Пригласите военного психиатра. Будем решать вопрос... А вы, Бетрункен, приведите себя в порядок.
Психиатр появился минут через пятнадцать. Толстячок такой...
За это время я успел одеться. Но не успел придумать — куда деть КПК из моего портфеля.
Добрый день! - улыбнулся мне толстяк.
Офигенно добрый... - буркнул я.
Толстяк профессионально прищурился:
Вы всегда так отвечаете на вопросы?
Не понял...
Меня зовут Франц Беккенбауэр. А вас?»
«Отлично... Герд Мюллер тоже есть?»
Ганс Бетрункен, к вашим услугам!
Это я, сударь, к вашим услугам, -  толстяк очаровательно улыбался, усаживаясь на узеньком стульчике.
Вы не подскажете, какое сегодня число?
Я напряг чью-то память...
Двадцать девятое июля? Сорок первого года?
Девятый год Третьего Рейха... - поправил меня психиатр с именем великого футболиста.
Ну да... И что?
А во главе имперского правительства у нас...
Ээээ... Фюрер?
Ну кто же еще... А почему вы так не уверены в ответе?
Я, герр Беккенбауэр, не слежу за новостями...
А какие вы новости ожидаете?
«Вот привязался... Хорошо, ответим по-еврейски...»
А какие новости могут быть в конце июля сорок первого?
А откуда у вас привычка отвечать вопросом на вопрос?
«Скотина психиатрическая...»
Какой вопрос такой и ответ!
Психиатр задумался... Но быстро собрался и продолжил:
С кем мы сейчас воюем?
Вот тут я задумался...
Франция, Британия, Россия, США...
И тут психиатр удивился:
А что с Америкой мы тоже воюем?
«Блин...»
Герр Беккенбауэр... Я предположил, что Америка вступит в войну, как это было в Первую Великую. Они выждали момент и напали как шакалы. Сейчас похожая ситуация!
Вы считаете, что мы на грани катастрофы?
«Боже, ну и идиот. Я.»
Мы на пороге великих побед! - ответил я дипломатично. А про себя подумал: «Бессмысленных».
А что вы скажете об отношении германской нации к унтерменшам?
«Я бы сказал тебе!» - а коленки почему-то задрожали...
Нормально отношусь... Это же унтерменши! Или я не прав?
Нормально - это как?
И тут мне захотелось дать по башке этому психиатру. Плоскогубцами. Или наладонником. Жалко...
Наладонник жалко. Психиатра нет. И себя жалко. Жалко и стыдно. Вы не поверите, но так бывает...
Нормально.... Это нормально. Рабочая сила. Их, как ослов, надо кормить и лелеять... - закусил я губу.. И сжал кулаки. От Беккенбауэра это не скрылось.
Вы как-то переживаете по этому поводу?
«Еще бы...»
Еще бы! Эти унтерменши могут принести нам много проблем. Если мы не сможем превратить их в людей.
И каким образом?
«Если бы я знал...»
Об этом я буду говорить не с вами, а с тем, кто уполномочен... В конце концов, каждый народ играет свою роль. Пусть они идут своим путем приобретая утраты и победы, но этим путем они создадут площадку для германского народа...
Понятно... Посмотрите вверх.
«Твою мать...» Я закатил глаза. Психиатр аж наклонился разглядывая прыщи на моем лбу. Ну не прыщи. Ну не на лбу. Ну не на моем. Какая разница?
Теперь влево... Вправо... Спасибо.
Битте шён, - механически ответила моя вторая немецкая натура.
Беккенбауэр что-то стал писать в своем талмуде,. Причем ручка натурально скрипела по бумаге. А я-то думал, что это метафора.
- Герр Бетрункен... Я думаю, у вас психическое переутомление, вызванное боями. Свое заключение я передам герру генералу, а уж решать будет он...
«По башке тебе что ли дать...» - меланхолично подумал я. А вслух сказал:
А вы знаете, что у фюрера одно яичко?
Предположим. И что это меняет? - не поднимая глаз от своего гроссбуха ответил Беккенбауэр.
Да нет... Ничего особенного... Просто человек с одним яичком не может быть фюрером нации!
«Вот зачем я это сказал?». Врач кивнул:
Господин обер-лейтенант... Вам-то какая разница?
Я резко растерялся. В моем времени считалось, что тевтоны жутко мистичны и придают большое значение таким, якобы, эзотерическим вещам.
Ну, собственно говоря, никакой...
Ну вот и молитесь, чтобы у вас хотя бы одно яичко осталось...
Психиатр вздохнул и крикнул, обернувшись:
- Фройляйн Нахтигаль! Пригласите генерала!