Глава 1.

Очнулся он как-то внезапно – и в первый миг не понял, что же произошло. Последним воспоминанием его была летящая куда-то в район головы кувалда и осознание того, что увернуться он уже не успеет, а потом вдруг словно резко сменили фон на экране. Только что это, мать вашу?

- Здоров, Михан! – вдруг окликнул его какой-то смутно знакомый паренек. – Что застыл-то? Домашку что ли не сделал?

- Какую домашку? – с еще большим удивлением уставился Михаил.

- Ну так по физике ж! Или опять Ленку свою высматриваешь?

Твою мать! Да это ж его одноклассник, Петька Федотов! Вот только Михаил прекрасно помнил, что Петьку того схоронили пару лет назад, умер от инфаркта когда развалился его родной НИИ, а он сам остался буквально на улице… Да и не Петька он давно был, а самый что ни на есть Петр Степанович, доктор технических наук, чем сам Михаил похвастаться не мог. Нет, в какой-то момент он тоже начал было работать над еще, правда, кандидатской диссертацией, но развал СССР поставил крест на всех этих планах. Пришлось выживать – и работа на военном заводе, предприятии стратегического значения, для этого подходила откровенно хреново. Хотя жена его все же так и осталась работать там, и теперь они встречались лишь урывками, в выходные – причем, гораздо чаще она с детьми приезжала к нему в деревню, а не он в город. И кончится ли когда все это – было непонятно…

- Да никого я не высматриваю, - решив разобраться со всем по ходу, произнес Михаил.

- Ну тогда пошли уж!

«Что же случилось?» – пока они шли до школьного двора, раздумывал Михаил. Про кувалду-то он не забывал ни на миг, а потому основной ход мыслей шел к тому, что сейчас он лежит в больнице с какой-нибудь черепно-мозговой травмой, а все происходящее вокруг – всего лишь его глюки. Но, блин, насколько все же они реалистичны! Даже и впрямь хотелось поверить, что он снова в детстве, снова вокруг СССР, и снова все верят в светлое будущее… И нет никаких Горбачевых, Ельциных, нет и не было никакого развала СССР! Нет и не будет никогда!

Вот уж и такое знакомое здание школы №34, где он с удивлением встречается и здоровается с внезапно помолодевшими одноклассниками… Васькой Петренко, будущим «акулой капитала», сумевшим ловко сделать себе состояние в начале 90-х. Лехой Никифоровым – будущим полковником милиции, уволившимся из «органов» в 1993 году. Викой Старостиной, первой красавицей класса, за кем когда-то бегали почти все пацаны, в будущем ставшей инженером-технологом на станкостроительном заводе… Анькой Поповой, будущим учителем физики и математики в этой же самой школе. Семеном Антоновым, будущим шлифовщиком 6 разряда на авиазаводе, начавшим стремительно спиваться после того, как в середине 90-х был «сокращен» и вынужден перебиваться случайными заработками. Тохой Никифоровым, будущим инженером-конструктором спецтехники, работником закрытого НИИ. И другими такими, казалось бы, давно забытыми друзьями-одноклассниками…

Потом все вместе топали куда-то в класс, где он, машинально повторяя действия одноклассников, выложил на стол учебники по физике за 10 класс, тетрадку, авторучку-«пипетку» и пузырек с чернилами. И буквально сразу же зазвенел звонок, и в кабинет с журналом в руках вошла физичка. Анька Попова, староста класса, перечислила отсутствующих – хотя их список несколько удивил Михаила поскольку в нем не было парочки классных лоботрясов, которых, однако, он не видел и в классе, но мало ли чего в бреду-то бывает? Видимо, все дело в том, что ему настолько не хочется вспоминать про них, что сознание просто выкинуло их образы из общей картинки. Как-то не было у него желания видеть парочку будущих бандюганов – ни в бреду, ни в реальности.

- Ну что, ребята, на прошлом уроке мы изучали законы фотоэффекта, - наконец-то произнесла физичка. – Кто-нибудь хочет ответить? Нет, сиди, Старостина, у тебя и так оценок хватает. А к доске пойдет… Солнцев.

Чуть не подскочив от удивления, Михаил вылез из-за парты, уверенным шагом дотопав до доски, начал отвечать. Фотоэффект, что он про него помнит? Да, как оказалось, просто полно всего! Начав с истории открытия фотоэффекта и уравнения колебания электрона, Михаил быстро перешел к законам Столетова, красной границе фотоэффекта и квантовой теории фотоэффекта, попутно записывая известные ему уравнения фотоэффекта и изображая переходы электронов между энергетическими уровнями. Когда же Михаил наконец закончил с рассказом, в классе стояла полная тишина…

- Что-то неправильно сказал? – внезапно растерявшись, произнес Михаил.

- Ты мне решил урок сорвать… - с напускной строгостью произнесла физичка, однако, взглянув на нее, он вдруг понял, что она чуть не смеется. – Правильно все. Откуда только знаешь все это?

- Так я ж, Наталья Николаевна, ведь на физфаке… учиться собираюсь, - чуть не сказав «учился», в последний миг исправился Михаил. – Вот и готовлюсь к поступлению…

- Понятно, - ответила физичка. – Ладно, садись… Пять. Только чтобы больше без фокусов!

- Ну ты и задал! – едва Михаил сел на свою вторую парту, пихнул его локтем в бок Петька. - Я аж заслушался, а уж училка… Я у ней такого лица ни разу не видел!

Впрочем, Михаил на эти слова не обратил особого внимания. Хоть и, машинально глянув в соседскую тетрадь, открыл учебник на той же странице, но почему-то даже не взглянул туда, продолжая чуть ли не таращиться на физичку. «А ведь ей всего 26», - вдруг подумал он. Когда-то в прошлом она казалась всем ученикам взрослой серьезной теткой, а вот сейчас перед ним вдруг оказалось всего лишь молоденькая и очень даже симпатичная девушка… Даже машинально вспомнилось все, что он знал про ее дальнейшую судьбу… Два брака – два развода. Двое детей от разных мужей – первый из которых нашел себе другую, а второй начал пить, и она ушла сама. Тоже ведь, по сути, особого счастья так и не видала в жизни… Последний раз он видел ее на встрече выпускников в 1996 году – и тогда в свои 56 лет она уже выглядела откровенной старушкой, в которой уже сложно было узнать ту молодую и красивую женщину, какой она запомнилась всем по школе.

Однако тут же кольнула мысль о любимой жене, об оставшихся где-то там, в Городе, трех детях – и наваждение в тот же миг отхлынуло. Твою ж налево… Как они-то теперь будут? Если он валяется в бреду в больнице, то на что они будут жить? На выплачиваемую раз в 2-3 месяца зарплату ведущего инженера-технолога? Или побегут просить денег у их родителей? Те-то, конечно, не откажут – вот только у них у самих-то мало что есть! Оставалось лишь надеяться на то, что все это ненадолго, скоро он наконец-то очнется – и все вновь станет как прежде… Хотя, честно говоря, возвращаться из такого родного Советского Союза, из детства в ту гниющую со всех сторон капиталистическую Россию не было ни малейшего желания…

К доске в этот день не выходил больше никто, так что остаток урока пролетел для Михаила как-то незаметно, словно в полусне… Физичка рассказывала что-то про теорию Планка, уже упомянутую им красную границу фотоэффекта, которую она называла просто «длинноволновой», работу выхода и уравнение Эйнштейна – все на, разумеется, школьном уровне в то время, как ему в голову все лезли формулы и законы из университетского курса, формулы и функции Планка, законы излучения, связь классической и квантовой теорий излучения, комптоновское рассеяние и еще почему-то целая куча всякой фигни из университетского курса физики, которая сейчас была вообще и не нужна-то! То ли это было своего рода способом отвлечься от происходящего вокруг бреда, то ли, зацепившись за этот фотоэффект, мозг теперь пытался вспомнить и другие вещи из когда-то изученного в университете курса общей физики. Потом решали какие-то физические задачки, но все это было словно в каком-то полусне из-за не исчезавшего ощущения нереальности происходящего… Так что когда прозвенел звонок, и весь класс двинул на выход, Михаил даже не обратил на то особого внимания…

- И давно ты институтскую физику учишь? – вырвал его вдруг из раздумий голос физички.

- Второй год, - сказал первое, что пришло в голову, Михаил.

- Ученым стать хочешь?

- Нет, инженером.

- Ну молодец, - кивнула каким-то своим мыслям физичка. – Только тут-то зачем все это устроил? На меня хотел произвести впечатление?

- Да нет… Сам не знаю…

- Ладно, - вдруг улыбнулась физичка. – Не оправдывайся… Я-то сначала не поняла, а потом обратила внимание, какими глазами ты на меня смотрел…

- А разве любить – грех? – решил подшутить Михаил. – Помните, как в том фильме?

В конце-то концов это все – лишь бред в результате черепно-мозговой травмы! Так почему бы и не пошутить малость, в конце концов? Какое-никакое да развлеченье…

- Нахал, - на этот раз уже чуть не рассмеялась физичка. – Видела я тот фильм. Нет, не грех! И фильм хороший. Только это не любовь. Это… другое. Ладно, - подвела итог училка. – Я про твои слова и твою выходку никому не скажу. Но чтобы это было первый и последний раз!

- Да понял, - ответил Михаил.

- Ну вот и хорошо…

«Это что же, мой бред меня еще и жизни учить будет?» – откровенно удивился Михаил, но виду не подал, только собрал портфель и пошел в коридор. А все ж красивая она! И как они в школе на это внимания не обращали? Или просто воображение создало вместо реального какой-то идеализированный образ? Но только почему?

«А ведь где-то в это время я начал с Ленкой встречаться», - вдруг подумал Михаил. Но уж нет! Пусть все вокруг и ненастоящее, но хоть в своем бреду он не станет повторять эту ошибку! Да и, тем более, не было у него к ней уж никаких чувств кроме откровенного презрения… Все перегорело и ушло в прошлое, заслонилось новыми чувствами к той, с кем он и прожил большую часть своей жизни. Впрочем, это было уже гораздо позже, когда он уж работал инженером на заводе… Собственно говоря, там-то они и встретились первый раз – двадцатишестилетний инженер со стажем и молоденькая студентка-практикантка. Потом были почти два года дружеского общения и редких встреч, итогом которого стало то, что когда ему уж было 28 лет они решили жить вместе, а спустя еще год расписались – также тихо, без всяких празднеств. Таково было их совместное решение…

С первой же женой, этой самой Ленкой, Михаил развелся еще в 22 года, как узнал, что та «ходит налево» - и разочарование от того брака было столь сильно, что других женщин у него не было почти шесть лет. Нет уж, такой судьбы ему точно не надо! Лучше уж подождет до тех своих 26-28 годов, и чтобы уж сразу все нормально было! Если, конечно, его бред продлится настолько долго, что было очень маловероятно… Эх, скорей бы уж очнуться!

Вторым уроком оказалась алгебра…Касательная к кривой, геометрический смысл производных и прочая фигня… Здесь Михаила, впрочем, не спрашивали, хотя весь уроке его так и подмывало сказать что-нибудь про решение уравнений в частных производных или методы математической физики, но увы – интереса к его протянутой руке учитель так и не проявил. Так что, несколько расстроившись и решив несколько элементарных задачек, он записал домашнее задание и вскоре отправился на перемену.

Шоком стал для него третий урок – истории… и хоть, казалось бы, ничего не предвещало, но в их классе всегда висел на стене портрет Ленина… Вот только, войдя сейчас, Владимир с удивлением заметил на его месте сразу три портрета – хорошо знакомого Ленина слева, но в дополнении к нему справа висел портрет товарища Сталина, а посередине между ними- портрет какого-то смутно знакомого, словно где-то виденного мужика. Вот только вспомнить, кто же он такой, почему-то никак не удавалось… И это сбивало с толку. Если его сознание вдруг вытащило из каких-то глубин памяти школьные воспоминания, то откуда тогда взялось такое разительное несоответствие увиденного сейчас с былой реальностью?

Это было уже что-то странное, и Михаил даже непроизвольно протер глаза, но картинка меняться упорно не желала. Тогда он решил проверить реальность происходящего более простым и, казалось бы, надежным решением – попросту ущипнув себя за руку. Боль оказалась на удивление реалистичной… Но, быть может, то все «отзвуки» чего-то происходящего в реальности с его бессознательным телом? Ответа не было…

Подумав, что раз уж у них сейчас идет история СССР, то что-то можно найти и в учебнике, Михаил открыл и даже быстро перелистал оказавшийся на этот раз совершенно незнакомым учебник. Такого у них не было точно! В качестве его авторов стояли также ни о чем не говорящие ему фамилии – Базилевич, Бахрушин, Панкратова и пара еще, а ниже стояла отметка о 14 издании. 1964 год, почти новенький… В учебнике освещались события от начала века до 1962 года, буквально кануна написания самого учебника.

Однако сейчас Михаила интересовал лишь раздел «Основные даты по истории СССР (1894 – 1962). И первым, что привело его в некоторое замешательство, оказалась строчка «1941 г., 29 июня – вероломное нападение немцев на СССР». Какие к черту 29 июня? Это ж на целую неделю позже! Однако на этом отличие не думали заканчиваться… По непонятной причине «Безоговорочная капитуляция Германии» здесь числилась тоже несколько позже, 11 мая 1945 года. Но даже это оказалось еще мелочью… Поскольку следующей стояла дата 10 ноября 1954 года – «Смерть И.В. Сталина». «Ого! – чуть не произнес вслух Михаил. – Да тут товарищ Сталин на полтора года дольше прожил!» и непосредственно следом за этим – дата 6 ноября 1955 года. «Смерть Л.П. Берии». Это уж не лезло ни в какие рамки, и Михаил чуть за голову не ухватился. Все же дочитав до конца список дат, он дополнительно узнал про даты выборов в Верховный Совет СССР, запуск первого спутника неделей раньше, чем он знал, первый полет в космос аж 4 марта 1961 года… Да что за бред-то такой? Откуда? Почему?

Перелистнув несколько страниц назад, пробежал глазами последние страницы учебника. «Вооружённые передовым марксистско-ленинским учением, вдохновляемые великими идеями коммунизма, советские люди прекрасно понимают превосходство советского мировоззрения и преимущества советского общественного строя. Они полны чувства гордости за свою советскую родину, за её великие достижения. Вместе с тем советский народ ценит заслуги других народов перед историей.

Великая Октябрьская социалистическая революция открыла новую эру во всемирной истории. Она показала, что капитализм стал тормозом прогресса человечества, что продолжение политики империалистов, которая привела человечество к двум мировым войнам, грозит народам новыми войнами и страшными бедствиями.

Судорожные усилия империалистов, под ногами которых колеблется почва, не спасут капитализм от приближающейся гибели. Мы живём в такой век, когда все дороги ведут к коммунизму.

Наша социалистическая родина победоносно решает задачу постепенного перехода от социализма к коммунизму, показывая народам всего мира реальную возможность строить счастливую и свободную жизнь без капиталистов».

Сказать, что прочитанное было шоком, значило бы ничего не сказать… По сути, несколько минут Михаил лишь удивленно таращился в учебник, будучи не в силе осознать происходящего. Да, он еще мог поверить в то, что в бреду вспомнил школу и одноклассников. Даже могло по какой-то случайности получиться так, что вместо привычного портрета Ленина он представил на его месте сразу три – Ленина, Сталина и, как он понял после прочтения заключения, товарища Пономаренко. Вот кто тут генсек, оказывается! Но придумать и представить весь этот текст? Не, этого он не смог бы точно! Твою ж… Неужели это все реально?

Увы, но дожить до того времени, когда в России вовсю начали писать про так называемых «попаданцев», кто переносился в детстве и «давал всем прикурить» Михаил так и не успел, а потому с ходу ничего подобного в голову ему не приходило… Впрочем,, в отличие от некоторых «попаданцев» ему все же повезло… Странная вещь, но почему-то «назад в себя» чаще всего возвращались бесхарактерные слабаки, которые, однако, после переноса вдруг и школьных хулиганов на место ставили (хотя до того даже гантелей в руках ни разу не держали), и песни перепевали, и «подкатывали» к девчонке, на которую сидели-облизывались, но не смели даже заговорить лишний раз… У Михаила таких проблем в детстве не было – тут он был уверенным «вышесредняком». Главным задирой класса не был и до «бычков» не дотягивал, но постоять за себя всегда мог, а потому хулиганы с ним особо не связывались. Один на один особого преимущества не имели, а позовешь дружков – так в ответ мигом соберется компания «пролетарских», кто друг за друга всегда горой и «всяким тут» спуска не даст. С девчонкой тоже проблем не было – хотя повторять тот опыт Михаил не стал бы точно. С учебой тоже было все в целом неплохо – четыре четверки, а остальные пятерки. Да и дальнейшая судьба – учеба на физическом факультете, работа инженером-конструктором в области СВЧ-электроники, что тоже его вполне устраивало. Во всяком случае, до тех пор, пока после развала СССР не начались задержки с выплатой зарплаты и гиперинфляцией в стране… Впрочем, ни о каких таких «попаданцах» Михаил и не подозревал, а потому особо и не задумывался на такую тему.

От мыслей о том, что все же произошло, его отвлек звонок на урок – начиналась история. Как обычно, все началось с опроса учеников – и вышедшая к доске Вика Старостина рассказывала о том, что происходило после смерти товарища Ленина и о лекциях товарища Сталина «Об основах ленинизма», XIII съезде партии и борьбе с троцкизмом, результатах осуществления новой экономической политики и борьбе с кулачеством. Эх, Вика-Вика… Милая, приветливая и открытая девушка, верящая в светлое будущее и в победу коммунизма… Как все же хорошо жить в мире, где красивые девушки мечтают стать учеными, инженерами, учителями и врачами, а не какими-нибудь валютными проститутками или содержанками у «новых русских»! Пасть бы порвал тем, кто сотворил с его страной такое! Да только «история не имеет сослагательного наклонения»… Или все же имеет?

Потом отвечал Семка Антонов, рассказавший о положении дел в Средней Азии, борьбе с великодержавным шовинизмом и буржуазным национализмом, разгроме грузинского меньшевизма и национальном размежевании в Средней Азии. Ну а после его ответа перешли к новой теме – изучали времена начала индустриализации. Собственно говоря, тема так и называлась: «Курс на социалистическую индустриализацию»… Международное положение СССР в середине 20-х, курс на построение социализма в одной стране и социалистическую индустриализацию, сталинской политике в области экономики и борьбе с зиновьевской оппозицией. И все это – со ссылками на товарища Сталина, про которого, насколько он помнил свои школьные годы, обычно предпочитали стыдливо замалчивать. Вроде как был такой, а вроде как и не совсем… Дошло до того, что даже гимн без слов исполняли, лишь бы не упоминать имя Сталина – хотя официально никто его не менял и не отменял.

После истории – большая перемена. И пока многие его одноклассники побежали перекусить в столовку, Михаил не спеша ходил по школьным коридорам, приглядываясь к окружающему и постепенно замечая и еще некоторые мелкие отличия от того, что он помнил из своих школьных лет, а оттого ситуация становилась все страньше и страньше… Да что, мать его, происходит? Он умер и теперь на том свете? Но Михаил всегда был атеистом и в загробную жизнь как-то не верил. Тем более, странная какая-то была загробная жизнь… На рай как-то не похоже. На ад – тем более… Или и впрямь прав был один его знакомый, кто утверждал, что идеология коммунизма – это стремление построить рай на Земле? Но на коммунизм происходящее все же походило мало, да и почему он тогда снова в школе? Уж если б это и впрямь загробная жизнь, то логичнее всего было бы либо оказаться тут «как есть», либо «переродиться» со младенчества…

Или это, мать его, какой-то другой мир? Если исходить из уже отмеченных некоторых различий, то можно было сделать примерно такой вывод… Но как такое возможно? И почему он вдруг оказался здесь? Но додумать до конца мысль он уже в который раз не успел…

- Куда смотришь? – отвлек его от наблюдения за происходящим во дворе голос Вики.

- Да вот, во двор, - оглянувшись на одноклассницу, ответил Михаил. – Елочка вон растет…

Ну да… Его внимание как раз привлекла небольшая елочка, которой в его прошлом точно не было в этом месте. Не было никогда!

- Наша елочка, - взглянув туда же, улыбнулась девчонка. – Помнишь, как в шестом классе ее сажали?

Шестой класс? Да не было ничего такого! Точно не было… Он не мог ошибиться… Хотя да, деревья они тогда и впрямь сажали. Но елок среди них точно не было!

-Когда-нибудь мы будем приходить сюда, смотреть на нее и вспоминать свое детство, - задумчиво произнес Михаил.

Да, именно так все и будет… Пусть никакой елки у них и не было, но встречи выпускников он помнил хорошо… Особенно последнюю, 1996 года. Вечер воспоминаний о порушенных планах и разбитых надеждах… А ведь всего за десять лет до того многие верили в перестройку, прогресс, в то, что завтра будет лучше, чем сегодня. Но жизнь разбила в щепки эти надежды, и почти все из их класса так и остались не у дел. Новой стране не нужны были ни конструкторы, ни технологи, ни высококлассные рабочие или честные, не желающие «крышевать» зарождающуюся мафию, милиционеры… А «перестроиться на новый лад», стать торгашами и банкирами, продажными чиновниками и бандитами большинство оказалось не в состоянии. Совесть не позволила… Эх, Вика-Вика… Что ждет тебя и твоих детей в мире победившего капитализма?

- Конечно, - улыбнулась девчонка. – Ведь мы же давно сдружились все… Разве ж можно взять и все забыть?

- Конечно, не забудем, - согласился Михаил.

«И никогда не простим того, что сотворили с наше страной и нашим будущим», - мысленно добавил он. Твою мать! Да будь на то его возможность – отдал бы все ради того, чтобы этого никогда не повторилось! Да только как сделать это? Пусть даже тут и впрямь другой мир… Пусть здесь нет Кукурузника и ему подобных властолюбивых идиотов, кто своей глупой и бездарной политикой гробил страну, но где гарантия того, что все это не повторится несколько позже? Что, в конце концов, уже сейчас все не идет по тому же самому, только более медленному, сценарию? Нет уж! Как только доберется домой – постарается со всем разобраться! И пусть это хоть бред, хоть загробная жизнь…

- Ты куда поступать будешь? – после затянувшегося молчанья вдруг вновь обратилась к нему Вика.

- На физический в университет, - ответил Михаил.

Собственно говоря, чего скрывать-то? В прошлой жизни они учился там, даже почти с отличием закончил. Туда ж, раз уж кто-то вздумал подарить ему новую жизнь, пойдет и сейчас… В отличие от страны, в своей лично судьбе менять Михаил не собирался ничего. Ну если только не считать одной «ошибки молодости»…

- А я в Политех, на машиностроительный, - ответила Вика.

- На завод пойдешь работать?

- Да, - согласилась девчонка. – Хочу потом пойти на наш станкостроительный…

- Ну тогда удачи тебе! – улыбнулся Михаил.

В том, что все у нее получится, он даже и не сомневался. Так было в его прошлом, так будет и сейчас… Постояв рядом еще немного рядом, словно желая, но так и не решаясь о чем-то сказать, Вика вскоре пошла в класс, а он так и остался стоять в раздумьях… «А ведь ты ж ей нравишься!» - вдруг ехидно усмехнулся «внутренний голос», и осознание этого вдруг сразу расставило все точки над тем, что он помнил по школе… Да, все то же самое уже когда-то было в его прошлом. То, что она несколько выделяла его по отношении к другим одноклассникам, он заметил еще в своем детстве. Вот только он тогда еще был «мал и глуп» и причин всего этого попросту не понимал. И пока другие пацаны бегали за первой умницей-красавицей класса, а она продолжала упорно игнорировать их, сам Михаил вовсю бегал за Ленкой – как он тогда считал, своей первой и последней любовью… Которая, впрочем, так и не принесла ему в жизни счастья. Все их годы совместного проживания были наполнены постоянными ссорами, капризами, мелочными придирками, а, как оказалось позднее, и ее изменами. Нет уж! Повторять этого он не будет точно…

Впрочем, с Викой связываться не станет тоже. Да, она хорошая девчонка и, возможно, у них и могло б что-то получиться, только все это вот было возможно лишь в его настоящем детстве. Сейчас же она в его глазах выглядела всего лишь милым ребенком, маленькой девочкой, 49 его лет против ее семнадцати – это даже не смешно. Тем более – зная, что ее жизнь сложится вполне удачно и счастливо, он бы ни за что не стал ломать ее. Нет уж… Коль ему и впрямь придется жить вторую жизнь – будет ждать ту, с кем он в итоге связал судьбу в прежней…

После того, как Михаил решил, что все это происходил на самом деле, все начало вставать на свои места… Оставался лишь один вопрос – как? С научной точки зрения все происходящее было невозможно… И так уж больно долго протупил, мог и быстрее все осознать. И пусть оно и впрямь выглядело как сущий бред, но игнорировать уже накопившиеся факты было невозможно! Значит, другой мир, другой СССР? Ну и пусть! За то он снова живой, здоровый, молодой… И вполне может сделать что-то полезное и для своих близких, и для страны в целом… И он уж постарается сделать так, чтобы и в этом мире не победила буржуйская мерзость.

Четвертым уроком был изрядно подзабытый с университетских времен немецкий язык – точнее говоря, читать и говаривать на технические темы на нем Михаил мог достаточно свободно, а вот многие правила грамматики уже подзабылись, но на этот раз обошлось – никто его не спрашивал. Хотя, конечно, правила эти все придется повторить… А на перемене после немецкого Михаил столкнулся с директором школы.

- Здравствуйте, Василий Афанасич! – вспомнив детство, громко прокричал он.

- Ты что орешь, Солнцев? – удивленно взглянув на него, произнес директор.

- Не знаю, - пожал плечами Михаил. – Случайно получилось, задумался о чем-то…

«Вот это раз!» - уже идя от школы к мастерской, думал он. Он же прекрасно помнил, что Афанасич еще с войны полуглухой, он же тогда танкистом воевал… В 1943 году получил тяжелое ранение и контузию и был комиссован, работал в школе учителем географии, потом стал директором. А тут, выходит, не было этого?

Эх, а ведь в его-то прошлом ему оставалось уже недолго жить… Через три года он бы помер от инфаркта, а ему на смену пришла одна из нынешних (к счастью, не их) «русачек». «Женщина строгих нравов», как иронично называли ее в будущем – привыкнув «строить» мужа с детьми, она быстро превратит школу в нечто среднее между казармой и колонией для малолетних преступников, где все будут буквально «ходить по струночке», любое инакомыслие будет жестко давиться, а по малейшим поводам в школу будут вызывать родителей. Тогда, кстати, из их школы и та же Наталья Николаевна уволится – не сойдется во взглядах на вопросы воспитания. А новая директорша в отместку постарается сделать так, чтобы ее ни в одну городскую школу не взяли. Не иначе как из зависти... Да, в отличие от Аллы Викторовны, «Наташу», как ее промеж собой называли старшеклассники, в школе любили. Она-то и предмет нормально объясняла, явно сама неплохо понимала его, и относилась к другим по-человечески – не потому ли и из их класса вышло так много инженеров? Впрочем, она станет первой, но не последней – через год уволятся еще двое учителей, географ и биологичка. Посчитают ниже своего достоинства плясать под дудку самодурки-директорши. Впрочем, эти уволятся тихо, без скандала…

Но, может быть, в этом мире все будет иначе? Если Василий Афанасьевич тут поздоровее, то вполне может и подольше прожить – и тогда такого идиотизма не будет. Их школа так и останется нормальной, а не превратится в «филиал казармы», куда будут отправлять лишь самых балбесов? Эх, как бы разузнать еще?

Наконец, последними двумя уроками были традиционно сдвоенные «труды»… Изучали фрезерный станок НГФ-110, что сразу напомнило про недавние события… Там-то, конечно, был не НГФ, а старенький убитый 6Н12 (хотя их фермер давно грозился купить «что-нибудь получше» с какого-нибудь разваливающегося завода), но это сейчас не имело особой разницы. А ведь его ему даже ремонтировать приходилось – как-никак «инженер-механик», начальник рембазы. Так что все, что по механической части, проходило по его «ведомству». Так что когда трудовик спросил, кто что знает про фрезерные станки, он первым поднял руку, спокойно рассказав о конструкции и назначении фрезерных станков, а затем рассказав про технику безопасности и показав органы управления. И, заодно, сказав про то, что у «настоящих» станков есть еще и механизм автоматической подачи…

Хотя последнее к тому станку, что был у них на рембазе, давно уж не относилось из-за убитой в хлам коробки подач. А шестерни на замену взять было негде! Точнее, можно купить – но, как всегда, «нет денег»! Да и, как он узнал в последний день своей прошлой жизни, по электрике там тоже все плохо было… Что, впрочем, Цыгана мало волновало – деньги платят, на его «художества» смотрят сквозь пальцы – значит, можно работать! Даже «левак» для соседей делать можно в свободное время… Впрочем, про это все Михаил, конечно, не рассказывал.

- Молодец, - когда он закончил рассказ про фрезерные станки, произнес трудовик. – Сразу видно, у кого батя фрезеровщик.

Рассказав еще малость теории, трудовик перешел к демонстрации работы на фрезерном станке – установив тиски и обрезок какой-то плиты, начал делать из нее «лесенки» для станочных работ. Потом тем же самым занялись и ученики, так что и Михаилу довелось малость покрутить ручки…

Но вот, наконец, и конец уроков – впереди суббота, а дальше уже и выходные… И, как всегда и было, домой шли компанией сразу в пять пацанов – пятеро «пролетарских», как их звали другие. На улице весна, солнышко, потихоньку тает снег и кажется, что жизнь прекрасна… Петька с чего-то вдруг вспомнил, как в пятом классе «махались» с «агафоновскими», когда Федька Тарасов и его приспешники пытались установить в классе свои порядки… Как раз тоже весной было, тоже под конец третьей четверти… Их, правда тогда, было куда больше, но после восьмого класса большинство «пролетарских» ушли – кто в ПТУ, кто в техникумы.

- Да, были времена, - хмыкнул в ответ Семка. – С тех пор они к нам и не лезли больше…

Большинство из них, живя в одной районе, знали друг друга еще с детства – и с детства же и дружили. И с ними предпочитали не связываться даже самые отпетые школьные хулиганы – знали, что если даже позовут своих дружков, то придется иметь дело не с трусливыми сопляками, а с дружной компанией, кто друг за друга кому угодно глотки порвет. Даже если подкараулят кого по одиночке – завтра уже их будут бить все «пролетарские». Хотя класса до пятого драться доводилось все же достаточно часто – но постепенно оно как-то сошло на нет… «Пролетарские» с «агафоновскими» решили придерживаться «вооруженного нейтралитета».

И все же… Почему Федьки-то Тарасова с Лехой Роговым нет у них в классе? Неужели в этом мире он так и не смог перевестись в 9 класс? Однако спрашивать про это Михаил поостерегся – явно ж что-то из серии того, что тут известно всем…

- Ну че, пацаны, по домам? – когда они добрались до своей «пролетарки», сказал Петька.

- Ага! – согласился Семка.

И вот Михаил уже один топает вдоль трамвайной линии к своему дому… Пару раз мимо проносились старенькие двухосные вагончики 9 маршрута, полупустые в связи с дневным временем. Но на них он уже не обращал особого внимания, давно привычный элемент пейзажа… Можно было, правда, большую часть дороги проехать и на трамвае – но у них, школьников, это было не в привычке. Зачем тратить деньги на проезд, если можно прогуляться пешком? А деньги, если они все же есть, пойдут и на «что-нибудь вкусненькое»…

Отредактировано Семенов Игорь (14-06-2023 18:00:42)

Глава 3.
  Просыпаться в шесть часов в детстве для Михаила всегда было проблемой, без будильника о том можно было и не мечтать – и лишь после утренней гимнастики он окончательно «просыпался». Однако за прошедшие годы все сильно изменилось… Он уже давно привык вставать даже не в шесть, а без двадцати шесть – поскольку надо было и поесть, и умыться, побриться, зубы почистить, и детей накормить, и на работу, наконец, собраться – а ехать почти в другой конец города на электричке. И эта привычка столь прочно вошла в привычку, что безотказно действовала и в выходные с праздничными днями, и позднее при работе у фермера, где бежать-то особо некуда, все рядом. И никаких будильников-то не требовалось! Стоит ли удивляться тому, что и тут он вскочил как штык все в те же без двадцати шесть? Чем, естественно несколько удивил проснувшихся даже позже него родителей – у них-то работа недалеко, пешком дойти недолго, а уж на трамвае и подавно. Впрочем, при хорошей погоде они предпочитали дойти пешком, а не толкаться в битком набитом вагоне…
- Что не спишь-то? – зайдя на кухню и застав Михаила там, спросила мама.
- Да не знаю, мам, - пожал он плечами. – Проснулся вот и не хочется спать дольше.
- Ну-ну, - усмехнулась мама. – Смотри потом на уроке не засни…
- Не засну, - усмехнулся Михаил.
  Уж если на работе за кульманом не засыпал… Так с чего в школе вдруг? Тем временем, быстро растопив плиту, мать начала готовить завтрак – и в этот день им была гречневая каша с яичницей, одно из «классических» утренних блюд его детства. Поскольку каша на завтрак была у них почти каждый день – хоть и в несколько разных формах. То свежесваренная с молоком (при мысли о котором сразу вдруг вспомнились всем знакомые бутылки с блестящими крышками из фольги и частенько текущие пакеты-тетраэдры – впрочем, воспоминание было «ложным», в их семье его обычно покупали через знакомых с работы, живших на окраине и державших корову), то как сейчас – разогретая на сковородке с яичницей, а то и с мясной подливкой или котлетами. Как говорится, день на день не приходится…
  Эх, детство… Как все же приятно было снова оказаться молодым, снова видеть молодых и здоровых родителей и многих других хороших людей, жить в лучшей стране на свете, а не при уродском, людоедском капитализме! Будь прокляты эти сволочи буржуйские!
- Миш, сходи сестру разбуди, - внезапно отвлек его от воспоминаний мамин голос. – Пора уже…
- Сейчас, мам!
  Как обычно Машка просыпаться не больно-то хотела – лишь после того, как он хорошенько потряс ее, сестра с недовольным бурчаньем сквозь сон приоткрыла глаза, которые буквально сразу ж начали округляться.
- Мишка, тебе чего?
- Мамка отправила тебя разбудить, - пояснил он. – Ну вот и…
- А-а-а-а, - зевнула сестра. – А то я уж подумала, что случилось чего как тебя увидела…
- Нормально все, - усмехнулся Михаил. – Просто я сегодня проснулся рано…
  Впрочем, как раз в это время вдруг заговорило радио – точнее говоря, после передачи сигналов точного времени зазвучал гимн Советского Союза.
- Значит, и впрямь вставать пора, - еще раз зевнув на словах про «нас вырастил Сталин на верность народу», произнесла Машка. – Вон и гимн поют…
  Дальше все было по хорошо знакомому с детства распорядку… Умыться, сбегать в «туалет типа сортир» в огород, гимнастику сделать, собрать портфель в школу, потом сели за завтрак. За которым, как обычно, обсуждали планы на сегодняшний день. За какими покупками сходить надо (и тут в разговоре впервые мелькнуло необычное для Михаила словосочетание «артельный магазин»), что сделать, к кому зайти… Обычные, можно даже сказать рабочие моменты. Так у них в семье всегда было. Потом сначала сестра начала собираться в техникум – ей еще ехать на трамвае через половину города, потом и родители, попрощавшись, пошли на работу. Осталось только побриться – для чего у него была новенькая, ее купили буквально год назад, бритва «Харьков-2», которая, как он помнил, проработает еще не одно десятилетие пока не будет заменена более современной «Харьков-40». Правда, по ходу делу ее придется каждые полгода перебирать, чистить и смазывать машинным маслом, но это было так привычно, что даже не воспринималось как какая-то проблема. И вот, наконец, последним засобирался и сам Михаил…
  На этот раз, помимо Петьки, его нагнал и Семка, которые начали сразу делиться с ним впечатлениями о вчерашнем вечере – который, как оказалось, был «веселым».
- Прикинь, Мих, - весело болтал Семка, - вчера пацаны Катьки Федосеевой ухажера встретили!
- И что? – заинтересовался Михаил.
- Наш пацан! – радостно ответил Семен. – Димка Рябов теперь с фингалом ходит, так что Колька теперь наш! Нормальный пацан, не ссыкло какое!
  Мысленно поморщившись таким «традициям знакомства», Михаил однако не подал виду. Хочешь гулять с местной девчонкой – докажи, что ты мужик и готов ее защищать. Таковы уж нынче были местные порядки – и попробуй их тут переделай… Потому каждому «новенькому» на районе почти неизбежно устраивали «проверку». Ибо нормальный пацан должен, если надо, сам сдохнуть, но не дать в обиду свою девчонку! По той же причине, кстати, местные и откровенно не понимали всяких «Румат», считая тех «ссыклом позорным». Себе, понимаешь, «бронерубашку» нацепил, а на девчонку пофиг! А должен был одеть ее ей, а сам, если что, погибнуть в бою!
  Так что «проверку» устраивали всякому, кто не служил в армии… Обычно это выглядело достаточно стандартно – встречали «чужака» со словами: «И кто это тут с нашими девчонками гуляет?» Дальше вариантов могло быть несколько, но чаще всего выставляли вперед одного из самых здоровых пацанов в качестве «поединщика», «силушкой померяться» и смотрели на реакцию… Если чужак готов был постоять за свою девчонку и умел более-менее неплохо драться, то обычно все заканчивалось парой-тройкой ударов кулаками – после чего все и заканчивалось. Пацаны повзрослее, студенты или молодые рабочие, после этого даже могли пойти вместе пива выпить, в знак того, что «чужак» принят местным обществом. Отныне всякий, кто решит сделать ему что плохое, станет врагом и для всех местных. Если чужак не умел драться и огребал, то он тоже становился «своим», хоть и с определенной оговоркой – драться, дескать, научится, а вот смелости если нет, то и не будет. Правда, научиться драться для него становилось после этого практически обязанностью. И совсем другое дело – если «чужак» показывал себя трусом. Трусость в глазах «пролетарских» - смертный грех, которому нет и не может быть прощения! И тут вариантов тоже могло быть два, тут уже в зависимости от настроения – от битья морды до презрительного «выпроваживания», с ехидными насмешками. Но в любом случае после этого дорога на район «чужаку» была закрыта. Даже если в первый раз обошлось, то второй раз уж точно морду набьют!
  Таковы вот «милые» были местные пацанские «обычаи» в годы его детства, которые более-менее сойдут на нет лишь спустя полтора десятилетия… А тем временем Семка продолжал рассказ о вчерашнем дне, рассказывая уже о том, как после короткой (и явно не особо ожесточенной – так, для порядка, «ибо положено») драки они потом спокойно болтали о жизни – неизвестный Михаилу Колька, как оказалось, жил чуть ли не в самом центре города, где учился в мужской школе!
- В какой школе? – удивился Михаил.
- В мужской! – ответил Семка. – Где у них там пацаны одни! А ты что, не слыхал, что в центре есть несколько таких школ?
- Не доводилось раньше, - уклончиво ответил Михаил.
- Скушно, должно быть, там учиться… - произнес Петька.
- Наверное, - согласился Семка. – За то прикинь – у них там больше половины в девятый класс бесплатно пошли!
- Бесплатно? – удивился Михаил.
  «Какого черта? – удивился он. – В СССР и платное образование?» Хотя… Что-то такое, кажется, вспоминалось, хоть и казалось давным-давно забытым…
- Ага, именно что! – подтвердил Семка. – Вот сам прикинь…
- А мне батя говорил, что не получишь проходной балл – пойдешь в «ремеслуху» учиться, - вдруг сказал Петька. – Но я уж постарался…
  «Вот как оно, значит!» - опять удивился Михаил. А ведь тут для всех оно явно проходит по категории само собой разумеющегося… Настолько привычного, что о том даже и не задумываются! Вон никто даже не понял причину его удивления – впрочем, оно тут и к лучшему, а то могли ведь и подозрения ненужные возникнуть. Вот уж и впрямь – другой мир совсем… И надо как можно быстрее разобраться с его отличиями, а то так скоро будет выглядеть как Штирлиц в буденовке и в советской военной форме посреди Берлина. И про Штирлица, кстати, тоже забыть нужно – здесь этого кино еще не сняли и не факт, что вообще снимут. А то ляпнешь еще чего по привычке…
  В школе, как обычно, были без десяти восемь – по пути поздоровались с несколькими учителями, многих из которых Михаил ни разу не видел еще со школы, а пара человек оказались и вовсе незнакомы, так что тут он просто повторил приветствия за одноклассниками. Попалась на глазах и бывшая (да и, чем черт не шутит, может и будущая?) директорша, с кем, по старой памяти, здороваться не было ни малейшего желания, но тут сейчас не поймут… Интересно только было – это целенаправленная политика, что такое люди становились директорами, или просто наличие «лапы» в ГорОНО? Впрочем, это сейчас не имело значение… В раздевалке, куда вчера он заходил буквально «на автомате», следом за Петькой, к ним присоединились еще несколько одноклассников – и скоро весь десятый (единственный, без букв, хотя восьмых было в свое время три – и Михаил учился в «Б») класс, они без долгих разговоров расселись по партам и стали готовиться к уроку, которым была биология.
  Биологичка была все та же, знакомая с детства – она, кстати, и жила где-то неподалеку от них и не раз попадалась ему на трамвайной остановке в то время, когда он уже ездил на учебу в университет. Изучали про применение методов генетики в медицине и выявление генетически обусловленных заболеваний. Затем биологичка напомнила про то, что следующий и урок будет последним в четверти – а это, разумеется, говорит о том, что на нем будет четвертная контрольная. Паре учеников, у кого было мало оценок, дала темы для рефератов и со звонком отпустила на перемену.
  Следующим уроком была литература, где продолжали изучение шолоховской «Понятой целины». И тут снова вызвали к доске Михаила. И вот тут-то и была проблема… Он неплохо помнил сюжет книги, но совершенно забыл, что когда-то говорили при ее обсуждении в школе. Да и не факт, что в этом мире из нее делали те же самые выводы. Оставалось импровизировать, и лучшим выходом Михаил посчитал сделать при ответе несколько отсылок на товарища Сталина – в этом мире он явно был тем авторитетом, оспаривать слова которого не стал бы ни один учитель. Как ни крути, но культ личности в стране все же был – хотя культ личности великих людей возникает всегда, хотел бы этого сам этот человек или нет. «Был культ, но была и личность», - так когда-то сказал в его мире тот самый Шолохов…
- Говоря о сюжете «Поднятой целины», - начал Михаил, - в первую очередь стоит вспомнить о том, в каком положении находился в тот период истории Советский Союз. С одной стороны, строительство в СССР нового, социалистического общества, и достигнутые на этом пути успехи вызывали страх и ненависть у буржуазного окружения, стремившегося любой ценой задушить, уничтожить нашу страну. С другой стороны, анализируя сложившуюся в стране ситуацию, товарищ Сталин верно заметил, что «по мере нашего продвижения вперед, сопротивление капиталистических элементов будет возрастать, а классовая борьба будет обостряться»… В стране оставалось немало выходцев из эксплуататорских классов – кулаки, бывшие помещики и капиталисты, кто с приходом народной власти лишился своего привилегированного положения, не смирился со своим поражением и в своей борьбе против страны победившего социализма был готов на любые преступления. И, наконец, в-третьих, политическая грамотность многих советских людей была на недостаточно высоком уровне – многие и вовсе только недавно научились грамоте, поэтому многие предпринимаемые Советской властью действия были им непонятны, чем также пытались активно пользоваться ее враги. И все это происходило на фоне необходимости проведения ускоренной индустриализации, когда для дальнейшего развития страны требовалось как можно скорее повысить производительность труда в сельском хозяйстве, обеспечив надежное снабжение продовольствием городского населения, и высвободить дополнительные рабочие руки для зарождающейся промышленности. Поэтому ждать было больше нельзя… Как чуть позже сказал товарищ Сталин: "Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы это сделаем, либо нас сомнут". И через десять лет после этого на Советский Союз и впрямь напала фашистская Германия…
  Внимательно оглядев класс, Михаил заметил на многих лицах некоторое удивление таким вступлением, однако никакой крамолы по местным меркам в его словах явно не прозвучало, потому отношение к его словам было вполне спокойное. Фуухх… Хоть это хорошо. Ничего «такого» он не сказал, вполне известные и понятные большинству вещи… Просто услышать их на литературе как-то не ожидали.
- И в «Поднятой целине» Шолохов описал те процессы, что происходили на селе в ходе коллективизации сельского хозяйства, - продолжил Михаил, – отразил целый комплекс проблем, с которыми столкнулись в ее ходе. Которые во многом стали следствием трех вышеназванных причин… Тут и недостаточная политическая грамотность – когда «обобществляли» кур с овцами или стремились к поголовной коллективизации в кратчайшие сроки, что потребовало вмешательства партии и лично товарища Сталина, выпустившего свою историческую статью «Головокружение от успехов» с критикой такого подхода. Тут и наличие оторвавшихся от реальности, не понимающих трудностей и особенностей текущего момента, фанатиков «мировой революции», готовых загонять в колхозы кулаком да наганом, что хорошо показано на примере Макара Нагульного. Тут и откровенные ошибки, когда в «кулаки» записывали тех, кто таковыми не являлся, и отправляли в ссылку, как было с Гаевым. Тут и остатки прежнего буржуазного самосознания, когда даже убежденным сторонникам Советской власти жалко было отдавать свое добро, что мы видим на примере Кондрата Майданникова. Тут и деятельность классовых врагов Советской власти вроде есаула Половцева и показанных на примере Якова Островнова их прихлебателей, агитирующих людей против вступления в колхозы, распускающих клеветнические заявления про «обобществление жен», призывающих резать скотину лишь бы не отдавать в колхоз, на что повелись многие люди вроде деда Щукаря с женой, устраивающие поджоги колхозных складов, убивающих колхозных активистов, партийных и хозяйственных работников и стремящихся организовать антисоветское восстание. Однако, в конце концов, партии и советскому правительству удается справиться с этими трудностями, наладить нормальную работу колхозов, а белогвардейское подполье оказывается разгромлено…
- Есть у кого вопросы? – когда Михаил закончил, спросила русачка.
  Вопрос, как оно часто и бывало у них на литературе, задала Вика – на счет раскулачивания, на что Михаил по памяти рассказал про то, как происходило раскулачивание на селе, и несколько описанных в романе случаев – после чего русачка поставила ему пятерку и сказала садиться. На этом уроке продолжили обсуждать «вопросы коллективизации» в романе, который, как оказалось, в этом мире был полностью издан еще в 1942 году, во время войны – впрочем, Михаил уже устал удивляться всем этим различиям. Говорили про «перегибы на местах», политику партии в вопросе колхозного строительства, сравнивали Давыдова с Нагульным и их методы достижения цели. На чем, собственно говоря, урок и закончился. Удивления со стороны одноклассников избежать, впрочем, не удалось.
- Ну ты выдал сегодня, - прокомментировала на перемене Вика. – С полдня поди в библиотеке просидел?
- Было дело, - усмехнулся в ответ Михаил. – Очень уж пятерку получить хотел…
  Ну да, в своем детстве-то по литературе он был твердым «ударником». Без троек, но и пятерок не шибко много… Не любил он как-то всякие «гуманитарные» предметы…
- Молодец, - ответила девчонка. – Не лень было возиться…
- Ну я люблю читать, - пожал плечами Михаил. – Так что ничего такого уж особенного…
- И что читаешь? – заинтересовалась Вика.
- Да всякое. Про войну, революцию… Фантастику еще вон.
- Фантастику я тоже люблю, - мечтательно улыбнувшись, произнесла девчонка. – Так приятно помечтать о том, как оно в будущем будет. Когда будем летать на Луну и другие планеты, когда во всем мире победит коммунизм и не будет больше ни войн, ни бандитов! Все счастливо жить будут!
  «Знала бы ты, какое оно – будущее», - слушая Вику, мысленно грустно усмехнулся Михаил. Будущее, когда полученной тобой зарплаты будет не хватать даже на еду, когда твой муж уйдет с работы инженера-электрика и будет горбатиться грузчиком, таская американские окорочка за «наличку», а по выходным будете в битком – так, что и залезть трудно – набитой электричке ехать на дачу, растить картошку с овощами… Но нет, этого бы он не сказал даже если бы не было необходимости скрываться. А войны, бандиты… Этого добра будет и вовсе навалом! Будут и войны на «постсоветском пространстве», и бандиты будут внаглую, даже не скрываясь, по улицам разгуливать… Эх, Вика-Вика… Какое счастье, что ты не знаешь этого будущего! Хотя, быть может, здесь все-таки не так все будет?
   Следующим уроком было черчение – в свое время очень трудный, однако важный, предмет, которому поэтому он уделял особое внимание. Однако сейчас-то все было не так! Два с лишним десятка лет работы конструктором не пропьешь, как говорится… И пусть тут не было его любимых роботроновских кульманов (P.s. Практически «последнее поколение» кульманов с движением линейки в прямоугольной системе координат вместо маятника» и с фиксаторами положения, для своего времени очень удобная вещь – производились, ясно дело, в ГДР), но ведь и чертить тут не 44 и даже не 24 формат (P.s. советский «аналог» А0 и А1), а всего лишь обычные «одиночки» (P.s. 11 формат по-старому или А4 по-новому). Так что и на столе можно… Так что, чтобы совсем уж «палева» не было, пришлось сделать чертеж максимально небрежно – точнее говоря, абсолютно нормально для школьного-то уровня, но все равно «нутро» люто протестовало против столь халтурной работы…
  А вот на большой перемене неожиданно «зашевелилась» почувствовавшая резкое исчезновение внимания к своей персоне Ленка – даже, что ей было не больно-то свойственно, попыталась, хоть и вроде как между делом, сама обратиться к Михаилу с вопросами о том, как, дескать, жизнь у него и какие планы на будущее строит – скоро ж, дескать, учебу заканчивают, однако он ее откровенно проигнорировал, ответив одной-единственной фразой «поживем – увидим». Нет уж, того по уши влюбленного пацана увидеть ей больше не придется. Нету его больше! Повзрослел, поумнел… Стал по-иному ко всему относиться – особенно к женщинам, кто сегодня говорит «люблю», а завтра спит с другим. Тем более, что в любом случае все одноклассницы еще слишком «мелкие» для него, семнадцать лет против сорокадевяти… Даже несерьезно! Однако их «размолвка» явно не прошла мимо глаз Вики – и решив, что теперь выпал ее шанс, она быстро «отодвинула» Ленку в сторону, втянув Михаила в обсуждение фантастики.
  И странно, но, увлекшись разговором, Михаил вдруг впервые увидел девчонку с несколько иной с стороны… Не одноклассницей, на которую в детстве не обращал никакого внимания и не взрослой, серьезной женщиной, кого он помнил по редким встречам в городе или на встречах выпускников, а еще молоденькой девушкой… Со своими в какой-то мере еще наивно-детскими, но чистыми и светлыми, мечтами, с непреклонной верой в неизбежное торжество разума, добра и справедливости, в дружбу и верность, в то, что завтра будет лучше, чем сегодня или вчера! И с каким увлеченьем она говорила о том, каким она видит будущее Советской страны и всего человечества в целом!
  От фантастики разговор как-то плавно перешел на космическую программу, вспомнили первый спутник и первый космический полет, потом речь перешла на Марс и другие планеты… И тут Михаил оказался как нельзя близко к провалу, чуть не сболтнув про то, что на Луне побывают лишь американцы, а советскую ракету Н-1 так и не смогут до ума, а уж о других планетах к концу столетия не будет и речи идти, но буквально в последний момент остановил себя…
  Как ни странно, но, несмотря на молодость, собеседницей Вика оказалась на удивление интересной и приятной, порой его даже удивляли некоторые на редкость удачные и в чем-то даже нестандартные взгляды и сравнения относительно вещей, на которые он прежде и внимания-то особого не обращал! Эх, было ж время… Время мечтателей и идеалистов, кто искренне хотел построить светлое будущее… Почему же спустя десятилетие-другое все это выродится в аморфную, безразличную человеческую массу, единственным смыслом жизни кого будет «достать» джинсы-«Монтану» или японский магнитофон, югославскую куртку или ГДРовскую стенку? Почему спустя совсем еще немного времени СССР окажется предан и продан собственным населением – и когда его будут разваливать, все равнодушно смирятся с гибелью своей страны и кинутся строить «светлое капиталистическое будущее»? Где та сволочь, что начала «перестройку» в умах людей и тщательно готовила реставрацию капитализма?
  От разговора отвлек их прозвеневший звонок на урок, которые положил конец и размышлениям Михаила над судьбой его страны. А они-то и не заметили как большая перемена прошла!
- Ой! – растерянно произнесла Вика. – Звонок уже…
- Да, заговорились мы с тобой, - согласился Михаил. – Ты хоть в столовку-то сходила?
- Нет, - смущенно улыбнулась девчонка. – Ну ничего, дома пообедаю! Я ж недалеко тут живу, и уроков сегодня всего пять…
  И тут-то, глядя, с каким восторгом на него смотрит Вика, Михаил осознал, что сделал очередную глупость… Да, поговорить с девчонкой ему оказалось на удивление приятно, вот только он ведь и без того ей был симпатичен – а что уж теперь будет? Зачем было дополнительно ее к себе привязывать? Зачем давать какие-то мнимые надежды? Дурак ты, Мишка!
- Знаешь, - вдруг произнесла девчонка. – Я и подумать не могла, что ты столько всего знаешь!
- Ну я много книжек читал… А там уж и сам что-то додумывал.
- Расскажешь потом еще что-нибудь? Вот знаешь – мне ни с кем прежде так интересно не было!
- Посмотрим, - уклончиво ответил Михаил.
  Честно говоря, он даже и не понял до конца, что ее так сильно заинтересовало… Его рассказы про космос и другие планеты? Или про технику будущего, про которую тут пока никто и не слыхал-то? Ведь, как ни крути, научно-технически прогресс не стоит на месте – и в свое время ему уже довелось повидать много такого, что для живущих ныне – чистой воды фантастика, мечта! Так что, по сути, ему и выдумывать-то ничего не надо было…
  А вот их совместное появление на уроке стало поводом для шушуканий среди девчонок… Анька даже, думая, что этого никто этого не заметит, что-то шепнула Ленке – на что в ответ та чуть ли не перекосилась. Ну и фиг бы с ней! Уж чем-чем, а этим Михаил морочить голову точно не собирался.
  Четвертым уроком была «Начальная допризывная и военная подготовка», предмет, которого в его реальности не было (P.s. отменили в старших классах в школы в 1962 году, а ввели НВП уже в 1967). И тут внезапно проявилось еще одно различие – если в прошлой реальности допризывную подготовку до восьмого класса вел физрук, бывший капитан артиллерии, уволенный из армии по хрущевскому сокращению. Однако в этом мире физруком неожиданно оказался какой-то старенький дед, заставший едва ли еще на саму Гражданскую, а то еще и Империалистическую войну… В тот день изучали венную топографию, ориентирование на местности – причем, по ходу рассказа преподаватель не преминул вставить пару каких-то давнишних историй в стиле «он шел на Одессу, а вышел к Херсону» то ли из собственного опыта, то ли услышанных от кого-то из знакомых, иллюстрируя ими тему урока, что всем одноклассникам Михаила явно нравилось. Рассказывал дед весьма занятно…
  И, наконец, последним предметом была опять физика – сначала Петька и Васька (она же Василиса) рассказали домашнее задание, получив оценки в журнал. Потом изучали новую тему – фотоэлементы, принцип их работы и применение в технике, измерение освещенности с помощью фотоэлементов. Все это физичка порой с подозрением поглядывала в сторону Михаила, словно ожидания, не отчубучить ли он еще чего, но в конце концов бросила это дело, полностью сосредоточившись на теме урока. А после урока Михаил твердо решил подойти и извиниться за вчерашние выкрутасы…
- Да не забивай голову ерундой, - улыбнулась в ответ на его слова Наталья Николаевна. – Ничего страшного же не случилось?
- Я себя вчера как дурак вел, - честно признался Михаил. – Самому стыдно вспомнить…
- Ну ты же обещал, что такого больше не повторится, - пожала плечами физичка. – Так о чем тогда говорить?
  На том их разговор и закончился – хотя Михаилу так хотелось бы предупредить Наталью Николаевну на счет их будущей (хотя, как знать?) директорши, чтобы с ней осторожнее была, но как объяснить все это, не упоминая, что «я из будущего»? Да и все равно не поможет – для нее это означало бы пойти против своей совести. А ситуация-то там буквально «по фильму» была. Дойдет аж до педсовета с вызовом родителей – и там Наталья Николаевна вступится за двоих десятиклассников, которых точно также начнут активно чморить учителя с подачи директорши и одной из их «математичек»…
  «Мы кто – боги? Или попы средневековые? Какое мы имеем право решать за других – с кем дружить, кого любить? Имеют ли они вообще на это право? Почему во всем ищем пошлость и разврат?» Не факт, конечно, что она дословно произнесла именно это, но именно в такой форме ее слова потом пересказывали другие люди. Скандал тогда знатный вышел! Тем более, что там и сами родители не захотели считать чувства своих детей чем-то криминальным и непристойным… Хотя перевести их в другую школу все равно пришлось, тут бы им уже просто житья не стало. И, как знать – быть может, слова Натальи Николаевны кому-то и помогли в жизни… Но ей самой это стоило практически всей карьеры, уж Алла Викторовна всегда отличалась злопамятностью. «Женщина строгих нравов», мать ее… Через это стремление к тотальному контролю, желание решать все за них и ее собственные дети вырастут безвольными «маменькиными сыночками», останутся вечными холостяками и к сорока годам один за другим сопьются. Бррр! И на старости лет она будет ходить и плакаться, что вот у нее ни мужа, ни детей, ни внуков. Она, дескать, всю себя отдала педагогике, сил своих не жалела на воспитание нового поколения!
  За то как сама Алла Викторовна гордилась ими пока те в школе учились! «Примерные мальчики», ни одной драки за всю жизнь, ни одного прогула или какой хулиганской выходки! Почти отличники, все свободное время за учебником проводят! Сейчас, кстати, старший из них как раз год как закончил школу и поступил в политех, а младший учится в девятом классе…
  Выйдя из школы, Михаил уже привычно дошел вместе со «своей» компанией до района их дома, где они разошлись. Пообедав все теми же щами, он решил, что пора бы и съездить в город, осмотреться… Да и по, заодно, пробежаться по магазинам – хоть сравнить этот мир со своим прошлым, в экономике-то, судя по всему, тут немалые различия есть. Сказано – сделано. Одевшись и быстро добравшись до кольца «пятнашки», Михаил вскоре запрыгнул в «циклопа», как называли в его детстве работавшие на этом маршруте немецкие вагончики «Гота». Откровенно странное, ведь в эти времена одна фара была и на большинстве советского производства вагонов, но почему-то прицепившееся именно к «немцу» название…
  Касса для оплаты выглядела вполне привычно – только вместо знакомых с детства трех копеек за человека и десяти за багаж здесь стояли цифры двадцать и пятьдесят, что явно указывало на то, что денежной реформы в знакомом «хрущевском» варианте здесь точно не было. Вспоминались, правда, рассказы про то, что до нее цена билета различалась в зависимости от дальности поездки – платили десять копеек за какое-то минимальное расстояние, а уже к ним прибавлялось по пять за каждую следующую остановку, но от этого правила, по всей видимости, отказались при переходе на бескондукторное обслуживание. Так что, кинув свои двадцать копеек (а ведь можно было и не кидать – хотя, как Михаил помнил, такое тогда приходило в голову лишь самым отпетым хулиганам!) в кассу и отмотав билет, он пристроился на сиденья и стал смотреть в окно на казавшийся таким знакомым и родным – и в то же время совершенно чужой город… Что в плане архитектуры… На месте пяти-шестиэтажных «хрущевок» по Чернышевского – четырех-пятиэтажные «сталинки», практически «классического» вида. По Чапаева – чередующиеся между собой старые, зачастую еще дореволюционные, домики и все те же новые «сталинки». Что в плане того, что сами улицы он давно отвык видеть в таком виде… Во многих местах, где в его мире в его время уже лежал асфальт – сейчас о нем не было и речи! Во многих местах еще стоят старинные, давно замененные в его мире, сваренные или даже склепанные из уголка и металлических полос столбы линий электропередач и контактной сети. И пустынные улицы – практически нет ни машин, ни людей! Хотя ведь так и должно быть… Кто и куда будет ходить, ездить в разгар рабочего дня?
  Впрочем, самым неожиданным стало вовсе не это… А порой попадающиеся то тут, то там рекламные вывески. Нет, отнюдь не пропагандистского содержания с давно уж приевшимися Михаилу партийными лозунгами, в которые под конец СССР перестали верить буквально все. Нет, это была самая что ни на есть настоящая реклама – пусть не такая броская и вызывающая, как в 90-е, а ее количество ни шло ни в малейшее сравнение с тем, что настанет в стране после восстановления в стране капитализма, но это была именно она… Рекламировали продукцию каких-то артелей, указывая адрес, где можно ее купить, услуги парикмахерских и различных ателье, вывески которых несколько раз попадались на домах по пути. И это для Михаила выглядело наиболее дико – поскольку разительно отличалось от того, знакомого ему Советского Союза!
  Выйти Михаил решил у Крытого рынка – прогуляться до университета, заглянуть на вокзал, а уж потом решать, что делать дальше. И вот тут его ждало еще одно удивление! Да, что на месте рынка тут нынче «Универмаг» - в этом ничего удивительного не было. Да, здесь еще нет знаменитого фонтана-«одуванчика», а о том, чтобы проспект Кирова был пешеходным, еще нету и речи. Но поразило Михаила не это! А то, что тут сих пор ходили трамваи… Это что же получается – в этом мире мода на их массовую замену троллейбкусами так и не пришла что ли?
  Выйдя из «пятнашки», Михаил первым делом зашел в универмаг – практически пустынный из-за дневного времени… Очереди здесь появятся гораздо позже, как все пойдут с работы – именно потому в СССР зачастую за покупками отправляли детей, кто может сделать их во «внепиковое» время. Когда и очередей еще почти нету, и расхватать весь товар, особенно тот, что считался «дефицитом», еще не успели… И хоть на счет дефицита Михаил пока и был без понятия, то вот с первым вопросом в этом СССР явно было все то же самое. Так что, купив все, про что говорили родители (хотя они, конечно, и в мыслях не держали, что он поедет в центр и будет что-то там покупать, а не зайдет в ближайший гастроном) и запихав в авоську, Михаил пошел дальше…
  Площадь Кирова летом должна была стать очень симпатичным местечком – множество деревьев, симпатичные литые чугунные оградки газонов, дорожки со скамейками… И пусть сейчас тут еще было полно снега, потихоньку подтаивающего на солнце, но как настанет лето – тут будет просто море зелени! Здесь же стояла и, как когда-то говорил батя, «новая» Доска почета колхозов – аркообразное строение из «четверных» колонн с барельефом в виде «голов» товарищей Ленина и Сталина на фоне флагов на верхней «перемычке». В прошлом мире ее открыли в 1953 году, после сноса предыдущей у входа в парк «Липки» и постройки на том месте памятника Чернышевскому, по бокам от которой стояли самые настоящие, в полный рост, памятники двум Вождям мирового пролетариата. Но вскоре Сталин «пал в немилость», начали «десталинизацию» - и спустя несколько лет по-тихому снесли новую Доску почета колхозов…
Чуть дальше – цирк, сбоку от которого еще не было гостиницы «Арена». На ее месте пока еще была стройплощадка, а само здание явно собирались строить не кирпичным, а панельным. За стройплощадкой – жилая восьмиэтажная «сталинка», которую еще не соединили с другой такой же десятиэтажной Г-образной «вставкой». «Сталинкой» по оформлению фасада со стороны площади и обычной «брежневкой» во всем остальном. Трамваи, которые в это время еще ходили по однопутному участку через рынок по часовой стрелке, а не против.
  Много отличий было и в других местах… Университет, где еще не было будущих восьмого и девятого корпусов – точнее говоря, на месте первого из-них только-только начинались подготовительные работы к строительству. В его прошлом на этом месте в итоге вырос один из двух новых корпусов университета – одна из двух безликих кирпичных коробок, на которые будет плеваться не одно поколение горожан, говоря про то, что их постройкой испортили облик университетского городка. Но в этом мире, похоже, на ее месте вполне может появиться повторяющее архитектурный стиль всего комплекса здание… Вокзал, как и ожидалось, был еще старый, знакомый с детства – реконструкцию, которая превратит его в один из самых невзрачных вокзалов областных центров, странную конструкцию из стекла и бетона, проведут лишь через десятилетие… Но сейчас здесь оставалось знакомое с детства прежнее симпатичное здание с арочными окнами, башенками, карнизами и прочими украшениями дореволюционной поры. На площади перед вокзалом – стоящий лицом к вокзалу, а не в сторону города, памятник Дзержинскому. Его, насколько помнил Михаил, повернули одновременно с реконструкцией вокзала, что стало на некоторое время поводом для антисоветских шуточек. Раньше, дескать, Дзержинский приветствовал тех, кто домой возвращается, а сейчас – тех, кто уезжает. Во всем понятном направлении, разумеется… Однако в целом этот район был все же достаточно знакомым, тут, если не считать вокзала, и к 90-м мало что поменяется…
  Двинувшись в обратную сторону, Михаил решил прогуляться в сторону Волги, посмотреть, что к чему – и лишь после этого направиться домой. Как раз примерно к возвращению с работы родителей и приедет… Вновь проходя мимо университетского комплекса, где к этому времени стало куда больше народу, как раз заканчивались пары, невольно загляделся на проходивших мимо девчонок-студенток. Такие молоденькие, красивые… Хотя, по большему счету, в молодости почти все девушки достаточно симпатичны – если только не окажутся из тех, кого откровенно «природа обделила», или сами себя не изуродуют избытком косметики или отсутствием вкуса при ее применении. Но в эти годы такое все же было редкостью…
  «Успокойся, придурок!» - поняв, что мысли его опять потекли не в ту сторону, Михаил резко одернул себя и двинулся дальше. Не хватало еще того, чтобы детские гормоны одержали верх над взрослым сознанием! Нет уж, не выйдет! Решительно двинувшись вперед, Михаил достаточно быстро дошел сначала до площади Кирова, а затем и до конца одноименного проспекта, где его ожидала еще одна неожиданная находка… У главного входа в парк «Липки» стоял хорошо знакомый по прошлому миру памятник Чернышевскому. А вот в самом парке он с еще большим удивлением обнаружил «выстриженную» из кустов имитацию Кремля, три небольших башенки с соединяющим их куском стены, по бокам от которого стояли еще два памятника тем же самым людям…
- Нифига себе, - глядя на памятники Вождям, тихо произнес Михаил.
  Да, в свое время пару последних в городе памятников Сталину ему все же довелось повидать – но тогда он был еще десятилетним пацаном, а потому их так толком и не запомнил. Но в этих местах в те годы он еще не бывал ни разу, а потом этих памятников попросту не стало, а когда все же побывал – здесь оставался лишь один памятник Ленину. Ни Сталина, ни «Кремля» в парке уже не было… Памятник, по всей видимости, демонтировали в 1961 году – то ли накануне XXII съезда партии, то ли вскоре после него…
  Решив, что на сегодня «открытий» хватит, Михаил двинулся дальше – и вскоре уже ехал домой. И вот, промотавшись по городу почти три часа, без десяти пять Михаил наконец-то вернулся домой, где его с явным удивлением встречала сестра.
- Ты где был-то? – удивленно глядя на него, спросила Машка.
- В город ездил…
- Зачем? – еще больше удивилась Машка.
- До университета захотел доехать, посмотреть, что там и как, - усмехнулся Михаил. – сама ж знаешь, что мне поступать скоро…
- И много чего высмотрел? – явно не поверив такой причине его длительного отсутствия, ехидно усмехнулась сестра.
- Чего надо – то увидел…
- Ой, хитришь ты что-то, братец, - усмехнулась в ответ сестра. – Давай, колись уж… Куда и с кем ездил?
- А иначе что?
- А иначе обижусь! – недовольно фыркнула Машка. – У нас никогда секретов друг от друга не было!
-  Ну я честно один ездил! Просто так, по городу погулять захотелось!
- Ладно! – тряхнула головой Машка. – Ничего! Не хочешь ты говорить – я сама все выясню. И не надейся, что я от тебя так просто отстану!
- Ну выясняй, - вздохнул Михаил.
  «Твою ж дивизию!» - мысленно выругался он. Да, попасть в прошлое, тем более в другой мир, и ничем не выделяться оказалось слишком уж сложной задачкой… Как ни крути, но он-то уже взрослый мужик! Вести себя как семнадцатилетний пацан он уж не сможет в любом случае – и люди, которые его хорошо знают, станут раз за разом замечать, что его поведение в чем-то изменилось, стало не таким как прежде… Будут подмечать все странности и искать им свои объяснения – а, значит, он будет раз за разом выдавать себя. И пусть никому даже в бреду не придет в голову, что из будущего, но какие-то свои выводы люди станут делать неизбежно. А потому… Надо скорее заканчивать со школой и идти дальше! Как можно сильнее оторваться от круга хорошо его знающих людей! Лишь тогда он наконец-то сможет вести себя спокойно и естественно.
  Вот только родителям явно придется признаться во всем – уж они-то странности в его поведении заметят чуть ли не быстрее всего – даже с учетом того, что большую половину дня проводят на работе… Так что готовься к объяснениям, Мишка! И в первую очередь тщательно подумай над своими доказательствами того, что ты не псих, а пришелец из будущего…

Глава 5.
  Суббота прошла как-то незаметно… Забыв даже про обед, Михаил и Василий Петрович сравнивали историю своих миров и отмечали различия – которые, как оказалось, начались уже довольно давно. Как минимум, с войны, начавшейся тут на неделю позже и шедшей немного иначе… В отличие от прошлого мира, здесь, по всей видимости, приказ о приведении войск в боеготовность успел прийти в части и даже был отчасти исполнен – но это помогло мало. Точнее, почти неделю немцев удерживали на границе, но затем те рванули как бы не с удвоенным темпом, и уже к Смоленскому сражению все вернулось на круги своя. Или не совсем? Ведь все же война началась тут позже на неделю, а закончилась позже лишь на три дня. Четыре выигранных дня – много это или мало? Сложный вопрос… И не в этом ли и причина всех последующих различий? Сталин, например, чуть здоровее оказался или еще что-то иначе пошло?
- Кстати, - вдруг вспомнилось Михаилу. – А у нас тут пятидневка что ли?
- Ну так с этого года, - даже удивился батя. – Пять по восемь стали работать вместо шесть по семь.
- А я только сейчас вдруг вспомнил, - ответил Михаил. – У нас такое только с весны 67-о было…
  Вот тебе и еще различие… Хотя, казалось бы, такая мелочь! Число часов в неделю-то не изменилось. И ведь таких вот мелких различий тут явно немало должно было набежать… Не мелких, впрочем, тоже. Вот, например, те же артели, про которые батя достаточно подробно рассказал Михаилу…
  Как выяснилось, в этом мире в СССР, помимо государственных предприятий, существовала и «промысловая кооперация» – преимущественно занимающиеся производством продукции народного потребления кооперативно-коллективные организации, продукцию которых можно было купить в магазинах по цене лишь немногим, до 13%, выше, чем у произведенной на госпредприятиях аналогичной продукции. И хоть доля артелей в общем промышленном производстве страны и составляла лишь чуть больше 5%, но это ведь если говорить обо всем, что делается в СССР, включая танки, ракеты с ядерными боеголовками, турбогенераторы для электростанций и металлорежущие станки. В то время, как в производстве многих видов товаров народного потребления доля артелей достигала очень приличных значений… Другое дело – что далеко не все были готовы (да и не все имели возможность) платить больше за «кооперативную» продукцию. Так что очереди на некоторые виды товаров были и в этом мире, хоть и значительно меньшие, чем в родной реальности Михаила… Государство пока, увы, не могло обеспечить всех всем необходимым. Тем более, что в этом мире, как оказалось, люди и в целом были более «привередливыми» как к качеству товара, к чему в реальности Михаила зачастую относились по принцип «бери что есть, другого не будет», так и к его разнообразию. Носить всем однотипную одежку (особенно когда вопрос касался женщин!) и ставить одинаковую, зачастую весьма дурацкую, мебель? Да идите вы нафиг! Я вон сейчас пойду у артельщиков куплю!
  Это, кстати, вызывало самые что ни на есть противоречивые мнения в руководстве страны – причем, споры явно стояли серьезные, раз порой доходило даже до «народных масс». Кто-то заявлял, что промысловая кооперация – это потакание «мещанству» и «буржуазной роскоши», что противно духу строителей коммунизма. И всему, дескать, свое время. Другие, наоборот, говорили, что артели позволяют «сглаживать углы» в плановой экономике, обеспечивая население необходимыми товарами народного потребления и позволяя своевременно реагировать на требования текущего момента и выступали за создание «гибкой системы планирования», которая позволила бы корректировать планы исходя из текущих потребностей. Но этого было мало… Как оказалось, в этом мире существовал еще и предложенный академиками Китовым и Глушковым проект «Общегосударственной автоматизированной системы управления народным хозяйством», причем ее создание было официальной политикой партии – о чем и в газетах не раз уже писали, и по радио с телевиденьем сюжеты показывали. Жить в СССР этого мира и не знать о проекте ОГАСУ было просто невозможно! Ее воспринимали уже как дело ближайшего времени – максимум трех-четырех пятилеток. И уж если и сейчас темпы роста советской экономики превышали любые западные страны, то уж тогда «буржуям сраным» останется только сдаваться! Правда, тут батя никаких особо подробностей рассказать не мог – он никогда этой темой специально не интересовался. Так, помнил, про что в газетах писали да на радио говорили…
  Ну а под вечер домой вернулись от тетки мама с сестрой, и все разговоры о параллельных мирах и будущем прекратились. Говорить об этом всей семье батя пока не собирался, и Михаил спорить не стал. Тут ему, пожалуй, виднее…
  А вот следующий день был воскресеньем, и Михаил решил заняться тем, что поподробнее изучить этот мир… Для начала – хотя бы родной город.  И, как вскоре выяснилось, город таки достаточно сильно отличался от того, что он помнил по детству… Тут и архитектура несколько иная, и те же вывески артелей, и памятники Сталину – еще два из которых он обнаружил в городском парке и на набережной. Причем, в парке же нашлись и еще два памятника деятелям социализма – товарищам Берии и Пономаренко… Так что традиция ставить прижизненные памятники советским вождям в этом мире явно продолжалась. Хотя нет, в случае с Берией Михаил сильно сомневался, что он прижизненный – у власти тот был всего лишь год. А вот памятник товарищу Пономаренко был явно новенький – не иначе как поставили к десятилетию его нахождения у власти…
  Ради интереса Михаил съездил и в Ленинский район города, где застал примерно ту же самую картину… На «Стрелке» вместо хрущевок-пятиэтажек новенькие «сталинки». Такой же этажности, но с «архитектурными излишествами», пусть и на минимальном уровне, с высокими потолками и четырехскатными крышами. Более старые и более богато отделанные «сталинки» по левой стороне Красноармейского шоссе. Разделенная будущим проспектом трамвайная линия, где один путь отстоял от другого на несколько сотен метров – поскольку второй путь уже изначально положили вдоль заводов, с минимумом пересечений с автомобильной дорогой, а изначально построенный еще до революции первый шел по другой стороне будущего вдоль домов. Впрочем, через несколько лет трамвай станут делать скоростным – и тогда второй путь тоже перенесут на другую сторону. Это уже у Михаила на памяти было… Несколько непривычные автомобили с табличками «ЗиС» вместо «ЗиЛ», «борьбы с культом личности» в этом мире не случилось, вот и автозавод никто не переименовывал. Цеха и корпуса заводов, гигантов советской электроники, на одном из которых предстоит работать и ему – уж в этом плане он думал полностью повторить сделанный в иной реальности выбор. Жалеть ему было не о чем, менять что-либо незачем. В прошлой жизни он в полной мере использовал представившиеся ему возможности и, если бы не уроды-«перестройщики», так бы всю жизнь и проработал на одном месте.
  Вспоминая прошлую жизнь, Михаилу порой становилось откровенно смешно… «Перестройка»… Сколько надежд на нее поначалу было! Считали, что вот теперь-то, наконец, решим накопившиеся за десятилетия проблемы страны, теперь жить станет лучше, не станет того же дефицита! Это уж позже начались шуточки про Горбачева – а поначалу-то ему и впрямь верили… Впрочем, продолжалось это недолго – очень скоро уже пошли первые анекдоты на счет носящейся между цехов пустой кары или «нет, сынок, это тебе меньше есть придется»… Развалил страну, сука – за то нобелевскую премию получил! И целую кучу орденов с премиями – не поскупились «буржуины» на варенье с печеньем… Хотя на деле заслужил он только Орден Иуды – только не серебряный, а урановый. С обязательным круглосуточным ношением!
  А сколько людей потом верили Ельцину? И ведь бежали голосовать за него! Впрочем, сам Михаил к тому времени уже не верил никому – и на выборах 91-о года проголосовал за Макашова. Чисто потому, что тот не занимал никаких должностей в органах власти – партии, министерствах, Верховном Совете… «Реформы» последних пяти лет к тому времени уже доконали настолько, что никакого доверия к этим организациям и их членам уже не осталось. Ну а потом началось такое, что даже «застойные» времена вспоминались как страна мечты…
  «Что ж, - гуляя по этому, «другому», городу, мысленно усмехался Михаил. – Вот и выпала тебе возможность прожить вторую жизнь… В другой стране – такой, о какой ты мечтал». Только, твою дивизию… Сможешь ли ты спокойно жить, помня про ту, иную историю? Ведь это только на первый взгляд кажется, что тут какая-то страна мечты… А что на самом деле? Наверняка же есть и какие-то свои, здешние проблемы! Наверняка тоже не все единогласно одобряют «политику партии и правительства»! Наверняка и тут есть какая-нибудь сволочь, которая мечтает развалить, уничтожить, сдать Западу страну и восстановить капитализм! И хоть простые советские люди о том явно ни сном, ни духом – но многие ли в его мире знали про преступные действия Мишки Меченого и его приспешников? Многие ли понимали, что те хотят развалить страну?
  Так и здесь наверняка есть нечто подобное! И пусть даже начальные позиции заговорщиков куда слабее – но это лишь дает отсрочку во времени. А как дальше пойдут дела? Сможет ли советское правительство не допустить прихода к власти подобных уродов? Не скурвится ли и здесь коммунистическая партия? Не устроят ли им здешний аналог «перестройки»? И главное – непонятно, что же делать. Пойти сдаться госбезопасности? А поверят ли они? Не примут ли за психа или, например, американского шпиона, засланного с целью подрыва чего-нибудь там? А если и поверят – что тогда? Не посадят ли куда-нибудь под пожизненный «домашний арест»? Не решат ли попросту избавиться от него чтобы не мешался под ногами со своими речами о развале СССР? А если, того пуще, он попадет как раз к заговорщикам, кто, благодаря его знаниям, развалит СССР еще быстрее? Нет уж, перебьются! Мало того, что есть очень большой риск того, что все это окажется бесполезно, так еще и пожить хочется не в пусть и «элитной», но тюрьме, а в нормальном мире…
  За мыслями о своем прошлом-будущем Михаил даже и не заметил, что ноги привели его на окраину района, что по этим временам было весьма рискованно. Тех, кто «с другого района», в эти времена не больно-то любили… Особенно если они были не, как он сейчас, одни, а с девчонкой. И тут уж все сильно зависело от конкретного места. Где-то действовали своеобразные «законы чести», а где-то были и «полные беспредельщики», кто мог сразу набить морду любому «чужаку». Потому в «чужих» местах дальше центральных улиц старались по одному не ходить. Чревато, как говорится. Более-менее сойдет на нет это все лишь к концу 70-х – началу 80-х, но буквально через несколько лет появится снова – и уже даже в более жестокой и циничной форме. Но раз уж он заперся сюда, то следовало сразу проверить один вопрос…
  Повернув на нужную улочку и пройдя несколько кварталов, Михаил вскоре оказался около такого знакомого ему домика – хотя в той реальности впервые он видел его уже в гораздо более старшем возрасте, так что сейчас он выглядел куда новее. Как-никак незадолго до войны построен! У кого бы еще только разузнать все?
- Девочка, - заметив на улице девчонку лет десяти с авоськой в руках, спросил Михаил. – А не знаешь, Дмитриевы в этом доме живут?
- Да, живут, - кивнула девчонка. – А вы откуда знаете их?
- Долгая история, - неопределенно ответил Михаил. – Знаю. А у них дочка, примерно твоя ровесница, есть же?
- Нету, - на этот раз даже удивилась девчонка. – Олежик у них есть, он со мной в классе учится!
- А ты когда родилась? – уже примерно догадываясь на счет ответа, спросил Михаил.
- В 54-м! – радостно ответила девчонка. – На день Ноябрьской Революции!
- Ну спасибо, - вздохнул Михаил.
  До «нейтральных» мест, центральных улиц района, Михаил дошел быстрым шагом, никого из ровесников, к счастью (ибо результат встречи мог быть разный – он понятия не имел, какие тут нынче царили обычаи), не повстречав. Однако мысли его были где-то далеко-далеко… Это что же получалось? В этом мире вместо его Оли родился пацан? Выходит, да… Другого объяснения не было. И, кстати… Почему революция-то Ноябрьская?
  Вернулся домой Михаил уже под вечер в откровенно паршивом настроении, даже говорить ни с кем не хотелось… Да, он сам ведь, по сути, не совсем он… Так что что удивительного в том, что вместо его жены, его Оли, тут оказался пацан в общем-то и не было. Обычная теория вероятности… Однако от осознания этой новости на душе было откровенно паршиво. И хоть Михаил и не был уверен, что с «копией жены» из этого мира у него бы что-то вышло, но какая-то смутная надежда теплилась. Теперь надеяться было не на что… Повторить прошлую жизнь уже точно не удастся. Ее тут просто не было. Не было никогда…
  «Ну что, Мишка, - мысленно усмехнулся он. – Вот тебе и «страна мечты»! В которой тебе просто нет места!» Его что-то пробовали спрашивать родители с сестрой, но Михаил отвечал односложно и, в конце концов, от него отстали. Правда, выискав момент, Михаил все же спросил на счет Революции…
- Почему Ноябрьская? – даже удивился батя. – Так ведь седьмого ноября была!
- У нас ее называли Октябрьской… 25 октября.
- А зачем нам старый стиль? – не понял батя. – Мы же по новому с 18-о года живем!
  Что ж… Выходит, после перехода на григорианский календарь здесь, чтобы не было таких «несоответствий», революцию тоже стали называть Ноябрьской – впрочем, на фоне других различий это проходило по статье «всякие мелочи»… Куда интереснее оказались многие другие различия, про которые Михаил еще вчера узнал. А они тут явно пошли уже давно, хотя «количество в качество» перешло совсем недавно… И если история 20-х – 30-х почти не различалась, во всяком случае на взгляд неспециалиста, то дальше различий становилось все больше и больше… И для того, чтобы в них полной мере разобраться, явно надо было топать в библиотеку и искать там материалы – чем Михаил и решил заняться на следующий же день…
  Понедельник начинался по уже привычному распорядку – правда, к некоторому удивлению Михаила, на улице стукнул десятиградусный мороз – за то не было ни туч, ни надоевшей за прошлый день мороси. Точно также по пути в школу встретил Петьку с Семкой, точно те же, что и в прошлый понедельник, были уроки… На физике писали четвертную контрольную, про которую им на прошлом уроке говорила Наталья Николаевна. И тут, как он подметил еще на прошлой неделе на контрольной по алгебре, тоже списывали явно меньше, чем в его мире!
  Быстро написав свой вариант контрольной, Михаил затем написал и передал шпаргалки Тохе и Светке, которые в этой реальности тоже у него списывали физику. После чего пошел и отдал тетрадку – все равно делать было больше нечего. От урока оставалось еще минут десять, а он уже все закончил. Следующим уроком была алгебра, где математичка первым делом объявила итоги прошедшей контрольной.
- Ну что хочу сказать, - просматривая список оценок, сказала она. – Контрольную написали неплохо, хотя могли и лучше. Двоек нет, троек семь. Остальные – четыре и пять. Сейчас делаем работу над ошибками. Кому раздала тетради – открываем их, смотрим свои ошибки и исправляем. Будут вопросы – поднимаем руки. У кого ошибок нет – сидим тихо, не мешаем товарищам. Кто хочет получить дополнительную оценку – могут написать другой вариант работы.
- Ольга Антоновна, - подняла руку Танька Алексеенко. – А можно переписать?
- Нельзя! – отрезала математичка. – У тебя три. Садись и пиши работу над ошибками.
- Если у меня сейчас три будет, то и за четверть тоже, - ответила Танька. – Меня батя убьет если на платку слечу…
  Ну да, что в этом мире боятся, как тут говорили, «слететь на платку» и обычно учатся лучше что ли – Михаил уже знал… Ведь не получишь средний балл в 4,3 – придется платить за учебу по 150 рублей в год. И это еще по новому указу от 56-о года, до того и вовсе требовалось иметь не менее, чем две третьих оценок «пятерки», а остальные – не ниже «четверки». В то время как сейчас можно было и тройки иметь, хоть и немного – их придется «закрыть» лучшими оценками по другим предметам. Странная и, на взгляд Михаила, в чем-то даже дурацкая система – но здесь к ней относились совсем иначе… Дескать, лентяям и дуракам в старших классах делать нечего – пусть или в ремесленное училище топают, или на работу. Ну или в техникум, если смогут экзамены сдать и там более-менее нормально учиться…
- Ладно, - махнула рукой математичка. – Иди к директору. Разрешит – перепишешь.
- Спасибо! – радостно крикнула, выбегая из класса, Танька.
  Вернулась назад она буквально через пару минут. Директор разрешил… Ага, ничего не ново. И, судя по всему, это тут хоть и не массовая, но вполне обычная практика. Не знать о ней попросту не могут, но смотрят явно сквозь пальцы.
- Тогда после уроков приходишь сюда, - ответила математичка. – Сейчас все равно не успеешь уже.
  В прошлом мире во время работы над ошибками Михаил обычно, чисто от нечего делать, писал второй вариант, но сейчас у него как-то не было никакого желания этим же заниматься. Ничего интересного там все равно не будет, школьные задачки нынче выглядели для него откровенно смешными. После дифференциальных-то уравнений в частных производных. Каких-нибудь уравнений Лапласа…
- Ты на что написал? – на перемене спросила у Михаила Ленка.
- На пять, естественно, - коротко ответил он.
  Ленка явно хотела что-то еще спросить, но Михаил лишь отвернулся и постарался убраться подальше. Блин, пока он в школе на нее заглядывался – делала вид, что ей все пофиг! Лишь в апреле этого года она «милостиво согласилась» с ним гулять – отчего он тогда был на десятом небе от счастья. А сейчас, как стала ему безразлична – так сама вдруг начала за ним бегать… Вот только Ленка-то теперь ему и нафиг не нужна. Хватит с него прошлой жизни… И там накушался по уши.
  На истории тоже писали контрольную по 30-м годам. Так что на последнюю четверть оставались лишь война и послевоенное время… Тут тоже особых проблем не было – хотя в прошлом мире не любил Михаил историю. Как и литературу, кстати, - два самых нелюбимых его предмета были. Потом опять немецкий, где его вызвали к доске – и тут повезло, что основы грамматики он уже успел более-менее освежить в памяти. Так что, получив четверку, сел обратно. А потом опять труды – и опять продолжение изучения фрезерных работ…
- Эх, каникулы скоро! – выходя со школы после уроков, довольно усмехнулся Петька.
- Ага, - согласился Семка. – Ты там тырчок свой приготовил уже?
- Не, - махнул рукой Петька. – Успеется еще… Тут вон снег еще лежит… В сарай все равно не влезешь.
- А ты свой не вытаскивал еще? – обратился уже к Михаилу Семка.
- Чего? – не понял он.
- Так мопед же!
   «Твою ж дивизию!» - мысленно выругался Михаил. Как он мог забыть-то? Ведь и в той реальности батя ему в десятом классе мопед купил – уже поздней осенью, правда. Так что он на нем в 65-м уже и не ездил, так он и простоял до весны, когда все более-менее растаяло. Эх, а ведь самый настоящий мопед был, двухскоростной, предмет зависти пацанов! На нем он тогда и с Ленкой катался тоже, на речку гонял, к родственникам в деревню… На нем же и в студенческие годы катался вовсю. Но это было тогда, в настоящем детстве… Сейчас же мопед этот казался ему чем-то мелким и неинтересным. Вот была бы машина… Но нет, ее у него не было ни в той, ни в этой реальности, хотя и водить научился.
- Нет еще, - ответил Михаил.
- Что, прикатишь в школу на нем?
- Посмотрим, - пожал плечами Михаил.
  В прошлой реальности он и впрямь прикатил на мопеде в школу, где сначала собралась целая толпа поглазеть на него. Он-то у них в школе оказался одним из первых, у кого был «настоящий мопед», а не «тырчок»! Не самым первым, но почти… А потом какой-то так и не установленный (а потому и не получивший в морду) «шутник» снял с карбюратора шланг и открыл бензокран – и мопед пришлось, яростно матерясь, катить до дома. Ну ничего, если уж он решит и в этом мире на   мопеде прикатить, то выследит урода – и тогда ему точно с фингалом ходить!
  Эх, как все же он оторвался от этого времени… И порой Михаилу становилось грустно. Даже вернувшись в детство, детство уже не вернуть. Конечно, какое-то влияние молодое тело оказывать будет неизбежно, но в основе-то все равно остается взрослое сознание! Ему уже мало интересно то, что интересно пацану. Ему уже не интересны ни стройки, ни залезть куда-нибудь на завод или соорудить какую-нибудь стреляюще-взрывающуюся штуковину… Ему уже не нужны те же мопеды или пацанские развлечения в стиле «подраться» или «поиграть в войнушку». Хотя не, «войнушка» - это для старшеклассника уже «несолидно», но все остальное еще сохранялось. Футбол «улица на улицу»? Тоже уже не интересно… В кино сбегать? Тоже давно не интересно – последний раз там еще студентом был… На гитаре побренчать? Ни ему самому, ни его ближайшим товарищам это никогда не интересно было, хотя и были такие даже у них в классе… Разве что в тир сходить – вот тут и Михаил и сейчас не прочь был бы! Пожалуй, это оставалось одним из немногих еще интересных во взрослом возрасте «пацанских» развлечений. Кстати, Семка так и вовсе в техникуме потом снайпером стал считаться, в «Орленке» участвовал…
  А в остальном… Нет, перерос он детство. Перерос… И никуда уж от этого не деться. Остается лишь принять как факт и продолжать жить дальше. Как бы уж теперь эта его новая жизнь не сложилась.
  Дойдя до дома, Михаил уже привычно растопил печку с плитой, поставил разогреваться картофельный с фрикадельками суп, а сам тем временем пошел на улицу кормить скотину – где и застал возвращение сестры из техникума.
- Привет, Маш!
- Ну привет, коль не шутишь, - глядя на только что вылезшего из превращенного в сарай старого дома, ответила сестра.
  Как обычно с авоськой с хлебом – «кирпичом» серого и батоном. Если до прошлого года за хлебом обычно ходил Михаил после школы, то с тех пор, как Машка пошла в техникум, этот распорядок поменялся. Иногда, кстати, Машка и вовсе несколько задерживалась, покупая что-нибудь нужное дома в центральных магазинах города. В этом мире все было точно также, как и в «настоящем» детстве Михаила…
- Сейчас пожрем – и я в библиотеку сбегаю, - сказал Михаил, когда они зашли домой, разделись и умылись.
  Честно говоря, не понимал никогда Михаил тех людей, кто с грязными лапами и мордами за стол лезет… У них в семье всегда была привычка к чистоте – так что никому и в голову не приходило лезть за стол с немытыми руками, ходить по комнате в уличной обуви или лезть на постель в верхней одежде. В детстве за такое мигом можно было получить подзатыльник от бати или пародийное «хрюканье» от мамы – что было как бы даже не обиднее. Ну а в более взрослом возрасте никому в их семье такое и в голову уже не приходило… Оно давно делалось автоматически.
- Фантастику что ли свою любимую хочешь глянуть? – усмехнулась сестра. – Как по мне – шли бы эти болтуны на завод, на станке ручки крутить…
  В отличие от Михаила, Машка никогда фантастикой не интересовалась… Она, следом за родителями, считала этот жанр слишком легкомысленным и несерьезным. Надо не мечтать о чем-то там далеком, а работать, строить то самое светлое будущее! А болтовня всякая – она лишь отвлекает от дела строительства коммунизма…
- Нет, - отрицательно помотал головой Михаил. – По истории кое-что…
- Чего? – на этот раз от удивления у Машки чуть челюсть не отвисла. – Когда это ты стал историей интересоваться?
- Ну так у нас же комсомольское собрание скоро, - нашел способ отбрехаться Михаил. – Вот надо кое-что глянуть…
-  А… - протянула Машка. – Тогда понятно.
  Сразу после обеда Михаил собрался и пошел в библиотеку, где, поздоровавшись с библиотекаршей, с ходу погрузился в изучение исторической информации об этом мире – и начал с окончания войны – в отличие от его мира, День Победы здесь был 12 мая 1945 года, а 5 сентября был День Победы над Японией – хотя, как и в его мире, мирного договора с ней не было. Более того, в этом мире не было и Московской декларации – так что никаких дипломатических или торговых отношений с японцами не было, а СССР и Япония формально до сих пор считались находящимися в состоянии войны. Более того, в одной из газетных статей даже упоминалось о том, что «японские империалисты», заключив сепаратный мирный договор со странами нынешнего НАТО, до сих пор не смирились со своим поражением от Советского Союза и желают при поддержке американцев взять реванш и захватить Курильские острова. Там же было упомянуто и об участии «японских наемников» в последнем этапе Корейской войны. Которая, как вскоре выяснил Михаил, затянулась тут аж до 1956 года, но закончилась победой КНДР – хотя и были сильные сомнения в том, что там к тому моменту хоть что-то осталось…
  За то на фоне этих событий «полыхнула» буквально вся Восточная Азия – Индонезия, Бирма, Таиланд, Филиппины оказались «охвачены пламенем борьбы с американским империализмом», что и заставило тех убраться из Кореи. Тем более, если изначально на сторонне КНДР воевала, в основном, китайская пехота, то под конец войны из «китайских добровольцев» были подготовлены неплохо вооруженные и оснащенные тяжелой технике ударные части, которые во многом и решили исход войны. А вот американцы были вынуждены «раздергать» свои силы сразу на несколько стран, а на смену им отправить в Корею японцев. Кстати, в этом мире Япония оказалась страной НАТО!
  Кроме того, в газетах писалось и про Вьетнамскую войну и революционное движение в других странах Азии, про «народно-освободительную борьбу народов Африки» - хотя относительно негров тут и отмечалась их «недостаточная классовая сознательность», «дремучие пережитки прошлого», крайне малое количество пролетариата и многое другое. Как и упоминал батя, попадалась и статистика о торговом балансе между СССР и этими странами, где особо подчеркивалось, что, дескать, трудящиеся всего мира готовы своим трудом внести свой посильный вклад в борьбу за победу дела Ленина-Сталина во всем мире, что невольно вызвало у Михаила усмешку… Ага, так всякие арабы с неграми и горят желанием героически трудиться во имя победы коммунизма… Уж Михаил-то это прекрасно помнил, в его реальности они как сели на шею СССР, так и считали, что им все должны, а вот расплачиваться как-то не больно желали. Но тут, как видно, халявы им не обломилось… Советский союз быстро объяснил, что за все надо платить. В одном из выпусков «Правды» Михаил наткнулся и на статью о неграх-студентах, приехавших из Народной социалистической республики Гвинея для учебы в советских ремесленных училищах и техникумах, про учреждение политехнического и педагогического институтов «дружбы народов», где будут учиться «лучшие представители пролетариата ставших на путь строительства социализма стран».
  Впрочем, если про это он уже что-то слышал, то другие «сюрпризы» во внешней политике оказались куда неожиданнее… И в первую очередь это касалось Европы. В этом мире, судя по всему, не было никакого восстания в Венгрии или его задавили в зародыше, не придавая огласке. За то в этом мире оказалось две Австрии – одна из которых была социалистической республикой. Здесь не было Югославии, развалившейся еще в середине 50-х вскоре после смерти «уничтоженного югославскими патриотами» Броза Тито осенью 1953 года и последовавшего за этим «краха фашистского ига клики Тито-Ранковича». На ее месте обнаружилось сразу несколько отдельных социалистических стран, членов ОВД и СЭВ – причем, судя по всему, развал страны не обошелся и без стрельбы – впрочем, к настоящему моменту все уже достаточно притихло. Более того, про бывшую Югославию в газетах вообще писалось как про заведомо нежизнеспособное образование, «уродливое детище империалистической войны».
  Как ни странно, но куда труднее оказалось выяснить все относительно происходившего внутри страны – хотя кое-что все-таки было. Как выяснилось, в этом мире в 1953 году у Сталина тоже случился инсульт и почти два месяца он провел в больнице, вернувшись к работе лишь в самом конце апреля. В том же году было завершено «Мингрельское дело», по итогу которого целый ряд «закавказских товарищей» отправились в лагеря. Несколько странным было то, что следом за ними не пошел и товарищ Берия – хотя кто знает, что и как там на самом деле было… Михаил помнил о нем самые разные характеристики – и непонятно было, что в них правда, а что ложь. Впрочем, в то, что тот якобы был сексуальный маньяк, он не верил никогда. Что бабник был – очень даже может быть. Люди, увы, зачастую далеко не идеальны… Но насильник? Да ну нафиг! Уж у кого-кого, а у министра, будь у него на то желание, с бабами проблем никогда не будет… Всегда найдется немало тех, кто сами с радостным визгом к нему в постель прыгнут! Чай не урод какой и не сифилитик на последней стадии чтобы от него все в ужасе шарахались! Да и кто стал бы держать в «верхах» маньяка? Скрыть такое все равно б не удалось, а репутация – она дороже. Но вот информация о его связях с теми, кто шел по «мингрельскому делу» - как знать? Как-никак земляки, так что информация о том, что Берия был с ними связан, могла очень даже соответствовать истине… Но выкрутился, как оказалось!
  Следующим, что сделал Сталин, стало назначение на должность Председателя Совета Министров СССР товарища Пономаренко в марте 1954 года, а летом того же года была принята новая программа партии, в основу которой была положена его же работа «Экономические проблемы социализма в СССР». Умер же товарищ Сталин вскоре после очередной годовщины революции – как писали в газетах, вечером 8 ноября у него случился уже четвертый инсульт, а в 4 часа 27 минут 10 ноября 1954 года «перестало биться сердце соратника и гениального продолжателя дела Ленина, мудрого вождя и учителя Коммунистической партии и советского народа – Иосифа Виссарионовича Сталина». Попалась на глаза Михаила и подробная информация о запуске Обнинской АЭС и даже статья Сталина, где тот подчеркивал важность этого направления в развитии народного хозяйства СССР!
  После смерти Сталина же в стране сложилась весьма странная ситуация… Председателем Совета министров СССР оставался товарищ Пономаренко, однако вскоре в дополнение к нему начинают упоминать и Берию – как Генерального секретаря ЦК КПСС и заместителя Председателя Совета Министров. Впрочем, понять, что же происходило в Москве за год правления Берии понять было сложно. В газетах все происходящее освещалось крайне скупо и поверхностно, куда большее внимание уделялось не внутренней политике, а внешней. Даже разоблачение «троцкистских прихвостней группы Хрущева-Микояна» проходило где-то на втором плане, упоминалось как что-то малозначимое. Ну выявили, ну выписали «путевки» в лагеря… И это было странным – словно о чем-то уж очень не хотели говорить и оттого скрывали. Единственным за это время, что всерьез заинтересовало Михаила, была статья в правде о перспективах освоения целинных земель – где, впрочем, не было почти ничего общего с тем, что было в знакомом ему варианте истории. Никакого тебе героического «покорения Целины», никаких комсомольских строек… Обычный производственный вопрос – сколько, чего, в какие сроки, какие преимущества получат хозяйства, какие меры будут приниматься для обеспечения всей этой деятельности. Потом упоминалось о смерти товарища Берии – здесь все же во всех газетах была напечатана обширная статья, где всячески превозносились его заслуги перед партией и советским народом в целом, упоминалась даже его роль в создании атомного оружия, но почти ничего не говорилось о его делах последнего времени…
  После смерти Берии власть окончательно перешла Пономаренко, который одновременно стал Председателем Совета Министров СССР и Генеральным секретарем ЦК КПСС и продолжал занимать обе эти должности и поныне. Именно на его время вышли и вопросы с Кубой, и окончание Корейской войны, и начало деколонизации Африки… Но куда интереснее Михаилу были внутриполитические вопросы. А здесь и, как и в его мире, был первый спутник, и первый полет в космос. Причем, к удивлению Михаила, в этом мире было официально объявлено и о лунных планах СССР – хотя и в несколько размытых фразах на счет того, что «пилотируемый полет на Луну становится задачей ближайшего будущего». Здесь были и очередные снижения цен на потребительские товары – правда, сначала снижать их стали на все меньший процент, а с 1960 года и вовсе лишь на промтовары, а вот цены на продукты питания оказались зафиксированы на одном уровне. Нашел информацию и о жилищном строительстве – где приводились цифры об объемах жилищного строительства и числе новоселов, из которых выходило, что с каждым новым годом в СССР сдается на 7% больше домов, а к 1970 году и вовсе обещали полностью закрыть жилищный вопрос. Попалась статья 1958 года о сдаче в постоянную эксплуатацию последнего участка Трансполярной магистрали и открытии движения грузовых и пассажирских поездов до Норильска, в другой статье писали об окончании строительства тоннеля на Сахалин… Были многие знакомые ему по прошлому своего мира стройки, но порой попадались и интересные различия. Например, гораздо раньше, чем в его мире, запустили Балаковскую ГЭС, которая в этом мире сохранила свое первоначальное название и, судя по более ранним срокам сдачи, строилась без перерывов. Здесь первые два гидроагрегата были запущены уже в сентябре прошлого года… Точно также в этом мире были и события на Кубе и случившийся на пару месяцев позже Карибский кризис, закончившийся аналогичными результатами. 
    Увы, но в один момент изучение истории этого мира пришлось прервать – заканчивался рабочий день библиотеки, и Михаила откровенно «попросили» из нее. Впрочем, и так объем информации был таков, что его еще долго придется «переваривать»! И хоть в целом прочитанное и не могло не радовать Михаила, но определенные подозрения все равно оставались. Не может быть все прямо уж идеально… Какие-нибудь свои проблемы здесь все равно будут! Пусть даже они и стоят не так остро, как в его мире, но где-то они есть! Просто про них наверняка традиционно замалчивают, или, по крайней мере, не кричат на каждом углу, а подробно изучать газеты у Михаила времени не было… Зачастую приходилось ограничиваться просмотром заголовков.
  Сдав недочитанные газеты, Михаил засобирался домой, но уже на выходе из библиотеки ему вдруг бросилась висевшая на стене яркая, цветная фотография, которой в его мире не могло быть в принципе… Дворец Советов! Явно уже достроенный и теперь исполняющий свою функцию. А ведь о его сдаче наверняка должны были писать где-то в газетах. Только, видимо, он еще не успел дойти до этого времени – не обратить внимание на статью о нем явно не удалось бы. Наверняка были бы там и фотографии, и громкие заголовки… Значит, это случилось где-то в последние пару-тройку лет, не больше.
  Из библиотеки Михаил вышел без пяти семь вечера, а к его возвращению домой и вовсе был уже восьмой час – на улице давно стемнело, родители уже давно были дома и даже успели сготовить ужин, дожидались лишь его возвращения – есть отдельно у них в семье было как-то не принято. Так что практически сразу же он сел есть – на ужин были макароны с котлетами и подливкой, еще одно из «классических» блюд его детства. Мама поинтересовалась, что же такого интересного он нашел в библиотеке что засиделся там так долго, но Михаил ответил на это, что читал про международное положение СССР – дескать, будет выступать с докладом на комсомольском собрании.
  После ужина Михаил сел повторять биологию – как-ни как завтра контрольная, а родители занялись каждый своими делами. Правда, выискав подходящий момент, когда мама с сестрой пошли в сарай по каким-то делам, Михаил все же поинтересовался у бати на счет того, что же у них с Югославией произошло.
- Так война ведь там была! – невероятно удивился вопросу батя.
- Большая? – пришла пора удивляться Михаилу.
- Ну так только наши почти три месяца воевали, - пожал плечами Василий Петрович. – Давили там титовских перерожденцев, кто после революции 53-о гражданскую войну устроил. Сначала туда чехи с албанцами вошли, а весной 55-о и Советской армии вмешаться пришлось. Американцы там тогда большую войну пытались развязать, своих инструкторов с наемниками посылали… Из-за той войны и Югославия-то развалилась. А у вас такого не было что шли?
- Нет! – совершенно обалдело ответил Михаил. – Тито с Западом-то пытался заигрывать, но там ему это сошло с рук. Как Сталин помер, так с Югославией восстановили отношения, хотя они и по-прежнему на двух табуретках сидеть пытались. Только в газетах, я смотрел, почти ничего не было?
- Не любят у нас про ту войну вспоминать, - вздохнул батя. – Не с империалистами же воевали… Со своими практически, со многими из которых до того вместе против фашизма бились. Большинство же людей там обмануты титовской пропагандой были… Даже тогда очень мало про нее писали, а сейчас уж и вовсе не вспоминают.
  Вот тебе и еще одно далеко не самое лучшее различие двух миров… «Да, югославские куртки с ботинками в этом мире вряд ли увидишь», - вдруг подумал Михаил.