– Шпана… – она сглотнула режущий комок в горле, и тяжело улыбнулась – закурить попросили.
– Где?.. Я немедленно вызову группу…
Он заметался в дверях. Она следила за ним одним открытым глазом, не в состоянии уже лишний раз шевелить головой. Поддерживающие во время дороги силы, стремительно оставляли ослабленное кровопотерей тело. Что за дрянь ей вкололи? С обычным транквилизатором она бы справилась.
– Я разве не сказала… в городском парке... Там уже никого нет. Может, предложите войти?
– Да, конечно, проходите, пожалуйста. Извините за растерянность, всё это так неожиданно ….
Карпович подскочил к ней, поддерживая под руки, помог зайти в квартиру.
Видя, что она в любой момент может упасть, он бестолково суетился вокруг, не представляя толком, с какой стороны удобней подступиться.
– Проходите сюда, на кухню. Я сейчас наберу воды, попробуем что-то сделать, пока приедет врач. Сейчас я позвоню, и будем приводить Вас в порядок.
– Не надо врача...
В ослабевшем голосе неожиданно прозвучала каменная решимость. Удивлённо посмотрев на неё, он замер с трубкой радиотелефона в руке.
– Как не надо? Не понял… Почему?
– Я сказала, не надо врача... Вы хотите, чтобы я ушла? Можете сами помочь, – помогайте.
Карпович растерянно двинул плечами, положив трубку, вернулся к ней назад. Аккуратно поддерживая под локти, усадил посреди просторной кухни на стул, с высокими изогнутыми подлокотниками, как у кресла, и побежал в ванную. Вернувшись с тазиком тёплой воды и двумя полотенцами. Смочив одно из них, он осторожно стал протирать с лица, уже запёкшуюся кровь. Попытался отмочить волосы. Не выдержав, Наташа тихо застонала:
– Осторожно, у меня голова сзади разбита.
Опустив руки, он беспомощно смотрел на неё:
– Может быть сотрясение мозга, это очень опасно. Когда это случилось? Времени много прошло? Я считаю, всё-таки нужно вызвать врача.
– Вы, наверное, не поняли... Тема врача закрыта, и больше не обсуждается.
Зная возможности своей бывшей конторы, она не хотела оставлять, даже теоретически возможных следов. Приплетать к этому делу врача с Карповичем, рисковать и их жизнями, ей не хотелось.
– Ну, тогда потерпите немного, я попробую хотя бы кровь оттереть.
Не обращая внимания, на испачканный белый костюм, всё чаще смачивая полотенце, он стал промокать ей голову. Грязная, вперемешку с кровью, вода потекла по бушлату на пол. Под стулом начала скапливаться лужа. Немного размочив ссохшиеся потёки в волосах, Карпович принёс из ванной комнаты небольшую баночку с перекисью водорода. Осторожно прикасаясь пальцами к её подбородку, он поворачивал послушную голову, щедро поливая перекисью, места с запёкшейся кровью.
     Он несколько раз менял полотенце, бережно отводя и протирая густые рыжие пряди. Наклонив девушке голову, приподняв очищенные волосы, он вылил часть флакона на большую, прорубленную острым ребром бетонной плиты, шишку. Раствор зашипел и вспенился. Наташа тихо ойкнула и едва не сползла со стула.
– Давайте теперь… плечо. Нужно быстрее остановить кровь.
Карпович наскоро вытер большую лужу под стулом. Таз с грязными полотенцами, не глядя, отодвинул ногой в сторону. Теперь он начал внимательно рассматривать заскорузлый от застывшей крови бушлат. Правую руку удалось освободить легко и быстро, с левой возникли проблемы. Разбухший и задубевший рукав упорно не хотел расставаться со своей добычей. На мгновение Карпович запнулся.
– Куртку тоже придётся снимать.
Наташа согласно кивнула. И его горячие ладони скользнули под куртку. Ей пришлось приподнять и отвести назад правую руку, чтобы он смог стянуть рукав.
На наклонившегося Карповича, пахнуло влажным жаром молодого женского тела. Запах пота и крови… Под расстегнутой камуфлированной курткой, на мгновенье, прикоснувшись, он почувствовал горячую, почти жгучую упругость тяжёлой груди. От нахлынувшего волнения у него пересохло во рту, и совсем некстати, затряслись руки.
     Остатки терпкого аромата духов, не смог перебить даже резкий запах крови и пота. И он медленно стал наливаться пунцовой краской. Теперь он непозволительно долго провозился с ремнями от скрытой кобуры. Но вот и она свалилась на пол.

     Огромная, и наверное, днём очень светлая квартира, была погружена в полумрак. Но уюта это не прибавляло. Ловя отблески от хромированных частей мебели, и блестящих прямоугольников плитки Колмыкова невольно жмурилась. Кухня своей стерильностью и богатством, больше напоминало больничную палату для ВИП персон. 

     Из ящика кухонного гарнитура, стоящего вдоль стены в одном ряду с мойкой и электроплитой, Карпович достал короткий узкий нож. Маленький дрожащий блик стремительно заиграл на отточенной поверхности.
     Изрядно провозившись, ему удалось, наконец, сдёрнуть изрезанный вдоль и поперёк, прилипший к куртке и телу, бушлат. От боли Наташа вскрикнула, лицо её побелело, по щекам поползли слёзы. Зато и с курткой, лишённой рукава, теперь стало проще. Проливая перекисью засохшие места Карповичу удалось, быстро очистить от них рану.
     Высвобождая заправленную в брюки куртку, ладони сами скользнули вниз по гладкой влажной коже. И теперь ощущая близкую теплоту плотных сильных бёдер, он старался и никак не мог разжать рук, охвативших её талию. Он чувствовал на щеке быстрое неровное дыхание, и молча сходил с ума, от одной близости к этой женщине.
      Его состояние передалось и ей. Сквозь розовую пелену проваливающегося сознания, Наташа скорее почувствовала, чем увидела огонь его сметенного взгляда, ощутила дрожь отяжелевших рук. Подняв усталые, полные слёз глаза, с трудом покачала разбитой головой.
– Мне сейчас не до этого, полковник …. Не надо.
Карпович готов был провалиться от стыда. И тонкая эластичная ткань спортивных штанов, помогать ему в этом явно не собиралась. Чтобы не маячить перед глазами, он зашёл чуть сбоку. Стараясь не смотреть на её грудь, укрытую только тонкими почти прозрачными лепестками лифчика, залитого потом и порыжелой сукровицей, Карпович стащил за остающийся рукав пропитанную кровью куртку.
– Это уже не отстирается… – он кинул её в таз с грязными полотенцами, - к тому же, порезана. Я дам тебе новый костюм.
– У нас разный размер.
– Ничего страшного, подвернём рукава, – он говорил хриплым чужим голосом, старательно отводя от девушки взгляд. В запачканных кровью, приспущенных камуфлированных штанах, в одном, когда-то белоснежном лифчике, она сидела у него на кухне, устало откинувшись на спинку стула. С запутанными слипшимися волосами, нервно подрагивающими ресницами вокруг потемневших глаз, с этим прерывистым хрипом, тяжело вырывавшимся из сухих и потемневших малиновых губ – она всё равно была очень красива.
     Продолжавшая стекать с потревоженного плеча кровь, капала с бессильно опущенной руки на пол, заливая красивыми разводами блестящую композитную плитку. У него опять перехватило дыхание.
     От страстного желания подхватить её безвольное, податливое тело на руки, уложить на кровать, заботливо укрыть тонким пуховым одеялом, у него подкашивались колени и предательски плыла голова. Слабый женский голос, вывел его из этого состояния.
– Ну, что Вы стоите... Помогите... Я не могу с одной рукой …. Нужно раскрыть края и обработать рану.
У неё опять кружилась голова. Она уже почти шептала.
– Давайте быстрей… я могу отключиться. Я потеряла много крови …. Надо наложить повязку… – голова её обессилено свесилась на грудь. Карпович быстро обработал перекисью опухшее разорванное плечо, наложил на длинный, широко разошедшийся порез толстый кусок сложенного в несколько слоёв стерильного бинта. Плотно стянул накладной повязкой. Кровотечение уменьшилось. Кровь перестала заливать пол, но на тампоне, хотя и медленно, продолжало набухать ярко-алое пятно.
     Раздался тихий стон. Новоиспечённый лекарь отступил на полшага, ещё раз оглядел результаты собственной работы, и бросился к холодильнику. Завернув в сухое полотенце кусочки льда из морозильной камеры, он расстегнул и приспустил ей брюки, приложив холодный компресс, на зловещую лилово-синюю тень, расползшуюся по левому бедру.

Знаете тут я спорить не буду. Когда читатель говорит "мне не нравится" он всегда прав и честен с автором. Потому что лично ему это не нравится. Тут возможны два варианта, автор просто прошляпил этот момент, или наоборот написал именно так, потому что ему нравится именно так. В данном случае второй вариант. Я отлично видел эти некоторые корявости - над "силами покидающими тело" сидел вообще минут десять, возвращался, но оставил именно так. Почему? Предложенные вами варианты безусловно правильнее и возможно более удобоваримые на слух... но именно поэтому я от них отказался. Это придаёт избыточную правильность и монотонность чтению:

Она следила за ним одним открытым глазом, уже не будучи способной лишний раз шевелить головой

Всё предельно разжёвано и безупречно грамматически выложено, тут не поспоришь. Но мне читать такое скучно. Мой вариант быстрее, корявее и может поэтому мне более интересен. Но тут на любителя.

Силы, поддерживавшие во время дороги, стремительно оставляли тело, ослабленное кровопотерей

То же самое. Если все предложения будут выстроены так безукоризненно правильно, чтение мне быстро надоест.
Тут гвоздь программы в том, что больше придётся по душе массовому читателю. Ваша правильность, или моя корявость. Если ваша, значит мне просто не повезло, мои пристрастия не совпадают с интересами массового читателя.
Я пытался под них подделаться - ничего не вышло, вообще ничего не пишется.
Сколько людей, столько может быть и мнений на тему, как лучше писать - как художник Шолохов, или как скопец Стругацкий. Вкусы у всех разные и тут доказывать что-либо бесполезно. Мне нравится писать именно так. Но за высказанное мнение большое вам спасибо. Статистика тоже важна, может она когда-нибудь и сможет переломить и поменять мнение человека на другое.
Вообще, ваше сообщение очень правильное. А то некоторые начинают - "у автора неправильно написано", а когда начинаешь разбираться, что же неправильно - оказывается человек вообще не в теме. Он судит "интуитивно, как обыватель" о вещах о которых можно судить только зная их.

Отредактировано КАРИАН (24-04-2021 22:56:46)

Он стоял на коленях, на грязном полу, не в силах больше совладать с собой, целуя её ослабевшие руки, так и не отмытые до конца от крови, не обращая внимания, что его белоснежный спортивный костюм, продолжает пропитываться несмываемой кровавой чернотой. Колмыкова очнулась.
– Вы поможете мне добраться в Восточный? Мне ненужно здесь оставаться. Это небезопасно, ни мне, ни Вам. 
– Я всё-таки думаю тебе лучше отлежаться ночь, а утром я отвезу.
– Не надо. Мне нужно на базу, как можно быстрее. Там единственное безопасное место.
Заглянув в её остывшие пустые глаза, он понял, что спорить бесполезно.
– Хорошо. Я вызову сейчас дежурную машину и поеду с тобой.
Он опять схватился за трубку радиотелефона:
– Дежурный. Говорит Карпович. Машину, ко мне домой… Срочно… Что?! Давай вездеход… На всю ночь... Всё!
Он принёс новый милицейский камуфляж серого цвета, с большой вышитой звездой на узорчатых генеральских погонах.
– Давай будем переодеваться. Машина будет минут через десять.
Она, покосилась на свои расстегнутые брюки и с трудом поджала недовольные губы.
– У тебя на ноге огромная гематома… Хотя бы куртку одевай, и бушлат новый.
Он помог ей встать. Осторожно общими усилиями одели куртку. Через шею перекинули перевязь для руки. Достав из бара тёмную пузатую бутылку настоящего французского коньяка с Земли, Карпович наполнил широкую рюмку на короткой толстой ножке.
– Выпей, Наташа, станет легче.
Она послушно поднесла рюмку к губам и чуть не задохнулась. С трудом прокашлявшись, смахнула выступившие слёзы. Генерал, не отводя глаз, наблюдал за её движениями. Совсем недавно он мечтал открыть эту бутылку вместе с ней. Неужели только так могут сбываться самые сокровенные мечты?
     Он смотрел и не верил происходящему. Как это могло случиться? Здесь в Белоржечевске, где он едва ли не Царь и Бог…  И он ничего не может сделать для женщины… для женщины, которая для него значит больше всего на свете, больше собственной жизни.

     Коньяк помог. На какое-то время Наташе стало действительно лучше. Глаза заблестели, белизну щёки перекрыл густой болезненный румянец. Карпович буквально впивался в неё взглядом. Он забыл в этот миг обо всём. Хотел только одного – сидеть и смотреть… смотреть вечно на это лицо, ставшее таким родным за одну лишь встречу, за один проведённый вместе вечер.
     Хотелось вечно видеть этот нежный ровный овал, идеальную форму которого не смогла испортить даже безобразная и уже подсохшая ссадина. Видеть сердито поджатые, тонкие, почерневшие от укусов губы… тяжёлые полуприкрытые ресницы под слегка изогнутыми бровями. И глаза, эти волшебные глаза. Бездонные, как весеннее небо над Телуром… такие же чистые и ярко-синие. Несущие быструю гибель, и сулящие вечный рай. С золотистыми искорками, когда-то яркими и весёлыми, а теперь потускневшими, тревожными и усталыми. Которые навсегда лишили покоя его изголодавшееся по любви сердце.

     Раздался звонок домовой охраны. Дежурная машина прошла шлагбаум. Через минуту, по спутниковому телефону доложил о прибытии и сам водитель. Колмыкова послушно накинула бушлат. Надеть каракулевую шапку с украинским трезубцем наотрез отказалась.
– До машины дойду как-нибудь, не заледенею...
– Я, всё-таки, хочу тебя проводить до Восточного.
Она с усталой благодарностью посмотрела на него.
– Не надо, мой генерал. Поверьте, это не ваша игра. Здесь невозможно выиграть. Вам лучше ничего не знать, Вы и так уже многим рискуете.
Карпович нетерпеливо отмахнулся:
– Ладно, разберёмся... Скажи лучше, когда я тебя увижу?
– Не знаю. Будет всё нормально, позвоню сама.
Поддерживая за талию и забинтованную руку, он помог ей спуститься и сесть в машину.
– Может я всё-таки с тобой?
Она, молча, отрицательно качнула головой. Сил разговаривать оставалось всё меньше и меньше.
– Я буду ждать звонка…
Он склонился над ней, двумя ладонями взяв её голову, осторожно поцеловал в горячие растрескавшиеся губы:
– Я буду очень ждать ….
В полумраке бесшумно работающей машины, её глаза едва различимо мерцали невероятным потусторонним светом. Не выпуская из рук голову, он ещё долго смотрел в них, боясь поверить в то, что видит её в последний раз.

*  *  *

     В машине Наташа несколько раз теряла сознание. Лёжа на заднем сидении, она ясно различала только переходы от тьмы к свету, и обратно. Милицейский бронированный внедорожник, то и дело, включая сирену с проблесковыми маячками, нёсся вперёд, не останавливаясь. Из состояния полузабытья её вывел водитель, осторожно коснувшийся здорового плеча.
– Пани подполковник, пани подполковник, проснитесь. Приехали. Здесь солдаты…
Машина стояла на обочине перед блокпостом на развилке, у дороги, поворачивающей на Восточный. Повинуясь нажатию кнопки, тихо сползло вниз толстое стекло. Колмыкова поманила свободной рукой бойца, с нацеленным автоматом, настороженно наблюдавшего за машиной. Натасканным профессиональным взглядом, в тени караульного помещения, она заметила ещё одного, тоже с автоматом на изготовке. Непослушным голосом хрипло выговорила:
– Подполковник Колмыкова... Специальный отдел...
Увидев заминку, едва сдержав стон достала и протянула в окно удостоверение. Боец удивлённо заглянул внутрь машины, покосившись на генеральские погоны, посмотрел ещё раз на неё и побежал открывать шлагбаум.
     Милицейский водитель, следуя коротким указаниям, быстро довёз её до казарм отряда. Громкий продолжительный гудок, вспорол ночную тишину. Ещё один... Из калитки выскочил дежурный в бронежилете с автоматом, наклонился к окну водителя и тут же бросился назад. Тяжёлые ворота начали медленно открываться. На какой-то миг Наташа опять потеряла сознание. Перед глазами замелькали металлические створки со звёздами, свет дежурных прожекторов, ничего не понимающие удивлённо-испуганные лица солдат… – её солдат.
     Всё! Она дома! Последнее, что она услышала, опять погружаясь в беспамятство, громкий голос сержанта Никитина.
– Быстро машину! Дежурного врача сюда. Живо!
Приехавшая тётя Галя, без лишних разговоров, выгнала всех из кабинета, оставшись вдвоём с санинструктором, приступила к работе. Через сорок минут всё было сделано. Обезболивающие введены, швы наложены, раны обработаны и перевязаны. 
Вышедшая фельдшер, оглядев хмурые лица солдат, заулыбалась:
– Жить будет. Ничего серьёзного. Просто отравление седативными препаратами и большая потеря крови.
Никитин осторожно, не смело заглянул в оставленную открытой дверь:
– Товарищ подполковник, приказания какие-нибудь будут?
Колмыкова, еле заметно покачала головой:
– Завтра, Толик... Всё завтра.
Тихий внятный голос успокоил старшего сержанта, и он вышел в коридор.
– Так, бойцы! На этаже выставляется дополнительный вооружённый пост...
– Я встану, – тяжёлый голос за спиной старшины не давал повода для раздумий.
– Хорошо. Сержант Лемешев заступает немедленно - Никитин повернулся к нему, - через три часа я тебя поменяю. Готовиться Шарпею.
Слон угрюмо отозвался: 
– Не надо, я один покараулю, можете ложиться спать.
Никитин, внимательно посмотрел на него и, пожав широкими костлявыми плечами, ушёл. В конце коридора, на всякий случай обернулся:
– Как время выйдет, толкнешь меня, я тебя заменю.
Но Слон так и просидел всю оставшуюся ночь, один, в тёмном пустом коридоре, тревожно вслушиваясь в тяжёлое, хриплое дыхание за дверью.

*  *  *

     Колмыкова несмотря на тщательно подобранные витаминизированные препараты, уснула не сразу. Долго лежала с открытыми глазами, глядя в зимнюю черноту за окном, изредка нарушаемую отсветом фар проезжающего за высоким забором автомобиля. Слушала таинственную музыку, опять разгулявшегося к ночи ветра. Постепенно она успокаивалась. Мысли обретали тишину и порядок.
     Жизнь, вся её прошлая жизнь, медленно распрямляясь, вставала перед её болезненным равнодушным взором. Она смотрела в окно, как на экран большого чёрно-белого телевизора. И затуманенное сознание стало неумолимо выталкивать, на этот, вдруг включившийся обесцвеченный экран, извлекая из глубин давно забытого прошлого, всё подряд… – лица и события, несбывшиеся и сбывшиеся, важные и не очень, счастливые и те, которых лучше бы и вовсе не было. И сейчас лишённые эмоций они пробегали у неё перед глазами, как мелькают за окном пассажирского экспресса леса и просёлки, реки, деревни и провинциальные городки... Всё это было о ней, и будто не о ней. Будто поезд её жизни мчался теперь к последнему лесному полустанку, где ей и будет суждено сойти…

*  *  *

На этом когда-то планировался конец второй книги.

Ну и сама героиня, как я её видел, правда это рисунок к другому рассказу

 
Мне думается вы длинных предложений просто не видели.

Песня! Между прочим, Нобелевский лауреат, ещё старой литературной школы, настоящий. Мне не дорасти, как до Солнца.

 
Вот не хочу я идти на поводу у менее въедливого читателя. В моём предложении не потерян ритм, который не позволяет сбиваться при чтении, этого достаточно. Есть такие читатели, которые и при пяти словах в предложении начинают закатывать глаза и вопить что эта гусеница не поддаётся расшифровке.
Я к одному такому менее въедливому зашёл как-то на страничку(на другом форуме), после полного разгрома моих «гусениц». Начал читать рассказ… так у него третья, наверное, часть предложений состояла из одного слова, типа:

И так далее… Не знаю, может кому и нравится. Спорить не буду. У меня челюсти сводит от долгого чтения коротких предложений. Лучше всего для меня, когда текст рваный – длинные вперемежку с короткими. Не буду спорить.

Кровь бывает ярко-алая артериальная и тёмно-красная венозная. Но даже вид ярко-алой крови очень зависит от степени освещения.

Цвета конечно искажены при оцифровке, но суть примерно такая.

При таком свете даже ярко-алая кровь на полу, на белых штанах и куртке, будет выглядеть чёрной. Никогда не видели?

Придирайтесь, мне не жалко. У каждого свой внутренний эмоциональный и социальный фильтр. Только я на это смотрю по-другому. Особенно, когда тяжёлая работа сделана на отлично… напряжение спало… и хочется не то что заулыбаться, а иной раз запеть и заорать во всё горло. Это так называемый «нервный откат», который может выразиться у человека вообще в самой безбашенной форме. А тут всего лишь улыбка у умудрённой опытом и жизнью женщины фельдшера.