Вот, добил вторую главу, и объеденил с первой:

             Глава первая.
             Северный Кавказ. 1994 год.

    Четвертые сутки они ждали машину с обеспечением. Запасы подходили к концу, впрочем, это беспокоило не так сильно, как отсутствие продовольствия. Последний “сухпай” прикончили еще позавчера, а есть хотелось очень сильно. Вспомнили рассказы дедов и пробовали жевать кору с деревьев, но кроме противной горечи во рту, никаких ощущений это не добавляло. И как только во время голода люди выживали таким способом?
    Хуже того – аккумулятор в радиостанции полностью разрядился, и уже не было никакой возможности связаться со "своими", чтобы уточнить, когда прибудет провиант. Кто-то робко высказал мысль покинуть этот чертов кордон, и пробиваться к части, но все прекрасно понимали абсурдность затеи и предпочли остаться здесь, на горной дороге. Ведь, как говориться – надежда умирает последней.
    Старший прапорщик Дымов, начальник блокпоста расположенного в районе села Шаро-Аргун, сидел на ящике из-под снарядов и, насвистывая некий популярный мотив, пытался соорудить примитивную удочку. До командировки, он являлся старшиной одной из рот богом забытого отдельного батальона, расквартированного в каком-то захолустном городке, но из-за пристрастия к "огненной воде", был сослан в эту дыру. Внизу, на дне ущелья, вдоль которого протянулась охраняемая дорога, протекала небольшая речка. Возможно, в ней водилась рыба. Может даже форель. Обитала ли она в этих местах – особо никто не задумывался, мечтали об ухе, и свято веря в обещания Дымова вернуться с уловом, помогали, как могли.
    - А леску-то где возьмете, товарищ прапорщик? – давясь слюной, в предвкушении предстоящего ужина, поинтересовался сержант Кучеров.
    - Настоящий солдат всегда имеет под рукой суровую нитку, - не поднимая головы, поучительно произнес тот. – В бурной реке и она сойдет. И вообще, если старший прапорщик Дымов сказал, что рыба будет – значит, она будет!
    - Хотелось бы верить, - вздохнул рядовой Климов, наблюдая за манипуляциями старшины. Он всегда был чем-то недоволен. И сейчас, особенно. Проклиная все на свете, думал о том, каким был идиотом, поддавшись на уговоры матери – “отслужить как все”, и благополучно вернуться домой. Теперь, это виделось слишком  далеким.
    - Не ной, Клим, - бросил Кучеров. – Без тебя тошно.
    Сержант, вообще, являлся уникальной личностью в группе. Уже месяц, как он должен быть гражданским человеком, красуясь перед девушками в парадной форме, попивая  холодное пиво у ларька. Но, в общей суматохе, воцарившейся вокруг, про него забыли. Впрочем, как и обо всех на этом посту. Странное время – странные поступки.
    - Ну, вот и готово, - вскоре объявил Дымов, осматривая свою поделку. – Подайте ведро, господа! Я отправляюсь на рыбалку.
    - На что ловить собрались, сударь, – резонно спросил сержант. – Думаете, при виде вашего рыболовного инструмента, добыча добровольно сдастся в плен?
    - Дурак ты, Кучер, - плюнул прапорщик. – Зелен ты, и глуп. Горная рыба, как ворона, клюет на блестящее – то бишь на блесну.
    - А где блесну-то возьмете?
    - “Отличник боевой и политической” на моей груди – вполне подойдет. Хорош воду мутить – давайте ведро, и я – пошел.
    - Удачи!
   
    Дымов не обманул, (что еще больше укрепило его авторитет в глазах подчиненных), вернувшись с парой небольших рыбин. Конечно, это была не благородная форель, но, наваристый бульон, вскоре, был с аппетитом поглощен с неимоверной скоростью.
    - Душевно, - отставляя котелок в сторону, произнес Кучеров. – Никогда бы не подумал, что обычная рыбная похлебка так сильно порадует организм.
    - Человеку, для счастья, нужно не так уж и много, - усмехнулся прапорщик. – Смотря,  какими категориями это самое счастье измерять.
    - В смысле? - дохлебывая бульон, поинтересовался Климов.
    - Смысл прост, как и все вокруг. Дома ты каждый день хавал пельмени со сметаной, и не чувствовал от этого кайфа, а сейчас – рыбной похлебке рад. Категория!
    - Чего дураку объяснять прописные истины, - махнул рукой сержант. – Потом сам допрет. Давайте спать.
    - Кто на стреме стоять будет?
    - Каму мы на хрен нужны, Клим. Ты, кроме меня и старшины, за последнюю неделю видел, кого ни будь?
    - Дрыхните, - вмешался в разговор Дымов. – Посижу. Все равно не спится в последнее время.
    Он вспоминал жену и дочку, что остались дожидаться в гарнизонной общаге. Странная вещь война – вроде сидишь на посту, отгоняя мух и ковыряясь в носу, а затем, бах – только успевай магазин в “калаше” менять. А поймаешь пулю в голову – и деньги даром не нужны. Только, молодых пацанов жалко. Двое сейчас спят рядом и не думают о том, что жизнь их в данный момент находится в руках старшего прапорщика Дымова.
   
    Тяжелый армейский грузовик, пыхтя, натужно вполз в гору. Остановился у шлагбаума, заглох, и скинул лишний воздух из ресивера – словно выдохнул с облегчением, что дальняя дорога завершена. Водитель – контрактник, выбрался из кабины, громко хлопнув дверью. Засунув руки в карманы, в развалку подошел к мешкам с песком, что обозначали присутствие блокпоста.
    - Здорова, братья по оружию, - протягивая ладонь для приветствия, воскликнул он. – С голоду тут еще не подохли?
    - Сейчас тебя съедим, - беззлобно ответил сержант Кучеров, обмениваясь рукопожатием. – Чего привез?
    - Что послали, то и привез. Где старший?
    - Спит. Всю ночь нас охранял.
    - Ладно, тогда ты бумаги подпиши, - он достал из-за пазухи несколько бланков. – Ручка то есть?
    - Кто это у тебя в кабине сидит, - поинтересовался сержант, подписывая документы. – Напарник?
    - Пополнение ваше…
    - А, чего не выходит, стесняется?
    - Сам и спроси, - посоветовал водитель, - Я сейчас обратно махну. До темноты успеть хочу. Неспокойно стало в этих краях, того и гляди подстрелят на дороге.
    Кучеров подошел к “Уралу”, и, открыв дверь, распорядился:
    - Ну, давай, пополнение, вытряхивайся. Машину разгружать будем.
    Солдат с готовностью покинул кабину и предстал перед ним во всей красе: форма сидит как влитая, уверенный взгляд  направлен прямо в глаза сержанта, без тени сомнения на лице. Молодое пополнение не обладает таким характером.
    - Да, - протянул Кучеров, - Вижу, не простой фрукт нам прислали. Контрактник, что ли?
    - Тебе какое дело, сержант?
    - Хорош языки чесать, - забирая накладные из рук Кучерова, произнес подошедший прапорщик Дымов. – Ты лучше иди вещи собирай, раз уж замену тебе прислали.
    - Это я мигом, - воодушевленный он, направился в палатку, долгие месяцы служившую крышей над головой 
    - Счастливый, - с нескрываемой завистью, вздохнул Климов. – Скоро дома будет.
    - Не дрейфь – тоже домой поедешь, - успокоил Дымов. - Но, попозже.
    Он вернул подписанные листки обратно водителю и распорядился:
    - Приступайте к выгрузке. Появится Кучеров, пусть присоединяется. “Дембельский аккорд” – вещь святая!
    Вскоре ящики с припасами перекочевали из кузова грузовика на импровизированный склад. После этого состоялись проводы сержанта Кучерова. Отправили, как положено:  посидели за накрытым столом, испили спирта (приятель с технического склада, прислал Дымову небольшой презент, в виде пятилитровой канистры). Когда машина, поднимая столбы пыли, скрылась за поворотом, Дымов подошел к сидящему в сторонке Наумову и устроившись рядом, спросил:
    - Звать-то тебя как, солдат?
    - Иван.
    - Послушай меня, Ваня. Твое прошлое меня не интересует, но нормального человека сюда силой не загнать – значит, биография у тебя не особо чиста. Это твои личные проблемы. Теперь, нам вместе служить, а – время, оно покажет - кто есть кто на самом деле. Ты понял?
    Тот кивнул. На несколько минут воцарилось молчание.
    - Пойдем, - поднимаясь, вздохнул прапорщик. – Отметим теперь твой приезд. Все равно время обеденное.

    Когда его призвали в армию – название Советский Союз еще не было пустым словом. Присягая на верность одному государству, он не мог подумать, что вскоре после его распада, армию направят против своего народа. А затем, потерпев поражение и будучи прижатым к стене порицанием общественного мнения, дабы искупить вину, обвинит тысячи подобных ему военнослужащих в неповиновении. И отправит в места не столь отдаленные.
    Об этом сейчас думал бывший командир мотострелкового взвода, бывший лейтенант, бывший заключенный – Иван Наумов, лежа на драном матрасе, на краю Аргунского ущелья. Жизнь порою выписывает крутые виражи, переворачивая все с ног на голову. Жаль, что не всегда возвращает на исходную позицию.
    Выросший на среднерусской равнине, в горной местности он был впервые. Необычная тишина поражала. Вместо гулких камнепадов, рисовавшихся в сознании, тишину эту нарушали только мелкие ручейки гальки, ненавязчивый шепот горной речушки, и храп рядового Климова, дрыхнущего рядом, после принятия дозы спиртного, убойной для его организма. Иногда доносился до ушей  крик  какой-то птицы и тихий посвист старшего прапорщика Дымова, напевающего очередную песню. Стойкий мужик, ничего не скажешь.
    Не спалось. Лежал, прислушиваясь к окружающему миру, и вспоминал Лену, когда- то бывшую ему женой. Она ушла. Ушла, узнав, что лишив звания, суд отправил его на лесоповал. Нелепый и отвратительный случай. Но, время – лучший целитель, кто бы, не говорил против этого. Вернувшись, устроился на предприятие, сменив не одну работу на гражданке, вскоре понял, что, по сути, он человек военный и не приспособлен к жизни в новом обществе, где главной ценностью стали деньги. Пытался оправдаться и вернуть звание, обивая пороги различных инстанций. Все было тщетно. В итоге – воспользовавшись помощью старого друга, подписал контракт и отправился сюда, на Северный Кавказ, надеясь, что участие в боевых действиях поможет в реабилитации.
    - Спишь, Наумов? – неожиданно раздался голос Дымова.
    - Нет.
    - Тогда давай ко мне, - предложил он. – Поговорим.
    Он направился к мешкам с песком, где у Дымова был сооружен небольшой командный пункт.
    - Ты присаживайся, не стесняйся. Субординация отменяется, тогда, когда этого захочет командир, - старший прапорщик плеснул из чайника в стакан спирт и, пододвинув ближе к Ивану, приказал: - Пей!
    Тот выпил, аккуратно закусил тушенкой и спросил:
    - Сигарету разрешите, товарищ прапорщик?
    - Перестань, все, что на столе - бери не стесняясь. Может, последний день живем. Кто его знает?
    Наумов в ответ промолчал. Кесарю – кесарево…
    Выпили еще по паре, и Дымов, понимая особым чутьем, что перед ним не совсем обычный солдат-контрактник, не выдержал и спросил:
    - Я уже говорил, что не мое это дело, но, убей, хочется знать, кому спину подставляю. Двадцать лет родине отдал. Дома жена и дети ждут, а я тут загораю. Хорошо, пока  спокойно, стреляют редко. Может, дотяну до срока, целый  домой вернусь. Не хочется малых сиротами оставлять. Хотя, сам виноват. Запил понимаешь, но как не запить, когда такое кругом творится – не угла своего нет, ни достатка в семье. Денежное содержание месяцами не выплачивали, жена совсем запилила.
    - Понимаю, в жизни всякое случается, - кивнул Наумов. – Главное, духом не падать. А обо мне и рассказывать нечего. Я ведь лейтенантом был. А потом стандартная постперестроечная история – не выполнил приказ, сшили дело и в тюрьму. Звания конечно лишили. Вышел – работы нет. Да и что кадровый офицер умеет делать? Поскитался, помыкался, затем решил, что лучше в армию - рядовым, чем в бомжи. Так, тут и очутился.
    - Достойная альтернатива, - кивнул Дымов. - Не всякий выберет такой путь.
    - Это личное, - заметил Иван. – Если думать, что в жизни все предопределено заранее, хорошего - не жди. Человек сам кузнец своего счастья. Определяет приоритеты, реализует желания. То есть, поступает, как заложено в сознании.
    - Раньше сознание было массовым…
    - В смысле?
    - Сначала комсомол, затем Партия - они определяли сознание. Все было проще – поступай, как прописано в правилах, и достигнешь определенных вершин.
    - Не всем покорялись эти вершины, - заметил Наумов. – Независимо от желания. Я не сразу понял это. Только в колонии, когда было время для размышления. А его там было предостаточно.
    - Да, уж.
    - Темнеет, - заметил Иван, после небольшой паузы. – Не пора ли по койкам?
    - Ты, иди, ложись, - кивнул Дымов. – А я, еще немного тут посижу.
    Наумов выбрался из-за стола и отправился к лежаку на открытом воздухе, сооруженному из ящиков. Устроившись, стал глядеть в небо, где уже зажглись первые звезды, необычайно яркие и чужие. Дома, он часто наблюдал за звездами, и сейчас казалось, что здесь, в этих краях, похожих нет, что они остались далеко, за горными хребтами.  Еще какое-то время, любовался ночными красотами, но вскоре дневная усталость и алкоголь сделали свое дело – он заснул.
   
    Проснулся от неясного шума – то ли ветка хрустнула, то ли камень, скатившись с уклона, хлопнулся обо что-то твердое. Открыл глаза, и оглядевшись по сторонам, увидел Дымова. Тот показал знак “тихо”, приложив палец к губам. Иван, аккуратно, стараясь не шуметь, поднял лежащий рядом автомат, и принялся  всматриваться в темноту.  Но, как не старался, все равно не смог ничего разглядеть, только вскоре от напряжения, перед глазами залетала цветная мошкара. Сколько времени они провели в ожидании, не шевелясь и почти не дыша, сказать трудно. Когда темнота вокруг посерела, разбавленная первыми лучами восходящего солнца, немного расслабились, но до утра больше не заснули. Молча, лежали, сжимая автоматы, и оглядывались  по сторонам.
    Как только солнце полностью взошло, Дымов отправился осмотреть окрестности, на предмет каких либо следов ночного визита. Ивану же досталось приготовление завтрака, (а так же обеда и ужина), и в завершение его первого наряда на новом месте – мытье посуды. Служба – есть служба.
    Вскоре аромат солдатской каши окутал ближайшие подступы к посту, и на запах этот из палатки выполз похмельный Климов.
    - Привет, Иван, - поздоровался он, присаживаясь к костру. – Кашу готовишь?
    - Больше ничего в голову не пришло, - пожал плечами Наумов. – Да и выбор продуктовый не располагает к изыскам…
    - Брось, - махнул тот. – Мы последнее время одной тушниной питались, причем, как правило, в холодном виде – лень разогреть было. Так, что горячей каши я сейчас с удовольствием поем.
    Иван снял дымящийся, источающий аромат котелок с огня, и поставив на стол, произнес:
    - Давай, угощайся. Я пока чайник вскипячу, там вроде кофе прислали. По утрам ободряет.
    - Меня сейчас кое-что другое ободрило бы, - вздохнул Климов. – А кстати, где наш старшина?
    - На разведку пошел, - подмигнул Иван. – Скоро вернется.
    Дымов и в самом деле вскоре вернулся. Прислонил АКМ к брустверу, и потянув носом воздух, констатировал:
    - Знакомый аромат, но доселе забытый. Уже ощущаю первые плюсы твоего появления, Ваня.
    - Кушайте на здоровье, - театрально поклонился тот. – Хороший завтрак укрепляет боевой дух.
    - Кстати, насчет духа, - вспомнил прапорщик. – Один такой нам неподалеку подарок оставил. Прямо на спуске к реке…
    Он полез в карман, и извлек ручную гранату. На предохранительном кольце болтался кусок тонкой лески.
    - Растяжка, - догадался Климов.
    - Она самая, - подтвердил Дымов. – Я не всю местность проверил, так, что - кто в сортир захочет отлучиться, под ноги внимательней смотрите. А еще лучше, где-нибудь неподалеку нужду справлять, и непременно с автоматом. Так спокойней. После завтрака проведем небольшую перепланировку поста, а сейчас – давай, накладывай, пока не остыла. Жрать охота – мочи нет!
    Кашу прикончили быстро.
    - Хорошо, - вздохнул прапорщик, отставляя пустую тарелку. – Если мне еще плеснуть в кружку кофе, то я посчитаю, что на сегодня жизнь удалась.
    - Ваня у нас волшебник, - захихикал Наумов. – Исполняет все пожелания.
    - Не я, - отмахнулся он. – Скажите спасибо вашему начпроду.
    - Ну, если рассматривать в данном ключе, то этот человек не волшебник, скорее он бог. Для кого-то милостивый и всемогущий, для других злой и жадный. Вот, например,  у нас в бригаде… - он не успел договорить. Послышался шум автомобильного двигателя и вскоре, на дороге, со стороны поселка  показалась раздолбанная легковушка. Взяв оружие, Дымов вышел навстречу, остальные наблюдали за происходящим, укрывшись за мешками с песком. Машина, грохоча, подкатила к закрытому шлагбауму, и остановившись, заглохла. Водитель, пожилой мужчина, с трудом открыл ржавую, помятую дверцу, и выбравшись наружу, поднял вверх пустые ладони, показывая тем самым, что не вооружен.
    - Кто такой? – подойдя ближе, спросил прапорщик.
    - Я не бандит, - замотал тот головой. – На свадьбу еду к внуку. Он за перевалом живет.
    - Вижу, что не бандит. Чего везешь?
    - Подарки везу. Оружия не везу.
    - Открой багажник, - распорядился Дымов, - Посмотрим.
    Старик с готовностью исполнить приказ, засеменил обратно к машине.
    - Приготовься на всякий случай, - прошептал между тем Иван, обращаясь к Климову. – С этими лучше держать ухо востро.
    Между тем, досконально проверив автомобиль, и не обнаружил ничего подозрительного, прапорщик подал условный знак на пост. Подняли шлагбаум, и старый драндулет беспрепятственно проследовал дальше, окутав все вокруг клубами густого, едкого дыма.
    - На свадьбу он едет, - подходя, усмехнулся Дымов. – Видали мы таких врунов.
    - А что не так, товарищ прапорщик? – поинтересовался Климов.
    - Все не так, - махнул рукой тот. – Куча мелких деталей, совпадающих с ночной возней вокруг поста, уже наводят на мысль. Да и не поверю, что старик совсем сирота, и на свадьбу едет один, без родственников. В этой горной стране не бывает одиноких стариков – не тот менталитет. Да и машина – на дорогу в один конец…
    - Да, уж, - подтвердил Наумов. – Это не вяжется с тем, что я слышал о кавказском воспитании… 
    - И что же все это значит?
    - Нас явно проверяют на бдительность. Сначала ночью, а теперь – круглосуточно. Думаю, они что-то задумали.
    - Кто – “они”?
    - А от кого, ты послан охранять дорогу?
    - От бандитов, - неуверенно высказался Климов. – Но, нам в учебке особо не разъясняли - от каких именно.
    - И правильно, что не разъясняли!
    - Это почему же?
    - Знаю я эти “учебки”, - отмахнулся Дымов. – Одно очковтирательство, а толку никакого.
    Развить дискуссию по этому вопросу, помешала неожиданно ожившая радиостанция. Установленная на прием, она захрипела, затем сквозь помехи послышался голос:
    - Как меня слышите, Дымов? Прием…
    - Хорошо вас слышу, - ответил прапорщик. – Прием…
    - Как дела там у вас, все нормально? Прием…
    - Пока да. Есть небольшое движение, но пока тихо. Прием…
    - Ребята с пеленгатора обнаружили в вашем районе повышенную активность. Может что-то намечаться. Вышлем на патрулирование пару вертушек, так что особо не пугайтесь. Прием…
    - Принято. Если, что выйдем на связь. Прием…
    - Хорошо. Конец связи, - станция замолкла, снова перейдя в режим ожидания.
    - Слышали? Знать, не так просто суета возникла. Как ты думаешь, - обратился он к Ивану, - С чем это связано?
    - Понятия не имею, - пожал тот плечами, - Но, если поразмышлять логически – кому-то очень понадобилась эта дорога. Не зная данной местности, могу предположить, что это единственный путь через перевал. На ишаке, в принципе, проехать можно везде, но тяжелому грузовику с боеприпасами нужна нормальная, ровная трасса.
    - Замечание верное, - одобрил Дымов. – Поэтому, слушайте приказ: во-первых, укрепляем пост подсобными средствами, во-вторых: без моего ведома дальше десяти метров ни шагу…
    - А если по нужде приспичит? – спросил Климов.
    - По нужде – вон за тем камнем. Уйдешь дальше – возвращаться будет не на чем.
    - Как это? – удивился тот.
    - Я подходы к посту заминирую…
    - Так бы сразу и объяснили. А то все какими-то загадками…
    Они трудились до самого вечера, изредка останавливаясь, чтобы перекурить и отдохнуть. Дымов растворился в окрестностях, устанавливая растяжки для незваных гостей, попутно рисуя план их расположения, чтобы потом самому не попасть в свой же капкан, а Наумов с напарником таскали тяжеленные валуны, пытаясь сделать из блокпоста, неприступный средневековый замок.
    - Так глядишь, к дембелю качком стану, - заметил Климов, устанавливая на место очередной камень. – Только жаль, руки до земли будут – не красиво.
    - Не дрейфь, - успокоил Иван. – На дембеле руки не главное.
    - Что тогда главное?
    - Голова, а не то, о чем ты подумал.
    - Дурак ты, Иван.
    - Не дурнее некоторых. Принеси еще пару небольших булыжников, и на этом наш замок будет закончен.
    - Слушаюсь, мой господин, - театрально поклонился Климов. – Где прикажите разместить ваших рыцарей?
    - Иди отсюда, рыцарь хренов, - прикрикнул Наумов. – Не то получишь в забрало!
    В сумерках вернулся старший прапорщик. Проверил выполненную на посту работу, и оставшись вполне довольным, поощрил личный состав как мог. Закусили тушенкой обжигающий, немного отдающий резиной спирт, запили холодным чаем, и улеглись спать. Несмотря на тревожные мысли и обстановку, глаза предательски закрывались, словно налитые свинцом и уже не было никаких сил бороться со сном.
    Гроза. Удар, еще удар. Он лежал на траве, а дождь, обильно льющийся с неба, приятно холодил крупными каплями разгоряченное лицо. Вот еще удар молнии, но уже близко, почти рядом. Дождь не переставал лить. И гроза. Она странно зачастила, превращаясь в пулеметную очередь…
    Первое, что увидел проснувшийся Наумов – бак с питьевой водой, из пробитого чрева которого, прямо на лицо текла тонкая струйка. В доли секунды осознав, что за гроза ему привиделась, он схватил автомат и скатившись на землю, первым делом попытался оценить обстановку. Справа застрочил автомат, и вскоре эхом ему раздались ответные выстрелы. Тяжелые пули забарабанили по камням, взвизгивали, отлетая рикошетом, и стало понятно, что укрытие было построено не зря. Сквозь небольшие дырки в стене разобрать ничего было невозможно, оставалось единственное – подползти к краю поста. Он двинулся налево, к месту, где располагалась палатка, и вскоре наткнулся на что-то мягкое и липкое. Достал из нагрудного кармана зажигалку, чиркнул ею несколько раз, и когда пламя, наконец зажглось, ужаснулся увиденному. Прямо перед собой он увидел застывшее лицо рядового Климова, на котором вместо одного из глаз зияла кровавая дыра. Ивана стошнило. Он отбросил зажигалку и повернул назад. Громкий хлопок вернул к действительности:
    - Что, сволочи, - раздался рядом крик Дымова. – Отведали моего подарка?
    Наумов направился на голос:
    - Клим мертв, - прошептал он, когда очутился рядом.
    - Жаль парня, - ответил прапорщик. – Он скорее и сообразить не успел - что случилось.
    - Я кстати тоже…
    - Они пришли оттуда, - указал Дымов в сторону, где дорога заканчивалась глухим горным аулом. – Но, на чем – до сих пор не соображу. Я не спал. Все было тихо и мирно. И на мины не попались, до сих пор…
    - Они все знали и все видели, наблюдали, все время. Нам конец, - подвел черту Иван. – Мы в ловушке…
    - Типун тебе на язык, Наумов… - он хотел завершить фразу, но громкий хлопок, сопровождаемый яркой вспышкой, заставил замолчать.
   
   Наумов открыл глаза и подумал сначала, что ослеп, но вскоре смог заметить слабые лучи света, пробивавшиеся через щели в крыше. Вскоре, глаза привыкли к темноте, и можно было различить некоторые подробности окружающего интерьера. По виду и запаху, (а пахло сеном), он сделал вывод, что находится в каком-то сарае. Прислушался к звукам, в надежде, что шум извне немного приоткроет тайну местонахождения, но вокруг царила тишина.
   Голова сильно болела, в ушах стоял громкий писк, и очень хотелось пить. Вероятно, все это были последствия контузии. Он вспомнил последние минуты на блокпосте: взгляд Дымова, огонь, взрыв. Кстати, как он сейчас? Жив ли? К сожалению - этого Иван не знал, впрочем, как и того, где сам очутился после небольшого боя на посту. Нужно было найти выход, хотя он понимал, что, скорее всего, он в плену, и свободы не видать как своих ушей. Но, как говориться, попытка - не пытка.
   Какое-то время, он обшаривал стены в поисках предполагаемого выхода, но везде натыкался только на твердую как камень породу. Вскоре, выбившись из сил, от отчаяния, он несколько раз ударил по ней кулаком, и отказавшись от дальнейшего сопротивления, выругался:
- Чертова дыра!
   Неожиданно, позади, раздался тихий шорох, и насмешливый голос произнес:
- Зря стараешься, солдат.
Иван вздрогнул, и повернувшись на голос, спросил:
- Это, почему же?
   - Во-первых, мы в пятиметровой яме, а не в сарае, как ты поначалу подумал. Во-вторых, отсюда просто так не выбраться. Многие на моей памяти пытались это сделать. Некоторым удавалось добраться до верха, но только Аллах теперь ведает, где лежат их кости.
    - И давно вы сидите в этом ''зиндане''? – это слово неожиданно всплыло из недр       памяти.
- Не столько давно, сколько часто. Я вижу, аллах послал мне для общения разумного человека.
- В смысле? - не понял тот.
   Голос не ответил.
    - Нет, - немного растерялся Наумов, - Я не хочу сказать что-то плохое про вас, но почему вы здесь?
- Ты веришь в бога, парень? Только, ответь честно.
  - Скорее нет, чем да, - сознался Иван. - Долгое время отрицали его существование. Мы так воспитаны.
  - Ложь! - неожиданно резко отреагировал собеседник. - Гадкая ложь. Кто хотел верить - тот верил всегда. Это не зависит от политического строя и времени. Бог един для всех тех, кто без оглядки шел, и до сих пор идет за ним, вне зависимости от имени. Бог многолик, сущность его сложно постичь простому смертному, но тот, кто верит – будет поистине счастлив. Это ответ на твой второй вопрос.
  - Тогда задам третий, - вздохнул Наумов. - Где мы?
  - Недалеко от того места, которое ты назвал "блокпост".
  - Откуда вам про него известно? - насторожился Иван.
  - Для этого есть два объяснения, - успокоил его старик. - Иногда я слышу разговоры сверху. Я стар, но мой слух достаточно хорош, это - первое объяснение. Второе слишком очевидно, ты сам на него ответишь.
  - Я бредил.
  - Точно. Начинаешь понимать, что к чему.
   В какой-то момент, Наумов стал подозревать, что бред этот не заканчивается до сих пор. Он невольно ущипнул себя и почувствовал боль. Вроде бы все на самом деле.
  - Не доверяешь своему разуму, солдат? - раздался из темноты насмешливый голос. - Можешь защипать себя до смерти, но так и не поймешь, что к чему.
  - Наверно нет, - согласился Иван. - Сейчас я не могу отделить бред от реальности. Я разговариваю с голосом из темноты, который читает мои мысли и знает обо всех моих движениях.
  Утробные звуки наполнили подземную тюрьму – незримый собеседник смеялся.
  - Через месяц ты будешь способен разглядеть каждую трещину на этой стене. А может и раньше. Каждый привыкает к темноте по-своему. Быстрее или медленнее, но все равно привыкает.
  Иван ничего не ответил и только вздохнул, все еще не до конца понимая, реален этот диалог, или  всего лишь плод его воспаленного воображения. К тому же, вновь воцарившаяся тишина явно не способствовала оценке окружающей обстановки. Он еще раз вгляделся в темноту, пытаясь увидеть своего собеседника, но вскоре отказался от этой затеи и спросил:
  - А днем здесь так же темно?
  - Всяко бывает, но темнота только на руку.
  - Это почему же?
  - Хочу тебе кое-что рассказать. Я просидел в этой дыре не один год, попадая сюда в основном в те времена, когда сменялась власть в этих краях. Скажу, что после революции происходило это достаточно часто. Много разных банд скрывалось в здешних ущельях. Накопив достаточно сил, они свергали советскую власть и, заняв ее место, устанавливали свои порядки, но затем под натиском красных снова уходили в горы. Это продолжалось до тех пор, пока в райцентре не появился свой достаточно сильный гарнизон.  Я, как человек истинно верующий, к любой власти относился без особого почтенья. Не буду объяснять, что за это бывает. Ты и сам знаешь, главное не в этом. Каждый раз, оказавшись на свободе, я понимал что, скорее всего вновь окажусь в яме, и возможно  в следующий раз – навсегда. Тогда и созрел план прокопать подземный ход, благо местность и структуру грунта вокруг я изучил хорошо. Так раз за разом, я приводил свой план в исполнение, пряча отработанный грунт под слоем сухой травы. Вскоре, оказавшись на свободе, я задумался: куда мне, всю свою жизнь прожившему на одном месте, податься? Я понял, что врос душой в эту землю, как врастает корнями дерево. И я остался. Иногда по ночам выбирался на волю погулять и подышать горным воздухом, но всегда возвращался, дав себе обет, что навсегда покину родные края только в случае, если мне будет грозить смерть. Так прошли долгие годы, годы заточений и свободы. Теперь настал час покинуть эту землю навсегда.
  - Для чего вы рассказали мне все это? – спросил Наумов, когда старик замолчал.
  - Твоя родина не здесь - эти края чужые для тебя. Я чувствую, что ты хороший человек, и должен умереть дома, как и я. На рассвете меня не станет, но ты молчи об этом, не привлекай внимания охранников. Они звери и наверняка до следующего утра не займутся тобой, дожидаясь пока не ослабнешь от голода и жажды. Сними мою одежду, переоденься и когда стемнеет - беги. Так, ты спасешь свою жизнь, и у меня появится еще одна заслуга перед всевышним…- голос собеседника заметно слабел.
    - Как я смогу найти тайный лаз? – поспешил уточнить Иван.
- Ты найдешь его под моим телом.
    После этих слов они долго молчали – старик, скорее всего совсем ослаб, а Наумов более не решался задавать вопросов. Вскоре сквозь щели между досок служивших прикрытием ямы начали пробиваться первые скудные проблески света и из темноты, словно нехотя, выступали очертания окружающей обстановки.
    Иван разглядел лежащее неподалеку тело и подобравшись к нему, попытался безуспешно нащупать пульс. Старик был мертв.