Дабы не возникало противоречий, исправил историю Наумова:

              Северный Кавказ, 1994 г.

    Четвертые сутки они ждали машину с обеспечением. Запасы подходили к концу, впрочем, это беспокоило не так сильно, как отсутствие продовольствия. Последний “сухпай” прикончили еще позавчера, а есть хотелось очень сильно. Вспомнили рассказы дедов и пробовали жевать кору с деревьев, но кроме противной горечи во рту, никаких ощущений это не добавляло. И как только во время голода люди выживали таким способом?
    Хуже того – аккумулятор в радиостанции полностью разрядился, и уже не было никакой возможности связаться со "своими", чтобы уточнить, когда прибудет провиант. Кто-то робко высказал мысль покинуть этот чертов кордон, и пробиваться к части, но все прекрасно понимали абсурдность затеи и предпочли остаться здесь, на горной дороге. Ведь, как говориться – надежда умирает последней.
    Старший прапорщик Дымов, начальник блокпоста расположенного в районе села Шаро-Аргун, сидел на ящике из-под снарядов и, насвистывая некий популярный мотив, пытался соорудить примитивную удочку. В быту он являлся старшиной одной из рот богом забытого отдельного батальона, расквартированного в каком-то захолустном городке. В низу, на дне ущелья, вдоль которого протянулась охраняемая дорога, протекала небольшая речка. Возможно, в ней водилась рыба. Может даже форель. Обитала ли она в этих местах – особо никто не задумывался, мечтали об ухе, и свято веря в обещания Дымова вернуться с уловом, помогали, как могли.
    - А леску-то где возьмете, товарищ прапорщик? – давясь слюной, в предвкушении предстоящего ужина, поинтересовался сержант Кучеров.
    - Настоящий солдат всегда имеет под рукой суровую нитку, - не поднимая головы, поучительно произнес тот. – В бурной реке и она сойдет. И вообще, если старший прапорщик Дымов сказал, что рыба будет – значит, она будет!
    - Хотелось бы верить, - вздохнул рядовой Климов, наблюдая за манипуляциями старшины. Он всегда был чем-то недоволен. И сейчас, особенно. Проклиная все на свете, думал о том, каким был идиотом, поддавшись на уговоры матери – “отслужить как все”, и благополучно вернуться домой. Теперь, это виделось слишком  далеким.
    - Не ной, Клим, - бросил Кучеров. – Без тебя тошно.
    Сержант, вообще, являлся уникальной личностью в группе. Уже месяц, как он должен быть гражданским человеком, красуясь перед девушками в парадной форме, попивая  холодное пиво у ларька. Но, в общей суматохе, воцарившейся вокруг, про него забыли. Впрочем, как и обо всех на этом посту. Странное время – странные поступки.
    - Ну, вот и готово, - вскоре объявил Дымов, осматривая свою поделку. – Подайте ведро, господа! Я отправляюсь на рыбалку.
    - На что ловить собрались, сударь, – резонно спросил сержант. – Думаете, при виде вашего рыболовного инструмента, добыча добровольно сдастся в плен?
    - Дурак ты, Кучер, - плюнул прапорщик. – Зелен ты, и глуп. Горная рыба, как ворона, клюет на блестящее – то бишь на блесну.
    - А где блесну-то возьмете?
    - “Отличник боевой и политической” на моей груди – вполне подойдет. Хорош воду мутить – давайте ведро, и я – пошел.
    - Удачи!
   
    Дымов не обманул, (что еще больше укрепило его авторитет в глазах подчиненных), вернувшись с парой небольших рыбин. Конечно, это была не благородная форель, но, наваристый бульон, вскоре, был с аппетитом поглощен с неимоверной скоростью.
    - Душевно, - отставляя котелок в сторону, произнес Кучеров. – Никогда бы не подумал, что обычная рыбная похлебка так сильно порадует организм.
    - Человеку, для счастья, нужно не так уж и много, - усмехнулся прапорщик. – Смотря,  какими категориями это самое счастье измерять.
    - В смысле? - дохлебывая бульон, поинтересовался Климов.
    - Смысл прост, как и все вокруг. Дома ты каждый день хавал пельмени со сметаной, и не чувствовал от этого кайфа, а сейчас – рыбной похлебке рад. Категория!
    - Чего дураку объяснять прописные истины, - махнул рукой сержант. – Потом сам допрет. Давайте спать.
    - Кто на стреме стоять будет?
    - Каму мы на хрен нужны, Клим. Ты, кроме меня и старшины, за последнюю неделю видел, кого ни будь?
    - Дрыхните, - вмешался в разговор Дымов. – Посижу. Все равно не спится в последнее время.
    Он вспоминал жену и дочку, что остались дожидаться в гарнизонной общаге. Странная вещь война – вроде сидишь на посту, отгоняя мух и ковыряясь в носу, а затем, бах – только успевай магазин в “калаше” менять. А поймаешь пулю в голову – и деньги даром не нужны. Только, молодых пацанов жалко. Двое сейчас спят рядом и не думают о том, что жизнь их в данный момент находится в руках старшего прапорщика Дымова.
   
    Тяжелый армейский грузовик, пыхтя, натужно вполз в гору. Остановился у шлагбаума, заглох, и скинул лишний воздух из ресивера – словно выдохнул с облегчением, что дальняя дорога завершена. Водитель – контрактник, выбрался из кабины, громко хлопнув дверью. Засунув руки в карманы, в развалку подошел к мешкам с песком, что обозначали присутствие блокпоста.
    - Здорова, братья по оружию, - протягивая ладонь для приветствия, воскликнул он. – С голоду тут еще не подохли?
    - Сейчас тебя съедим, - беззлобно ответил сержант Кучеров, обмениваясь рукопожатием. – Чего привез?
    - Что послали, то и привез. Где старший?
    - Спит. Всю ночь нас охранял.
    - Ладно, тогда ты бумаги подпиши, - он достал из-за пазухи несколько бланков. – Ручка то есть?
    - Кто это у тебя в кабине сидит, - поинтересовался сержант, подписывая документы. – Напарник?
    - Пополнение ваше…
    - А, чего не выходит, стесняется?
    - Сам и спроси, - посоветовал водитель, - Я сейчас обратно махну. До темноты успеть хочу. Неспокойно стало в этих краях, того и гляди подстрелят на дороге.
    Кучеров подошел к “Уралу”, и, открыв дверь, распорядился:
    - Ну, давай, пополнение, вытряхивайся. Машину разгружать будем.
    Солдат с готовностью покинул кабину и предстал перед ним во всей красе: форма сидит как влитая, уверенный взгляд  направлен прямо в глаза сержанта, без тени сомнения на лице. Молодое пополнение не обладает таким характером.
    - Да, - протянул Кучеров, - Вижу, не простой фрукт нам прислали. Контрактник, что ли?
    - Тебе какое дело, сержант?
    - Хорош языки чесать, - забирая накладные из рук Кучерова, произнес подошедший прапорщик Дымов. – Ты лучше иди вещи собирай, раз уж замену тебе прислали.
    - Это я мигом, - воодушевленный он, направился в палатку, долгие месяцы служившую крышей над головой 
    - Счастливый, - с нескрываемой завистью, вздохнул Климов. – Скоро дома будет.
    - Не дрейфь – тоже домой поедешь, - успокоил Дымов. - Но, попозже.
    Он вернул подписанные листки обратно водителю и распорядился:
    - Приступайте к выгрузке. Появится Кучеров, пусть присоединяется. “Дембельский аккорд” – вещь святая!
    Вскоре ящики с припасами перекочевали из кузова грузовика на импровизированный склад. После этого состоялись проводы сержанта Кучерова. Отправили, как положено:  посидели за накрытым столом, испили спирта (приятель с технического склада, прислал Дымову небольшой презент, в виде пятилитровой канистры). Когда машина, поднимая столбы пыли, скрылась за поворотом, Дымов подошел к сидящему в сторонке Наумову и устроившись рядом, спросил:
    - Звать-то тебя как, солдат?
    - Иван.
    - Послушай меня, Ваня. Твое прошлое меня не интересует, но нормального человека сюда силой не загнать – значит, биография у тебя не особо чиста. Это твои личные проблемы. Теперь, нам вместе служить, а – время, оно покажет - кто есть кто на самом деле. Ты понял?
    Тот кивнул. На несколько минут воцарилось молчание.
    - Пойдем, - поднимаясь, вздохнул прапорщик. – Отметим теперь твой приезд. Все равно время обеденное.

    Когда его призвали в армию – название Советский Союз еще не было пустым словом. Присягая на верность одному государству, он не мог подумать, что вскоре, новая власть, вложив в его руки оружие, направит против своего народа. А затем, будучи прижатым к стене порицанием общественного мнения, дабы искупить вину, обвинит тысячи подобных в неповиновении. И отправит в места не столь отдаленные.
    Об этом сейчас думал бывший командир мотострелкового взвода, бывший лейтенант, бывший заключенный – Иван Наумов, лежа на драном матрасе, на краю Аргунского ущелья. Жизнь порою выписывает крутые виражи, переворачивая все с ног на голову. Жаль, что не всегда возвращает на исходную позицию.
    Выросший на среднерусской равнине, в горной местности он был впервые. Необычная тишина поражала. Вместо гулких камнепадов, рисовавшихся в сознании, тишину эту нарушали только мелкие ручейки гальки, ненавязчивый шепот горной речушки, и храп рядового Климова, дрыхнущего рядом, после принятия дозы спиртного, убойной для его организма. Иногда доносился до ушей  крик  какой-то птицы и тихий посвист старшего прапорщика Дымова, напевающего очередную песню. Стойкий мужик, ничего не скажешь.
    Не спалось. Лежал, прислушиваясь к окружающему миру, и вспоминал Лену, когда- то бывшую ему женой. Она ушла. Ушла, когда узнала, что лишив звания, суд отправил его на лесоповал. Нелепый и отвратительный случай. Но, время – лучший целитель, кто бы, ни говорил против этого. Вернувшись, устроился на предприятие, но сменив не одну работу на гражданке, вскоре понял, что, по сути, он человек военный и не приспособлен к жизни в новом обществе, где главной ценностью стали деньги. Пытался оправдаться и вернуть звание, обивая пороги различных инстанций. Все было тщетно. В итоге – воспользовавшись помощью старого друга, подписал контракт и отправился сюда, на Северный Кавказ, надеясь, что участие в боевых действиях поможет в реабилитации.
    - Спишь, Наумов? – неожиданно раздался голос Дымова.
    - Нет.
    - Тогда давай ко мне, - предложил он. – Поговорим.
    Он направился к мешкам с песком, где у Дымова был сооружен небольшой командный пункт.
    - Ты присаживайся, не стесняйся. Субординация отменяется, тогда, когда этого захочет командир, - старший прапорщик плеснул из чайника в стакан спирт и, пододвинув ближе к Ивану, приказал: - Пей!
    Тот выпил, аккуратно закусил тушенкой и спросил:
    - Сигарету разрешите, товарищ прапорщик?
    - Перестань, все, что на столе - бери не стесняясь. Может, последний день живем. Кто его знает?
    Наумов в ответ промолчал. Кесарю – кесарево…