ГЛАВА ПЯТАЯ. Город, где предстояло учиться.

Наступило утро, и Ваня вышел из плацкартного вагона поезда и прошел сквозь здание вокзала, направляясь на остановку общественного транспорта. Теперь предстояло найти место, где живет тетушка Маруся и где расположен мединститут, и посетить эти два места, а также где-то остановиться. Родители, пообщавшись по междугороднему телефону, сказали, что лучше всего податься именно в этот город. В нем жила младшая сестра его отца, тетя Маруся, и место ему там должно найтись в смысле жилья. Возможно, он будет вообще жить один в квартире, потому как тетушка фактически жила на несколько домов- в своей квартире, в квартире своего кавалера, и там, куда могут и иногда надолго засунуть в командировку (таких мест было много, почти половина европейской части страны). Поэтому она дала согласие на приезд и поселение Вани, нужно было только ее поймать, желательно вне командировки.
Что делала тетушка в командировках и чем она вообще занималась-чем-то по финансовой части. Ее братец (Ванин отец) в точном названии путался. Сейчас было девять утра, так что нужно было позвонить к ней на работу. Телефон записан в записную книжку, двухкопеечных монет имелся целый десяток. Иногда телефоны-автоматы монету глотали, но связи не давали. Иногда вообще не работали. Иногда кабину заполняла собой болтливая личность, и приходилось намекать, что не только она есть на этом свете и желает позвонить. Иногда по морде лица. Сейчас справа от выхода имелось две кабинки, и первая же из них исправно соединила с тетей.
–А, ты прибыл, племянничек! Так, сейчас 9.10. Ты на вокзале? Тогда садись на любой троллейбус, что едет в сторону крытого рынка или к магазину «Самара»! Или к парку имени Щорса! Это тебе ориентиры, потому что ты можешь спросить того, который путает «право» и «лево», и даже еще более слабоумен! Все три места буквально рядом! Жду тебя в 9.40. у входа в столовую, которая напротив «Самары»! Там ехать пять минут, то есть две остановки! Если будет жарко, укройся на другой стороне улицы! Я тебя узнаю по…сколько у тебя чемоданов? Ага, два. Значит, по двум чемоданам, а ты меня по красной папке в руках! Ну и по фамильной мордочке у обоих! До встречи!
Семейство отчего-то думало, что их портрет так же хорошо узнаваем, как Габсбурги-по челюсти или Меровинги- по волосам. Ваня этому удивлялся, но не протестовал. Но, если тетушка постоянно фонтанирует энергией, то узнавать ее легче, чем кронпринца Отто Габсбурга.
Или гадюку женского пола. Ваня уже прочел, как Авиценна предлагал на глаз различать какого пола гадюка: у гадюк-дам «взгляд дерзкий и острый». Если наблюдатель сомневался, насколько дерзко и остро глядит на него эта вот змея, он мог заглянуть ей под хвост и изучить складки вокруг этого самого места. Авиценна утверждал, что складки у обоих и там различаются, и разница доступна осознанию. Но и Ваня, и автор так и не собрались запомнить, чем именно. И поделиться с другими тоже. А для чего надо было различать, это гадюк или гадючиха? Вроде бы от пола змеи зависело, годится ли она на лекарство или нет.
Да, на улице было очень жарко, время еще было, и Ваня укрылся от солнца в дворе двухэтажного дома напротив этой столовой. До нее две полосы дороги, маленький скверик между ними, и пяток метров до угла дома.
Город, где Ваня собрался учиться, находился в зоне континентального климата, и даже возможно неумеренно континентального. То есть долгая и холодная зима с изрядными снегопадами и жаркое лето. Иногда с мизерным количеством осадков. Когда на закате летнее солнце бьет в окно, и нет деревьев, чтобы заслонить стекло от солнечных лучей–студенты говорили, что получается либо «парилка», либо «вешалка». Каждому– свое.
Часы «Ракета» показали 9.40, пора подрываться и идти на место встречи. Из-за этой «Ракеты» пришлось выдержать бой с родителями. Они настаивали, что будущий студент должен носить часы поприличней, дабы выглядеть солиднее. Ваню же вполне устраивала «старенькая», но надежная «Ракета», и он испытывал неудобство от тех покупок ему, нужда в которых не была неотложной. Стали малы обувь или одежда–куда уже денешься, но часы место тех, что уже есть, тем более нормально работающих?
Ну, а родителям приходилось думать, что сын у них хороший, но иногда упрям, как осел или даже хуже. Хорошо еще, что не по принципиальным моментам, а тем, на что можно вообще плюнуть или отложить на будущее. Отец же замыслил коварный план и договорился со знакомым, что ехал в Минск на свадьбу к родственникам. Ему и жене было передана просьба зайти кое-куда в белорусской столице и посмотреть на электронные часы. Основное требование- возможность смены батареек и как можно более плоский корпус. Сам отец стал жертвой часов завода имени Масленникова, которые были размером со спичечный коробок, весом тоже немалым, а через год пришлось побегать, чтобы найти батарейку на замену. «Горизонтовские» часы оказались не в пример изящнее «Масленниковских» и с батарейкой все было получше. Пока же часы были упакованы и ждали того момента. когда Ваня поступит, и вот от подарка по случаю поступления, как важной вехи, Ваня не отвертится!
Отец вообще-то догадывался о том, что абитуриенты иногда проваливаются. Но он недооценивал того, что нужно отсеять множество абитуриентов, а с точки зрения приемной комиссии их Ваня был ничем не лучше Васи из соседней области, или Валеры из Шигонского района. Их много, а мест меньше. Это для Ваниных родителей он был смыслом их жизни, оттого они относились к нему по- особому. Возможно, его преподаватели в школе, зная его, считали, что он лучше, чем все выпускники такого -то года Или большинство выпускников предыдущего. А в приемную комиссию обратилось с тысячу таких же. Может, и больше, плюс еще сколько-то на педиатрический факультет, фармацевтический факультет и еще на один.  Сангигфакультета в институте не было. Поэтому Ванин папа слегка забегал вперед. Ванина же мама поддакивала, чтобы не нарушить душевного равновесия мужа, но про себя знала, что знакома с двумя врачихами, которые поступали по нескольку раз, ибо были отсеяны, не пройдя по конкурсу. Они находили работу санитарками или вне медицины и на следующий год пытались снова, потом снова «квантум сатис», пока не поступят или не устанут. С первого раза получалось не у всех. И иногда вуз занимался откровенной дискриминацией женского пола. Как говорили, чтобы хоть некоторое число мужиков в медицине работало! Достигалось это тем, что для девушек был выше проходной балл. В прошлом году он –на один балл. В этом году -на два (но это еще секрет). То есть Вася Пупкин должен был набрать для поступления двадцать баллов, а Василиса Пупкина двадцать два. Автор не знает, когда в вузе принимали решение о именно таких цифрах, в тот момент или попозже, подбив итоги, сколько именно юношей и девушек подали документы. Так абитуриенты уже подавали и не знали того, что их ждет.  Но однозначно критиковать подобное решение, возможно, и не стоит. Василиса, поплакав и другими способами излив душевную боль от провала, шла работать и, кстати, набирала медицинский и трудовой стаж, да и представление о реальной работе в отрасли. Если она в следующем году решала, что видела она это вуз в гробу и в белой обуви, то никто ей не мешал поступать в остальные 9 вузов области и множество техникумов и ПТУ. Вдруг в пединституте на улице Толстого (который Лев, потому что была и улица другого Толстого, который Алексей) берут девушек и с 18 баллами, а плановом вообще без экзаменов.
А парень (и Ваня тоже), не поступивший в этом году, в следующем достигал призывного возраста и ждал решения военкомата, когда именно его призовут, весною или осенью. А дальше два или три года службы и та или иная эрозия полученных знаний.
Ваня перешел улицу Чернореченскую и остановился в теньке высокого крыльца. Тенек был, конечно, относительный, но ...
Когда он устанавливал чемоданы и сумку на землю, и еще только разгибался, к плечу прикоснулась чья-то рука.
–Здравствуй, Ваня!
Это была тетя Маруся.
Тетя была все-таки права, и, взглянув на нее, можно было определено сказать о ее близком родстве с Ваниным папой. Разумеется, с другой прической, без щетины, с накрашенными губами и веками. Кстати, рост и вес у обоих приблизительно одинаков, и, когда она обняла племянника -сила в ней тоже была немаленькая.
–Здравствуйте…
–Аатставить! На «вы» я не для своих родных. Ты голодный?
–Нет.
–Тогда бери чемоданы и пойдем. Тебе помочь?
–Не нужно, сам справлюсь.
–Тогда давай! Нас предстоит два квартала пешего марша, и немного во дворе пройти. Времени не больше получаса, меня ждет работа. Мы сейчас заносим чемоданы, и дальше нас на машине подвезут до твоего института. Ты пока документы не берешь, просто зайдешь, просто узнаешь, а завтра «конно, людно и оружно» туда двинешься и их сдашь. Если передумаешь в мед поступать, я тебе покажу, где что иное располагается. Кроме сельхозинститута, он где-то в области, но даже и не знаю, где.
Но узнаю, если надо!
–Нет, спасибо, не хочу я сельским хозяйством заниматься.
–Вольному воля, Ваня, но кажется мне, что ветеринария– занятие более перспективное, чем работа участковым терапевтом. Естественно, не в колхозе «Червоное дышло», а в городе, любимцев семьи лечить то от болезней щенят, то от болезней среднего собачьего возраста, то помогать им уйти в темноту. Но к этому нужно два приложения: твое желание к лечению именно кошек, собак или черепах и второе– по-моему, животные тоже учитывают, кому они могут довериться. Если тебя собаки и кошки будут больше бояться, чем доверять свое больное место, то ничего не выйдет. Меня, например, собаки и кошки чаще боятся. Один умный человек сказал, что для них я очень высока, и они того пугаются.
–Да, мне один одноклассник сказал, что у меня хорошо бы получилось быть священником, только я совсем в бога не верю, и, значит, не получится.
– Твоей одноклассник не знает, что священнику надо еще и музыкальный слух иметь, и петь, хоть немного, но уметь. А как тебя с этим?
–Никак. Ни голоса, ни слуха.
–Значит, проехали. Не будет в семействе нашем ни священника, ни архиерея. Некому будет за нас, грешных, помолиться.
Теперь погляди вперед–мы стоим на улице Чернореченской. Справа от нас-кинотеатр «Россия». Нам нужно идти налево, в бывший сборный пункт. Это был такой городок для призывников. Сейчас его нет, вместо него несколько жилых домов разной степени комфорта. Нам в десятый корпус его. Сразу за
ним через дорогу троллейбусное депо, а рядом - школа. Вот какой ее номер-не помню, кажется, шестьдесят вторая, но ты его не фиксируй в памяти, вдруг я не тот назвала.
Из института поедешь на трамвае «тройка» до улицы Полевой. Или до больницы имени Пирогова. Вот это фиксируй. От этой остановки вернешься на два квартала и окажешься возле нашего дома. Он теперь и твой, пока ты поступаешь и учишься. Я покажу потом, где идти от трамвая и где сворачивать.
Пока же они свернули во двор городка, и прошли его наискосок.
Их ждал трехэтажный корпус, окрашенный в «иерусалимский» цвет, на второй этаж которого они поднялись. Тетя открыла дверь.
–Заходи.
Тебе не нужно посетить одно место или умыться?
–Нет, не надо.
Вообще-то не помешало бы, но почему-то неудобно.
Тетушка хмыкнула и достала из тумбочки ключи.
–Вот это ключ-от верхнего замка, этот от нижнего. Но их не перепутаешь, по-иному каждый сделан. Ключ от почтового ящика висит вот тут, я его на связку не цепляю. Раз в неделю проверила, что в ящике, и снова повесила.
–А что за вот этот третий ключ?
–Э, Ваня, этот секрет я открою тебе позже, когда ты поступишь в институт. Вообще надо бы после того, как тебе исполнится восемнадцать, но можно и чуть раньше. Так, мы выходим из графика, ставь чемоданы, возьми с собой записную книжку и карандаш, а также вот это и пойдем.
«Вот это»-оказалось сетка- авоська.
–Вдруг что-то понадобится.
Они вышли из подъезда и возле него уже стояла старая «Волга» цвета яичного желтка.
–Садись назад.
Ваня открыл заднюю дверь, поздоровался и сел. Водитель в серой кепке (кепка Ваню слегка поразила-на такой жаре!) что-то неразборчиво буркнул. Будем считать, что поздоровался.
–Василий Иванович, сверните, пожалуйста, вон туда, надо племянника провезти на Гагарина восемнадцать. Он в городе первый раз, поэтому надо, чтобы он сам домой добрался.
–Не проблема!
Держи, племянник Маруси, вот схемка города, на ней все значительные улицы обозначены, кроме разных проездов Тупиковых и Формовочных.
И водитель протянул ему видавшую виды туристическую схему города. Схема кое-где была подклеена, но еще держалась.
–Спасибо.
–Пустое. Потом я тебе на ней покажу, где тебя высадим, а где Маруся живет.
И Василий Иванович занялся маневрами в внутриквартальных проездах.  Они медленно ехали, а тетя говорила:
¬–Вот булочная, ближайшая к дому. Другая на Чернореченской за библиотекой. Вот это-та школа. Теперь мы огибаем квартал с депо.  Вон туда идет улица Полевая. Запоминай, вот там ты выйдешь из трамвая. Нам ехать к четвертому подшипниковому заводу, трамвай будет маневрировать и петлять, а мы приедем, не петляя.  Вот мы выезжаем на проспект, но сейчас свернем направо.
Вот улица Гагарина. Она очень длинная, и по ней почти до конца города идет трамвай. Василий Иванович, вот тут затормозите. Смотри– вот это ваш корпус, где заседает приемная комиссия. Левее и правее-девятиэтажки, это ваши общежития.  Домой тебе ехать в эту сторону. Если даже ты не на тот трамвай сядешь, то спрашивай, где выйти возле железнодорожного вокзала. Вернешься домой, но только с другой стороны. «С богом, ура!»
–Постой, дай-ка схему.
В руке у Василия Ивановича появилась четырехцветная ручка.
–Вот, смотри: зеленый крестик–это Гагарина 18, куда ты сейчас пойдешь. а красный крестик–это Полевая, где ты выйдешь из трамвая. Синий крестик- дом.
Почувствуй себя Булатовичем! [5.]
–Ваня, я буду дома после шести, так что меня не жди. Сам питайся тем, что найдешь!
Тут Ваня обнаружил, что Василий Иванович не мужчина, близящийся к пенсии, а ему, наверное, тридцать, или даже меньше. Вот что значит взгляд в профиль, а не фас.
Он попрощался и, выйдя из машины, пошел через Гагарина. Махнул вслед «Волге», но увидели ли его жест-кто знает. Далее Ваня часа полтора потолкался на первом этаже, с тремя парнями познакомился, исписал треть блокнотика записями (так много вышло оттого, что ряд записей он сделал по ошибке, ибо они касались другого факультета). Основное он узнал: то, что ему предстоит сдавать четыре экзамена. Биологию (этот считался профилирующим предметом, но только Вельзевул знает, отчего), сочинение, физику, химию. К устной сдаче прилагаются задачи- вместе с билетом получаешь задачу или две (тут информатор путался), пока готовишься к ответу, то их тоже решаешь, потом покажешь, и их оценят. По биологии-будут задачи по генетике, отчего ряд выпускников сельских школ уже пребывали в трансе, потому что их к этому не готовили.
Увы, не везде хватало учителей, а коль не хватало, так биологичку заменяла химичка. Но Ваня тоже с этим столкнулся, потому что у них заболели и ушли на пенсию
два преподавателя НВП. Сначала один, потом нашли другого, но он тоже заболел и уволился из школы. Экзамен принял замдиректора, обычно преподававший математику.
Ване был задан вопрос:
¬–Вот, ты лежишь в поле, после того, как залег под огнем врага. Тебе надо вскакивать и бежать в атаку дальше.
Ты встанешь там, где лежишь или немного сместиться в сторону?
– Отодвинусь в сторону.
Ответ был признан правильным. Когда он выслушал некоторые рассказы о сельских школах, то мог считать, это этот экзамен значительно выше уровнем. Например, про прием экзамена по английскому языку преподавателем немецкого («англичанка» ушла в декрет перед сдачей экзаменов учениками). Чтобы сдать ей, нужно было бодро и уверенно читать и переводить, «не бекая. не мекая». Дальше она смотрела на успеваемость и среднеарифметически выводила оценку. Поскольку учеников спрашивали. куда-то они будут поступать или нет, возможно, это тоже учитывалось. Скажем, Валере, который приехал поступать в мединститут-да, а его брату, что собрался учиться на газоэлектросварщика-нет. Хотя Ваня точно не знал, возможно, брат куда лучше Валеры усвоил английский и имел выговор ближе к оксфордскому, а Валера-ближе к эбониксу.
Поскольку Ваня имел средний балл аттестата пять, но не имел медали, ему придется сдавать все четыре экзамена. Если бы медаль была, то сдавал бы только профилирующий предмет. Но тут имелась особенность: если он сдавал на отлично, то мог считать себя зачисленным и весело проводить время до начала занятий. Если же оценка получалась ниже, то он сдавал все чктыре экзамена. Это был такой образовательный эксперимент, и, возможно, не во всех вузах. Отчего ряд медалистов, не сдав на «отлично» профилирующий предмет, сдавали дальше и не поступали Удар по психологии портил им дальнейшую сдачу. Тем, кто рассчитывал изначально сдавать все четыре, было попроще. Да, занятия на подготовительных курсах уже начались, и его туда не возьмут. Ваня, как далекий от реалий приемной гонки, этим не заморачивался, но он, как и его папа, кое-чего не учитывал. А именно того, что требования к нему будут выше, чем в школе. Ну и плановый отсев излишних абитуриентов.
Пока же Ваня узнал, где находится ближайший переговорный пункт и поехал туда. До отца на заводе дозваниваться было бесполезно, до мамы он кое-как дозвонился и сквозь треск и разряды на линии донес до нее,
что в город он приехал, тетю увидел, домой к ней вещи занес, завтра понесет документы в институт.
В принципе это все, что он пока узнал и об этом сообщил. Можно возвращаться. Есть уже хотелось, но Ваня решил пока перекусить чем-то вроде пирожка или двух, а потом ревизовать, что у тети дома есть, докупить недостающего и тогда уже свершить процедуру обеда. Он подозревал, что раз тетя живет на два дома или больше, то в холодильнике у нее будет не так уж много, если вообще что-то будет.
Предчувствия его не обманули. Внутри «Мира» лежали пара десятков яиц, пачка сливочного масла, вскрытый пакет уже прокисшего молока и начатая пачка маргарина, ну и увядший пучок укропа. В кухонном шкафу запас разных круп, муки и специй, ах да, еще и сахар, отчего-то рафинад, а не песок. Объяснение было простое- тетя периодически боролась с избытком веса или ей требовалось влезть в какую-то вещь. Поэтому она наливала себе, скажем, кофе, и брала кусочек рафинада. Понемногу откусывала от него и запивала кофием. Итого-меньше калорий, поскольку откусывала она чисто си мволически. Чай, кофе, какао-в наличии. Хлеба и-или булочек -совсем нет. Булочную ему показали. А вот, когда он шел с трамвая обратно, то увидел большой продуктовый магазин. Два с половиной квартала.
Об особенности этой области, как и ряда других, Ваню уже предупредили. Жителям области полагались в месяц по талонам 400 грамм сливочного масла и килограмм колбасы. Курятина в тушках - без ограничений. Иногда случались выбросы без талонов, но это должно было сильно повезти. На заводах могли давать трудящимся что-то дополнительно. На рынке и в кооперативных магазинах мясо и колбасные изделия продавались, но там цены был повыше. В госмагазине колбаса стоила 2.20—2.80, а в кооперативном– под шесть, если вареная. Поскольку Ваня в области не был прописан, то и талона ему пока не полагалось.
Поскольку он ехал в поезде, то все скоропортящиеся продукты съел сразу, и у него остались две банки тушенки, остатки печенья, сахар, чай и два пакета югославского бульона «Подравка». Мама дома варила сама, но допускала такой бульон отцу для еды в командировках–от него его желудок не бунтовал. Правда, нужно было бульон варить хоть пяток минут, а не просто заливать кипятком. А не во всех гостиницах это получалось. Чай и сахар можно было взять и у проводника, но отец не так давно ездил в командировку на Ташкентском поезде и обнаружил, что тамошний проводник вообще чай не предоставлял–грел кипяток и все. Регулярные пассажиры поезда об этом знали, а отец–нет. Поэтому отец и настоял, чтобы Ваня взял заварку и сахар, чтобы не нарваться на такого же пофигиста-проводника. Но в том вагоне такого не нашлось, там работала нормальная женщина.
Пока Ваня купил два пакета польских замороженных овощей, килограмм сахара-песка и пару плавленых сырков-на завтрак и ужин. Подумал и купил еще пару, вдруг тетя такое тоже ест. Затем был овощной магазин, где купил картошки, а потом булочная. Хлеб здесь продавали на копейку дешевле, не по тринадцать за буханку, а за двенадцать, и был он не той формы и, скажем так, полуржаной-полупшеничный, а в том, что продавался дома–добавок ржи, наверное, и не было. Более дорогой пшеничный не отличался от знакомого по виду и цене. Булочки уже разобрали.
Теперь надо было грамотно распределить приоритеты в приготовлении еды, потому что есть хотелось очень сильно, а пирожками разжиться не удалось. Он шел в институтскую столовую за ними, потом отвлекся, и так они и проплыли мимо. Впрочем, несколько позднее Ваня убедился, что это даже к лучшему. Столовые в городе не всегда блистали качеством пиши, прямо скажем, чаще совсем не блистали, а студенческие столовые среди них– еще более. Поскольку себе готовить не всегда было время, то и туда ходил. Так что потом составился список вроде такого:
Столовая на углу Вилоновской.
«Приговорена к вечному пламени», особенно за чахохбили из уток.
Столовая на Чернореченской.
Глаза бы не глядели на ее продукцию.
Столовая близ кафедры иностранных языков.
Там очень рано появлялись салаты из свежих помидоров, еще в мае. Но попытка съесть остальное вызвала приступ гастрита.
Столовая на электростанции.
Очень неудачно расположена географически, но кормят великолепно, поэтому в дальнейшем он при всяком удобном случае ее посещал. Летом можно было даже пешком туда пройтись. 9 кварталов и спуск с обрыва– нормальному студенту не крюк! Зимой, увы, сложнее, там очень крутой откос и зачастую обледеневшая лестница. Вниз по ней даже двигаться страшно. Туда вообще ходил и троллейбус, но обычно они занимались в таких корпусах, что попасть на него было неудобно. А сядешь на трамвай, то он привезет тебя к той самой опасной лестнице.
И так далее по списку.
Лучше было идти в ведомственные столовые, там и качество пищи повыше, а зачастую и цены ниже. Но через проходную могли и не пустить.
Ситуацию потом усложняло то, что институт был очень разбросан. На первом курсе минимум в пяти местах бывать приходилось. Позднее стало еще сложнее, потому что пошло обучения циклами, скажем, неделя или две урологии. То есть в этот день на практические занятия нужно ездить только в одно место, что как бы легче, если не учитывать то, что предмет изучали в больнице, крайне неблизкой. Сначала на трамвае, потом на автобусе, потом еще пешком. И еще надо не попутать, куда ехать и идти. К концу цикла, конечно, осваивались, но следующий цикл, к примеру, невропатология. Туда ехать технически проще, но больница имени Калинина–на самом конце города, сразу за корпусами-лес. И даже местные студенты не всегда знали, где медсанчасть завода имени Ленина, куда они должны прибыть в понедельник. Сам завод-то еще могут знать, благо он занимает несколько квадратных километров и одна из проходных на проспект имени Фрунзе выходит. А его медсанчасть? Кто его знает. Навигаторов тогда не было, но язык доводил не только до Киева, но и до малоизвестных общественности больниц.
Пока же Ваня изощрялся с приготовлением обеда. Поскольку суп варился хоть и быстро, но не так, как жарилась картошка, оттого он сначала поел жареной картошки, потом супа, потом уже остывшего чая. Чай он любил и остывшим, а в жару тем более. Обычно едят в другом порядке, но– если оно уже готово. Впрочем, все съеденное в желудке перемешивается, поэтому порядок приема блюд –это условности. Но это будет изучаться на втором курсе.
Прибрав посуду, он пошел в ванную. Помывшись, стал собирать нужные документы на завтра. Потом достал рубашку из чемодана и занялся ее глажением, потом почитал книжку из тетиной библиотеки... Так вот и   прошло время до ее прихода. Поскольку Ваня лишь приблизительно знал время ее прихода, он почистил для нее картошки, а с жаркой не спешил. Тетя Маруся прибыла в половине восьмого, поела стряпню племянника, ее высоко оценила, и сказала, что она сейчас отбывает к своему принцу (она его всегда так и называла за глаза).
Если племяннику нужно звонить по межгороду, то пусть звонит, но помнит о том, что телефон на блокираторе. То есть им пользуются минимум две квартиры. Если сейчас баба Маша обсуждает с бабой Верой, как лучше лечить поясницу, намазывая мазью себе желудок или таки крестец, то он будет ждать, пока бабки не обсудят все нюансы применения мази.
Что касается института-она навела справки. Тем, кто занимается на подготовительных курсах, обеспечено более доброе отношение, но насколько оно исчисляется в баллах, сказать сложно. Но Ваня на них не попал, поэтому пусть его ожидают учащиеся на них. По мнению мам уже обучающихся студентов, нужны дополнительные занятия по трем предметам. Биология, химия и физика. Сочинению никто не обучался, сами писали. Но тройки за него ставили только за выдающуюся безграмотность, как сказала одна из мам про своего сына. Адреса и телефоны двух преподавателей у нее уже есть, завтра обещали третий, по биологии. Двое из них преподаватели вузов, третья- заслуженная учительница и все их хвалят.
Нужно ли это? Да, нужно. Хоть и в итоге недешево. Требования в вузе к оценке выше, чем в школе. А он учился в другом городе, сильно меньшем, чем этот. То есть априори в провинции преподавательский состав хуже тех, что в большом городе. Это не ее личное мнение, а всеобщее. В том числе и преподавателей вуза, что принимают экзамены, со всеми вытекающими. Даже среди местных выпускников принято, что сыновья и дочки занимаются дополнительно, могут даже весь десятый класс. Исключения есть, но это настолько умнички, что встречаются не чаще ворон- альбиносов. Так что ему явно это предстоит, памятуя о том, что попытка у него только одна в этом году. Если нет, то попытку он повторить может, но нескоро, если сохранит желание поступать именно туда.
Да, для отслуживших в армии есть льготы. Они год занимаются на подготовительных курсах, а поступают на следующий, и поступление почти гарантированно, если нет полной утраты знаний или какого-то свинства, учиненного на этих курсах, но вот существует общее мнение, что отслужившие– они взрослее и дисциплинированнее, но знания в них хуже. Сама же тетя думает, что лучше повзрослеть, после института пойдя с армию, если ему так нужно это делать. И за лучшую зарплату, чем солдату. И время- так он диплом может получить не в 23 года, а в 29.
Проходной балл для поступления считается так–средний балл оценок в аттестате плюс сумма всех оценок на экзаменах. По ее мнению, он не будет ниже 21, то
есть он должен сдать все экзамены не ниже, чем па четверку.
Тогда шанс есть, если ректор и прочие не придумают, что надо 21 с половиной или двадцать два. Тогда нужно больше пятерок получать.
**
Тетя Маруся пообещала, что продолжит сбор информации про предстоящее, и упорхнула.
Сбор бумаг на завтра закончен, рубашка поглажена, ужинать чего-то не хочется. Телевизор, что ли посмотреть? Тут его ждала засада-телевизор стоял в тетиной комнате, а ключ от нее она не оставила. Поскольку смотреть нечего, то нужно глянуть, что вообще-то можно было поглядеть в программу, если бы тетя не забыла про это?
Но то период была доступна первая программа и вторая. Но со второй таилась еще одна засада, о которой Ваня узнал позднее. Тетин телевизор с той антенной, которая была, не ловил вторую программу полностью. Мог поймать местную областную, но она была очень на любителя. Обычно среди недели–это местная программа новостей, через день пара мультфильмов, но строго до 21 часа, чтобы детки не засиживались и ложились спать вовремя. И до выходных–обычно все. В выходные передачи занимали где-то полдня, могли показать кино, мультфильмы для детей, краеведческие программы, «Сельский час» …Обычно три -четыре часа утром, потом лакуна, когда на экране была видна только растровая таблица, и снова вечером три-четыре -пять часов. Но по сведениям от студентов из других областей-там местное телевидение было еще скромнееей
По первой программе ЦТ- тоже все сильно отличалось от того, следующего века. Сериалы-были, но … в незначительном количестве. Часть-импортные, чаще польские, но и болгарские встречались. Из советских- детективный сериал «Следствие ведут знатоки». «Вечный зов» в двух блоках (первый серий в 13, а второй совсем крошечный), «17 мгновений весны», «Место встречи изменить нельзя». И это, наверное, все. Впрочем, и Ваня, и автор не настаивают, что правильно понимают, что такое телесериал, а что просто многосерийный телефильм.
А сколько было польских? Уверенно вспоминаются три. «Три поляка, грузин и собака», «Ставка больше, чем жизнь», «Пан Самоходик и тамплиеры»
Болгарский: «На каждом километре». Вроде был еще один, но название не вспоминалось. И даже про что именно.
Раз нет телевизора, придется почитать. И что выбрать? Тетина библиотека комплектовалась как-то хаотично. В том шкафу, который был в досягаемости, поскольку стоял в коридоре-три полки (потом выяснилось, что книги были еще в нижнем отделе, за непрозрачными створками), а подбора литературы явно не было, потому что книг разнообразные, как по темам, так и по обложкам, так и по размерам. Ну, вот нижняя полка: «Фрам» в полярном море», причем издание какое-то старое и раритетное, сборник «Зарубежный детектив» в потрепанной мягкой обложке, Баковиков «Уходим в море»-книга начала 1950х годов, да и дальше чересполосица обложек, тем и названий. Последние два тома-мемуары Жукова. Ваня даже затруднился сказать, как это образовалось. Разве что, когда из нескольких личных библиотек собрали одну, выбрав книги, хоть чем-то заинтересовавшие?
Но Ваня правильно понял про сборную солянку, а вот почему такой подбор книг-нет. А все было куда проще.
Пока же он взял это самый «Зарубежный детектив-три вещи под одной обложкой, один автор (точнее, авторы) знакомый.
Первая книга про какое-то расследование убийства в Бостоне, которое вел тамошний патологоанатом. На первый взгляд ничего заинтересовавшего его не нашлось, ладно, второе, то самое со знакомыми авторами. Вале, Шевалль, “Полиция, полиция, картофельно пюре!” Этих авторов часто публиковали в “Вокруг света “, Ваня помнил «Запертую комнату», и, кажется, еще пару книг. Ага, герои те самые! Что третье– нечто нудноватое, про Японию и подводных тангутов.
Ну вот, и начнем про полицию и пюре, а остальное по мере возможности. Вдруг окажется лучше, чем показалось сразу.
Читал Ваня до полдвенадцатого, книжка закончилась.
Тут он подумал, а стоило ли позвонить родным, раз уж тетя разрешила пользоваться телефоном на межгород. Но могли позвонить и родители, Ваня-то им позвонил. Наверное, они ждали, когда позвонит он, сын ждал их... Но вообще родители совсем о нем в неведении не пребывают, он не пропал куда-то в неизвестность вроде экспедиции, тюрьмы, Афганистана. Он поехал поступать в вуз, доехал, живет у родных. Беспокоиться можно, но это будут пустые хлопоты.  Тут Ваня решил, что не совсем логичен, ведь родителям этого мало.
Ну, не каждый же день звонить? Хотя нет, завтра позвонить надо, тем более, тогда важный этап, сдача документов.  А дальше можно будет и пореже. Вообще мама с папой собирались сюда приехать и помочь.  Сначала собирался папа на период подготовки к экзаменам, а потом уже мама, на сами экзамены. Ну, если не переиграют очередность, потому как отца могли снова в командировку услать. С тех пор, как он стал начальником отдела, мама думала, что он вообще ездить перестанет, или так, иногда, развлечения ради, но меньше командировок не становилось.
Пора спать. Он интереса ради поднял трубку телефона -удивительно, но в полночь там кто-то болтал!  Как бы завтра не оказалось, что родители звонили по занятому телефону, а блокиратор их блокировал!
Тогда сам Ваня получается, что белее снега–раз к нему не дозвониться из-за козней спаренного телефона, то и он это не сможет! Разве что узнает, что за обладатель второго аппарата, что заткнул собой связь, и пойдет тому в дверь барабанить и слова скверноматерные говорить по поводу болтунов!

Это получилось из-за окончания строчки.

Отредактировано AD (03-03-2023 09:25:04)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Праздные мысли о педагогике и диссидентстве.

Тетя Маруся все обещанное выполнила и свозила Ваню ко всем трем преподавателям. Биологию преподавала доцент университета, и в группе у нее было еще пять девушек, все они собирались поступать вместе с Ваней в тот же вуз.
Химию преподавала пожилая учительница, обучались у нее в этой группе трое, но остальные двое поступать собирались в университет. Ваня там был единственным парнем. По физике занятия вел довольно молодой преподаватель физики из политеха, вместе с Ваней занимался еще парень, что собирался идти в институт связи.
Преподаватели оценили Ванины знания как приличные, скажем так. По биологии занятия три раза в неделю, по химии один раз, по физике тоже один раз и длились часа два, иногда чуть дольше. На дом заданий практически не давали, разве что общие- подтянуть какую-то тему.
Сколько стоило это обучение, Ваня пока не знал.
Жили преподаватели физики и биологии неподалеку друг от друга, а химичка- совсем недалеко от Ваниного жилья, на Красноармейской.
Еще пару раз проводилась консультация для абитуриентов, Ваня на одну сходил, но особенно не пополнился сведениями, там консультировали не по предметам, а больше по разным деталям, типа: что делать, если не успел доделать прилагаемую задачу, нужно ли брать листочек и на нем набросать план ответа, или можно рассказывать просто так. На это ответили, что можно и так, но лучше с планом, вдруг придется решать, что ставить абитуриенту. Это Ваня понял как то, что если там будет нечто написано, а товарищ понервничает и будет «бекать-мекать», то записи на листочке могут спасти его от двойки.
У определения «бекать-мекать» был конкурирующий термин от доцента Баталина: «А на экзаменах лапти плетете!» Доцент Баталин в студенческом фольклоре фигурировал прочно, не все преподаватели удостоились поэмы в стиле «Евгения Онегина» и песен. Но об этом доценте еще будет речь впереди.
Да, сказали про сочинение, тема его будет одна для всех, тему сообщат непосредственно на написании. Обычно это либо вольная тема, либо по какому -то автору, чаще всего по Маяковскому, но по разным его произведениям каждый год.
Маяковского Ваня не боялся, так как выигрывал олимпиады по его творчеству в школе. Опасаться следовало не того, что нечего написать, а того, что он где-то пропустит запятую. Ваня был склонен в сочинениях к сложносочиненным предложениям, отчего иногда и пропускал запятые. Да, оценка, как предупредили, будет выставляться не как в школе, где использовали и оценку типа 5/4, то есть пять за изложение, четыре за орфографию и пунктуацию. И получится, что напишет он достойный текст, но допустит ошибки и получит тройку. Так что надо будет перед сдачей проверить, нет ли тех же пропущенных запятых.
Возвращался с консультации Ваня не один, а провожая девушку, что тоже жила на Чернореченской, но дальше, в новостройках. Они шли, обсуждали дела с поступлениями, кто в чем уверен, а в чем нет. И тут Вика сказала, что ее отец говорит, что в стране надо делать революцию сверху донизу, потому что просто так лучше не будет. Ваню это слегка удивило, но только слегка. Среди его знакомых по городу активно диссидентствующих не было. Что-то не нравилось, что-то нравилось, легпром советского образца все почитали отстоем, насчет музыки -тут мнения раздваивались, от отстоя до почти что фифти-фифти, но дальше легкого фрондерства все не шло. Анекдоты про Брежнева были, но нельзя сказать, чтобы обидные. Можно было их пересказать про Ваню и его родственника, и ни хуже, ни лучше они не стали бы. Зарубежные «голоса» кое-кто слушал, но тоже неактивно. У Вани сложилось впечатление, что больше их слушали не из-за политики, а потому что некоторые «голоса» подавали свое блюдо с гарниром из музыки. Но, если на тарелке в столовой не нравящийся гарнир можно было и отодвинуть, то с «голосами» так бы не вышло. Небольшой всплеск интереса к западному освещению политики случился только за последний год, когда пошли события в Афганистане.
Ваня как-то раз послушал передачу о том, какие в СССР существуют группировки во власти и как они борются за эту власть. Это не понравилось, как и по теме, так и по подаче материала.  Еще в сентябре того же года он слушал передачу по советской военной мощи. Это его заинтересовало, ибо ничего подобного в стране не публиковалось. Да, данные о числе ракет в стране он узнал через шесть лет, почитав журнал «Джейн». Сначала был беглый пересказ, сколько и чего   из разных видов вооружений и людей есть в СССР, в том числе 84 тысячи воюют в Афганистане. Дальше пошла музыкальная пауза, после чего началась передача про Афганистан и войну там. Ваня навострил уши, и сразу же услышал, что афганские борцы за свободу героически борются со стотысячной советской армией там. Ну вот так и получилось, как в анекдоте про стриптиз: «Прав был товарищ парторг, сказавший, что более мерзкого зрелища я не встречал». Ваня был более высокого мнения о журналистах (простим его незнание, ему еще предстоит узнать их поближе) и расценил рост группировки на 20 процентов за пять минут крайне низко.
Потом радиожурналист рассказывал о волне наркомании среди ОКСВ, что много солдат страдает от опийной наркомании, их помещают в госпиталь, но метадона им не дают. Собеседник журналиста крайне удивился тому, что те живут без метадона, но это подтверди говоривший, дескать, хоть и солдаты так мучаются, но метадон им специально не дают.
История с метадоном Ваню сильно не заинтересовала, но он это запомнил. Позднее ему рассказали, что это снова анекдот о стриптизе.
На сем общение с «голосами» Ваня закончил, и больше никогда их не слушал.
С соучениками по химии, физике Ваня близко не сошелся, только на самом занятии и по делу общался.
С девушками на биологии- все было по-иному, возможно, из-за того, что образовалась практически учебная группа. В реальных группах было от 8 до 12 студентов. Деканат старался равномерно их комплектовать, но студенты и уходили по разным причинам, поэтому их число в группе в среднем было около десяти, но даже в одной из них в один учебный год-плавало. На некоторых занятиях группы дробили, но это случалось не всегда и не так часто.
Конечно, если бы все поступили и всех распределили в одну учебную группу–это было бы интересно, но как именно комплектовались группы–осталось тайной. Можно было заметить, что с подготовительных курсов в одной группе оказывалось не свыше одного человека. И исключения могли быть только позднее, когда некто женился на студентке из другой группы, и супругов соединяли в одной из них. Позднее на шестом курсе из-за того, что часть студентов пошли на специальности «Хирургия» и «Акушерство», Ванина группа сильно уменьшилась, и всего осталось шесть человек старого состава. Вакансии заполнили женами ребят, переведенными из других вузов на военный факультет, отчего в ней осталось двое парней и восемь дам.
Так что мини-группа общалась не только на занятиях, но и после них. Скажем, до трамвая от дома преподавателя было всего метров тридцать, но путь до остановки у «группы» занимал иногда полчаса– им было о чем поговорить.
Вообще автор, вспоминая годы обучения в институте, недоумевал от подбора экзаменационных предметов и назначения профилирующего из них.
Ну ладно, пусть стоматологам предписан профилирующий предмет - физика. Для них он, возможно, принципиален, ибо надо составлять смеси пломбировочного материала и учитывать какие-то моменты в их смешении. Наконец. пломбируя верхний ряд зубов, нужно не забывать про силу тяжести, что противодействует вгонянию материала в полость в зубе. ОК, пусть так.
А вот ему, как терапевту, для чего было еще раз сдавать эту самую физику, когда он только что ее в школе сдавал, в июне? Вообще для него учет законов физики требовался только в случае, скажем, падения давления у пациента-нужно подымать головной конец тела или надо его опускать? Ну, не будешь же считать, что доктор должен знать, что уроненный им предмет падает на пол, а не летает вокруг его головы и для того еще раз сдавать физику. Про это он должен знать еще до школы и курса физики.
Тут автор подумал, что еще про то, как вводить изотонические и гипертонические растворы– тоже физика, но дезавуировал эту мысль. Это тоже в школе не изучают, так что терзать абитуриентов не надо.
Химия-тут вопросов нет.  На первом курсе изучаются две химии, потом биохимия, потом две фармакологии. Плюс много чего про назначение лекарств, их сочетание и прочее, о чем говорят во многих других курсах.
А вот с профилирующей биологией– тут темно и непонятно, как с историей мидян. Биологию изучают весь первый курс института, нового и необычного там только курс паразитологии, остальное повторяется. А дальше биология всплывает только иногда и понемногу, разве что в курсе инфекционных болезней и наследственных заболеваниях. Инфекции, и детские, и взрослые, а также туберкулез он учил на четвертом курсе. То есть, сдав биологию после первого курса, он оставляет ее на два года, и снова вспоминает.  Потом снова год забвения и снова возврат забытого, на пятом курсе.
Наследственные заболевания обычно часто не попадаются практикующему участковому. Да, конечно, роду Семеновых может быть свойственно, вне зависимости о образа жизни, помирать от болезней сердца в 55 лет, только как это определить заранее, до первого прихода нынешнего Семенова с его участка с жалобами на отек ног ближе к вечеру, который до утра проходит? Доктор-то не живет в родовой деревне Семеновых и не знает про это их «Родовое проклятие». Кстати, и сам Семенов тоже может не знать. Но даже он будет знать, что от роду Семенову осталось два года и «мементо мори»-что с этим знанием делать? Лечить-то все равно надо и также, как и без знания о злом роке этой фамилии.
А вот более животрепещущее – про наследственный алкоголизм. Скажем, методом дедукции и индукции это определяется. И позднее даже нашли локализацию оного гена алкоголизма.
А толку-то от этого? Вот семья Стрельцовых-пьет бабка Вера и ее внук Виталий. Муж бабки Веры не пил, сын и дочка тоже. И бабка Вера пить начала, когда ее дети уже могли по возрасту употреблять алкоголь, не ожидая осуждения трудящихся. Но не стали пить, хотя как бы должны были.
В соседнем подъезде жили Ветреновы-в семье пьют отец, мать, и их сын. Тут как бы видно, но это далеко не всегда. И сколько раз его спрашивали родные пациентов, в кого их сынок пьет, если они не могут вспомнить ни одного пьющего старшего родственника? Может, какой-то двоюродный дядя, что давно уехал в Сибирь и пропал с радаров, пьет или пил, но никто из здешних-нет.
Как практически определить, в кого пошел нынешний пьяница? Никак. И его дети–пойдут ли они в него, или нет?
То есть это знание не дает ничего на практике.
С учетом того, что каждый человек –это смешение генов отца и матери, все еще темнее. Разве что проводить генетический анализ амниотической жидкости и жить, заранее зная, что родишь алкоголика, который еще ничего не выпил, но еще выпьет.
А можно и вспомнить одно семейство, которое жило в Брянске.
Два сына пили безбожно и отвратительно. Третий брат, кажется, самый старший, работал в медвытрезвителе и периодически подбирал братцев там, где подкосились их ноги, и вез к себе, на протрезвление. Сам он не пил.
К примеру, мама, и отец Вани в прежнее время переболели туберкулезом, но выздоровели. Ну, тут, скажем, дело в противотуберкулезных лекарствах, они были и от них выздоровели. Но тогда получается, что серьезно отягощена наследственность по нему. Есть и отягощение по опухолям верхних дыхательных путей. Но ни туберкулеза, ни опухоли легких не было. Если коварный рак легкого может его настигнуть и в восемьдесят, но туберкулез-уже вряд ли. То есть, получается, что если не курить, то и отягощение побоку?
Если это не ошибка, то то, что курить вредно- известно и так.
С сочинением – однозначно излишне. Конечно, хочется, чтобы доктора были образованнее не только в узких вопросах своей отрасли, но ведь, если у абитуриента проблемы с расстановкой запятых, то из-за этого он может и не поступить, ибо не хватит одного балла? Зачем это?
Но ведь это не Литинститут и филфак, где это будет явным дисквалифицирующим признаком. Но это еще не все. Вот хочется иметь докторов с некими литературными способностями или даже просто интересных рассказчиков, для чего и идет такой «отбор». Но! Сегодня будущий доктор сдал сочинение, проучился еще шесть лет и приходит на работу. А там что его ждет? Заполнение амбулаторных карт, историй болезни, протоколов операций и вскрытий и прочего, где особенно словами не разбежишься, и зачастую просто даже негде, ибо в бланке протокола места нет. Не говоря уже про цейтнот, потому как за дверями очередь и не до долгого рассусоливания. Зачем тогда проверять будущих студентов на то, что у них будет подавляться?
Интересные идеи о преподавании автора посещали не раз. Естественно, поскольку он не работал в ректорате или министерстве, они не внедрялись.
Насколько плохо то, что не внедрялись? Автор не раз занимался разными проверками, как подчиненных, так и других по направлению начальства. И опыт говорил ему, что нужно помнить о том, что сделать что-то частенько можно разными способами. Например, писать перьевой авторучкой в опрокинутом состоянии. Кстати, ручка в таком положении пишет очень тонко и чисто. И тут проверочные слова: «Можно и так». Не «сойдет и так», а «можно и так». Грубых нарушений нормативных документов это не касается.
Но, поскольку он не работал в министерстве или в ректорате (и далее по тексту), то внедрить его идеи было некому, пусть даже они были вполне здравыми и не настолько уж требующими расходов на это.
Вот, например, идея о перестройке преподавания анатомии. Наступал сентябрь, и студенты-первокурсники начинали учить латынь, с которой ранее не были знакомы, а одновременно анатомию. Возможно, анатомия даже опережала латынь, ведь в оном мертвом языке пять склонений, и часть существительных относятся к каждому из них и склоняются по-разному. Приходил студент и учил по учебнику, скажем, грудину (поскольку анатомия начиналось с костей). В учебнике Синельникова написано, скажем «Рукоятка грудины» и рядом по латыни -манубриум стерни. Как это произносится-а черт его знает, поскольку любой изучавший английский мог сказать, что по-всякому, ибо как когда-то решили, что дифтонг читается обычно так. а в словах таких-то не так. Ну вот и студент блеющим голосом читает «мануврим стерна» или как он это понимает. То, что «стерни»–это родительный падеж от слова «стернум», то есть грудина– он еще не знает. Вот он и читает латинские буквы по-английски, ориентируясь на английскую транскрипцию, которая не тождественна латыни.  И терзается сам и терзает слух преподавателя. То есть зубрит «бездумно и безмозгло» по товарищу Гайдару.
В то время как на втором году изучения анатомии студент напитается знаниями латыни и анатомии, отчего, прочитав название «Левая ветвь боковой артерии», не зубрит эти латинские слова, а автоматически сам переводит на латынь.
Вот тогдашний студент и предложил заведующему кафедрой нормальной анатомии немного изменить методику преподавания, то есть первые полгода преподавать термины на русском, а потом и по-латыни, и по-русски. Если нужно, то можно устроить зачет по латинским терминам.
Пи этом он интуитивно понимал, что зачеты, сдачи и пересдачи–это то, чего нельзя лишать преподавателей.
И всем будет куда легче, и обучение пойдет не в виде зубрежки, а осознанно.
Как все догадались, ничего этого не появилось. Ну не любили некоторые студенты тупую зубрежку, а предпочитали осознанное знание, ложащееся на уже имеющееся и соединяющееся с ним в одну систему. Но, наверное, лучше для студентов три часа вечером зубрить, и лечь спать, понимая, что ничего не понял и не запомнил, чем тот же объем по-русски выучить за час, а потом пойти погулять или на танцы и спокойно ждать утра.
Ваня же предпочитал не зубрить. а выяснять структуру знаний о предмете и важность его отдельных деталей этой структуры. Сначала это немного мешало, потому что оценки без зубрежки были однозначно ниже. Потом все становилось на места, и появлялось понимание. И зубрящие девушки, формально лучше него успевающие, подсаживались на зачете или контрольной поближе к нему, чтобы задавать вопросы, а как это надо сделать? Говорить же про это: «Ты же это отвечала на первом занятии цикла!» -было нечеловеколюбиво.
Позднее Ваня доказал свою правоту латынью, но это была вторая половина первого курса.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Как «Большой загиб» влияет на оценку и жизнь.
Вечером в воскресенье приехала мама. Во вторник Ваня написал сочинение, как и обещали, про отношение Маяковского к революции. Как Ваня не старался, но четыре… Должно быть, точки над буквой «Ё» не поставил.
Потом была химия- пять.
Физика-четыре.
Итого-восемнадцать баллов. Нужна еще была минимум четверка. Конечно, лучше была бы пятерка, но об этом правильно сказала тетя Маруся: «Делать проходным уровнем 23 балла–это крайняя степень падения. Они ведь не в отряд космонавтов отбирают».
Итак, билет, три вопроса и задача по генетике. Второй вопрос - тот самый биогенетический закон Геккеля-Мюллера. Ваня его помнил, про повторение онтогенеза в филогенезе и как это выражается технически– тоже помнил. Но если, слушая ответ на первый вопрос, принимавшая экзамен дама, хоть и мимикой выражала недовольство, но молчала, то тут она прямо заявила, что абитуриент по теме ничего не знает. Третий вопрос выслушала, не менее интенсивно морщась, глянула, что задача решена.
–Итого-два. И можете не громко хлопать дверью.
Такое впечатление было, что его просто не слышали.
Поскольку «двойка» - оценка неудовлетворительная, то с ней не поступают. Все, что осталось–это написать жалобу и попросить пересмотра оценки. Правда, он слышал, что это то, что вообще есть, но не действует. Но писать надо. Экзамен он сдавал на третьем этаже, а жалобы пишут на первом. Ноги медленно несли его вниз, как будто прилипали к лестнице. Навстречу ему попался старшекурсник, что обеспечивал экзамены. Ваня с ним как-то перед физикой пообщался, и, видно, он Ваню запомнил.
–Как успехи?
–Никак. Двойка.
–Что-то они слишком размахнулись, если таких умных отсеивать, то кто останется? Жители Тбилиси и окрестностей?
В вузе ходила байка или не байка, что здесь охотно принимают жителей Грузинской ССР, к ним относятся по-доброму, и за диктант по русскому языку (для выпускников национальных школ можно было заменять сочинение диктантом) оценивают не ниже четырех баллов, даже если абитуриент говорит по-русски вроде героя песни:
«–Твоя пойдет.
Твоя найдет,
Твоя поймает.
И в плен сюда до утро приведет!
Мой сердце екнул
и на пятки опустился,
А тут комбат со мной давно простился…» [6.]
И тут Ваня от переживаний ярко выразился в адрес принимавшей экзамен:
«В гробину, в веру, в двенадцать Апостолов, в душу Богомать, под коленку в корень через коромысло, в кочерыжку, бабку в спину, деда в плешь, лысый череп в могилу, под мышку налево, в правую ноздрю, за пазуху в педаль, в прабабушки ребро через семь гробов в центр мирового равновесия!»
В оригинале места приложения усилий ругателя обозначались некоторыми непристойными терминами, которые Ваня на лестнице не воспроизвел вслух, пропуская их. Воспитание не позволяло. Студент-помощник открыл рот, слегка зачарованный тирадой.
Выражение подействовало и на пожилого дядечку, что подымался вверх. Он покрутил головой и спросил Ваню, что он получил. Тот ответил, что двойку.
–А как Ваша фамилия?
Ваня назвал.
–Ну, Вы вроде хотели писать заявление о пересмотре оценки. Идите вниз, пишите и никуда пока не уходите.
Ваня пошел вниз, по дороге шепотом пересказал студенту выражение без купюр, и отправился писать жалобу.
Позвали его на третий этаж быстро. Меньше, чем через полчаса.
У стола дамы, сокрушившей его планы на будущее, стоял тот самый дядечка. Когда Ваня пришел и сказал, что именно он прибыл, дядечка обратился к преподавательнице с вопросом: варум ист это?
–Никифор Иванович, он совсем ничего не знает, тот же закон Геккеля-Мюллера- про него совершено ничего не смог сказать!
Ваня возмутился:
–Как это «ничего», я отвечал!
Дядечка оборвал готовую вспыхнуть перепалку жестом и поглядел на листочек Вани.
–Да, задача по генетике решена, то есть назвать его ничего не знающим будет преувеличением.
Я думаю, что поставить «Удовлетворительно» можно.
Дама ничего не сказала, но, судя по мимике, это явно ее  не устраивало.
В ведомостях оценку заменили, Ваня пошел звонить родным о результатах. Пока он ехал домой (через Красноармейскую), возникла мысль, что, если уж увеличение оценки не поможет, надо искать занятие на время до призыва.
И тут Ваня вспомнил, что видел афишу о приеме на учебу в техническое училище номер 36, расположенное у железнодорожного вокзала. И он туда проехал и убедился, что да, прием туда есть, и будет продолжаться еще неделю. То есть Ваня успевает подать туда документы, если даже в ВУЗ его не возьмут. Специальности – после 10 класса «Повар» и «пекарь». На них Ваня пока мысленно остановился, хотя там были еще какие-то. Стипендия 70 рублей, срок обучения – год и несколько месяцев. Ваня переписал, какие нужны документы для поступления, и поехал домой.
В другой ВУЗ документы не возьмут, потому что время упущено. А специальность «повар»–это то, против чего не восстает душа, и есть другой момент: возможный призыв в 1981 году. Служить на пищеблоке- не настолько тяжело (ну, он так думал, и, возможно, даже не ошибался). Даже если ему не дадут закончить это ТУ, а призовут еще весной, то он будет как бы чуток недообученным поваром, может, даже его туда возьмут, хоть и еще без диплома.
Тетя Маруся уже приехала, и он им обоим описал свои приключения на экзамене, а потом и финт с ТУ-36. Про «Петровский загиб» он опустил, сказав, что просто выругался в адрес дамы.
Мама только поплакала, чем проделала отверстие в душе Вани.
Но  сопротивление попытке выбить его из числа студентов обе дамы оценили высоко. Тетя сказала, что, наверное, дело в том, что они действительно слишком широко размахнулись, срезая абитуриентов, отчего, видимо, и дали задний ход. Поэтому причина тройки именно в этом. Но все равно племянник показал себя мужчиной–если бы он плакал где-то в уголочке, то ничего бы не сделалось. Финт с обучением на повара тоже высоко оценили. Результаты зачисления должны быть через пару дней, так что шанс появился. Не очень большой, но больше нуля.
Мама глянула на часы и пошла звонить отцу и братцу.
И кто ж знал, что роковой закон Геккеля-Мюллера вскоре назовут так: «биогенетический закон — это всего лишь иллюзия»! Переводная книга с этими словами вышла в городе Москве в 1986 году. Вот был бы анекдот, если Р. Рэфф и Т. Кофмен издали книгу за рубежом раньше, чем Ваня показал незнание несуществующего закона!
Но через два дня жертва не ограниченной этим законом эмбриологии вместе с мамой пришли на Гагарина 18, и увидели, что уже вывешены сообщения, что проходной балл для юношей в этом году-20 баллов, а для девушек-22. То есть Ваня проходил.
И тут же обширные списки зачисленных-Ванину фамилию среди 450 человек искали долго, но нашли.
Что-то кончается, что-то начинается. У Вани началось обучение в вузе. У множества знакомых и незнакомых девушек -этап выбора, будут ли они поступать заново в будущем году и чем они займутся весь год до этого.
Вон у того рыженького паренька начался этап «Юность в сапогах», ибо себя в списках поступивших не нашел. А у ТУ-36 новый учебный год, но без Вани. И ряду жителей огромного города он будет ставить диагноз «Гастрит», но не будет его вызывать своей кулинарией.
Зачисленные в студенты могли некоторое время праздновать свой подвиг, а могли заняться подготовкой к учебе. Ведь студенту требовались, в числе всего прочего, два халата, две шапочки, сменная обувь, а иногда и бахилы. Тем, кто приехал из мест с другим климатом-нужно было озаботится теплой одеждой, ибо зима в городе была весьма холодной. Задача привезти теплую одежду была возложена на Ваниного папу. Братца с собой везти он не стал, оставив у бабушки, но успокоил тем, что стол Ивана остается в его полном распоряжении. Отныне Ваня будет бывать дома только на каникулах, а в этот период студенты в здравом уме за столом не обучаются. Они могут, конечно, сесть за стол и написать письмо своей девушке. Уж братец это вытерпит, пока Ваня (и то только может быть!)  оккупирует стол. Требовалось студентам и многое другое, особенно ручки и общие тетрадки, для записи лекций и для работы на практических занятиях. Но студентам еще предстояло удивляться, ибо, хоть и не на первом курсе, а потом, им потребовалось иметь альбом для рисования и цветные карандаши. На гистологию, рисовать срезы тканей. Не то, что это было сложно, дефицитно или там дорого, но как-то необычно. На других кафедрах такого не было. Там существовали свои изощрения, но без рисования.
Да, юность в сапогах в будущем снова почти что мелькнула на горизонте и им, Ване и однокурсникам, кто еще не служил. Несколько позже, из-за недостатка призывного контингента, студентов стали отправлять в ряды для службы рядовыми, а потом восстанавливать на обучении, когда они отслужат. Студентов зачисления 1980 года это не коснулось. Считалось, что они начали курс военно-медицинской подготовки, поэтому пусть уже и дальше обучаются. Впрочем, в стране еще было несколько мединститутов без военной кафедры. Их выпускники после получения диплома могли быть зачислены в армию на год рядовыми. Да, служили на врачебных должностях, но звания не получали. Потом, через несколько лет проблема как-то решалась, но часть из них так и ходили с военным билетом рядового-необученного. Ваня потом встречал такого доктора. Тот закончил институт без кафедры, но сразу его не призвали, распределив в какое-то село и он там года два или даже больше отработал. А затем министерство обороны про него вспомнило, возможно, потому что возраст в 27 лет -был последний срок службы рядовыми, дальше призывали таких только в случае мобилизации.
До времени “Ч” было еще довольно долго, а великих дел для Вани не было. К хождению по магазинам он не имел склонности, и по возможности от походов с мамой туда уклонялся. Записаться в библиотеку он еще не мог из-за отсутствия прописки. Документы о временной прописке Вани в домоуправление только-только подали. Если в читальном зале ему еще книги могли дать для чтения в самом зале, то на дом– еще нет. Поездки и походы по городу с ознакомительной целью -для этого были технические сложности. Ему надо было пребывать неподалеку от телефонного аппарата, чтобы мама могла позвонить и сказать, чтобы он ехал туда-то, надо померить свитер или рубашку. Если он катается на трамвае или троллейбусе -до него не дозвонишься.
Еще доставляли беспокойства размышления о Вере. Да, ему как бы сказали, что у нее появляться не нужно. Фамилии ее с списке принятых не было, он специально искал. Конечно, как поступивший, он явно вызывал неприятные ощущения, что он–да, а она–нет, что добавляло сложностей. Но скромный опыт говорил, что мнение дам переменчиво, и даже говоря «не надо», они могут хотеть противоположного. А у Вани будет возможность угадать или не угадать. Если бы Вера была почти безразлична, то можно было и не стараться, слова произнесены и надо им следовать. А что имелось в виду -ну, не догадался.  Вера не была безразлична ему, но что было в душе?
«Возникло тонкое и странное,
что не изучено людьми.
Ее как будто бы и не было,
Но, догоревшая дотла,
В холодном мраке, в серой небыли
Она ведь все -таки была». [7.]
Требовалась помощь. И он обратился к тете Марусе, что все это значит и что он должен сделать. Маме о совещании не было сказано ни слова.
Тетя внимательно выслушала, потом попросила повторить все, что говорила Вера после и, если получится, то с тем же выражением лица и таким же голосом. Ваня попытался.
- Ммм, задал ты мне задачку. Конечно, неплохо бы с этой Верой лично пообщаться и глянуть на нее со стороны тоже. Но где мне ее поймать-то.
Мнение мое такое, и оно составлено в условиях нехватки информации. А, как ты читал в детективах, версии могут быть всякие и совершенно далекие от действительности, но в рамках того, что сейчас известно о деле. Вот ты читал шведскую историю с картофельным пюре. Сначала много чего указывало, что это покушение на торговца вооружением за какие-то махинации, о которых полицейские могут и ничего не узнать, кроме того, что кто-то обиделся и приговорил. А в итоге вышла бытовая драма. Извини, я отвлеклась от лично животрепещущего вопроса. Так вот, комиссар Бек в моем лице считает, что тебе дана отставка и вероятность того, что возможен пересмотр этого решения– процентов десять. Выше нуля, но не слишком уж выше.
Поэтому, если ты примешь это к сведению и ничего не сделаешь, а потом погрузишься сначала в учебу, а потом в какую-то другую девушку, то оправдание у тебя будет. Особенно, если ты хорошо запомнишь слова отстранения. Если ты относишься к ней лучше и глубже, то возьмешь и придешь к ней без приглашения. И тогда ты увидишь, есть у тебя твои проценты надежд на пересмотр.
Но это мы говорили про ситуацию, когда парень и девушка сблизились, после того чувства не вспыхнули ярким костром, и ничего другого не было. Под «другим» я имею в виду возможного ребенка от вашей встречи и всего последующего. Поэтому ты должен не забывать, что, несмотря на все сказанное ею, через некоторое время тебя могут поставить о ребенке в известность. А дальше твоя и ее жизнь как-то изменятся. Уж ее точно.
Поэтому, если в период от 8 до 12 недель этой новости не будет, то все закончится.
Тетя прокашлялась. Скорее всего, она так выгадывала время на подбор слов, потому что хроническим бронхитом не страдала и не курила.
–Ваня, я сейчас с тобой говорила, как эксперт, оценивающий бумагу с печатями, а не людей и их жизнь. Я так могу, научилась на работе.
Если же не вещать, как летописец Пимен, то тебе нужно прийти туда. Возможно, с букетом в руках. Она какие цветы любит?
-Не знаю.
–Аххх. Совсем-совсем цветов не упоминала?
–Разве что на занятиях, там в законах Менделя упоминались, но не садовые цветы, а горох.
–Ваня, я все же думаю, что прогноз о десяти процентах преувеличен, их явно меньше. Но тогда нужно думать и о другом, о том, что люди зачастую такие болваны, по уши деревянные, что сначала сделают, потом подумают-что именно я сделал? Это я, Ваня, не совсем про тебя, хотя и частично про тебя тоже. Но есть и более деревянные.
Ваня не очень ее понял, поэтому и попросил разъяснений.
–А ты готов выслушать горькую правду? Совсем горькую?
–Надо же иногда, для понимания, что ты натворил...
–Тогда слушай, Ваня и мотай на еще не сильно отросшие усы. В данном случае у вас все было взаимное, и согласие, и вина, хотя и в
разной степени. И ее больше у Веры. Она тебя старше, была замужем, если ты не ошибся, и мужчина у нее уже был, значит, она должна понимать об этом чуть больше. А значит, осознавать, что иногда бывает, если не принять меры, чтобы не было. Понял, свет-Иванович? Не понял, вижу. Я говорю о презервативах. Не о пресервах, а о других вещах или о том, что их заменяет. Ты опять не понял… Ладно, вот приедет мой старший братец, пусть он тебе расскажет про то, о чем уже давно надо было рассказать. Продолжу про Веру. С моей точки зрения, кружить голову молодым и несовершеннолетним– не подобает, особенно в таком стиле. Если бы она… Извини, мне хочется ее обругать, поэтому не буду. А ты в будущем учитывай то, что может случиться. Если полет птицы в небе и траекторию попадания ее «подарка» в тебя сложно предвидеть, то эти вещи, о которых мы говорили-просчитываются.
Насчет прихода в гости с букетом–ты услышал? Ну и хорошо. А остальные   проблемы будем решать по мере их появления. Не появятся - тогда жить будет проще.
Ваня на следующий день сходил к Вере домой с утра, но двери ему никто открыл. Он попробовал прибыть еще раз, ближе к шести вечера. Дверь по-прежнему не открывали. Тогда он подошел к сидящим на скамейке у подъезда двум бабушкам и спросил их о Вере. Те оглядели его с головы до ног, как-то оценили, в том числе и букет в руке, и пояснили, что квартира эта Михалины Романовны, она почти безвылазно живет у невестки на Мичурина, за внуками ухаживает, а комнаты сдавала двум студенткам. Одну из них звали Люда, она поступила в пединститут и уже съехала. А Вера-откуда-то не то из Чапаевска, не то из Отрадного, тоже снимала комнату и тоже уехала, но потому, что не поступила. Тут бабушки с сочувствием поглядели на Ваню.
А он поблагодарил их и пошел к трамваю.
Что-то кончилось. А вот начнется ли что-то?