной потасовки, разгоревшейся на чердаке герра Рихард Нойбергера.
- Ну, что там? – раздалось из глубины чердака.
- Вроде, тихо. Сам-то как, глаз цел?
- Вроде, да. Напоролся на лыжную палку, щёку пропорол…
Напарник прижимал к лицу окровавленный платок. В ногах у него трудно копошился человек, с головой, замотанной пыльной мешковиной и связанными за спиной руками.
Толя поднял с пола деревянную, со стальными, поржававшими кантами, лыжу.
- Экое старьё… неужели на таком кто-то ещё катается?
- Какое там! - напарник отнял платок от лица, негромко выругался, прижал обратно. – Никак не остановится, чтоб её… А лыжа – ещё времён войны. Здесь тогда была база подготовки «Эдельвейсов» - видишь, эмблема?
И ткнул пальцем в полустёртый белый контур цветка на носке лыжи.
- Точно, хозяин дома тоже в горных егерях служил. - согласился Толя. – Видать, на память хранит.
- Или туристам толкает, как антиквариат. Там ещё парочка армейских ледорубов, ранцы… Чего теряться-то?
Связанный глухо замычал и поджал ноги. Толя несильно пхнул его ногой и выглянул в слуховое окошко чердака.
- Темнеет, хорошо… и снег пошёл, густой – то, что нужно. Готовь этого лишенца, я тачку подгоню к чёрному ходу – запихиваем в багажник и валим. Бутылку какую-нибудь поищи, наберём внизу воды, промоешь рану…
- Переживу как-нибудь. - напарник поморщился и рывком вздёрнул связанного на ноги. Тот что-то протестующе забормотал, но лёгкий тычок кулаком под рёбра пресёк эту попытку. – Ну что, «Линия Девять», пошли? А то вас уже заждались.
- Что-то он задёргался… - Толя наклонился к пленнику. Тот извивался как червяк, которого насаживают на крючок. – Дай-ка я мешок сниму, как бы не задохся.
Из-под мешковины показалась мокрая от пота физиономия и всклокоченная шевелюра. Мужчина пытался что-то промычать сквозь забитый в рот кляп, дико вращал глазами и мотал головой.
- Вроде, указывает туда. – напарник кивнул на большой сундук, полускрытый под развалившейся грудой лыж. – Ты что, хотел что-то из него достать?
В ответ пленник замычал ещё сильнее.
Толя подёргал крышку – сундук был закрыт. Тогда он извлёк из кармана швейцарский армейский нож и наклонился к замку. Металлический щелчок, и он поднял крышку.
- Ну, что там? – пораненный вытянул шею, стараясь заглянуть через плечо напарника.
- Вроде, вещмешок. - Толя извлёк на свет небольшой, сильно потёртый кожаный рюкзак. – Тяжёлый, килограммов семь-восемь. Да что ты завёлся-то?
Связанный бился так, словно его поджаривали на сковородке. Лицо его побагровело, налилось тёмной венозной кровью. Толя щелкнул, открывая лезвие ножа. Скрипнула разрезаемая верёвка.
- Какая-то круглая хрень… - он извлёк из рюкзака предмет размером с мяч, замотанный в шинельное сукно цвета фельдграу. - Ну-ка… сейчас… ох ты ж!...
Напарник выматерился и отнял руку с платком от рассечённого лица. Струйка крови побежала по щеке, закапала на куртку, но он словно этого не заметил.
- Ни хе... себе!
В руках у Толи сверкал, преломляя слабые отсветы электрической лампочки, поразительный предмет - прозрачный, словно выточенный из сплошного куска какого-то прозрачного минерала человеческий череп.
Он обернулся к «Линии Девять».
- Ну и что это значит?
Тот затих, обмяк в руках державшего его оперативника.
- - Смотри-ка ты, забыли спороть осталась… - Толя повертел в пальцах пришитую к сукну пуговицу из тусклого белого металла. - Вроде, цветок… тоже, что ли, «Эдельвейс»?
Ответа не последовало.
Ладно, не хотите – не надо. – Он тщательно завернул находку в обрывок шинели и упаковал обратно в рюкзак. – Давай, поднимай его, пора убираться, пока кто-нибудь сюда, в самом деле, не заявился…