II
   
Царевич Алексей уже более часа отбивал яростные атаки боцманмата Шипицына. Вот только это у него получалось с переменным успехом. Уклонялся, отступал, наносил колющие удары. Две рапиры просто слились в танце, таком безумном. Иногда наблюдая за тренировками царевича, которым тот уделял пару часов в день, Андрей говаривал:
  - Это словно танго. Вот только, - добавлял комендант, - если танго танец любви, то это танец смерти.
На вопрос царевича, что это за танец такой, Золотарев отделался одной фразой:
-Это танец любви.
То, что он возник в Аргентине, Андрей умолчал. Ни сколько из-за опасения долгих объяснений, сколько из-за того, что не знал, существовала ли сейчас такая страна. Вполне возможно, что территория принадлежала Испании и носила совершенно иное название.
Танец танцем, но все эти уклоны, уколы и выкрутасы, что показывали семнадцатилетний царевич и его противник, так завораживали эстонца, что тот просто менял во время тренировок одного из участников.
Вот только, как отметил Алексей, Золотарев этим утром почему-то не явился. Причина выяснилась вскоре, когда в комнату, где проходили тренировки, вошел курьер. Его приход тут же был замечен, и поединок пришлось прекратить, ведь, по мнению обоих фехтовальщиков, тот вряд ли появился бы в помещении ни с того ни сего. Оба замерли и посмотрели на солдата. 
- Господин поручик, - проговорил курьер, обращаясь к царевичу, - вас к себе господин комендант вызывает.
  - Прошу прощение, - проговорил Алексей, обращаясь к напарнику, - я надеюсь, нам удастся попозже продолжить наше занятие.
  - Так точно, - молвил Шипицын, (тут надо заметить, что сие обращение ввел в крепости комендант, в память о прошлой своей жизни, да и к тому же, по мнению Андрея, это и звучало, чем какое-то хорошо ваше высочество), отсалютовал рапирой.
  Царевич ответил ему тем же. Подошел к стулу, что стоял у стены и взял кафтан. Знаком показал курьеру, следовать впереди.
  Служивый развернулся и вышел из зала.
  - Приготовьтесь к бою, боцманмат, - проговорил Алексей уже в дверях.
Настало время уделить внимание описанием внешности царевича, так как, скорее всего образ его, возникающий в сознании читателя, больше всего основывается на «Портрете Алексея Петровича», кисти Иоганна Готфрида Таннауер, или в лучшем случае на образе изображенном Черкасовым в фильме «Петр Первый». Во-первых, стоит отметить, что волосы Алексея были коротко пострижены. Выяснилось, что царевичу не нравятся длинные локоны, что спадали у многих мужчин на плечи, грязными клочьями. К тому же, как отмечал в своих записках венценосный отпрыск, именно такие волосы мешали во время нахождения на воздушном шаре. Ветер, бывало, пытался растрепать их, из-за чего становилось в полете не комфортно. Что же касается церемоний, на которых Алексею приходилось присутствовать, то ему приходилось довольствоваться париком, наподобие того, что носил князь Ижорский - Александр Данилович Меншиков. Вот и приходилось царевичу, когда его обычно вызывал к себе комендант, брать парик из рук своего денщика, и поспешно напяливать на голову. Во-вторых, царевич, из-за частых занятий физкультурой, коему занятию его надоумил Андрей, сильно возмужал. Поэтому и выглядел малец старше своих лет.
По коридору, следуя за курьером, они добрались до кабинета коменданта, но прежде чем войти в кабинет, Алексей задержался в приемной. Адъютант обязан был, доложит о его прибытии. (Хоть Алексей и был царских кровей, но по званию уступал Золотареву, а субординация - прежде всего).
Здесь он заметил Онегина, глядевшего в окно. Тихо подошел к своему денщику, от чего паренек (ровесник царевича) вздрогнул.
  - Что стряслось? - поинтересовался Алексей.
  Онегин покосился на поручика и проговорил в полголоса:
  - Не могу знать ваше благородие.
  - Да ну тебя, - махнул рукой царевич, - ты должен знать все. Ты чай мои глаза и уши.
Если бы он, сейчас взглянул в лицо бывшего помора, то увидел, как его приятель покраснел, но Алексей этого не сделал. Правда, от взгляда царевича не ускользнуло, как тот вытянулся по стойке смирно.
  - Исправлюсь ваше благородие. – Прошептал денщик.
  - Исправишься, - хмыкнул царевич, хотел что-то еще сказать, но тут дверь открылась, и адъютант сказал:
  - Комендант ваш ждет.
  Лешка поправил еще раз парик, одернул кафтан и вошел внутрь.
  Андрей Золотарев стоял у открытого окна и смотрел на бастионы крепости.
  - Плохи дела Алексей, - вымолвил он, не глядя на царевича, - швед идет к Нарве.
  Новость была не очень приятная, если учесть, что отроку еще ни разу не приходилось участвовать в боевых действиях. И если честно признаться, то и сейчас вряд ли кто-то позволил бы, чтобы жизнь венценосной особы была подвергнута опасности. Хоть ему на вид семнадцати лет и не дашь, но возраст есть возраст.
  - Знаешь что Алексей, - продолжил между тем комендант, - тебя нужно отправить подальше с фронта. Желательно в Москву, да боюсь, что толку не будет. Так мы только одного зайца убьем, тебя спасем. А мне желательно, чтобы и другое дело провернуть удалось.
  Алексей насторожился. Вряд ли что-нибудь плохое мог задумать Андрей, но уезжать из полюбившихся ему мест как-то не хотелось.
  - К батеньке твоему я тебя отправить не могу, - говорил Золотарев, - он сейчас в Польше, а чтобы для него добраться нужно, преодолеть шведский лагерь. - Царевич хотел, что-то сказать, но комендант словно прочитал его мысли, - увы, на воздушном шаре - не надежно. Отправляться нужно или в Санкт-Петербург, или в Псков. Псков меня лично устраивает, там сейчас войска Александра Даниловича, в Санкт-Петербурге - армия Головина. Поэтому другого выхода не вижу, как - Петербург, - вздохнул Андрей.
На самом деле Золотарев предпочел, чтобы помощь пришла как можно быстрее. Самый лучший вариант в этом случае Меншиков, но тут существовало одно но. Эстонец не доверял Алексашке. Тем паче на памяти была последняя конфузия фаворита под Гродно. Ко всему прочему у Андрея была личная неприязнь к Данилычу,  опосля того случая, когда новоиспеченный князь Ижорский заставил подтвердить предательство Гумерта перед государем. Лифляндец конечно поступил тогда не порядочно, да вот только Петр Алексеевич в то время к нему относился хорошо и в измену не верил. Сейчас же такая ситуация могла сложиться и с самим Золотаревым. Успехи Андрея не давали покоя все сильному фавориту, и тот, пользуясь ситуацией, мог бы просто проигнорировать просьбу о помощи, даже если она шла от царевича.
Между тем Алексей слушал распоряжение и ни как не мог понять, чем тот провинился перед учителем, когда тот в сложной ситуации отправляет его в тыл. Но перечить коменданту, пусть ты хоть и царевич, было не резон.
   - Когда мне отправляться? - поинтересовался Алексей.
  - Как можно скорее. Возьми с собой несколько надежных человек. А теперь, ступай.
  Царевич вышел из кабинета. Остановился, стянул с головы парик и посмотрел на Онегина.
  - В Санкт-Петербург ваше благородие? - поинтересовался тот.
  - В Санкт-Петербург!
То, что его денщик подслушивал разговор, Алексей не сомневался. Сам виноват, потребовал, чтобы тот был в курсе всего.
  - Возьмите Шипицына ваше благородие. - Посоветовал Онегин.
   
  Андрей проводил взглядом царевича. Вернулся к макету крепости. Кто мог подумать, что ему рожденному в грядущем придется защищать Нарву летом тысяча семьсот седьмого года. В истории, известной ему одному случай беспрецедентный. Он уже два раза участвовал в осаде, и оба раза со стороны атакующих, теперь же ему предстояло оказаться в положении осажденных. Нужно бы жену Марту и детей вывести в безопасное место.
  Вздохнул тяжело, затем вытащил из стола, на котором стоял макет ящик. Долго в нем копался, пока ни нашел оловянных солдатиков. Несколько в темно-синих мундирах, с желтыми воротничками и обшлагами, штук пять в зеленом, один в фиолетовом и пара солдатиков в красных. Шведских солдат разместил пока в стороне. Они покудова к цитадели не подошли, и портить своим видом полную картинку не должны. Русскую пехоту почти всю разместил по стенам крепости, усилив только отдельно стоящим солдатиком ворота. Летчиков разместил возле главной башни, кто знает, может и они скажут свое слово. Для бомбардировки неприятельских позиций, пока не годились.
  - Жаль, что нет мускулолета, - прошептал Андрей, возвращаясь к окну. Как бы сейчас он пригодился. Ведь в будущем они существовали. Вот только тогда (в его прошлом) эти средства передвижения Андрею не понравились, и он предпочел в качестве увлечения аэронавтикой - обычный воздушный шар.
Неожиданно, Золотарев вернулся к письменному столу. Взял листок, перо. Макнул и стал рисовать.
Сначала он решил было ограничиться дирижаблем-мускулолетам, но передумал. И уже на следующем листке изобразил самолет, передвигавшийся с помощью мускульной энергии создаваемой человеком (по крайней мере так было написано в одном из справочников, который в своей прошлой читал Андрей).
Увы, получались у него изображения не очень хорошо. 
  - Жаль, что я об этом раньше не подумал, - молвил он вслух.
  - О чем не подумал милый? - раздался голос его супруги.
  Андрей поднял голову и взглянул на вошедшую Марту. В платье вердепомового цвета, она сейчас больше походила на солдата.
  - О чем не подумал милый? - вновь повторила она свой вопрос.
  - Да о мускулолете, - ответил Андрей, - иди, взгляни.
  Женщина подошла к столу и взглянула на рисунок. Фыркнула и прошла к окну.
  - Андрес, - сказала она, - ты думаешь, это будет летать?
  - Будет, может не сейчас, а через несколько лет будет летать.
  - Не верю!
  - Вот и я не верю. Но если все обдумать, то сейчас это нам под силу создать. Вот только, жаль, что о нем я вспомнил слишком поздно. Шведы движутся к крепости, - молвил Андрей, - а я не могу послать за помощью ни к Петру, ни к Голицыну, - о том, что к последнему отправлен царевич, эстонец решил умолчать. Не то, чтобы жене не доверял, просто попади любимая в плен, то не удержится и проговорится. Золотарев даже кулаком по столу постучал, чтоб не сглазить. - А так в течение нескольких часов, и в Санкт-Петербурге. Время на подход огромной армии, аж почти в два раза сокращается. А теперь вот сиди и думай, как крепость да город от неприятеля уберечь.
  -Убережешь миленький, убережешь, - проговорила Марта, подошла к нему и обняла за плечи.
  - Да я и не сомневаюсь. Вот только боюсь, что жители города меня предадут, а силы гарнизонной просто не хватит.
  - Глупенький ты, глупенький, - молвила супруга, поцеловала в щечку и добавила, - людям верить нужно. Ты посмотри, сколько ты им добра сделал, за время своего пребывания комендантом. Я уверена, что об том несчастном штурме все уже позабыли. А если и нет, то в резне винят все больше шведов.
  Андрей вздохнул. Если бы забыли. Такое из сердца никаким каленым железом не вытравишь. Люди у нас, какие? Они ведь добра сделанного не помнят, а вот зло всегда в памяти хранят.
  Золотарев поднялся с кресла. Обнял жену и прошептал:
  - Ступай милая. Подготовься к отъезду.
  Марта приподняла подол и поспешила к дверям.
  - Да, и попроси войти сюда моего адъютанта, - попросил он, когда она была уже у двери.

Отредактировано Pretorianes (22-12-2009 21:55:00)

Dimson

Буду править...

rabit

Так Меншиков и не предатель, а человк думающий о своей стабильности при царском дворе.

  III
   
  Ближе к вечеру, когда июльское солнце умерило свой жар, из крепости в направлении будущей северной столицы государства, выехал небольшой отряд. Возглавлял его капитан Христофор Шредер. Назначен он по личному приказу коменданта, и обязан доставить царевича Алексея  в Санкт-Петербург живым и невредимым. Золотарев полностью доверял этому человеку и был уверен, что тот выполнит все его указания.
Андрей уже давно отметил, что капитан был честолюбивым и готов был на все, чтобы занять более высокие посты. Так что данное комендантом поручение могло способствовать получению им очередного звания. Как предполагал Христофор, Петр оценит его заслуги. К тому же, как отмечал в своих записках Алексей, был тот отважен и смел, но при этом сломя голову в пекло не лез, предпочитая, словно играя в шахматы, просчитывать наперед все возможные варианты и их последствия.
Кроме того, Золотарев, в присутствии капитана, лично проверил выбор попутчиков царевича. Без разговоров он одобрил Онегина и Шипицына. Несколько минут размышлял над кандидатурой Монахова (того самого бывшего монаха Никона, что еще под Архангельском поступил в воздушный флот). Как уже сообщалось выше, молодой денщик Онегин был ровесником Алексея, и являлся тому правой рукой. Андрей даже сравнивал его с фаворитом Петра – Меншиковым. Тоже из народа, так же готов на все ради его высочества. Одно лишь отличие – не вор. Боцманмат Шипицын этот храбрец, отличался безрассудством. Приятель царевича (другого слова Золотарев подобрать не мог) обладал манерой влезать в неприятности, которые (как считал Шредер) можно было избежать. Вроде привычка не хорошая, но иногда так нужная. Зато бывший монах Никон – осмотрительный. Проблема только в том, что приказывать поручику Михайлову он не мог. Но будет ли юнец прислушиваться к советам солдата?

От Нарвы до будущей российской столицы более ста верст. В будущем, это Андрей помнил точно, на их преодоление уйдет всего-то несколько часов, но сейчас в начале восемнадцатого века, это путешествие займет куда больше времени. Хорошо если за сутки уложатся, а если нет?
За сутки добраться до Санкт-Петербурга думал добраться и царевич, да вот только Шредер не был в этом уверен. По мнению Христофора, после двух дней невыносимой жары вполне возможно, что мог пойти дождь, а ведь в лесу еще и укрыться нужно. Дай бог до его начала успеть какую-нибудь захудалую деревеньку найти, чтобы в ней остановиться да непогоду эту переждать.
  Ехали медленно, переговаривались. Онегин и Шипицын пытались шутить. Монахов, придерживая правой рукой фузею, покуривал трубку. Лишь только Шредер, да Алексей были сосредоточенные. Причина такого поведения капитана была изложена выше, а вот царевич был страшно не доволен, что вынужден покинуть крепость. То, что именно он стал причиной того, что Карл в этой истории изменил первоначальные планы, Алексей, как-то не предполагал. Ну, мало ли почему государь шведский выдвинулся на захваченными русскими его бывшие города. Царевича больше волновало то, что пассия осталась в крепости одна.
  - Как думаете, ваше благородие, - спросил вдруг Монахов, обращаясь к Шредеру, - дождь будет?
  - А куда ж без него.
  Капитан снял треуголку и обтер платком потный лоб.
  - Но я надеюсь, ваш небесный покровитель, - тут Христофор подмигнул царевичу Алексею, - Илья пророк смилуется над вами, и отведет грозу.
  -Не знаю, смилуется или нет, - прошептал бывший монах, затушил трубку и пихнул ее в кисет, - но помолиться и попросить у него помощи можно.
  Царевич посмотрел на Монахова, и заметил, как тот прикрыл глаза. Читать молитву в слух тот не стал, а лишь зашевелил губами.
  - Как думаешь, - произнес капитан, - поможет?
  Бывший монах ничего не ответил. Он только осенил воздух крестным знамением.
  -Ну, не хочешь говорить, - вздохнул Христофор, - не говори.
Через несколько верст капитан понял, что погода начала портиться. Вначале подул вдруг неожиданно холодный ветер. Затем начало темнеет. Капитан прекратил разговор с царевичем и взглянул на небо.
-Э, вон тучи собираются. – Пробормотал он, - найти бы укрытие, пока не промокли.
Христофор посмотрел на Онегина и Шипицына. Вот она стать русской армии. Им сейчас не до предстоящего ливня, все шутят о чем-то. Может девиц обсуждают, а может и над командованием в крепости посмеиваются. Эх, показал бы капитан Шредер кузькину мать этим озорникам да не положено. Чай руководство все равно, об этом не узнает.
  Громыхнуло. Шутки тут же прекратились, и оба паренька посмотрели на капитана.
  - Сейчас дождь начнется, - проговорил тот, и словно в подтверждение его слов небо, где-то позади них расколола напополам молния. - Сейчас бы укрыться где! Эй, Монахов, - обратился к бывшему монаху он, - что не подействовали твои молитвы? Я погляжу, ты только зря потревожил Илью Пророка.
  - Не богохульствуйте капитан, - вспылил солдат, - бог он же все слышит. И не смейтесь.
И тут Христофор впереди разглядел деревянный дом, который вряд ли мог в этих краях принадлежать чухонцу или эстляндцу, они таких не строят. Больше на русскую избу похож.
   - Вон он знак Ильи Пророка! - воскликнул Никон, и показал на дом.
Капитан промолчал. Непроизвольно перекрестился и тут же отогнал мысль, что после службы, уйдет в монастырь, чтобы и грехи свои отмолить, да за жизни, загубленные во время войны похлопотать перед господом.
  - А ну, пришпорим лошадей, братцы, - проговорил он, - а то сейчас как польет.
  Дождь будто бы дожидался его слов. Медленно начал моросить.
Доскакали до домика. У ворот остановились и спешились. Шредер хотел было уже постучаться в ворота, но царевич, после слов «Я, Алексей Михайлов», сделал это раньше.

Марта ушла, царевич только что отбыл из крепости, адъютант убежал разыскивать полковников. Андрей по-прежнему стоял у открытого окна. Жара начала спадать, но закрывать его не хотелось. Он вновь задумался о создании мускулолета. С одной стороны идея была бредовая, где сейчас возьмешь алюминий, титан и прочие легкие материалы, но с другой их можно было просто заменить деревом и бумагой.
  - Вот именно, - произнес в слух Андрей и улыбнулся, - где сейчас возьмешь все тот же алюминий?
  Никто не догадывался, а алюминий и даже дюраль, у Золотарева были. Год назад, когда обстановка в районе крепости стала налаживаться, он с небольшим отрядом решил отправиться в те места, где по мнению Андрея, когда-то шесть лет назад перевернулся "Мерседес". И ему повезло, остатки лежали именно там, где произошла авария. Хотя правильнее сказать – перемещение во времени.
Выяснилось, что металл, хоть и пострадал, но все, же годился для использования. Погруженные в телегу они (дюраль, алюминий и титан)  были доставлены в крепость, и теперь хранились в подвалах главной башни. Если первые два переплавить, а затем обработать пусть и на примитивном токарном станке, вполне возможно, что можно было бы сделать простенький велосипедный привод. Правда, пришлось бы повозиться с чертежами. Для изготовления винта подойдет обыкновенное дерево. Задача вполне осуществимая, да вот только специалиста, что способен был работать на токарном станке, на данный момент, в Нарве не было. Петр же не собирался наведываться в крепость. То ли дел было по горло, то ли город была для него все тем же нарывом, с которым он его сравнивал.   
  Дверь скрипнула, и в кабинет вошел адъютант. Поклонился и проговорил:
  - Прибыли люди, которых вы вызывали.
  - Все? - уточнил Андрей.
  - Все!
  - Зови.
  Он развернулся и скрылся за дверью.
  Андрей подошел к столу и сел. За дверями послышался шум, словно пришедшие спорили, кому первому войти. Золотарев выругался. Только вот этого не хватало. Наконец, шум стих и в кабинет первым вошел - граф Гаврила Иванович Головкин, начальник Нарвского пехотного полка. Полк нес гарнизонную службу в крепости. Затем переваливаясь с ноги на ногу - полковник Иван Самуилович фон Фихтенгейм, прибывший в Нарву за пару месяцев до описываемых событий. После него полковник Федот Скобельщина. Наконец Иоганн Барнер - полковник Белозерского воздушного полка, а завершал эту процессию полковник Яков Полонский. Последний был драгуном, и совсем недавно, после отставки полковника Павьера де Кольджерзона, был назначен командовать полком.
  - Присаживайтесь господа, - проговорил Золотарев, предлагая военачальникам сесть.
  Расселись. Андрей оглядел сих мужей в длинных париках. Не удобная вещь, но против сего правила не попрешь. Не им придумано, не ему и нарушать. Как говориться со своим уставом в чужой монастырь.
  - Господа, - молвил Золотарев, поднимаясь из-за стола. - Я собрал вас здесь, чтобы сообщить неприятнейшее известие, - тут Андрей на секунду умолк. Текст казался до безумия знакомым, он да же чуть не выпалил, - Ревизор, но сдержался. Карл XII, а уж тем паче его военачальники на "Ревизоров" не походили. - Короче господа, - продолжил Золотарев, - на крепость движется шведская армия.
  Он заметил, как лица офицеров побелели. Понять их можно, вряд ли те опасались за свою жизнь, или даже боялись потери крепости, сколько тревожились за жизнь царевича. Попади тот к Карлу, государь начнет рубить головы. Тут уж лучше всего в бою погибнуть.
  - Царевич? - первым проговорил Головкин.
  - Царевич по моему приказу покинул крепость и сейчас с отрядом движется в Санкт-Петербург, - ответил комендант, - подальше от шведов, поближе к помощи. Вы господа, наверное, в курсе, какую резню учинили шведские войска в битве при Фрауштадте? - поинтересовался Андрей, и, увидев, что не все собравшиеся здесь офицеры в курсе молвил, - после победы шведская армия брала в плен всех, кто не был убит или не успел бежать, - тут Золотарев взял паузу, словно не был он комендантом крепости, а являлся всего лишь артистом, выступавшим на подмостках - Большого театра, и произнес, - Всех, кроме русских!
  Андрей открыл ящик стола и вытащил бумагу.
  - Вот что написал мне государь, - молвил он, показывая лист. - Зачитаю. Россияне також много побиты, а которые из солдат взяты были в полон, и с теми неприятель зело немилостиво поступил, по выданному об них прежде королевскому указу, - Андрей вздохнул, читалось тяжело, но читать нужно было, - дабы им пардона не давать, и ругательски положа человека по два и по три один на другого кололи их копьями и багинетами.
  Золотарев замолчал, оглядел присутствующих офицеров. Те сидели бледными, а у самого старшего по возрасту из них на щеке были слезы.
   - Теперь вы понимаете, что нам грозит, - проговорил комендант, - если мы сдадим крепость.
  За окном громыхнул гром. Затем сверкнула молния. Вбежавший в кабинет адъютант кинулся к окну, и попытался закрыть его. Там на улице начался ливень.
  - Надеюсь, - молвил полковник фон Фихтенгейм, - дождь замедлит продвижение шведов к крепости, и мы сможем подготовиться.
  - Но, этот же дождь так же замедлит подход войск из Санкт-Петербурга, - парировал Иоганн Барнер.
  Андрей взглянул на присутствующих и сказал:
  - Будем надеяться, что Голицын сообразит, что лучше всего выступить сюда по Балтийскому морю.
  - Будем надеяться господи комендант, будем надеяться, - сказал граф Головкин.

Отредактировано Pretorianes (02-01-2010 12:48:17)