Очередной аццкий отжиг от Кошелева?   
Блин, "...пора уже всем хорошим людям собраться и убить всех плохих людей..."(С) 

Хотя что завтра-то...

    - Будешь? - протянул мне Захар фляжку.
      Я глотнул, почти не чувствуя горечи водки. Какая-то другая горечь из сердца забивала все остальные чувства.
      Я подошел к ограде кладбища. Совсем рядом столя черный, покосившийся дом. Но жилой. Дым шел из трубы. А на столбы, державшие забор, были надеты каски...
      - Сынок, закурить, ёксель, есть? - тронул меня кто-то за плечо.
      Я оглянулся. Передо мной стоял старичок в смешной кепке, делавшей его похожим на гриб. Он улыбался стальными зубами. Двух, кстати, не было.
      - Держи, - протянул я ему пачку.
      - Две можно, ёксель?
      Я кивнул.
      Он аккуратно спрятал одну за ухо. Вторую прикурил от моей. Потом протянул руку:
      - Иван.
      - А по батюшке?
      - Иваныч. Хотя батюшки-то, ёксель, не знаю... Найденыш я. И фамилию дали - Найденов.
      - Почему найденыш?
      - Ак это, ёксель, меня во время войны нашли тут. Поди думаю местный же, раз тут нашли...
      - Да кто нашел-то?
      - Ак наши, ёксель и нашли... Тута рядом село было. Бои там были.... Жуть. Мелкой я был. Мамку-папку не помню. Помню, немцы ходили. Подкармливали, да... Потом наши пришли. Немцев побили. А потом их всех там в селе и положили.
      Иван Иваныч всплакнул:
      - Молодые все были, сильные, красивые... Полегли там ни за понюшку...
      - А вы-то как живы остались, Иван Иваныч?
      - Ак это... Ёксель... Девка меня молоденькая из-под огня вытащила. Санитарка, видать, была. Красивая, да. Тадысь меня в ногу и обранило. Вон, глянь...
      Иван Иваныч стал стаскивать штаны. Обнажив сатиновые трусы, не первой свежести, он показал кривой шрам на бедре:
      - Вишь как, ёксель? Опосля их немец там и побил всех. А я, вишь жив, благодаря девке-то...
      Я согласно промычал.
      - А я, вишь, все думаю с тех пор, ёксель. Зачем я жив-то остался? Лучше б та девка жива осталася.
      - А что, убили ее?
      - Агась... Убило ее...
      Я помялся и сказал ему:
      - Может так надо, чтоб именно Вы, Иван Иванович в живых остались?
      - На кой? Вот я трех детей родил. Старшой у меня тута и работал, пьяный напился и под комбайн угодил, средний - в Чечню эту проклятую поехал за деньгами да таки и невернулси, а последыш в Москве бизнесом деньги крутит. Переводы нам с мамкой шлет по праздникам. Тыщу пришлет - мы и рады, все ж помощь. А его ругаем, пусть себе оставляет - жизнь-то дорогая, сам, поди знаешь, и мы ему помочь стараемся. То картошечки пошлем с оказией. То огурчиков... На него вся надёжа.
      - Внуки-то есть, Иваныч?
      - Поди будут... Сынок, а выпить есть чего, за помин души? Я тебе картошечки отсыплю, а?
      - Сейчас...
      Я подошел к Захару, молча взял у него фляжку, наплескал крышку от котелка. Отнес деду.
      Тот чуть поклонился, принимая водку:
      - Благодарствую! Ну, ёксель... За помин души...
      Выпил, не отрываясь. Втянул воздух носом. И на выдохе:
      - Вкусно... Старуха разорется, ну да ладно. Не в первой. Спасибо, тебе солдатик.
      Я провел по камуфляжу грязной рукой:
      - Иван Иваныч, я поисковик.
      - Знаю я... Все одно - солдатик. Похоронная команда. Ты мне вот, что скажи, солдатик, простит она меня, ёксель, али как?
      - Кто? - удивился я.
      - Санитарка-та, что меня вытащила? А? Я, вишь как... Жил, ёксель, работал, хлеб растил, а всё бестолочью вышло. На последыша надёжа, на последыша.
      Я смешался, не зная, что сказать.
      - Солдатик, а плесни водочки еще, а?
      Я кивнул и снова пошел к Захару с Виталиком.
      От толпы старушек вдруг отошла бабулька. Молча подошла к Иван Иванычу, дала ему подзатыльник и погнала его с кладбища. Напоследок он мне улыбнулся щербато-железным ртом. Виновато так улыбнулся. Мол, не судьба...

Годзилко, соболезную. Действительно, самый венец книги.

Однако...