Ну, насколько я понял - Кондор, это авиационное подр-е, но за ссылочку спасибо! 

Полный вариант второй главы. Жду тапок...

  Глава вторая.
   Северный Кавказ. 1942.

    Все в точности получилась так, как и предсказал его ныне почивший собеседник. Весь день на пленников никто не обращал внимания, словно позабыв про них, и даже разговоров охранников или какого другого шума сверху слышно не было. Впрочем, это было только на руку. Иван успел даже немного вздремнуть, несмотря на волнение перед предстоящим побегом и жаждой мучившей его весь оставшийся день.
    К вечеру, когда достаточно стемнело, он снял с мертвого тела старика его немудреную одежду, и переодевшись, начал разгребать землю в указанном месте.
    - Не обманул старик, – с некоторым облегчением пробормотал Наумов, когда пальцы наткнулись на доски, прикрывавшие вход в подземелье.
    Быстро разобравшись с преградой, он начал протискиваться в глубину темного лаза, но вскоре столкнулся с новой проблемой – нора явно не была рассчитана на его, Наумова габариты, и проползя несколько метров, он застрял. Паника, холодной рукой схватила его за сердце. Обливаясь потом, пытаясь пробиться вперед к свободе, Иван изворачивался, как мог, загребая грунт руками и ногами. Когда, уже отчаявшись выбраться из этой западни, в бессилии, он прекратил было попытки к сопротивлению, впереди показалось слабое мерцание света. “Все-таки выбрался” – обессилено выдохнул он, продолжая медленно приближаться к заветной цели.
    Ближе к выходу подземный ход заметно расширялся, образуя небольшую пещеру, пробитую в скале. Вряд ли это была работа старика. Наумов еще раз мысленно поблагодарил его за помощь, жалея, что так и не удосужился узнать имени своего освободителя. Сквозь нагромождение камней ярко светили звезды. Свежий, горный воздух пьянил, кружа голову и клоня в сон. Он поддался этому искушению, подумав, что до рассвета еще далеко, и он успеет покинуть пределы этого горного аула, добравшись до Шаро-Аргуна.
    Проснувшись, Иван с ужасом обнаружил, что за пределами убежища ярко светило солнце. Он проспал, и теперь ему грозила перспектива провести еще один день без пищи и воды. С другой стороны, не все было так плохо. Внимательно прислушиваясь, он старался понять - насколько далеко от лагеря боевиков вывел подземный ход. По ночным ощущениям, длинна его казались огромной, хотя, скорее всего, это было не так, с другой стороны – куда он выводил? Информация, данная собеседником, вполне могла устареть и Наумов попадет в руки врагу, но без решительных действий исход ясен – мучительная смерть от обезвоживания. При такой перспективе выбирать не приходилось. Выход был только один – покинуть убежище сейчас, при свете дня. Он осторожно вытащил несколько камней из кучи образующей естественное укрытие над входом в пещеру и, еще раз прислушался к окружающим звукам. Ничего необычного не услышал, только раз, на мгновение, уловил какой-то шорох, да и тот скорее почудился – после контузии в ушах до сих пор звенело.
    Иван высунул голову наружу, огляделся, затем убедившись, что его никто не заметил, осторожно выбрался на поверхность. Солнце стояло в зените, немилосердно иссушая и без того обезвоженный организм. Еще раз оглядевшись, он решил, что стоило двигаться вниз по склону горы - на дне ущелья, скорее всего можно было найти воду и, спрятавшись в “зеленке”, обдумать план дальнейшего “отступления”. Он начал спускаться вниз, ежеминутно оборачиваясь в ожидании погони, но преследовать его сейчас, по всей видимости,  никто и не думал. Преодолев примерно половину пути до кустарника, произраставшего на дне ущелья, Иван выбился из сил. Он поначалу не совсем понял, что произошло – сознание еще толкало тело вперед но, то взбунтовалось, подкосив ноги, и напоминая о необходимости хотя бы раз в сутки удовлетворить его потребности в еде и питье.
    Очнулся Наумов от грохота взрыва. Мелкие камни градом обрушились на него сверху, добавив на теле пару лишних синяков. Находись он немного ближе к эпицентру, вполне мог получить по голове увесистым булыжником. Он инстинктивно вжался в землю и спустя мгновение раздался свист: второй, а за ним и третий раскаты грохота разнеслись по окрестностям. Кто-то явно вел массированный обстрел местности, но не орудийных выстрелов, ни звука пролетающей авиации слышно не было, из чего Иван сделал вывод, что стрельба, скорее всего, велась из миномета. Раньше, будучи курсантом, на практических занятиях, он пару раз шмалял болванками из этого орудия. Тогда общение с минометом привело его в поистине детский восторг, сейчас же все обстояло совсем иначе – того и гляди нежданный “подарок” упадет с небес прямо на голову. Тут уж не до развлечений. К счастью, обстрел продолжался недолго: то ли у стрелявших кончились боеприпасы, то ли бомбардировка достигла своей цели, устрашающей или поражающей – в положении Ивана это было едино. Он продолжал лежать на земле и радоваться, что снова остался жив, но до того момента пока его голову не посетила мысль, что обстрел этот мог вестись ради его спасения. Наверняка в части уже узнали о нападении на блокпост и прислали помощь, которая  обнаружив пропажу личного состава, в поисках наткнулась на этот горный аул занятый боевиками. Неожиданное озарение придало ему сил и, поднявшись  на ноги, он бросился вниз по склону, в сторону зарослей кустарника. Именно там, по предположению, укрытый от глаз врага, должен был находиться спасательный отряд.
    Добравшись до места, Иван прислушался, но кроме  шелеста листьев ничего не услышал. На всякий случай, соблюдая осторожность, он двинулся вперед, раздвигая руками сплетения цепких лап кустарника. Преодолев примерно метров сто - сто пятьдесят, замер на месте и снова прислушался. В этот раз он уловил обрывки каких-то фраз доносившихся сквозь густую листву. Сначала подумал, что показалось, но через некоторое время отчетливо услышал короткую команду, смысл которой уловил только после того, как раздались несколько хлопков, и словно многократно усиленным эхом, спустя несколько секунд, повторились раскатами взрывов. Это немного притормозило движение Ивана, но все же, он продолжил путь и вскоре очутился на краю большой поляны, посреди которой, растопырив лапы, укоренились четыре миномета. Их присутствие не вызывало удивления, но то, что он увидел дальше, вопреки ожиданиям, сильно озадачило: вокруг суетились несколько десятков человек одетых в форму немецкой армии времен второй мировой войны. Первым более или менее логичным предположением стало, что снимается художественный фильм, но вполне реальные взрывы снарядов и опасность данной съемки в местах настоящих боевых действий не вписывались, ни в какие рамки.
    Потрясенный необычностью увиденного зрелища, забыв об осторожности, Наумов вышел на поляну. Метрах в тридцати от него стоял офицер вермахта и, подняв голову, смотрел в бинокль на склон горы, по которой велся обстрел. Спустя минуту он убрал бинокль от лица, и взгляд его уперся в одинокую фигуру Ивана, прорисованную на фоне леса. Какое-то время они неподвижно смотрели друг на друга, затем рука офицера потянулась к кобуре, и Наумов понял что, не смотря на всю нелепость ситуации, пора делать ноги. Он развернулся и бросился наутек под спасительное прикрытие густых зарослей. В след раздались выстрелы, несколько пуль прожужжали совсем рядом, сбивая листья с веток, но к счастью, ни одна из них Ивана не задела. Как долго и куда бежал, он не запомнил, только когда убедился, что погони следом нет, обессилено упал на землю.
    Высоко в небе медленно проплывали белые облака, пушистые, словно свежевыпавший снег. Сейчас они почему-то казались такими же нереальными, как и все происходящее вокруг.
    - Бред какой-то…- произнес Наумов,  мысленно прокрутив сложившуюся ситуацию.
    Он понимал, что происходить что-то необычное, и он стал невольным героем этого “что-то”. Вот только чтобы “это” понять требовалась информация, а для ее получения нужно было заставить себя встать и двигаться вперед, к разгадке. Жажда, доселе забытая, напомнила о себе еще мучительней. Ради глотка холодной воды Иван сейчас заложил бы душу дьяволу, предложи он свои услуги. Но, к сожалению, а может, наоборот – к счастью, рогатый антихрист в тот момент лично явиться
не пожелал. Спустя десять минут он прислал своих помощников.
   Он слышал их приближение. Хруст сломанных веток, лязг оружия, тяжелое дыхание запыхавшихся, короткие команды на немецком - все смешалось в голове в единую заунывную мелодию. В мелодию “спетой песни”.
    Через мгновенье его взяли в плотное кольцо, окружив со всех сторон, направив стволы автоматов прямо в лицо.
    - Кто ты есть? – на ломаном русском спросил подошедший офицер, тот самый, что был на поляне.
    Иван благоразумно промолчал.
    - Он не понимает, господин обер-лейтенант, - произнес один из присутствующих. – Наверняка – местный. Заблудился, попал под наш обстрел и теперь не в себе. Он перепуган до смерти, гляди – концы отдаст.
    К счастью, отличное знание немецкого, было одним из талантов Наумова, и данная фраза не осталась тайной.
    - Свяжите его, - между тем продолжил офицер. – Пусть пока побудет у нас. Когда найдем местного переводчика, допросим. Больно подозрительно выглядит этот “горец”.
    - Слушаюсь, господин обер-лейтенант, - козырнул в ответ собеседник. – Еще, какие ни будь распоряжения, будут?
    - Вы, послали разведчиков в обстрелянную деревню?
    - Сразу, как вы распорядились.
    - Хорошо, - кивнул тот. – Как только вернуться разведчики – сразу ко мне. Полковник ждет известий. Я отвечаю головой за этот сектор. Впереди большое наступление и все ключевые высоты должны быть под нашим контролем. Рейху нужна нефть, и он ее получит.  А мы, дорогой Вилли, получим ордена и всеобщее уважение.
    - Не беспокойтесь, мой командир. Я приложу все усилия, чтобы обеспечить беспрепятственное наступление. Полковник будет доволен.
    Иван  вслушивался в их разговор, все больше недоумевая над происходящим. Иногда ему начинало казаться, что это сон, и он больно щепал себя за разные места, но ничего не менялось. Только солнце уже клонилось к закату, и поднявшийся  легкий ветерок приятно холодил лицо.
    Подошли двое солдат с веревкой, и молча связав его, тут же удалились, оставив придаваться размышлениям. Иван с интересом наблюдал развернувшуюся кругом бурную деятельность и пытался реанимировать все свои скудные знания, касающиеся второй мировой войны. К сожалению, набралось не густо. Нет, не сказать, что он совсем уж, не знал истории великой войны, просто познания эти были настолько поверхностны, насколько “углубленно” их преподавали в школе. Кроме основных дат и событий, вспомнить было нечего.  Наумову стало стыдно от своей безграмотности, и он дал самому себе мысленное обещание - если выберется из этой передряги, обязательно займется  изучением исторической литературы.
    Пока же, изучал то, что удавалось увидеть и услышать вокруг. Сколько он не пытался, выявить какой подвох или не состыковку – все было тщетно. С наступлением сумерек жизнь в лагере начала потихоньку угасать и вскоре совсем затихла - только бряцание оружия часовых и простуженный кашель напоминали о присутствии полусотни человек, “явившихся из небытия”.
    Наумов несколько раз пытался освободиться от пут, но все попытки были бесполезны – последние события сильно истощили организм. Это только в кино герой способен без труда выбраться из любой передряги, расправившись с дюжиной врагов одной левой, при этом, обнимая правой рукой знойную красотку. Забросив мысли о побеге, он покорился судьбе, и благоразумно заметив, что утро вечера мудренее, устроился на ночлег.
    Проснувшись, он обнаружил, что солнце уже ярко светило на небосклоне, а лагерь  был практически пуст, только пара охранников дремала неподалеку, привалившись спиной к большому обломку скалы торчавшей из склона, словно огромный зуб сказочного великана. Ужасно хотелось пить – во рту пересохло настолько, что с трудом ворочавшийся язык походил на небольшого ежа, устроившего себе логово не в том месте. Иван громко замычал для привлечения внимания. Один из сторожей открыл глаза и лениво произнес:
    - Какого черта тебе надо?
    Наумов прикинулся, что не понял вопроса, вновь разразившись нечленораздельными воплями, на что немец нехотя поднялся на ноги, и не спеша, подойдя к нему, с силой ткнул прикладом винтовки в грудь.
    - Так какого черта тебе надо, грязная скотина? – зло переспросил он.
    Иван принялся мимикой объяснять, что хочет пить, вытягивая губы и чмокая, надеясь, что его поймут правильно, а не приложат прикладом по этим самым губам. К счастью, солдат попался сообразительный и не очень злой. Он широко зевнул и отойдя в сторону, вскоре вернулся с флягой в руках. Открутив крышку, немец наклонил ее над головой Наумова и тот с жадностью принялся хватать пересохшим ртом драгоценные струи. Вода была теплой и сильно отдавала железом, но в тот момент показалась ему самой вкусной из всех, что он пробовал. Когда фляга опустела, немец откинул ее в сторону и, повернувшись к напарнику, спросил:
    - Долго нам еще торчать здесь, охраняя эту обезьяну, Ганс?
    - Не беспокойся Мартин, - отозвался тот. – Скоро подойдет батальон связи, и мы избавимся от этого чучела.
    - Скорей бы. Ненавижу сидеть на одном месте.
    - Тебя что-то беспокоит?
    - Даже не знаю, - пожал плечами Мартин. – Но мне кажется, что этот пленник понимает каждое наше слово. Слишком морда у него умная.
    - Брось, у тебя развивается паранойя.
    - Эта война – паранойя.
    - Тише, мой друг, у гестапо везде есть уши, - предостерег его Ганс. – Я не хочу потерять своего друга лишь потому, что он устал и дал слабину. Война скоро закончится нашей полной победой. Надо надеяться на это.
    - Надейся, раз тебе так хочется, а я буду спать, - он прислонил винтовку к камню и, устроившись рядом, надвинул кепку на лицо. – Все равно время покажет – кто прав, а кто виноват.
    - Хорошо, что тебя не слышит обер-лейтенант Щульц, - проворчал Ганс. – не то получил бы сейчас от него хорошую затрещину.
    - А ты доложи, - посоветовал Мартин. – Может быть, получишь железный крест.
    Тот благоразумно промолчал, отметив, про себя, что все же следует доложить  командованию о поведении рядового Мартина Борка, так на всякий случай, для его же блага.
    Между тем, утолив мучившую его жажду, Наумов придавался размышлениям о своей дальнейшей судьбе. На съемки фильма, как он думал раньше, происходящее совсем не походило, скорее на бред. С другой стороны все было стопроцентно реально и, вспомнив прочитанные ранее фантастические книги о героях, попавших в прошлое, он сделал вывод, что иногда это случается и в настоящей жизни, как бы нелепо это не звучало. Из этого родилась стратегия дальнейшего поведения – прикидываться идиотом до последнего, пока не раскусят.

    Вскоре поляну запрудили люди одетые в непримечательные защитные комбинезоны, чему  Иван не удивился. Только когда вокруг раскинулась паутина радиоантенн, сказочно возникшая над головой, он восхитился сноровкой, создавших ее людей. Он, молча наблюдал за неспешными действиями радистов, не проявлявших к нему ни малейшего внимания, сосредоточенно выполнявших свои прямые обязанности. Самое время бежать. Бежать без оглядки, ломая ноги о камни осыпающиеся потоками горной реки. Бежать, пока не  заметили. Но, поздно.
    Офицер, в чине лейтенанта, подошел к нему, закинув непослушный карабин за спину, и присев на корточки, благодушно поинтересовался:
    - Не надоело дураком прикидываться, Вальдемар?
    Иван опешил от такого вопроса и в ответ промолчал, переваривая информацию.
    Тот, явно заметив его замешательство, продолжил:
    - Я про тебя все знаю. Все, - подчеркнул он, описав рукой неопределенный жест. – Даже больше, чем ты думаешь…
    Иван посмотрел в глаза собеседника, и неожиданно для себя спросил:
    - Откуда?
    Офицер  ухмыльнулся:
    - Неужели ты меня не помнишь?
    - Нет, - честно признался Наумов. – Не имел чести…
    - Ну да, - кивнул головой лейтенант. – Не в твоих интересах признавать наше знакомство. Сейчас мы по разные стороны баррикад, не то, что раньше…
    - А что, раньше? – снова прикинулся дураком тот. – Вижу тебя впервой.
    - Язык тогда откуда знаешь?
    - В школе учил, - брякнул первое, что пришло на ум.
    - Ага, вспомнил разведшколу.
    - Какую это - “разведшколу”?
    - Ладно, - согласился офицер. – Не хочешь признаваться - дело твое.
    - В чем признаваться? – недоумевал Иван,  вспоминая, где он по утверждению собеседника мог его раньше встречать.
    - Контуженный ты что ли, или не ты это вовсе? – смотря прямо в глаза, задумчиво произнес тот.
    - Не я это.
    - Испания, тридцать седьмой год…
    Наумов отрицательно покачал головой  и, разведя руками, произнес:
                - Не был.
    - Дурак ты Вальдемар, - разозлившись, в сердцах укорил лейтенант. – Я мог помочь тебе сбежать, по старой доброй памяти, но вижу, ты не желаешь признавать старых друзей. Завтра тебя отправят в тыл, и гестапо вытрясет из тебя все потроха. Прощай.
    - Прощай, - машинально ответил тот. Между тем, собеседник, махнув на него рукой, развернулся и направился прочь.
    Иван снова задумался. Все походило на бред: кто такой Вальдемар, какая Испания, какой к черту тридцать седьмой год? Он начал склоняться к мысли, что сошел с ума, или умер, и все происходящее одно из проявлений адского наказания за неправедную жизнь. Ведь в реальности такого не могло произойти? Ответа на свой вопрос он так и не смог найти. Или вернее – не успел. Подошли двое солдат и, схватив его за ноги, связанного,  бесцеремонно куда-то потащили. Острые камни впивались в тело, голова прыгала на ухабах, словно футбольный мяч, но все было мелочью по сравнению с чувством неизвестности, ожидавшей впереди. Вскоре мука эта закончилась. Иван смог увидеть, как один из них наклонился и, подняв тяжелую крышку прикрывающую вход в подземную тюрьму, произнес:
    - Давай его сюда, Вилли. Тут ему точно голову не напечет.
    Под общий хохот, Наумова подхватили на руки и сбросили вниз, в темную дыру. Еще не долетев до жесткого пола, он понял, где оказался…