(продолжение)

Это подействовало.

Юрген сел и, набычившись, упёр глаза в дочь:

— Ну? — уже почти спокойно спросил он, вернувшись к русскому.

— Петер из хорошей семьи. Его отец, герр Шнайдер, предприниматель. У него очень богатая строительная фирма. Мама очень милая женщина. Она приняла меня, как родную, — услышав это, Марина хмыкнула, поджала губы, но ничего не сказала, хотя весь вид её выказывал возмущение. Анна вздохнула и продолжила: — Родители Петера согласны на наш брак. Герр Шнайдер даже пообещал оплатить половину расходов на свадьбу. У него было лишь одно условие: мы не будем жить с ними.

Марина и Юрген переглянулись.

— Вот как? — процедил глава семейства. — А где будете? У нас?

Дочь одарила его торжествующим взглядом:

— А вот и нет! Мы будем жить с бабушкой! Она пообещала выделить нам часть из своей половины дома. И даже готова дать вторую половину суммы на свадьбу, но у неё есть одно условие.

Родители невесты снова переглянулись. На мгновение в комнате повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь тиканьем больших настенных часов. Предчувствуя взрыв, Юрген встал, подошёл к жене и положив ей на плечи руки, крепко сжал, словно хотел поделиться с Мариной частью своих душевных сил.

Это сработало: ухватив мужа за руки, как утопающий за спасательный круг, Марина набрала полную грудь воздуха и неожиданно спокойным голосом спросила:

— Вижу, у тебя всё схвачено и до мелочей продумано. А от нас тогда чего тебе надо? Свадебный букетик из моего магазина?

— Вот! Теперь мы подошли к самому главному! — нравоучительно подняла вверх пальчик Анна. Дело в том, что бабушкино условие касается тебя, мама. Она не хочет, чтобы ты была на моей свадьбе.

И снова стало тихо.

Так тихо, что Марине показалось, что она услышала биение собственного сердца.

Кровь запульсировала в висках, наполняя голову болью. Сдавило горло, во рту пересохло…

Юрген ещё раз сжал плечи жены и сказал на немецком:

— Повтори!

Виновато переводя взгляд с отца на мать, Анна повторила условие бабушки.

И опять повисла тишина…

Не выдержав, Анна наклонилась к матери и погладила её по колену:

— Мам, я потому и приехала, что хочу тебя там видеть! Понимаешь?

Марина не ответила.

Она сидела, уставившись на свои колени. На то место, где только что была рука дочери. А в голове проносились воспоминания: вот она впервые взяла дочурку на руки и жадно вглядывалась в её лицо, пытаясь понять, на кого она больше похожа — на неё или на мужа? Потом было первое купание. Они с Юргеном жили на съёмной квартире, состоявшей всего лишь из одной комнаты и малюсенькой кухне. Именно на кухонный стол поставили детскую пластмассовую ванну и, пока Марина держала дочь, Юрген — счастливый молодой отец, со всей ответственностью контролировал термометром температуру воды…

Воспоминания сменялись, как кадры немой киноленты: первый шаг, первый бант, первый школьный день — Анна тогда была единственная, кого мать, по русской традиции, повела первый раз в первый класс с букетом… И вот уже дочь выпускница школы. Последний школьный бал и сразу же они все трое прыгают, обнимаясь, когда узнали, что их Анютка была принята в университет…

— Ма-ам, ну ты что? — вывел Марину из забытья просящий тон дочери. — Мамочка, родная моя, — Анна кинулась ей на шею, — Я же потому приехала, что хочу, чтобы ты помирилась с бабушкой!

— Вот как? — наконец-то выдавила из себя Марина. — А мы и не ругались. Она просто выгнала меня из дома и из семьи. И, как видишь, я для неё до сих пор не существую.

— Так что же такое между вами произошло? — наседала Анна, — Бабушка о тебе вообще говорить не хочет, а ты только обещаешь, что расскажешь. Может, уже пора?

— Да нечего тут рассказывать, — вмешался Юрген. — Мы с твоей мамой в Москве познакомились, когда я там учился. Я тогда сразу влюбился, а она на меня даже не посмотрела. — Юрген погладил жену по щеке и вернулся в кресло.

— А почему тебе папа не понравился? — воспользовалась моментом Анна.

Марина грустно улыбнулась:

— Да понравился. Кому бы не приглянулся симпатичный белобрысый немец — добродушный и весёлый. Он тогда ещё так смешно по-русски говорил. Вот только я думала, что он девочку для забавы ищет. А у него, оказывается, серьёзные намерения были! — Марина снова улыбнулась, но на этот раз улыбка была тёплой и ласковой.

— Ну, а потом что было?

— Что-что… Поженились мы, вот что! — Юрген взъерошил коротко стриженные волосы, встал и начал мерять комнату шагами. — А мать не простила мне того, что я её разрешения не спросил. А я потому и не спрашивал, потому что знал — не позволит! Она мне в Хеннигсдорфе невесту присмотрела.

Вернувшись на место, Юрген снова перешёл на немецкий:

— Когда я вернулся домой с женой, твоя бабушка маму даже на порог не пустила! Мне условие поставила, мол выбирай: или мать, или жена. И плевать ей было, что мы уже тебя ждали! Вот я и ушёл. Потому что там, где нет места моей жене, нет и мне.

— Но ты же ездил со мной к бабушке почти каждые выходные!

Юрген виновато посмотрел на опустившую голову Марину:

— Ездил. Когда ты родилась, я позвонил матери, что у неё есть ещё одна внучка. Она тогда трубку бросила, а потом вдруг явилась ко мне на работу и пообещала денег, если я буду привозить тебя к ней в пятницу и оставлять на выходные. Нам тогда очень деньги нужны были на квартиру. Вот я и согласился. Но не сразу. Мы оба согласились, — Юрген кивнул в сторону жены. — Вот и вся правда. Могу добавить разве что то, что я пару раз пытался поговорить с матерью о Марине, но та ничего не хотела слышать. Сразу же хваталась за сердце и кричала, что я её смерти хочу. Ты даже не представляешь, какое облегчение для меня было, когда ты сама стала к бабушке ездить! — Юрген сорвался на кухню и почти сразу же вернулся с недопитой бутылкой вина и тремя бокалами. Раздал бокалы, налил всем вина и залпом осушил свой бокал.

— Так что, дочурка, похоже, теперь твоя очередь выбирать, кого ты хочешь видеть на свадьбе.

Спасибо, исправила!

(продолжение)
— Так что, дочурка, похоже, теперь твоя очередь выбирать, кого ты хочешь видеть на свадьбе, — Марина взяла свой бокал, бросила на мужа благодарный взгляд, отхлебнула и многозначительно посмотрела на дочь.

— Да не хочу я ничего выбирать! — крикнула Анна и так сильно ударила ладошками по столу, что звякнула посуда. —  Я хочу видеть вас всех вместе! — заявила она безапелляционно и обвела родителей глазами. — Короче: свадьба через два месяца, девятого сентября. Пригласительные привезу в другой раз, потому что мы пока не определились с тем, где будет банкет. В виде свадебного подарка я хочу мир между мамой и бабушкой. Ну, можете потом ещё что-нибудь присоединить, но главное желание я вам назвала. Так что, мамулечка, давай, начинай действовать, а я поехала. Мне ещё платье выбирать, — Анна поднялась и направилась к выходу.

Это вернуло ошарашенную «мамулю» к жизни. Она кинулась за дочкой:

— Ань, погоди! А с кем ты платье выбирать собираешься? Может, вместе пойдём?

— Я с девчонками договорилась. Мы в одиннадцать встречаемся на Курфюрстендамм. А ты потом его на свадьбе увидишь.

— Так ведь есть ещё время, куда ж ты так торопишься? — покачала головой Марина.

— Хочу ещё в книжный заглянуть. У Петера на следующей неделе день рождения, так я ему в подарок «Песнь льда и огня» в оригинале ищу. Не любит он переводы с английского читать. Всё, я пошла, — Анна приобняла мать, чмокнула в щёку и выпорхнула из квартиры.

Марина прислонилась к дверному косяку и рассеяно смотрела на дочь, пока та ждала лифт. «Как же быстро она выросла!», — промелькнуло в голове.

Юрген тихо приблизился, обнял жену за плечи и поцеловал волосы:

— Идём, ещё выпьем. Похоже, нам есть над чем помолчать…

​

Утро, так приятно начавшееся, было безвозвратно испорчено.

Супруги в полной тишине выпили ещё вина. Говорить было излишне — они оба понимали, что дочь требовала от них невозможного, потому лишь время от времени бросали друг на друга печально-сочувствующие взгляды, пока бутылка Рислинга не опустела.

​

Весь уикенд прошёл под покровом грусти.

Что бы не пытались делать Марина и Юрген — рассматривать семейные альбомы, гулять, вместе готовить — невысказанная боль довлела над ними и они, не сговариваясь, старались не смотреть друг другу в глаза и избегать упоминаний о предстоящей свадьбе.

Приход понедельника показался Марине спасительным, потому что можно было сбежать на работу от тягостного молчания и с головой погрузиться в дела магазина.

Цветочный салон, в котором она работала менеджером по закупкам, встретил её ароматами цветов, кофе, и весёлым гомоном продавщиц. Раздавая приветливые улыбки и ответные: «Халло!» и «Гутен морген!», Марина юркнула в свой кабинет.

Большое чёрное кресло привычно скрипнуло, принимая в свои объятья стройную фигурку хозяйки. Марина упёрлась локтями о массивный белый стол и положила голову на ладони. Густые волосы короткими чёрными струями стекли вниз.

Работать не хотелось: время шло, а она всё ещё не знала, как подступиться к исполнению желания дочери.

«Похоже, пора и мне порыдать в жилетку Гертруде», — вдруг решила Марина и потянулась к сумке за телефоном.

Подруга ответила сразу, словно ждала этого звонка. Одного только «Привет!» ей хватило, чтобы понять, что Марине нужна помощь. Не тратя времени зря, она лишь назвала время и место и отключилась.

Кое-как дотянув до обеденного перерыва, Марина подхватила сумочку и выпорхнула из салона. Благо, идти было недалеко.

Подруга уже ждала, допивая кофе по венски и листая в телефоне.

С Гертрудой — пятидесятилетней экстравагантной блондинкой на высоких каблуках, в обтягивающих джинсах, блестящем топике и модных очках Марина познакомилась более двадцати лет назад. Именно она помогла Марине устроится в цветочный салон. Правда, тогда всего лишь продавщицей. В тот дождливый сентябрьский день сердобольная немка не смогла пройти мимо беременной женщины, плачущей на скамейке из-за того, что её в очередной раз не захотели брать на работу.

Заметив Марину, фрау Фишер вскочила и с громким:

— Вау! Кого я вижу! — кинулась к подруге с объятиями. — Отлично выглядишь! — воскликнула она, разглядывая Марину, как выставленный в витрине манекен. — Вот видишь, как тебе идёт чёрный цвет! Не зря я тебя уговаривала покраситься.

Вдоволь насмотревшись, Гертруда заказала на двоих шоколадные тортики, чай с лимоном и имбирём и потянула Марину к своему столику.

— Ну, давай, рассказывай скорее, что у тебя приключилось, а то я сама опять плакаться начну.

— Что, снова в телефоне Ральфа любовную смс прочла?

— Да если бы только смс! — махнула рукой Гертруда и стала искать в сумке бумажные носовые платки. — Я как раз тебе звонить хотела. Представь, я его у нас дома с девкой застала! — Гертруда шмыгнула носом, промокнула глаза и утёрла попавшие в очки слёзы. — Ладно, давай ты первая будешь плакаться. Ты же раньше дозвонилась.

Марина кратко изложила суть визита дочери, не тратя слов на связанные с реализацией проблемы: об отношении к ней свекрови Гертруда знала давно и с подробностями.

— Ну, и что мне теперь делать? Послать на свадьбу Юргена, не ходить вообще никому из нас или же, наоборот, назло всем явится и делать гордый и независимый вид, игнорируя косые взгляды родственников?

— Ох, дорогуша… Тут что не сделай — всё плохо! — Гертруда громко высморкалась, и набрала на ложку большой кусок торта. — Слушай, а, может, я с ней поговорю? Мои оболтусы тоже женились, не поинтересовавшись моим мнением. Но ничего, живём. Хотя жена Штефана мне много крови выпила!

— Ну, не знаю…, — задумалась Мартина, — Да и понятия не имею, как к этому Юрген отнесётся.

— А зачем ему вообще об этом знать? — вдохновилась своей идеей Гертруда. — Ты скажешь мужу, что меня Ральф бросил, хотя это не он меня бросил, а я его выгнала, но это ведь не важно, да? — фрау Фишер заглянула в глаза подруги, прижав её руку к столу. — Значит так: скажешь Юргену, что проведёшь эти выходные у меня. Ну, что я в рыданиях, нуждаюсь в утешительнице и собутыльнице. Тем более что это почти правда, — тоном, не терпящим возражений, заявила Гертруда, явно взявшая инициативу решения проблем семейства Майер в свои руки. — Я узнаю, где живёт эта старая ведьма и сниму нам номер в отеле как можно ближе к её дому. В пятницу приедешь ко мне часам к пяти, к твоему приезду я как раз успею забирать машину из сервиса. Переночуем в отеле, с утра походим по окрестностям, развеемся немного, а потом я одна пойду к твоей свекрови и попробую всё уладить. Я ж прирождённый дипломат!

Марина тяжело вздохнула. Хоть ей и не понравилась эта идея, но ничего более путного в голову не приходило. «Да и кто знает? — подумала она. — Вдруг что-то дрогнет в душе «Железной Мэри»? Смогла же Гертруда тогда, двадцать два года назад, убедить хозяина цветочного салона принять отчаявшуюся найти работу русскую…».

— Я буду у тебя дома в пятницу, — пообещала Марина, допила чай и, ткнувшись губами в щёку подруги, понеслась на работу.