Проект "История города Череповца и Воскресенского монастыря"

Первое произведение.

Феодосий Череповецкий (старое название Афанасий "Железный посох") переделаное чуть-чуть.

Лето 1328 года.

Никогда в жизни не думал Василька, что придется совершить грех – украсть у зазевавшегося купца, корзинку с морошкой. Пока тот расхваливал свой товар, он схватил ее и убежал. А причина всего этого – голод. Когда же хозяин заметил пропажу да заорал: «Держи вора!», паренька и след простыл. Только кучерявую шевелюру, да босые ноги и разглядел. Василька, расталкивая прохожих, выбрался с Торга, да побежал в сторону Москвы-реки, где уже давно напротив стен Кромника присмотрел спокойное место. Огромный валун, что лежал почти у самой кромки воды. Забрался на него и давай жадно, горсть за горстью поглощать сладкую ягоду.
Эх, давно он так сытно не обедал, почти самой Твери, откуда его татары в полон, попытались увести. Да вот только он, Василька, убежал.
Неожиданно вспомнились последние месяцы жизни в родном городе. Накатила на щеку слеза. Вытер ее, и отругал, как мог, князя Александра Тверского, который на свой страх и риск, поднял народ супротив золотоордынцев. Василька считал, что только по глупости убили восставшие посла ордынского Чол-хана. Пусть тот и был человек злой и до безобразия алчный – но такой участи не заслуживал. Ну, и как последствия, почти через месяц явилось под стены города татарское войско с самим Узбек-ханом. И было бы полбеды, приди тот один, но с ним предстала перед глазами тверьчан и дружина Ивана Калиты. Бежал князь тверской в Псков. Вот и обрушили всю злобу свою ордынцы на народ. В полон увели каждого десятого. Василька оказался в их числе. На пол дороги сбежал, да в Москву подался, чтобы за родителей своих отомстить.
Сначала с каликами был, теперь вот один остался.
Василька вновь обтер выступившую на лице слезу, и хотел, было уже отправиться, куда глаза глядят, как вдруг коснулась его рука. И голос произнес:
-Попался воришка!
Паренек посмотрел на говорившего и обомлел. Перед ним стоял тот самый купец, у которого стащил он корзинку.
-Простите меня дяденька, я больше не буду, - прошептал Василька.
-Ясно дело не будешь. Вот отведу тебя к заплечных дел мастеру.
-Ой, не надо дяденька! Простите меня дяденька! - взмолился паренек, - С самой Твери ничего не ел, вот и совершил грех.
-С самой Твери? – переспросил купец.
-С самой Твери, - молвил Василька, - с тех самых пор, как татары меня в плен погнали. Но, мне удалось убежать от них.
-Ох, несчастный, ты несчастный, - проговорил торговец, и вдруг прижал его к себе, - Как же я тебя понимаю! У меня у самого сына в полон угнали. Как звать то тебя отрок?
-Василькой кличут.
-Значит Василькой! Родители у тебя есть Василька?
-Погибли они…
Неожиданно купец опустил паренька, вдруг сел рядом с ним на валун. Запустил руку за пазуху. Вытащил оттуда горбушку хлеба. Разломил пополам и протянул Васильке.
- Ешь!
Паренек посмотрел на торговца. На глазах у того выступили слезы. Они скатывались по румяным щекам и пропадали в густой бороде.
-Уплетай! – проговорил вдруг тот, улыбнулся и добавил, - а пошли ко мне жить!
И прозвучали его слова то ли, как просьба, то ли как уговор, а может и как приказ.
-А вы не шутите? – Спросил Василька.
-Нет, я серьезно, - сказал купец, и погладил паренька по курчавой русой голове, - меня, кстати, Акимом кличут.

Лето 1330 год.

Под стенами московской деревянной крепости теснятся и толкутся ладьи из различных мест. Перечислять так язык заболит. Да вот только Василька теперь откуда они по одному только внешнему виду узнает. Вон те из Новгорода, а эти из Кафы. Несколько из Киева, с десяток из Вятки. Пара штук из Булгары и Смоленска. Есть и из Сарая. Да вот только Васильку больше всего интересуют Белозерские. Их не так уж и много. Товар у них в основном стерлядь и пушнина. Рыбу ту, продают задорого, и ничего тут не поделаешь – царская она. Сам Иван Калита, человек к которому он до сих пор ненависть испытывает, больше всего именно стерлядь кушать любит. Отравить того попытаться можно, да вот только нет у хлопца теперь желания убить князя, а на причал явился только из-за того, что просил Аким свет Сидорович поговорить с купцами Белозерскими, чтобы взяли они Васильку, с собой на Бело озеро.
Парню теперь восемнадцатый год пошел. Подрос, возмужал, статным стал аки князь. Кафтан расстегнут, сапожки начищены, в руках грамотка рекомендательная. Ему ее монахи, по просьбе отца приемного, написали.
Идет чинно, словно и не купец, а дружинник какой. Такому не на ладьях по рекам ходить, а при князе быть. Остановился около одного из челнов, да и прокричал:
- Есть ли кто на ладье?
Из шатра выбрался мужичок лет пятидесяти. Бороденка седая редкая, топорщится. Рубашка белая в брюки полосатые не заправлена, сапожки слегка грязью покрыты.
-Тебе чего отрок надо? – поинтересовался тот, надкусывая солененький огурец.
-Да вот меня Аким свет Сидорович по прозвищу Квашня с грамотой к хозяину этой ладьи прислал. Вы, Дермидон свет Акулич?
-Ну, я, - проговорил старик, обтер руки об штанины и, протянув их, произнес, - давай грамоту.
Василька протянул бумагу. Тот взял ее в руки долго вертел, хотел, было, кого-то кликнуть, но передумал. Махнул рукой.
- Ты, это мне на словах скажи. Не грамотный я. А человек, что глаголицу знает, сейчас в город ушел, – молвил купец.
-Да отец мой, - начал, было, Василька, но, увидев удивленный взгляд Дермидонта, пояснил, - приемный. Просил, чтобы взяли вы меня в Белозерск.
-Ну, и хитер Аким, - ухмыльнулся купец, - знает к кому отправлять. Я ведь в должниках у него. Ладно, ступай на ладью. Вечером мы в Белозерск отправляемся.

Лето 1342 год.

Жизнь прожить, это вам не поле перейти, понял это Василька только, когда ему тридцать лет стукнуло. Вот уже два года прошло, как не стало Ивана Калиты. После смерти его, отправились русские князья в орду за ярлыками. Все князья были против того, чтобы старшим над ними был Симеон Иванович, мечтали, чтобы великим княжеством Владимирским управлял Константин Васильевич Суздальский. Да вот только ханы ордынские по-своему поступили. А пока князь московский в Орде находился, вспыхнула крупная рознь между боярами. Попал под горячую руку приемный отец Васильки. Во время разбоя убили его. Остался молодой купец один.
Долго страдал в одиночестве Василька, но все же решился отправиться с товаром в Белозерск.
На двенадцатый день пребывания на ладье, когда уже миновали реку Мологу и вошли в устье Шексны. Где по берегам реки росли непроходимые леса, в которых живности водилось видимо-невидимо, и изредка попадались поселения, в которых жили финно-угорские племена называемые – весь.
Разыгралась буря. Вдруг подул откуда-то противный холодный ветер, небо потемнело. Засверкали молнии, раздался гром. Пошел дождь, да такой сильный, что в метре не стало ничего видно. Рухнул тогда на колени Василька. Стало ему страшно, взмолился он к богу.
Пока молитву читал, глаз от палубы старался не поднимать, а когда оторвал свой взор от ненавистных досок, что готовы стали стать теперь домовиной, увидел сияние, что исходило откуда-то слева.
-Мужики, - вскричал тогда он, - гребите на свет. Там земля и наше спасение.
То ли господь вселил в них силы, то ли жить так хотелось, но вскоре ладья пристала к берегу. Спрыгнули мужики и вытащили ее на мелководье. Сам же Василька кинулся туда, откуда исходил свет. Когда достиг вершины горы так и замер.
Молния ударила в дерево, оно вспыхнуло. Именно этот огонь и увидел с ладьи купец.
-Не иначе сам Илья пророк смиловался, - прошептал Василька, упал на колени и стал молиться.
Видя все это, и товарищи его к нему присоединились.
Вскоре ненастье прекратилось. Тучи разошлись, и солнечные лучи коснулись земли.
-Чудесное место, - молвил самый старый в его команде. – Не, ужели сам господь бог, помог нам спастись. Я бы на твоем месте Василька свет Акимыч, поставил бы здесь крест.
-Я чаю, что ты прав Перемидон, - молвил купец, поднялся с колен и бегом бросился к ладье.
Сейчас спускаясь вниз по крутому берегу, Василька вдруг задумался, откуда вдруг у него силы взялись, в такой темноте забраться на эту вершину. Подбежал к лодке запрыгнул в нее, долго искал топор. Наконец нашел.
Вернулся наверх. Выбрал елочку и сделал из нее крест. Причем установил его так, чтобы с речки, проходившим мимо ладьям видно было.
Пока работал, мужики наловили рыбы. Сварили ухи.
-А знаешь, как это место местное племя весь называет? – вдруг поинтересовался старик.
-Откуда мне знать, - вздохнул Василька, поднося деревянную ложку с ухой ко рту.
-Рыбья гора, - старик вдруг задумался, попытался вспомнить, как это на финно-угорском языке звучит. Вспомнил и произнес, - Череповесь.
-Череповесь? – переспросил один из товарищей.
-Ну, разумеется.
Через несколько часов, после того, как такелаж ладьи привели в порядок, купец вновь отправился в Белозерск.

Весна 1353.

Десять лет прошло с того самого случая на реке Шексне. Вроде и жизнь потихоньку стала налаживаться. Прошли те времена, когда Новгородцы пошли войною на свои отторгнутые Устюжну и Белоозеро. Больше пожгли да пограбили, но вернулся из орды Симеон Иванович, прозванный в народе Гордым, и дал им отпор. Изредка тут и там вспыхивают восстание горожан. Да только Василька они все меньше и меньше затрагивают. И жена, и дети появились, все бы ни чего, да вот только в то лихолетье по Руси стал язвенный мор ходить. В одночасье погибли у московского купца все родные. Закрылся в тереме, хотел невзгоду пережить, да вдруг задумался. Вон и князь Владимирский в монахи постригся, принял имя инока Созонта, да в монастырь ушел.
Собрал купец свои скромные пожитки в узелок, да и двинулся пешочком до Радонежских лесов, где игуменом Сергием Радонежским был построен монастырь. Сначала по снегу шел, а по том, когда тот стал таять по слякоти. Уже на подходе к цели своей узнал Василька, что скончался от «моровой язвы» Симеон. И стало на душе у купца еще тоскливее. Начала казаться ему, что катится мир этот в гиену огненную, а тот случай, что был лет десять назад на Шексне предупреждением. И с этими мыслями постучал он в дубовые ворота.
-Что тебе нужно прохожий? - раздался с той стороны дверей басистый голос.
-Купец я, - молвил Василька, - вот хочу постриг принять.
Маленькая калитка в воротах открылась, и из-за стен монастыря вышел инок. Коричневая ряса, железный крест на груди, в руках посох вырезанный из целой ветки липы. Оглядел с ног до головы купца, погладил окладистую свою бороду и произнес:
-Проходи. Но помни, назад пути нет.
Василька перекрестился и последовал за монахом.
-А как звать тебя? – вдруг спросил тот.
-Василька сын Акима.
Инок кивнул.
-Ступай за мной, Василька Акимов сын.
И повел тот купца в центральный храм. Приняли того два игумена Митрофан и Сергий. Долго с ним разговаривали. Спрашивали да интересовались, пытались разубедить Васильку. Да вот только тот все на своем стоял. Поведал он им о чудесном спасении, что случилось десять лет назад. И как дал он слово служить богу, и вернуться в те места, чтобы поставить там часовенку.
-Ну, раз твердо решил, - молвил Сергий. – Неволить, и разубеждать больше не будем.
Протянул наперсный крест.
-Целуй.
Через пару дней не стало больше купца Васильки Акимова сына. Принял он постриг под именем Феодосия.

1362 год…

Почти девять лет прошло с того самого момента, когда Василька Акимов сын, пришел в Троице - Сергиевскую лавру, чтобы принять постриг и стать одним из учеников преподобного Сергия Радонежского. Под именем инока Феодосия наблюдал он из-за стен обители, как менялся мир. Как ушел из жизни Иван Иванович Красный – кроткий, тихий и милостивый князь. Умер, оставив править Московским княжеством девятилетнего Дмитрия. Вот только княжеством правит сейчас не он (что с младенца возьмешь), а митрополит Алексий. Человек – умный.
Вроде и хорошо за стенами лавры, да вот только что-то не дает душе Феодосия покоя. Пошел он к учителю своему Сергию, да и попросился уйти из монастыря, чтобы часовенку или храм какой-нибудь построить, на том самом месте, где он двадцать лет назад чуть не погиб.
Улыбнулся ему пресвитер Сергий и разрешил. Только попросил его взять с собой монаха Афонасия.
-Вам вдвоем легче будет, - молвил он, напутствуя. – Несите веру нашу народам языческим. Создавайте форпосты православия в лесах глухих.
Вдвоем покинули они обитель. Уговорив купцов, добрались до того места, где в Шексну впадала маленькая речка Ягорба. Еще находясь на борту ладьи, узрел Феодосии установленный им же на вершине горы крест.
- Гребите к берегу, - проговорил он, купцу.
Тот взглянул на железный посох старца, утвердительно кивнул. После чего приказал людям своим пристать к берегу.
Монахи сошли с ладьи. Подручный купца помог им с деревянным ящиком, в котором у тех лежали топоры. Поставил его у ног иноков.
-Благословите отче, - молвил купец, - нас на дальнейшее плавание.
Перекрестил их Афанасий, и вслед за Феодосием поспешил на вершину холма.
Крест от времени покосился чуть-чуть. Поляна, на которой когда-то, будучи купцом, дал слово вернуться сюда Василька, заросла.
-Вот и пришли, - проговорил Феодосии. Опустился на колени перед крестом и стал молиться. Тут же к нему присоединился Афанасий.
Вырыли сначала землянку, в которой почти все лето провели, а затем и часовенку заложили. И потянулись в эти места обиженные татарами люди. И уже через год появился здесь монастырь.

Конец лета 1380 года.

Вновь наступило лихолетье. Снова орда стала тревожить русскую землю. То тут, то там стали гореть города. Опять услышали люди - плачь детей и матерей. И тогда князь Дмитрий Иванович стал собирать войско, чтобы выступить против агрессоров.
Ладьи из Белозерска пристали к берегу. Спустился с нее князь на песчаный пляж, и с дружинниками поспешил к храму, что высился сейчас на горе. Сейчас после стольких лет и подъем благодаря лестнице, сделанной монахами стал намного легче.
Уже на самой вершине, встретили князя игумены Афанасий прозванный «Железный посох» да Феодосии Череповецкий. Оба в черных схимах, старые наладом дышат.
-Куда вы спешите, люди добрые? - молвил Афанасий, оглядывая людей князя.
-На битву спешим, отче, - проговорил старший среди них, и тут же приклонили все колена. – С татарами драться идем, чтобы больше не обижали они народ русский. Благословите отче.
И благословили старцы воинов. Спустились те к ладьям, и ушли по синей глади Шексны.
- Чую я, - молвил Феодосии, вглядываясь в даль, - что мир, в котором мы с тобой живем Афанасий, начал меняться.

1388

Когда пришел черед умирать Феодосии, вспомнил он тогда жизнь свою. Как был подростком, как встретил купца Акима, как плыл на ладьях в Белозерск, как был женат, как погибли его родные. Прокрутил в памяти и монашескую жизнь. Как похоронил несколько месяцев назад друга своего Афанасия.
И умер счастливым, помня, что закончилась эпоха татаро-монгольского ига.

Отредактировано Pretorianes (18-12-2009 21:04:37)