Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Мониторы-5. "Здесь водятся драконы".


Мониторы-5. "Здесь водятся драконы".

Сообщений 111 страница 120 из 123

111

***
Французская Кохинхина,
порт Сайгон

Когда Ледьюк предложил Камилле совершить прогулку по реке, та, если и раздумывала, то лишь для того, чтобы соблюсти приличия. Её не слишком удивило, что офицер всю дорогу от Басры оказывал ей знаки внимания – скорее она удивилась бы, если бы этого не происходило. Баронесса не страдала недостатком самооценки и прекрасно знала, какое действие оказывает на мужчин  - особенно таких, как этот капитан, несомненно, храбрых, но склонных к самолюбованию и некоторому фанфаронству. Она умела дать подобным поклонникам (каких в её жизни было бессчётное количество) надежду, принимать лёгкий флирт, ни в коем случае не переходя известных границ. С одной стороны, она ежесекундно напоминала о пропасти, разделяющей её, аристократку и владелицу миллионного состояния и самого блестящего, но в общем, обыкновенного офицера, каких пруд пруди. А с другой – распространяла вокруг себя ауру телесной привлекательности, желания, шарма, разящую мужчин наповал.  И при этом – никогда (ну, хорошо, почти никогда) не переходя предписанных правилами приличия границ. Особенно здесь, на борту военного корабля, где малейший даже намёк на романтические отношения капитана и пассажирки моментально будет замечен и станет предметом сплетен и кривотолков, подорвав строгую дисциплину, на которой только и держится корабельная служба.
Это последнее, несомненно, понимал и сам Ледьюк – поэтому вёл себя вполне по-джентльменски, не делая попыток переходить границы, хотя в замкнутом судовом пространстве имел к тому все возможности. Вот и сегодня – он прислал к очаровательной пассажирке вестового с запиской, в которой предлагал женщине понаблюдать за гонками лодок-драконов не с палубы канонерки (изрядно, надо полагать опостылевшей той за время долгого перехода через океан) а со шлюпки, вблизи. Вслед за этим подразумевалась высадка на берег и прогулка по европейскому кварталу Сайгона – а может и иные последствия в одном из тамошних заведений, на которые Ледьюк, по уши влюблённый в спасённую им даму, продолжал надеяться.
Но пока они вдвоём устроились на кормовой банке капитанской гички; Камилла (успевшая пополнить за счёт капитана свой гардероб во время захода в британский Сингапур) прикрывалась от жарких лучей тропического солнца белым кружевным зонтиком и с искренним интересом  наблюдала за происходящим на реке. И одновременно с капитаном заметила некоторый беспорядок, возникший ниже по течению.
Два больших судна двигались по фарватеру, и участники процессии – и обычные лодки, и лодки-драконы поспешно отворачивали в стороны. С них неслись сердитые крики и даже, как показалось Камилле, проклятия на местном наречии – но никто не сделал попытки преградить нежданным гостям путь. И немудрено – далеко выдающийся вперёд таранный форштевень канонерской лодки (специально построенной для службы в колониях, как поспешил объяснить капитан Ледьюк) запросто расколол бы пополам любое из хрупких судёнышек, а уцелевшие его пассажиры несомненно, угодили под плицы гребных колёс идущего следом парохода. На корме обоих судов развевались французские трёхцветные полотнища Третьей Республики, и когда они поравнялись со стоящим у пирса броненосцем, оттуда хлопнула салютационная пушчонка. Канонерка ответила, согласно военно-морскому этикету – зрители на берегу вопили от восторга, радуясь неожиданному событию, и никто не заметил, как идущие в кильватере парохода пять больших лодок-драконов, волочащие за собой густые шлейфы чёрного дыма – точь-в точь как те, что извергались из труб больших кораблей - вдруг резко изменили курс. Три из них направились к броненосцу, а ещё две – к стоящему на якоре вблизи берега «Стикса». Секундой позже похожий манёвр повторили и большие суда – головная канонерка повернулась в сторону соседнего со «Стиксом» «Ахерона», а пароход, зашлёпав колёсами враздрай, развернулся почти на месте и двинулся к борту крейсера «Дюгэ-Труэн», замершего у противоположного берега реки. Камилла успела заметить, что за одной из драконьих посудин волочится на буксире нечто вроде узкого плотика. Она привстала, чтобы получше рассмотреть происходящее – и тут события понеслись вскачь, подобно скаковой лошади, почуявшей близость финиша.

Отредактировано Ромей (30-04-2024 12:09:46)

+3

112

***
Хитрый замысел удался, это было очевидно. Несмотря на то, что все пять катеров уже выходили в атаку, на французских кораблях не было заметно ни малейшего признака тревоги. С броненосца жиденько ударила пушка – салют французским триколорам, развевающимся на флагштоках «Парсеваля» и «Розы Сиона». У борта крейсера «Д’Эстен», в сторону которого как раз разворачивался пароход, столпились матросы  - они приветственно махали процессии, в воздух летели украшенные красными помпонами бескозырки - не очень-то похоже, что они там все страдают от лихорадки, подумал Матвей.  И когда «Роза Сиона» подойдёт к вплотную, и на палубу крейсера хлынут сотни осатаневших от злобы аннамитов с ножами и кривыми мечами – лягушатники нипочём не успеют разобрать запертые в пирамидах револьверы и абордажные палаши. …что ж, тем хуже для них, не так ли?..

- Давай, гимназист! – заорал Осадчий. – Пора!
Унтер стоял возле стоящей на корме катера картечницы, до поры скрытой бутафорским драконьим хвостом.  Вместе с Шассёром  они в четыре руки выбирали буксирный конец, на другом конце которого болтался в кильватерной струе минный плотик. Вот он стукнулся в борт катера, унтер выругался -  «взорвёшь нас на воздух, лягушатник!  - а молодой человек перелез на плотик, встал на корточки и принялся проверять взрыватель.
- Ну, что возишься, яти тебя в печёнку? – снова подал голос Осадчий. - Пускай её, дуру железную!
Корпус самодвижущейся мины был склёпан не из железа, а из латуни, но поправлять унтера Матвей не стал.
- Порядок, дядя Игнат! – весело крикнул он. Ему не было страшно, ну ничуточки – несмотря на то, что брёвна, из которых был сколочен плотик, опасно раскачивались и скрипели под ногами. Он наклонился, нашарил рукой пусковой рычаг и склонился к корпусу мины, ища поверх него взглядом цель – низкий, длинный корпус броненосной канонерки.
- Стоп машина! - крикнул он, и Осадчий послушно рванул рычаг, останавливая вращение гребного винта. –Сейчас, только прицел подправлю…
Пропустив мимо ушей развёрнутый, обстоятельный и насквозь нецензурный  совет унтера по поводу того, куда ему следует засунуть прицел вместе с миной, юноша упёрся ногой в борт катера, заставляя плотик  повернуться вокруг своей оси. И когда начинённое пироксилином веретено уставилось  точно в середину борта «Стикса», он выдернул чеку, фиксирующую шток ударника и, прочитав короткую молитву, рванул рычаг.
Мина, освободившаяся из серповидных захватов нырнула в воду и устремилась к цели, волоча за собой след из воздушных пузырьков. Матвей привстал, чтобы проследить за ней, но тут Осадчий схватил его за шиворот и, как котёнка, перебросил в катер, другой рукой скидывая с утки буксирный трос Брошенный плотик закачался на волнах; винт уже вовсю молотил воду на реверсе, машина стучала, словно в припадке – катер отползал кормой вперёд и Шассёр торопливо вращал маленький штурвал, уводя нос судёнышка в сторону – похоже, бывшего премьер-старшину флота Третьей Республики ничуть не смущало, что он только что помог отправить в лучший мир не один десяток своих соотечественников. До «Стикса» оставалось всего ничего, меньше полутора кабельтовых и Матвей с замиранием сердца жал, того, что сейчас должно сейчас произойти.
***
- Merde! – выкрикнул Ледьюк вскакивая в полный рост на кормовой банке. Высокий столб воды вскинулся у самого борта «Стикса» - один, и почти сразу другой. Мгновение спустя канонерка, идущая прямиком на «Ахерон» - его, капитана Ледьюка, «Ахерон»! - ударил из носового орудия. На полубаке вспух разрыв, полетели обломки. Камилла ахнула, хватаясь за рукав капитанского кителя, а канонерка, продолжая свой бег, врезалась в низкий, обшитый стальными листами, борт. Даже здесь, на расстоянии не менее трёх кабельтовых, был слышен треск дерева и оглушительный скрежет сминаемого металла.
- Право руля! Навались, ребята! – отчаянно заорал Ледьюк. Шлюпочный старшина налёг на румпель, направляя гичку к «Ахерону». Камилла, затаив дыхание, наблюдала, как с врезавшейся в него канонерки люди спрыгивают в привязанные под кормой шлюпки; «Один, два… десять…» – зачем-то считала она. На счёте «Восемнадцать шлюпки по одной отошли от судна, и было видно, как гнутся спины гребцов, как выгибаются дугой вёсла от их отчаянных усилий. Стоящий посреди шлюпки офицер повернулся к ним, и Камилла вздрогнула от внезапного узнавания – да ведь это Серж Казанкофф, близкий друг, однокашник её супруга по Морскому Корпусу, который провёл в их бельгийском поместье почти полгода вместе со своей невестой… как её звали, Ачива?..   Женщина вскочила, замахала шляпкой – и в этот самый момент ударил взрыв.
Огненный столб расколол пополам «Ахерон» и в щепки разнёс сцепившуюся с ним канонерку. Расщепленные доски, куски искорёженного металла – всё это градом сыпалось в воду вокруг гички. Оторванная человеческая кисть с торчащей из запястья сахарно-белой костью шлёпнулось на решётки, укрывающие дно шлюпки, разлетевшиеся брызги хлестнули Камиллу по лицу. Женщину едва не стошнило от ужаса; опомнившийся, наконец, Ледьюк повалил её на банку, стараясь прикрыть своим телом. Ещё один удар, более отдалённый – и снова град обломков. Увы,  на этот раз не ограничилось клочьями разорванных человеческих тел - одному из гребцов обломком доски раскроило череп, Ледьюку железный, перекрученный взрывом стержень пробил плечо – и если бы не эта преграда из человеческой плоти, смертоносная железяка угодила бы баронессе точно в грудь. Шлюпочный старшина надсадно орал, пришедшие в себя гребцы поднимались, занимали свои места на банках и разбирали вёсла. Ледьюк, бледный как смерть, зажимал плечо, из которого фонтаном хлестала кровь; Камилла, очнувшаяся, наконец, от творящегося вокруг кошмара сделала попытку перетянуть его рану платком. Лодка, подгоняемая ударами вёсел, шла к берегу – там  метались перепуганные, истошно вопящие люди, и над всем этим трепетали на бамбуковых флагштоках пёстрые разноцветные полотнища знамён, украшающих императорский помост.
***
- Крейсер французский подзорвался! – заорал Осадчий. – Видать, кто-то запалил снарядный погреб. Теперь всем, кто там есть, амба – и нашим, на «Розе Сиона», и аннамитам и  лягушатникам…
Матвей привстал, силясь рассмотреть происходящее – и увидел только дымное облако, которое заволокло оба погибающих судна. И  едва не вылетел за борт – старшина Шассёр резко переложил руль, уходя от столкновения с лодкой, полной вопящих аннамитов. Теперь перед ними был медленно заваливающийся на борт «Викторьез», и Матвей ясно видел, как с берега и с туземных лодок, облепивших броненосец, лезут люди, размахивающие кривыми мечами и ножами. На палубе уже кипела рукопашная, и по мере того, как корабль кренился, всё больше фигурок срывалось с палубы и мостиков и летело вниз, в воду возле борта, где и так уже черно было от человеческих голов. «Те самые повстанцы, о которых говорил предводитель аннамитов… - припомнил Матвей. – дождались нашей атаки и вот теперь лезут со всех сторон на ставшие вдруг беспомощными корабли. А уж что в городе творится – даже представить страшно…
Катер развернулся вниз по течению и прибавил ход. Остатки бутафорского хвоста волочились по воде; Осадчий ворочал из стороны в сторону стволами картечницы, но стрелять было не в кого – люди на лодках были заняты исключительно собственным спасением, не обращая ни малейшего внимания на виновников творящегося вокруг безобразия. По течению от разбитого крейсера и «Розы Сиона» плыли мёртвые тела – некоторые из них были в матросских форменках.
- Смотри-ка, наши! – заорал унтер. – Ихнее высокобродие Сергей Ильич, жив, курилка, побей меня бог, жив! 
Матвей посмотрел туда, куда указывал унтер, и увидел шлюпки, битком набитые моряками с «Парсеваля». На носу одной из низ сидел Казанков и приветственно махал над головой офицерской фуражкой.

Отредактировано Ромей (01-05-2024 15:08:30)

+3

113

Х

Индокитай,
Французская Кохинхина.
Где-то близ устья Меконга.

Погода портилась. С зюйда, с Южно-Китайского моря, со стороны островов Ява и Калимантан ползли тучи – низкие, почти чёрные, напоенные до предела влагой. Миновав береговую черту, они прольются тропическими ливнями над дельтой Меконга и дальше, по вглубь полуострова, по всей Кохинхине и Камбодже.  С одной стороны это было хорошо – отходящим после вылазки катерам будет проще укрыться за дождевой пеленой от погони – в которую капитан второго ранга Макаров, впрочем, не слишком-то верил. Куда больше его беспокоило то, что из-за ограниченной видимости может не состояться встреча с русской эскадрой. Три вымпела – «Минин», «Герцог Эдинбургский» и новенький, только что вошедший в состав флота корвет «Рында» в сопровождении парохода Доброфлота «Смоленск» - под разными предлогами больше трёх месяцев отстаивались в порту Аден. А а когда консульский чиновник доставил на эскадру телеграмму, полученную из Петербурга – вице-адмирал Копытов, начальствующий над эскадрой, извлёк из сейфа секретный пакет, вскрыл – как полагается, в присутствии флаг-офицеров и командира флагманского броненосного фрегата  «Минина» - и приказал выходить в море.
Так, во всяком случае, должно было быть - и Степан Осипович не видел ни единой причины, которая могла бы этому помешать. Переход через Индийский океан с остановкой на бункеровку в Батавии – маршрут известный, не раз проделанный большинством офицеров эскадры и каждым из командиров кораблей.  Однако же, неизбежные на море случайности могли вызвать задержку на день-два, и именно это сейчас не давало покоя командиру «Байкала». Он-то как раз нарушил первоначальный план, поддался на уговоры предводителя аннамитов и сдвинул срок вылазки – и вот теперь стремительно портящаяся погода грозила окончательно разрушить весь замысел. Впрочем, время ещё оставалось – по всем расчётам, катера должны вернуться не раньше, чем через сутки (кавторанг привычно постучал костяшкой указательного пальца по кофель-нагелю), эскадра к тому времени обязательно объявится. Не может не объявиться.

Надо сказать, что задуманное не нравилось Макарову категорически – об этом он уже имел беседу с Казанковым, избегая, правда, касаться наиболее сомнительных деталей. Замысел был прост, подл и коварен: после того, как в Сайгоне вспыхнет мятеж, сигналом к чему станут взрывы французских кораблей, город превратится в ловушку  для находящихся там европейцев.  А их немало: чиновники, офицеры, сотрудники торговых факторий, рабочие судоремонтных мастерских, многие с жёнами, детьми…  По рассказам Казанкова Макаров знал, на какую жестокость способны аннамиты – пощады не будет никому. Но с другой стороны – кто звал сюда французов? Они, если верить тому же Казанкову, безжалостно расправлялись как с пленными повстанцами, так и с мирными жителями – вешали, расстреливали, истребляли домашний скот, изымали запасы риса, обрекая туземцев на голодную смерть, целые деревни сносили артиллерийским огнём. Мало того – с китайцами сцепились, не поделив с ними Северный Тонкин и остров Формоза.  Так что – пенять лягушатникам некого, кроме как на самих себя…
Итак, минные катера Казанкова сделают своё дело. В Сайгоне вспыхнет мятеж, город захлестнёт кровавое безумие - и в этот самый момент на Меконге появятся корабли под Андреевскими флагами.
Десантные отряды быстренько погасят мятеж (сделать это будет несложно, предводители мятежников в курсе и окажут русским всяческую поддержку) вице-адмирал Копытов возьмёт под защиту уцелевших европейцев, и в первую очередь,  чиновников колониальной администрации и их семьи. И тогда французам не останется ничего, кроме как вступить в переговоры. Посредником в них будет русский консул во Французской Кохинхине; делегацию от повстанцев возглавит уже знакомый русским морякам Тон Тхат Тхует. В первую очередь он потребует смещения императора-марионетки, после чего  высокие договаривающиеся стороны приступят к главному: выводу французских войск из Кохинхины, Аннама и Тонкина и признанию их независимости от Парижа.
Но всё это нисколько не интересовало Макарова – во всяком случае, сейчас. Переговоры – так переговоры, когда они завершатся, он прочтёт о результатах в газетах. А сейчас главное – это не разминуться в этом проклятом тумане ни с эскадрой Копытова, ни с катерами Казанкова. Кавторанг поправил капюшон плаща-дождевика и поднял к глазам бинокль – в его линзах  едва угадывался милях в полутора от «Байкала» контур берега. Ничего похожего на дымки из труб приближающихся катеров заметно не было, и Макаров обратил взор на зюйд-вест – туда, где в сплошной дождевой мути в любую минуту могли возникнуть мачты и реи русских кораблей.
***
Французская Кохинхина.
Река Меконг,
несколькими милями ниже Сайгона.

- Что-то не так, Сергей Ильич? – осторожно осведомился Матвей. Вид у Казанкова, и правда, был встревоженный – и, пожалуй, несколько озадаченный.  Матвей и Казанков в катере.
- Ничего особенного, друг мой… - отозвался офицер. – Показалось, что увидел знакомое лицо – на той французской гичке, что шла к «Ахерону»…
Матвей кивнул. Кавторанг перебрался на катер после того, как они взяли на буксир шлюпки, на которых спасались моряки с «Парсеваля». Теперь катер волок шлюпки вниз по реке, но течение, к удивлению Матвея,  было встречным – видимо, было время прилива, и под его давлением массы речной воды в устье Меконга хлынули в противоположном направлении. Это не должно было составить для паровой машины  катера никаких трудностей – однако, слух бывшего гимназиста улавливал в её тарахтении перебои, словно механизм кашлял, захлёбываясь очередной порцией перегретого пара. Осадчий тоже заметил неполадки – он матерился, шпынял безответного Шассёра, и то и дело склонялся к манометру, показывающему давление в котле.

(197)
- А этот ваш знакомый – он что же, морской офицер?
- Не знакомый, а знакомая, дама. 
Да нет, быть того не может, откуда она здесь? Видимо, примерещилось от всей этой суеты…
Звуки, издаваемые машиной, изменились – к привычному «пых-пых-пых» прибавился металлический лязг и скрежет. Осадчий замысловато выругался, премьер-старшина бросил штурвал и рванул за какой-то торчащий рычаг. Лязг и дребезг стихли, из-под бронзового колпача предохранительного клапана ударила в низкое кохинхинское небо струя пара. Гребцы-аннамиты, сидевшие до сих пор на решётках-пайолах, закрывающих дно катера, шарахнулись в стороны, один едва не вывалился за борт.
- Амба, вашсокобродь! – сказал Осадчий. – Хода нет, надо идти к берегу, смотреть, в чём дело.
Казанков приподнялся, заглянул под корму – так и есть, винт не вращается, катер и буксируемые им шлюпки продолжают двигаться по инерции. Остальные четыре катера держались дальше, по фарватеру, и с того, что шёл впереди,  уже махали сигнальными флажками.
- Пишут – «Нужна ли помощь?» - сообщил Осадчий. - Что  отвечать, вашсокобродь?
В руках он уже держал пару смотанных флажков – и когда это, удивился Матвей,  он успел извлечь из парусиновой сумке, привешенной к борту? – Матвей не заметил
- Отвечай – помощь не нужна, следуйте прежним курсом до рандеву с «Байкалом». – ответил  Казанков. - А мы пока пристанем к берегу, попробуем починиться.
Осадчий бодро ответил  - «слушшвашсокородь!» - и засемафорил не хуже заправского сигнальщика, у Матвея аж в глазах зарябило.
- А вы пока… - сказал Казанков пластунам, вытягивая из кобуры большой американский револьвер, -  …разбирайте, братцы, карабины и палаши. Мало ли как нас встретят на берегу?
Матвей кивнул, стащил чехол с телескопа своего «Винчестера» и упёр локти в планширь, изготовившись к стрельбе. Берег, заросший высоченным тростником, приближался, и юноша до боли в глазах всматривался в путаницу стеблей, стараясь угадать там хоть малейшее движение.

Отредактировано Ромей (01-05-2024 15:10:45)

+4

114

Ромей написал(а):

Унтер стоял возле стоящей на корме катера картечницы, до поры скрытой бутафорским драконьим хвостом.

Тавтология. Второе можно заменить на: "установленной".

+1

115

Им повезло – на этот раз обошлось без стычек, перестрелок и прочего ненужного кровопролития. Один из гребцов-аннамитов провёл моряков в рыбацкую деревушку, откуда он сам был родом. Туземцы встретили гостей без тени радушия – для них любой белый, европеец,  был врагом и во взглядах обитателей деревушки Матвей читал одну только злобу. Он уже стал прикидывать, в какой куст прыгать, когда из-за плетёных изгородей полетят в них стрелы и копья (винтовкам и даже кремнёвым ружьям в нищей деревушке взяться неоткуда), но тут проводник отодвинул Казанкова, вышел вперёд и заговорил. Он объяснял односельчанам, что явившиеся к ним белые никакие не французы, а наоборот, воюют с ними – вот и переполох в городе учинили они, взорвав на воздух большие корабли с пушками.
Вещал проводник, разумеется, на наречии аннамитов, и понимал его, да и то через пень-колоду один Осадчий, удосужившийся выучить десяток-другой фраз этого языка.  Но этого хватило, чтобы понять – обитатели деревни вняли земляку и сменили гнев на милость. Сразу нашлась и еда, и даже выпивка – рисовая водка и нечто вроде местного сорта рома, приготавливаемого из сахарного тростника. Нашлись и две хижины, в которых могли отдохнуть вымотавшиеся до предела моряки. А утром Казанков объявил аврал – следовало как можно скорее починить катер. На вопрос Матвея – попробуют ли они догнать тех, кто ушёл вниз по реке? - кавторанг ответил, что смысла в этом он не видит. Угля на катере кот наплакал, придётся топить дровами, и нормального давления пара, позволяющего развить полных ход, не добиться. Лучше уж подождать здесь – вот-вот на фарватере должны показаться корабли русской эскадры, и вот тогда…
«Тогда» случилось около полудня. Повреждения машины оказались пустяковыми, Осадчий и старшина Шассёр с помощью Казанкова справились с ремонтом за каких-то два часа. Могли бы и скорее, но не хватало инструмента – своего в катере не было, а местный кузнец мог разодолжить русских разве что, зубилом, клещами и парой молотков. И вот когда пламя загудело в котле и машина дала обороты на вал – за поворотом реки показались дымы. Однако, они сразу показались Матвею какими-то жидковатыми, неубедительными – да и мачт над верхушками пальм и прочей кохинхинской растительности заметно не было. Через несколько минут загадка разъяснилась: из-за островка, коими изобиловало русло Меконга, показалась процессия из трёх паровых катеров – тех, что чуть больше суток назад ушли искать «Байкал». Правда, сейчас на них не было и следа прежней бутафории в виде клыкастых драконьих голов и хвостов – но сомнений не было, это были те самые катера.

- Что же, «Байкал» вы, не отыскали? – хмуро осведомился Казанков. Такого оборота событий он не ожидал
- Почему же? – удивился Новосельцев. – как раз отыскали. – Только вот беда, не только его. Мы увидели транспорт, когда он полным ходом улепётывал на зюйд, а за ним гнался французский крейсер. Да вы его знаете, Сергей Ильич – «Вольта», тот, что был в эскадре адмирала Ольри, припоминаете?
- Такое, пожалуй, забудешь… Знаете, я припоминаю заметку в одной французской газете - там говорилось, что капитан-лейтенант Пьер-Жорж Ледьюк – это он тогда командовал «Вольтой», - получил новое назначение. И не куда-нибудь, а на одну из тех бронированных канонерок, которые мы пустили на дно у Сайгона, так-то!
- Вот уж действительно – тесен мир! - поддакнул Новосельцев. – Надеюсь, он утоп вместе со своими посудинами. Как припомню, сколько они нам крови попортили при Сагалло…
- Да и мы в долгу не остались. – Казанков усмехнулся. - Ну да Бог с ним, мичман. Вы вот что скажите: «Вольта» стреляла по «Байкалу»?
- Не видел. Нет, точно не стреляла, я бы заметил. Я ещё, помнится, удивился – дистанция между судами была всего ничего, кабельтовых двадцать, для орудий «Вольты» пустяк…
- Так, говорите, «Байкал» уходил на зюйд?
- Надо полагать, навстречу нашей эскадре. Но мы за ними пойти, сами понимаете, не могли – волна разошлась под четыре балла, да и уголь был на исходе…
- Понимаю. – кивнул Казанков. – ваши люди, надо думать, сильно устали?
- Не без этого. Проголодались, и ещё москиты… - он хлопнул ладонью себя по шее. – Чисто вампиры, куда там нашим комарикам…
Шея и лоб мичмана, в самом деле, была вся в следах укусов москитов.
- Не вам одному досаждают кровососы, мичман. – сказал Казанков. - Сейчас накормите своих людей, час вам на отдых, унтер покажет вам, где.
Осадчий кивнул.
- Сделаем, вашсокородь. Только тесновато там будет, их вон сколько…
- Ничего, в тесноте, да не в обиде. После шестой склянки, - кавторанг щёлкнул крышкой карманных часов, - да, после шестой склянки  отчаливаем. Надо бы нам темноты дойти до Сайгона. Когда придёт эскадра – непонятно, а туземные лазутчики только что сообщили, что в городе вспыхнул мятеж. Воспользуемся сумятицей, захватим шхуну, буксир или какую посудину каботажную, их там много у пристаней стояло, и пойдём к морю. Ну и осмотримся - может и правда, удастся кого выручить? Жаль ведь людей, перережут их аннамиты, как бог свят, перережут – детей, женщин, всех, до кого доберутся…
Мичман посмотрел на Казанкова с недоумением.
- Да что ж мы сделать-то  сможем, Сергей Ильич? Одни, без эскадры?
Казанков прищурился.
- Сколько у вас людей, мичман?
- Со мной полторы дюжины.
- А у меня ещё полдюжины, не считая гребцов-аннамитов.  Да ещё картечницы на катерах – неужто совсем уж ничего не сделаем?
***
Французская Кохинхина,
Сайгон

О, Серж, мон ами, вы не представляете, как я вам рада! Если бы не вы – эти звери нас растерзали. Сами видите – уже и ворота сломали….
Действительно, правая воротина пакгауза висела на одной петле; из обломков левой Осадчий ка раз сейчас пытался соорудить импровизированный станок для картечницы, снятой с катера.
- Мон дье, ещё немного – и они ворвались бы…
Камилла держала Казанкова за рукав обеими руками – костяшки пальцев даже побелели от напряжения. Когда она увидела его – во главе небольшого отряда, разгоняющего повстанцев-аннамитов, со всех сторон обложивших пакгауз – она сначала не поверила своим глазам, а потом кинулась ему на шею.
- Значит, я всё же не ошиблась – там в лодке?
- Я тоже вас заметил, мадам. – ответил Казанков. – Ещё подумал, что мне примерещилось. В самом деле – откуда вы здесь, в этой забытой богом дыре!
- О, это удивительная история, мон дьё, удивительная! – от волнения Камилла сбивалась с русской речи на французскую и обратно. – давайте, я всё вам расскажу! Началось с того, что мы с супругом решили осмотреть раскопки профессора … в Египте. Он отправился в Долину Царей – вы, конечно, слышали об этом поразительном мест? – а я осталась на «Луизе-Марии», почувствовала себя неважно…
И она как бы невзначай провела ладонью по округлившемуся уже животику.
- С удовольствием выслушаю ваш рассказ, мадам. – Казанков осторожно высвободил рукав кителя из пальчиков баронессы. А сейчас – простите великодушно, надо подготовиться к обороне. К сожалению, всё ещё не кончено, аннамиты вот-вот пойдут на приступ…
Но вы же спасёте нас, Серж? – глаза женщины были полны слёз. – вы бы знали, какие это звери! На моих глазах они растерзали французского почтового чиновника вместе с детьми и супругой, а голову его насадили на бамбуковый заострённый шест!
И кивнула на воротный проём, откуда вперемешку с выстрелами нёсся свирепый вой толпы.
- Конечно, баронесса, можете не сомневаться! А сейчас – простите, ради бога, служба…
Похождения Казанкова и его отряда в Сайгоне оказались недолгими. Не успели катера подойти к пирсу и высадить матросов, как их сразу с трёх сторон захлестнули вопящие мятежники. Причём атаковали и с воды, на дюжине разномастных лодчонок – надо полагать, приняв за французское подкрепление, подошедшее на помощь избиваемому европейскому населению города. В определённом смысле это так и было – матросы раскидали атакующих винтовочными залпами в упор, после чего Казанков приказал снять чего Казанков приказал отступать вглубь портового квартала. На пристани они стали бы мишенью для любого аннамита с трофейной французской винтовкой или хоть старым китайским гладкоствольным ружьём, тогда как в лабиринте пакгаузов и узких улочек, заваленных разнообразным хламом, ещё имелся шанс продержаться.
И – не успели они пройти и сотни шагов, как обнаружили большой пакгауз, вокруг которого скопились сотни три вооружённых чем попало аннамитов, а с крыши размахивали платками, шляпами люди явно европейской наружности - многие из них были перемазаны в крови и все, до одного, перепуганы до смерти. И первые, кого увидел Казанков, войдя в пакгауз, были французский офицер в разодранном, залитом кровью морском мундире, и выглядывающая из-за его спины женщина с явными признаками беременности – в ней  он после секундного колебания опознал супругу своего старого друга барона Греве, Камиллу.
Картечница была снята с одного из брошенных катеров.  Вообще-то, кроме неё, имелись ещё и револьверные орудия системы Гочкис – однако снимать в спешке тяжеленные связки стволов с тумб, волочь их на себе бегом, спотыкаясь, по лабиринтам припортовых улочек, а потом  крепить на импровизированной, из проволоки и обломков досок, станине, представлялось делом безнадёжным. Поэтому казанков распорядился расколотить прикладами механизмы Гочкисов, погнуть приводные рукояти, покидать в воду патроны – а с собой взять вот эту, единственную французскую митральезу системы Монтиньи. Сейчас с ней, кроме Осадчего возился и бывший гимназист, уже имевший опыт стрельбы из точно «перечниц» - в Абиссинии, когда он вместе с казаками Ашинова и морскими пластунами Остелецкого оборонял форт Сагалло от солдат французского Иностранного Легиона. Жаль только, подумал Казанков, обойм к этой французской тарахтелке остались только три, и надолго их не хватит…
- Что ж это творится вашсокобродь?  - Осадчий кулаком заколотил в казённик картечницы предпоследнюю обойму - Мы же им, чертям косоглазым помогать пришли, а они нас того гляди на ремни порежут? Где же, спрашивается, справедливость?
- Окститесь, унтер! – Казанков невесело хохотнул - Где Кохинхина эта гадская, а где справедливость? А толпе вы ничего не объясните – для них любой европеец враг, колонизатор, и ему следует сделать секим-башка. Будь тут их вожак, этот самый Тхует, или как-бишь-его – может, он их и утихомирил бы. А так – придётся нам самим как-нибудь справляться…
- А что, и справимся! – Осадчий вытащил из-за пояса кинжал-бебут, любимое своё холодное оружие, и положил на бруствер из мешков с рисом – в пакгаузе, где они укрылись, хранилось зерно. – От голода мы тут не помрём, вашсокобродь, вон провианта сколько, а там, глядишь, и наши подоспеют!
- Вашими бы устами, унтер… - Казанков поднялся, поправил заткнутый за пояс матросский абордажный палаш, обмотанный, за неимением ножен, куском брезента. -  Вы тут заканчивайте, а я поговорю пока с нашими французскими друзьями. Надо понять, сколько у них оружия, патронов, стрелков, что ли, по постам расставить… Аннамиты вот-вот кинутся на приступ, нельзя терять ни минуты!

+3

116

- Позвольте представить вам, Серж, моего спасителя! – сказала баронесса. Если бы не он – этот мерзавец Бёртон уж не знаю что со мной сделал…
Казанков, закончивший расставлять по постам матросов с «Ахерона» и немногих имеющих оружие гражданских, подсел к табуретом ему послужил поставленный на-попа бочонок, судя по запаху, из-под скверного кохинхинского рома. Француз сидел, привалившись к столбу, поддерживающему крышу пакгауза; из-под свежей повязки на плече (Камилла постаралась, не иначе!) сочилась кровь.
- Позвольте от всей души поблагодарить вас, мсье. – Казанков обозначил учтивый поклон.
- Бросьте… - Ледьюк махнул рукой и поморщился – видимо, даже такое движение причинило пробитому аннамитской стрелой плечу боль.  – Это был мой долг, как офицера и цивилизованного человека. Уверен, вы на моём месте поступили бы точно так же.
Несомненно. – ещё один поклон. – Кстати, и супруг баронессы   будет крайне вам признателен. Если надумаете после этих событий оставить службу во флоте – он наверняка найдёт для вас должность капитана в своей пароходной компании.
- О да, Пьер, дорогой! – засуетилась Камилла. – Я скажу Шарлю, он о вас позаботится, если вас выгонят со службы…
Француз снова поморщился, на этот раз не от боли. Намёк на то, что за потерю двух новейших боевых кораблей дома его по головке не погладят, бы слишком прозрачен.
«Вот и поделом тебе! – мстительно усмехнулся (про себя разумеется) Казанков. – а то взяли, понимаешь, манеру лезть, куда не звали, и порядки свои устанавливать…»
И поспешил наложить завершающий штрих:
- Мы ведь с вами встречались, мсье! Вы, наверное, не помните меня – меньше года назад, у берегов Абиссинии. Вы тогда чуть не утопили мой «Бобр».
- А-а-а, тот самый русский капитан, что задал нам перцу у Сагалло? – оживился француз. - Что ж, счастлив, что мои канониры стреляли в тот день недостаточно метко, и вы остались в живых. Должен сказать, что вам тогда повезло куда больше, чем моим людям в этом треклятом Сайгоне. Из обеих команд, - это две с лишним сотни! - спаслось едва три десятка, почти все ранены, многие тяжело…  Но, прошу вас, скажите: вы-то как тут оказались?
- Так, оказался… проездом. – ответил Казанков. О том, что именно он виновник гибели обоих вверенных Ледьюку кораблей, кавторанг предпочёл не упоминать.
- Проездом?.. ох! – француз попробовал привстать, переменить позу – и с болезненным стоном схватился за раненое плечо. Камилла встрепенулась, бросилась его поддержать, усадить поудобнее.  – Дьявол забери того аннамита с его луком…. Так проездом, говорите? С двумя дюжинами - или сколько вас там? - вооружённых до зубов спутников, при митральезе? Недоговариваете, мсье…
Казанков поднялся с поставленного на-попа бочонка, давая понять, что разговор закончен.
- Обсудим это позже, мсье. А сейчас надо подумать, как сберечь свои головы. И, кстати, - он сделал многозначительную паузу.  – у вас оружие имеется?
Вместо ответа Ледьюк продемонстрировал большой револьвер – армейский, системы «Шамело-Дельвинь» с характерным шестигранным стволом. Оружие был тяжёлым, французу было чрезвычайно неудобно держать его здоровой левой рукой.
- Тогда мой вам совет: оставьте один патрон в барабане для себя. Аннамиты, видите ли, не вполне разделяют европейское гуманное отношение к пленным.
И повернулся, стараясь не замечать испуг в глазах Камиллы.

Тело свалилось к ногам Матвея, подняв тучу пыли – французский матрос, один из  расставленных Казанковым на крыше пакгауза. Бескозырка с красным помпоном отлетела в сторону, винтовка валялась рядом. Юноша  кинулся к лежащему, перевернул на спину – горло у несчастного было пробито стрелой, на губах пузырилась кровавая пена.  Он зашарил в подсумке на поясе мертвеца – пусто, пусто! Собственный его «винчестер» валялся неподалёку – Матвей выпустил последний патрон из магазина несколько минут назад. Немногие уцелевшие защитники пакгауза тоже расстреляли боезапас – пол был покрыт россыпями медных гильз, рядом с митральезой валялись три патронных обоймы – все, как одна пустые. А как лихо они с Осадчим срезали первые шеренги нападавших, когда аннамиты пошли на приступ…
- Молодой человек… - Матвея схватили за рукав. Он обернулся – баронесса, конечно… - Умоляю, если эти звери ворвутся защитники пакгауза – застрелите меня! Я видела, что они вытворяли с женами и детьми французских чиновников, которые попали им в руки! Заклинаю, избавьте меня от мучений и позора!
Откуда-то потянуло дымом – судя по запаху, горело зерно. Матвей закрутил головой – и точно, из-за штабеля мешков с рисом валили клубы дыма и вырывались языки пламени. Значит, аннамиты всё же подожгли пакгауз…
- Что же вы молчите? – баронесса уже рыдала, заламывая руки. – Поклянитесь, что выполните мою просьбу!
Но, мадам… - Матвей продемонстрировал женщине извлечённый из ножен крис – на матовом, словно в крошечных червоточинах, играли оранжевые отзывы. - У меня только вот это. Я не смогу…
Баронесса побледнела как смерть при виде лезвия которое должно прервать её жизнь. Но быстро взяла себя в руки и закинула голову, подставляя шею – очаровательно стройную, белую как снег, выхоленную умелыми руками горничной, накладывавшей на кожу своей госпожи изысканные мази и притирания. От мысли, что он должен прямо сейчас полоснуть по этой красоте волнистым, бритвенно-острым лезвием, Матвею едва не сделалось дурно.
Ну же, мон шер ами, смелее! – Голос Камиллы, требовательный, уверенный, всё же дрожал. - Заклинаю, избавьте меня от мучений и позора!
Матвей занёс руку для удара – крис ходуном ходил в внезапно ладони. Баронееса ещё сильнее закинула голову, глаза её были крепко зажмурены, на лбу выступили крупные капли пота. Вот, сейчас….
Страшный удар потряс здание, сверху со стропил посыпались черепица, обломки досок – одна из них больно ударила Матвею по плечу. Он обернулся – в пыльном облаке за воротами метались какие-то тени, размахивали оружием…. Снова грохнуло, сверкнуло, потом ещё и ещё – и загрохотало уже непрерывно. На площади перед пакгаузом что-то взрывалось, летели разбитые бочки, расщепленные бочки, человеческие тела.
Наши! – заорал кто-то с крыши. Матвей посмотрел в верх – в огромной прорехе виден был мичман новосельцев. Он размахивал карабином, на ствол которого была насажена офицерская фуражка.
- Наши! – снова закричал мичман! – Корабли с Андреевскими флагами на реке, аннамиты разбегаются,   кто куда!..
- Вот видите мадам, всё хорошо! -  Матвей повернулся к баронессе, пряча зачем-то крис за спину. – Давайте я вам помогу, а о как бы не сгореть тут…
В самом деле, дым становился гуще – пожар разгорался, языки пламени лизали уже стропила. Матвей подставил женщине плечо – та послушна оперлась на него, - и они побрели к выходу.
-  Скорее, гимназист, скорее, неровён час крыша рухнет! Поспешай, и дамочку выводи, а я этому помогу…
Осадчий зажал под мышкой бебут, по самую рукоять, вымазанный в крови, и помог подняться Ледьюку. Француз что-то благодарно бормотал – револьвер он держал в левой руке. Но не успели они сделать и трёх шагов, как из дыма навстречу кинулись четверо аннамитов, вооружённых короткими копьями – не копьями даже, а бамбуковыми жердями, обрезанные наискось, на манер игл для медицинского шприца. 
Первого Осадчий принял на клинок – уклонился от колющего выпада и с такой силой вогнал бебут в диафрагму, что изогнутый кончик ладони на полторы вышел из спины врага. И – сам отшатнулся, от удара копьём пониже ключицы. Матвей левой рукой задвинул Камиллу за свою спину, а правой перехватил поудобнее крис.  Двое мятежников приближались: злобный оскал на коричневых лицах, ярость в чёрных, раскосых глазах, копья уставлены ему в живот -  у того, что справа на бамбуковом шесте угрожающе топорщился пучок заострённых бамбуковых щепок. Он видел такие копья – в рыбацкой деревне, где они нашли убежища, тамошние обитатели гарпунили ими крупную рыбу.  Матвей представил себе, как острия входят ему в живот, в кишки…
Хлоп!
Хлоп!
Хлоп!

Владелец окровавленного копья повалился на спину – из двух отверстий в его груди выплеснулись фонтанчики крови. Второй аннамит повернулся и бросился наутёк – пуля ударила его между лопаток и швырнула лицом на тлеющие мешки с рисом.
Ледьюк, сидя на полу, выпускал пулю за пулей из своего револьвера. Он жал на спуск, даже когда ударник защёлкал вхолостую.
- Ну, хватит, мсьё, всё уже позади. – Казанков (и откуда он взялся?)  подхватил француза под мышки и помог встать на ноги. Палаш, лезвие которого было от рукояти до самого кончик вымазано в крови, он зажал под мышкой.
- А вы говорили, последний патрон себе… - Ледьюк слабо улыбался. – Пригодилась, выходит, и для этих…
И он кивнул на трупы мятежников. Один ещё дёргался, из-под живота у него расплывалась большая тёмно-алая лужа.
- Пригодилась, пригодилась… - Казанков оглянулся на Матвея. - Ты как, цел? Помоги тогда баронессе, а я этого беднягу выведу…
Матвей кивнул и кинулся поднимать Камиллу. Та обняла его руками за шею и уткнулась куда-то в область шеи – лицо у неё было мокрым от слёз. Юноша, после секундного колебания подхватил женщину на руки.
Осадчий! - крикнул за спиной Казанков. - Ты жив, что ли?
Несмотря на свою ношу, Матвей ухитрился обернуться. Унтер стоял, опираясь на французскую винтовку с размочаленным прикладом; из плеча его торчал обломок бамбукового копья.
- Сам дойдёшь, что ли, Игнат Егорьич?
- Дойду, куду ж я денусь… - Осадчий пустил длинный матерный период. – Говорил же, а вы сомневались, вашсокородь: флотские своих завсегда в беде не оставят, выручат!

…Матвей не помнил, как выбрался из горящего пакгауза. Свой драгоценный груз он отдал набежавшим матросам – на ленточках их бескозырок золотом было вышито «РЫНДА». Площадь перед зданием была завалена мёртвыми, изуродованными телами,  тот тут, то там дымились воронки от разрывов тяжёлых снарядов. А дальше на речном фарватере выстроились три больших корабля – из коротких труб валили клубы дыма, стволы орудий угрожающе смотрят на пристань, на корме, на флагштоках, развеваются на кохинхинском ветру белые с косыми голубыми крестами полотнища.
Наши пришли!..

+3

117

Ромей написал(а):

В определённом смысле это так и было – матросы раскидали атакующих винтовочными залпами в упор, после чего Казанков приказал снять чего Казанков приказал отступать вглубь портового квартала.

Что-то пропущено или лишнее.

Ромей написал(а):

Сейчас с ней, кроме Осадчего возился и бывший гимназист, уже имевший опыт стрельбы из точно +таких же+ «перечниц» - в Абиссинии,

Пропущено, по смыслу просися.

+1

118

V
«Le Petit Journal»
Франция, Париж.

«…Катастрофа французской дальневосточной эскадры! Потеряны безвозвратно восемь боевых кораблей, погибли  и пропали без вести более семи сотен моряков.  Счёт раненых и искалеченных далеко перевалил за полторы тысячи.
Командующий эскадрой адмирал Амедей Курбэ поступил как истинный сын Франции, предпочтя  смерть несмываемому позору. Когда стало ясно, что сражение проиграно и его охваченный огнём флагман остался один на один с двумя сильнейшими китайскими броненосцами, он приказал команде покинуть пылающий «Триомфан» -  после чего спустился в снарядные погреба и собственными руками запалил фитили подрывных зарядов. Сделав это, адмирал поднялся на мостик и отданием чести попрощался с французскими моряками, которые на шлюпках гребли к берегу.
Один из флаг-офицеров, лейтенант N выразил желание остаться на обречённом корабле вместе со своим адмиралом; Курбэ запретил ему это, произнеся слова, которые, несомненно, станут историческими: «Ваша жизнь ещё понадобится обновлённому французскому флоту!»
Взрыв был такой силы, что обломками были убиты трое матросов на стоящей поблизости канонерской лодке «Аспик» команда которой предпочла спустить свой флаг перед победоносным жёлтым, с извивающимся драконом, знаменем Поднебесной.
Увы, судьба оказалась жестока к морякам, спасшимся с погибающих французских кораблей»: на берегу их встретила разъярённая толпа, состоящая из китайских солдат и жителей Люйшуня. Несмотря на вмешательство команды броненосца «Чжэньюань (по слухам, состоялвшей из иностранных матросов и офицеров на службе Циньской Империи), наши несчастные соотечественники все до единого были вырезаны, забиты насмерть бамбуковыми палками, утоплены - что лишний раз подтверждает тезис о варварской жестокости, изначально присущей этой нации.
И теперь, когда эта ужасная трагедия позади, мы вправе задать вопрос – доколе мы будем получать сообщения п поражениях, и стоит ли этого жалкий клочок земли на краю света такой цены  французским золотом и французской кровью, которую мы выплачиваем уже которое второе десятилетие?..»
***
Manchester Evening News»
Англия, Манчестер.

«…Осведомлённые лица в Палате Общин сообщают, что нашим соседям по ту сторону Ла-Манша вероятно  придётся вывести свои войска и представителей колониальной администрации из большей части (а возможно, и ото всех) подконтрольных территория в Индокитае. Россия выступает гарантом соблюдения соглашения, заключённого между Парижем и вновь учреждённым королевством Вьетнам, в состав которой вошли территории колонии Кохинхина и протекторатов Аннам, и Тонкин
Его правителем провозглашён Хам-Нги-Де из династии Нгуенов, пришедший на смену императору, Нгуен Зян-Тонгу, запятнавшему себя сделкой с французскими оккупантами; лишивший его власти лидер заговорщиков Тон Тхат Тхует назначен премьер-министром нового правительства. Маркиз Солсбери, лидер партии тори (которой, напомним, принадлежит в настоящий момент большинство в Палате Общин), заявил, что его не на шутку тревожит роль России, ведущая к подрыву сложившейся системы международных отношений, в особенности, касающихся азиатских и африканских колоний великих европейских держав. Так же он добавил, что роль Британии в франко-китайском конфликте  привела практически к  разрыву отношений с Империей Цинь. Освободившееся место при маньчжурском дворе возможно, займёт посланник царя Александра, что так же не может вызывать глубочайшее беспокойство на Даунинг Стрит…»
***

«Сан-Франциско Кроникл»,
САСШ

«...из Китая пришло сообщение о казни Ли Хунчжана, наместника столичной провинции Чжили. Он был обвинён в заговоре против императрицы Цыси и попытке государственного переворота, готовящегося по наущению и при поддержке англичан.. Вместе с  ним на эшафот взошли около сотни чиновников и военных рангом помельче; говорят так же, что командующий Бэйянским флотом Дин Жучан, которому так же покровительствовал мятежный наместник, избежал позорной казни только благодаря тому, что сложил головы в морском сражении при Люйшуне.
Русский посланник принят при дворе Поднебесной. Одновременно китайские власти выдворили из страны английского посланника вместе со всеми сотрудниками британской дипломатической миссии. Ожидается серьёзное сближение Пекина и Санкт-Петербурга»; ходят так же слухи о подготовке готовится большого соглашения о военном и военно-морском сотрудничестве. Так, наш посланник в Пекине сообщает о том, что одним из пунктов будущего соглашения может стать передача России в аренду Люйшуня и прилегающих территорий на Квантунском полуострове, а так же о строительстве стратегической железной дороги, соединяющей русскую Читу с Харбином и далее, с Люйшунем. Напоминаем, что через Читу протянется строящаяся в настоящее время Транссибирская магистраль
Одновременно с постройкой этих железных дорог, русские намереваются строить в Люйшуне крепость и современный порт, который должен стать новой базой для их Тихоокеанского флот. Сейчас эту роль играет  порт Владивосток, что крайне неудобно, поскольку его гавань имеет обыкновение замерзать в зимний период.
Когда база в Люйшуне и магистраль вступят в строй, что ожидается в ближайшие три-четыре года, стратегическая  - ситуация на Дальнем Востоке разительно переменится, что не может не затронуть интересы других великих держав в этом важнейшем регионе.
Любопытная деталь – нам стало известно, что русские намерены переименовать Люйшунь на британский манер, в «Порт-Артур». Англичане в свою очередь дали ему это имя в честь  лейтенанта Уильяма Артура, чьё судно в 1860-м году заходило в гавань Люйшуня  для ремонта. Есть так же версия, что название было дано англичанами в честь одного из сыновей королевы Виктории; в любом случае, нам представляется весьма забавным, что русские решили сохранить за своим дальневосточным форпостом имя, данное ему их непримиримыми противниками…
***
«Морской сборник»
Россия, Санкт-Петербург

«…Битва при Люйшуне несомненно, войдёт во все учебники военно-морской тактике, как пример торжества новой тактики, основанной на таранных ударах и использовании самодвижущихся мин. Особенно следует отметить хладнокровие командира китайского броненосного отряда, точно рассчитавшего свои действия и нанесшего удар в самый подходящий момент, когда эскадра адмирала Курбэ фактически, была лишена возможности к сопротивлению. Стоит упомянуть и о важнейшей роли, которую сыграл в этой битве таранный миноносец «Ао Гуан» американской постройки. Корабль получил в ходе сражения серьёзные повреждения и затонул - однако вскоре был поднят и сейчас стоит на ремонте в сухом доке Люйшуня. Сообщают, что в работах вместе с американскими инженерами участвуют так же офицеры и матросы с нашего «Герцога Эдинбургского», который несёт в гавани стационерную службу…»
***
«Санкт-Петербургские ведомости,
Российская Империя

«…С Дворцовой Площади сообщают: вчера Его Высокопревосходительство Посол Третьей Республики мсье Эмиль Флуаранс был принят министром иностранных дел Российской Империи Н.И. Гирсом. В ходе беседы, продолжавшейся около полутора часов обе стороны констатировали, что в настоящее время между Францией и Россией не существует разногласий, могущих внушать тревогу.  Его Высокопревосходительство посол так же выразил благодарность за ту роль, которую Россия играет в событиях в Индокитае. «Этот затянувшийся конфликт, - отметил посол, - стоила всем его участникам слишком много крови и золота, и пора, наконец, с ним покончить раз и навсегда…»

+3

119

Ромей написал(а):

«Этот затянувшийся конфликт, - отметил посол, - стоила всем его участникам

Стоил.

+1

120

***
Квантунский полуостров,
Люйшунь.

Отсюда, с высоты внутренний рейд просматривался почти целиком. Утёс закрывал, разве что, восточную часть внутреннего бассейна, пирсы возле судоремонтных мастерских и док, куда вчера отволокли поднятый со дна внутреннего бассейна «Ао Гуан». Повалишин и Греве присутствовали при этом – и вполне оценили разрушения, нанесённые небольшому, в общем-то кораблику главным калибром французского броненосца.
Русские же корабли – «Герцог Эдинбургский и Байкал» - стояли на бочках ближе к выходу с внутреннего рейда, возле длинного, извилистого мыса, который китайцы называют – на своём языке, разумеется – «Тигровый хвост». Чуть дальше стояли «Чжэнъюань» и «Динъюань»  - последний можно было отличить от «систершипа» по разрушенной кормовой надстройке, последствия попадания снарядов с «Ля Глиссоньера». Его мачты торчали из воды в трёх кабельтовых севернее, и вокруг них уже крутились барказы с рабочими. Китайцы собирались поднимать корабль -  Бэйянский флот восполнял понесённые потери за счёт трофеев. Ещё один захваченный у французов броненосец, «Байярд», третьего дня сдёрнули с камней и отволокли на буксире к пирсам судоремонтных мастерских. Там уже во всю кипела работа – ухал паровой молот, визжали механические пилы, сновал туда-сюда по рельсам портовой узкоколейки кургузый паровозик, волокущий за собой две открытые платформы, заваленные разнообразным железным хламом и грудами угля.
- Если наш флот, и правда, тут обоснуется – придётся все названия заново давать, по-русски.   – заметил Повалишин. – Китайские-то поди ещё, выговори, особенно нашим, русским людям. Матросики уж так Люйшунь переиначили – повторить неприлично…
Греве хохотнул – он, конечно, слышал скабрёзное до крайности имя, которое матросы дали китайскому порту.
- Порт-Артур, конечно, благозвучнее. – согласился Казанков. – Да и запомнить легко, хотя называть его скорее всего, будут просто «Артур» - по простому, по разговорному…
Да бог с ними, пусть, как хотят обзывают. – барон махнул рукой. –   вот что скажи, Серж – зачем «Минина» в дыре кохинхинской оставили? Флагман всё же, непонятно…
«Минин» остался в Сайгоне, при особе нашего посланника, посредничающего на переговорах, чтобы наша посредническая миссия смотрелась убедительнее. 
- А что французы?
- По соглашению, французская делегация прибудет в Кохинхину на крейсере, вот «Минин» за ним и присмотрит. Чтобы соблазна не было пустить в ход пушки, как последний аргумент в переговорах. 
Греве прошёлся по орудийному дворику, остановился возле пушки, свороченной взрывом с лафета.
- Что тут, на батарее,  всё же произошло – тогда, ночью?
- Французский лейтенант, которого оставили на батарее старшим, услыхал пальбу с моря, запаниковал. – сказал Повалишин. – Попробовал запросить флажками Курбэ на «Триомфане» - но адмиралу, сами понимаете, было не до того. Вот он и приказал взрывать батарею.
- Что ж,  очень вовремя - иначе эта батарея могла бы доставить нам хлопот при прорыве на внутренний рейд. – заключил Греве. – Должен сказать, друзья, что нам вообще Нам с вами, везёт на счастливые совпадения. Как иначе объяснить своевременное появление эскадры Копытова в Сайгоне, о котором ты Серж, нам все уши прожужжал?
- Неблагодарный! – деланно возмутился Казанков. – Да если бы не они – не видать тебе баронессы, да и меня вместе с ней, всех бы аннамиты перерезали. Что до эскадры – то тут никаких совпадений.  Отходящий «Байкал» поднял Андреевский флаг, но на «Вольте» на это не обратили на это внимания, открыли огонь. Погоня продолжилась несколько часов  - и закончилась встречей с русской эскадрой.  Вице-адмирал Копытов, увидав, что французский крейсер стреляет по судну с Андреевским флагом, дал  предупредительный выстрел и просигналил, что ежели с «Вольты» пальнут ещё  хоть из револьвера – он разнесёт крейсер в щепки, а дипломаты пусть потом разбираются. Ну, французский капитан оказался человеком благоразумным и связываться с многократно превосходящими русскими не стал – отсемафорил на «Минин» «Счастливого пути!»  и был таков. А Копытов, узнав от Макарова о нашей вылазке, распорядился полным ходом идти к устью Меконга и дальше, до самого Сайгона. На «Байкале» были проводники из аннамитов, хорошо знающие фарватер, так что дошли они быстро и поспели вовремя – Пакгауз уже горел, ещё четверть часа, и от нас остались бы одни головешки!
- Спасибо, Серёжка, всё разложил по полочкам… - проворчал барон. – А я, может, хочу верить в счастливые случайности, а ты мою веру в пух и прах разнёс!
- В твои годы, Гревочка, пора становиться рационалистом. – с улыбкой ответил Казанков. – Подобные фантазии мичманам пристали, какими мы были после Корпуса. Но сейчас-то ты целый владелец пароходной компании, солидности надо набираться!
- Не дождётесь! – ухмыльнулся барон. Он заложил руки за спину – здоровой, правой, поддерживая затянутую в чёрную кожу кисть левой, искусственной – и долго смотрел на корабли в бухте. Вот от борта «Грецога Эдинбургского отошёл паровой катер и, дымя высокой, тонкой трубой, побежал к пирсу.
- Командир, каперанг Энгельрем на берег отправился. – прокомментировал Повалишин.
- Федор Петрович-то?  - осведомился Казанков. – Который клипером «Абрек» командовал? Когда мы в последний раз встречались, он был кавторангом.
- Сейчас толковые командиры быстро в чинах растут, Сергей Ильич. Вакансий много, да и плавательный ценз быстро идёт – корабли, почитай, не вылезают из дальних походов, и даже в Финском заливе – учение за учением.
- И что же, «Герцог Эдинбургский» останется здесь? Неуместно, согласитесь, для корабля первого ранга - обычно стационерную службу всякая мелочь несёт, клипера да канонерки.
- Да, адмирал Копытов будет следить за соблюдением перемирия между китайцами и французами, заключённым после Люйшуньского разгрома.   – подтвердил Повалишин. Корвет «Рында», третий корабль его эскадры, ушёл назад, в Россию, в Кронштадт с консульскими депешами касательно посредничества на переговорах в Сайгоне. Кстати, и Вениамин на нём отправился.
Это когда же их в Петербурге прочтут? – удивился Греве. - Лучше было бы из Владивостока, по телеграфу!
- Нельзя, больно секретно.  – А что до депеш – куда торопиться-то? Аннамиты с лягушатниками ещё месяца три будут договариваться, кто и как будет сидеть, и к кому как обращаться. Опять же, предстоит коронация нового императора Вьетнама, взамен прежнего, смещённого. Так что успеют, время есть.
Казанков убрал бинокль, в который он рассматривал полузатопленные, разбитые китайские крейсера.
- Да что вы о политике да о политике… Ты, Гревочка, лучше расскажи, как там твоя ненаглядная Камилла?
- Она сейчас на «Байкале». – отозвался барон. - Степан Осипович любезно выделил ей каюту. Намаялась, бедняжка, она ведь беременна…
- Слава богу, всё уже позади. – сказал Повалишин. – Броненосцы я уже сдал командирам-китайцам. Завтра распрощаюсь с новым комфлота – это, кстати, наш старый знакомый, Дэн Шичан, Вениамин как в  воду смотрел -  и пойдём на «Байкале» во Владивосток. По пути транспорт должен зайти в Нагасаки – там пересяду на пароход, идущий в Европу.
-Значит, пойдёте, со Степаном Осиповичем? – спросил Казанков. – Тогда до Нагасаки я составлю вам компанию. Расспрошу хорошенько про ваши похождения, давно собирался…
Да и вам есть о чём рассказать, Сергей Ильич. Я понимаю, дела у вас в Тонкине были сплошь секретные – но может хоть что-то, по старой дружбе?...
- А парохода вам ждать не придётся, Иван Фёдорович! – встрял Греве. - Я ещё с Гавайев, из Гонолулу отправил письмо с распоряжением, чтобы «Луиза-Мария» шла в Нагасаки и ожидала нас там. Могу и вас собой прихватить.
С удовольствием приму ваше предложение, барон. – кивнул Повалишин. – Заодно, воспользуюсь случаем, загляну в Петербург. Сколько уж лет я в дома не был, соскучился…
Так вместе и заглянем, Иван Фёдорыч! – Я ведь туда и собираюсь. Серж, может и ты с нами, за компанию?
Казанков пожал плечами.
- И хотел бы, да не получится, Гревочка. Моё дело казённое: сказано прибыть во Владивосток, в распоряжение командира Сибирской Флотилии – изволь исполнять. Но, думаю, я там не задержусь. Вот увидите – месяца полтора, много два – и вы с вами встретимся в Петербурге. Заодно и С Вениамином повидаетесь, он дома раньше нас окажется.
- Кстати, Серж, он прихватил с собой твоего, Серёжа протеже этого гимназиста...
- Матвея-то? Ну, во-первых, он его протеже, а не мой – Вениамин его ещё в Москве приметил, и Абиссинию взял с собой. А во-вторых – ты-то, Гревочка его поблагодарил? Всё же вынес баронессу из огня и собой прикрыл от копий аннамитских, я сам видел...
Барон виновато развёл руками.
- Не поблагодарил, каюсь  - мы с ним вот настолько разминулись.  - барон пальцами показал, насколько.  - Ну да ничего, ещё успею, не забуду. А забуду – баронесса напомнит. Она загорелась мыслью отправить его на учёбу в Сорбонну или в Гейдельберг, что сам выберет. Ты, помнится, говорил, он стреляет хорошо?
- Лучший стрелок у нас в отряде был. – подтвердил Казанков. Вениамин ему подарил «Винчестер» с телескопом – так он так навострился, что даже Осадчий, на что матер – и ото диву давался! Пули в мишень, как рукой клал!
Греве тряхнул головой.
- Я ему револьвер подарю. Есть у меня один на «Луизе-Марии» - новейшая американская конструкция, с рукояткой из слоновой кости в серебре. В Нагасаки велю сделать именную гравировку, и как встретимся в Петербурге, самолично вручу
- Револьвер – дело хорошее. – кивнул Казанков. - А что до Сорбонны, то  вряд ли это понадобится. Матвей мне признался, что всерьёз подумывает о Петербургском Университете.
- Университет – тоже неплохо. – согласился барон. - Толковый малый, надо бы его взять на заметку. Вот закончит учёбу – подыщу ему место в своей компании.
Казанков усмехнулся.
- Не надейся, Гревочка. Насколько я смог понять, у нашего друга Вениамина – вернее сказать, у ведомства, в котором он служит – на этого юношу свои планы.
- Вот как? - барон поднял удивлённо брови.  - Впрочем, этого следовало ожидать. С такими талантами  да с университетским образованием  малый далеко пойдёт, помяните моё слово...
***
Российская Империя.
Санкт-Петербург.

Матвей никогда не бывал в столице Российской Империи. Он и Москву-то покидал всего пару раз, когда вместе с приятелями уехал на дачном поезде куда-то за Мытищи, где они, расположившись в рощице, на травке, пели революционные песни и закусывали снедью из большой корзины. Где-то сейчас его тогдашние товарищи – и что бы они сказали, узнав испытаниях, выпавших за этот год на долю самого обычного московского гимназиста? И уж наверняка юные борцы с царизмом не одобрили бы сегодняшних его планов.
Отсюда, из цитадели самодержавия (так, кажется, выражался его старый знакомец Аристарх?) прежняя, московская жизнь видится иначе. Разве можно сравнивать грязноватые, тесные улочки Первопрестольной с широкими, прямыми как стрела, проспектами Града Петрова? А колонна Александрийского столпа, Дворцовая площадь, окружённая великолепными фасадами Зимнего Дворца и Главного Штаба?  А Адмиралтейская игла, описанная Пушкиным в «Медном Всаднике» - вот она, пронзает небо, как и шпиль Петропавловского собора на противоположной стороне Невы…
- Ну вот, мы и пришли. – Остелецкий положил ему руку на плечо. – Да ты не волнуйся, не съедят тебя там. Держись естественно, спросят – отвечай, только думай прежде, что говоришь. Граф - человек в общем, незлой, только дураков на дух не переносит.
Уточнять, что этот незлой человек возглавляет одну из самых мощных секретных служб Российской Империи, Остелецкий не стал.
Они подошли к боковому подъезду Адмиралтейства, по бокам которого громоздились связки больших, выше человеческого роста, якорей. Лощёный швейцар распахнул высоченные дубовые двери и Матвей с замиранием сердца стал подниматься по мраморной лестнице – на второй этаж, где располагался департамент военно-морской разведки. 
- Полагаю, юноша, вы уже в курсе, какими делами занимается наше ведомство? – спросил Юлдашев. Он принял посетителей в своём кабинете, усадил Остелецкого и чрезвычайно смущённого Матвея на стулья вокруг журнального столика в углу, и веел адъютанту принести самовар.
- Мир теперь, меняется чрезвычайно быстро, и ваши с господином Остелецким похождения тому прямое свидетельство. Судьбы держав будут решаться не только в прямых столкновениях армий и флотов, но и  тайными операциями, осуществляемыми специально обученными людьми. И чтобы их готовить таких вот особых сотрудников, решено создать при нашем департаменте своего рода секретные классы, куда будут брать подходящих людей - из армии, флота, даже гражданских ведомств, скажем, полиции. Я предлагаю вам присоединиться к ним.
Сказать, что Матвей был огорошен – значило сильно преуменьшить впечатление, произведённое словами графа.
- Но ведь я даже не закончил даже гимназию…
- Не беда, сдадите экстерном. С этим… – Юлдашев показал на гражданский знак ордена св. Анны, который Матвей привинтил к новенькой, ещё не обмятой гимназической куртке, специально для этого приобретённой в магазине на Литейном, -  с этим проблем с экзаменами у вас не будет. Только имейте в виду: рассказать кому-нибудь правду о том, за что вы его получили, вы не сможете не скоро… если вообще когда-нибудь сможете. Так что извольте позаботиться о подходящем объяснении.
Займёмся. – коротко сказал Остелецкий. Матвей торопливо закивал.
- Опыта, причём именно такого, который нам нужен, у вас побольше иных прочих.  - – продолжал граф. - Придётся, конечно, подучиться: насколько я понимаю, вы собирались поступать в Университет?
- Матвей снова закивал – подобно фарфоровому китайскому болванчику, который он купил в Люйшуне в подарок матери.
Моё департамент даст вам стипендию. Параллельно с учёбой в Университете будете  посещать занятия в наших классах. Только уговор – никаких больше революций и бомб –  кроме как по долгу службы!
Матвей поперхнулся чаем.
- Да я… честное слово, я и не думал…
- А вы подумайте, дело полезное… -  Граф улыбнулся. -  А как получите диплом – добро пожаловать в мой департамент!
Он встал, давая понять, что аудиенция закончена. Матвей торопливо вскочил, едва не опрокинув стул – ужасно смутился своей неловкости и покраснел до корней волос.
Что ж, ступайте, поручик вас проводит. – Юлдашев нажал на колпачок звонка, вызывая адьютанта. – Надеюсь, вам есть, где остановиться?
Поживёт пока у меня, на Литейном. – ответил за Матвей остелецкий. – А там подыщем что-нибудь.
Вот и хорошо. - кивнул граф. – Мы ещё встретимся, юноша. А вас, Вениамин Палыч, я попрошу задержаться. Есть одно незаконченное дело, надо бы обсудить…

Этот ваш Бёртон поведал массу чрезвычайно любопытных вещей. – говорил Юлдашев. – Его даже припугивать не понадобилось – сразу понял, что ничего иного ему не остаётся.
- Да, чрезвычайно сообразительный господин… - согласился Кухарев. Он появился в кабинете сразу после ухода Матвея. – Особенно, когда идёт речь о его голове.
- По информации, полученной от Бёртона, предстоит очень много работы, и работы серьёзной.   И займётесь этим вы, господа.  России с Англией ещё предстоит столкнуться - в том числе и по линии нашего департамента.
Остелецкий и ротмистр переглянулись – и одновременно качнули головами в знак согласия.
- Что ж, Евгений Петрович, мы готовы.  – ответил за обоих Вениамин. - Не всё же англичанке гадить по углам да переулкам - должно им и  в ответ прилететь в кои-то веки!

Конец четвёртой части

+4


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Мониторы-5. "Здесь водятся драконы".