Хотели бой? Отгребите!
Будто из-под земли взлетает человек. Тело реагирует быстрее, чем я успеваю осознать сам факт атаки на меня. Ухожу вниз и влево перекатом и, не вставая, лежа на спине, пытаюсь с двух рук выстрелить в нечто черное и стемительное. Эсесовеца спасает от моих пуль только запредельная реакция. Он буквально размазывается в воздухе напрыгивая на меня. Отталкиваюсь со всей дури ногами и успеваю уйти из-под него кувырком назад. Он шустрый как ящерица и такой же верткий. Ударом ноги немец сбивает прицел моего пистолета, я пытаюсь сделать то же самое, ударив по его пистолету своим вторым. Выстрелы уходят в стороны. Удар маваши-гири… а фиг тебе! Кручу нижний хвост дракона. Вскочили почти одновременно. Щелчок пустого затвора левого ТТ как предупреждение. В правом вальтере тоже, кажется, только два патрона осталось. Хорошо настелялись! Правда, без толку. Рукопашка с пистолетами – каком-то фильме я это уже видела, всё хотела повторить, и вот – получила. Не знаю, как со стороны, похоже ли это на то, что вытворял киногерой, но по факту, когда пуля проходит рядом с виском – впечатления незабываемые!
В глазах у немца мелькнуло сначало удивление, а потом, как переключение проэктора – понимание и азарт. Похоже, с таким противником он еще не сталкивался. Что ж – уважим. Покажем всё, на что способны. Только, чур, потом не жаловаться! Немец тяжелее меня киллограмов на тридцать. Поджарый, сильный, в самом рассвете сил мужчина с холодными зеленоватыми глазами. Застыл напротив на несколько секунд, будто оценивая, но не усмехнулся, не стал хмыкать или пренебрежительно лыбиться – с такими профессионалами надо быть очень внимательной. Как правило, они не допускают ошибок в оценивании противника, будь то женщина или ребенок. Для них всё серьезно, без шуток и скидок на пол и возраст. Мне тоже нельзя раслабляться – то, что я носитель более технической и усовершенствованной боевой школы еще не значит, что я могу легко справится с любым бойцом. Некоторые приёмы могут просто не подействовать, а пропустив банальный прямой удар, можно так отгребсти, что больше и не потребуется.
И всё-таки я рада, что судьба меня свела с таким волком. Давно я не сражалась с по-настоящему сильным противником. Растреляная в Ровно рейсхканцелярия не в счет. Что за радость устраивать растрел, заранее зная, что они не смогут оказать действенного сопротивления. Расчитать получше схему движения по кабинету и внезапно атаковать – никто из этих «высокопосадовцив» так и не понял, что же случилось. А тут лицом к лицу! От такого адреналин из ушей течет!
- Ты есть майор Иванов!
Вот те раз! Откуда он знает? Русский у него с акцентом и неравильными ударениями, но вполне понимаем.
- Я есть думать про Выборг и знать, что есть командир спецгрупп фролянд! Ты есть она!
- Додумался, значит! А ты кто? – удивление бысро прошло, но озадачил он меня конкретно.
- Я есть гауптштурмфюрер Ойген Мюльсен! Я хотеть быть Выборг, но меня там не пустить. Я хотеть встеча с тобой. Ты убить мой друг! Ты многих убить Ровно!
- Рада, что ты тоже почувствовал, что значит терять друзей! Это вам за моего мужа!
- Ваш муж есть тот человек, который быть у нас?
- Вот именно!
- Он есть хороший воин. Он молчать, когда я с ним говорить!
- Ах, ты муда-к! Так ты его пытал?! – никогда не думала, что кому-то удастся вывести меня из равновесия посредине боя. – Сдохни, ублюдок!
Дальнейшее я помню мало. Помню, что рвалась во что бы не стало к горлу эсесовца. Порвать к чертям собачим! Задыхалась, плевала кровью, но это было так незначительно, по сравнению с тем, что он еще был жив! Я должна была его убить, несмотря ни на что!
Очнулась я стоя на коленях возле лежащего немца. Очнулась – это слабо сказано. Кто-то аккуратно дотронулся до моего плеча и я поняла, что давно уже вот так стою и бессмысленно смотрю на рукоять кинжала воткнутую в грудь врага. Выстрелов больше не слышно. А вокруг стоят люди. Мой, изрядно потрёпаный отряд, а в стороне какие-то незнакомые мужики. Кажется всё закончилось.
- Летт? – голос сзади вроде бы знакомый. Можно, наверное, уже расслабиться. А не могу.
Дрожь бьет всё сильнее.
- Лёха? – позвала я. – Лёха?
Тишина. Никто не отозвался. Почему? Я же за ним пришла! Где он?
- Лёшенька, прости!
Как я могла извинится перед ним, за то, что допустила тот ужас, через который ему пришлось пройти. Почему я так медлила? Почему не поспешила?
- Ника… - это уже другой голос. Кто-то становится рядом со мной и обнимает меня за плечи.
- Всё хорошо, Ника. Всё хорошо. Лёша уже в тылу, в госпитале. С ним всё хорошо.
Я хватаю этого человека за шкирки и прижимаю голову к его груди. Мне надо спрятаться, чтобы никто не увидел, как слёзы текут у меня из глаз, а тело содрагается от рыданий.
- Я есть любить убивать их всех. Я их всех нахрен ….. – шепчу я, наворачивая маты один круче другого. Будто эта нецензурщина может выплеснуть мою боль. Наивная… но мне и вправду становиться легче.
Игрок пытается меня обнять. А вот это уже лишнее. Последний раз вздыхаю и выпрямляюсь.
Встаю и ухожу за деревья. Недалеко. Просто мне надо сейчас побыть одной. Прийти в себя и после боя и после всего сказаного немцем. Подумать.
- Ничего себе баба! – приглушенное удивление, будто толчок в спину.
Ладно, с этим мы разберемся позже…
Отредактировано Ника (11-10-2009 17:20:06)