«Тридцатьчетвёрка» остановилась, лязгнув на прощанье траками, на опушке. Крышка  башенного люка отлетела в сторону с железным стуком, и оттуда чёртиком вылетел человек в комбинезоне и шлеме. Стуча каблуками сапог по броне, ссыпался вниз и сразу же рванул к стоявшему поодаль штабному автобусу, не обращая внимания на вопросительные оклики командиров и бойцов, слонявшихся бесцельно поблизости.
Часовой, совсем молодой парнишка, дёрнулся было взять винтовку «на руку» и преградить дорогу, но натолкнулся на бешенный взгляд танкиста и, тихо ойкнув, отскочил в сторону, стремительно бледнея.
Незнакомец пулей влетел в автобус, но почти сразу же выскочил обратно.
- Где. Майор. Чернышёв, - тихо, разделяя каждое слово спросил он, глядя в землю и, судя по внешнему виду, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться окончательно.
- Так он это… бриться пошёл, - поспешно откликнулся часовой. – К роднику.
Танкист, не говоря больше ни слова, двинул в указанном направлении, не разбирая дороги, прямо через кусты, словно матёрый кабан.
Шагов через тридцать он оказался в небольшой лощинке, по дну которой бежал, весело журча, тоненький ручеёк тёмно-изумрудной воды, искрящейся и переливающейся в солнечных лучах, нашедших дорогу через кроны деревьев.
Человек в тёмно-синих командирских галифе и белой майке стоял возле истока, негромко мурлыча себе под нос какой-то весёлый мотивчик. Лицо его наполовину скрывала белоснежная пена. В руке он держал опасную бритву. Серая коверкотовая гимнастёрка, ремень, портупея и кобура лежали неподалёку, на покатом валуне, обильно поросшем мхом.
- Вот ты где! – яростно выкрикнул танкист, царапая ногтями клапан своей кобуры. – Весело тебе, сволочь!
- Ещё раз здравствуйте, Михаил Георгиевич, - бреющийся как ни чём ни бывало провёл бритвой по щеке, снимая щетину и глянул в небольшое круглое зеркальце, закреплённое на тоненьком деревце на уровне его глаз. – Вы чем-то расстроены?
- Ах ты…- задохнулся танкист, багровея лицом. – Ты ещё издеваться?!.. Застрелю! Как собаку пристрелю!!
- Спокойно! – резким неприятным голосом осадил его бреющийся. – Хватит истерить, точно кисейная барышня! Вы же генерал, чёрт побери, возьмите себя в руки. Что случилось?
Танкист замер. Несколько мгновений он хватал ртом воздух словно рыбина, выброшенная удачливым рыбаком на землю, а потом неожиданно понуро сгорбился и как-то обмяк. ТТ в бессильно опущенной руке безжизненно уставился стволом в землю.
- Корпус, - глухо сказал танкист после продолжительного молчания. – Мой корпус… Его больше нет… Совсем… Тысяча танков…Как сухой хворост, в один миг!
Бреющийся спокойно сполоснул бритву, вытер лицо полотенцем, перекинутым через его плечо, потом вытер руки и, насвистывая, принялся натягивать гимнастёрку. Вскоре перед танкистом стоял подтянутый и ладный командир с двумя майорскими «шпалами» в чёрных танкистских петлицах и орденом Красной Звезды над левым клапаном нагрудного кармана.
- И что? – хладнокровно осведомился он. – В чём проблема-то?
Танкист медленно поднял голову. Его лихорадочно блестевшие глаза, все в мелкой сеточке лопнувших сосудиков, красные от недосыпа и нечеловеческого напряжения, впились в лицо майора. Чумазое лицо странно дрогнуло. Так, словно человек хотел разрыдаться, но в последнее мгновение сумел сдержаться. Генерал медленно поднял левую руку и рывком дёрнул сначала ворот комбинезона, с мясом вырывая верхние пуговицы, а затем крючки гимнастёрки.
- Ты… ты же обещал?!.. Вспомни, что ты мне говорил, что показывал – где всё это? Где, я тебя спрашиваю?!! Мы же должны сейчас быть на Висле, бить немчуру в хвост и в гриву. И чем, - голос генерала на секунду сорвался, - чем мы их сейчас будем бить? Сгоревшими танками? Выкошенной под корень пулемётным огнём пехотой? Чем?!! Посмотри вокруг, разве это Польша?!
- А, вы об этом, - скучающе протянул майор. – Что я могу сказать? Бывает. Небольшая ошибка в расчётах. Выходит, карта легла так, что Берлин и Варшаву будет брать другой генерал Хацкилевич, не вы… Да хватит уже махать этой пукалкой! – Майор сердито повёл рукой и пистолет вылетел из руки генерала, плюхнулся в воду и мгновенно исчез. – Поймите же вы, чудак-человек, реальностей великое множество и угадать правильно, в какой именно мы оказались неимоверно сложно, практически невозможно. Но могу вас заверить, что именно сейчас наши войска с успехом ломают немецкую оборону, жгут вражеские аэродромы, гонят колонны пленных. Просто… ну это немножко не здесь. Понимаете?
Генерал пошатнулся.
- Мой корпус… Выходит, всё зазря? Я напрасно слушал твои советы? Выдвигал войска, технику, добивался переноса складов, подтягивал резервы…
- Почему же? – майор совершенно искренне удивился. – Вы всё делали так, как и должно было быть… В вашей реальности.
- Ты! – Хацкилевич дёрнулся, словно от удара. – Ты.. Ты дьявол! Будь проклят, мерзавец!
- Опять эта высокопарность и пафос, - поморщился майор. – Всегда одно и то же. Ну почему никто не хочет войти в наше положение? Почему все думают, что коррекция времени должна постоянно идти одинаково при совершенно разных раскладах? Вы что же, милейший, считаете, будто время мой послушный домашний зверёк, который исполняет любые желания? Так вот я вас огорчу до невозможности – это не так. Совсем не так!.. Впрочем, - добавил он после небольшой паузы, - это уже не имеет ровным счётом ни малейшего значения, мне пора. Надо ещё успеть к вашему более удачливому отражению. Страсть как хочется войти в рейхстаг первым!.. Прощайте, генерал! – Майор лучезарно улыбнулся и, сорвав травинку, не торопясь двинулся вдоль ручья.
- Скажи хоть, что мне делать? – с тоской окликнул его Хацкилевич. – Пустить себе пулю в лоб или, быть может, рвануть на последней машине в лобовую на немецкие орудия?
- Что делать? -  Майор замедлил шаг и бросил косой взгляд через плечо. – А в самом деле, что вам делать? – Он ненадолго задумался, будто прислушиваясь к чему-то. – А знаете… просто не закрывайте люк вашего танка во время движения.
- …???!!!
- Придет время, - ухмыльнулся майор, - и вы всё поймёте. Обязательно поймёте. Я обещаю!..

…Кадет Михаил Федорович "Тайна Слонимских курганов" (статья в газете "Советская Белоруссия"): "По вражьей воле туда и втянулись колонны штаба 6-го мехкорпуса, его медсанбата, других тыловых подразделений. От моста и брода у Кошелей колонны направлялись к Клепачам, чтобы дальше - через Озерницу выйти к Слониму... У поворота Ивановки, откуда хорошо просматривалась дорога на Кошели, немецкие артиллеристы установили орудия, а чтобы не было помех, сожгли дома, другие постройки на краю деревни. Появилась разведка: бронемашина и бойцы на трех мотоциклах с колясками… Один мотоцикл помчался назад. Потом у поворота появился танк Т-34 с по-походному открытыми люками. Немец, скрывавшийся в придорожной яме, вскочил и забросил гранату в башенный люк. Из уткнувшейся в бугор и заглохшей "тридцатьчетверки" вылетели и посыпались какие-то бумаги и денежные купюры: видимо, в ней везли документы и корпусную казну. Экипаж погиб. Но машина не взорвалась… Произошло это на глазах Петра Ракевича, Николая Апановича, Ивана Ракевича, многих других сельчан, томившихся у погоста. И следом за взрывом гранаты взлетела сигнальная ракета - немцы ударили по колонне из орудий, минометов, пулеметов… Неожиданный огонь, прицельный и сплошной, ошеломил красноармейскую колонну. Некоторые солдаты и офицеры не успели взяться за оружие. Позже жителям Клепачей открылись жуткие видения. Одно наиболее запечатлелось в памяти Петра Ракевича: в кузове машины-полуторки, пробитом пулями, навалом, друг на друге лежали убитые - 11 красноармейцев и женщина с ребенком; из кабины не успели выпрыгнуть водитель и капитан с танковыми эмблемами. И все же кому-то удалось вырваться за огненную завесу. Одна группа, прикрывшись кустарником, смяла орудийные и минометные расчеты, пробилась в лес на противоположном берегу. Другая - вслед за танком и бронемашиной прорвалась через мост. Многие из тех, кто находился в хвосте колонны, укрылись в лесу, что ближе к Зельвянке. Эпизоды и картины кровавой схватки в Клепачах, как и подобных событий в Озернице, других местах этого уголка Слонимщины, складывались постепенно. А связь моя со здешними местами проистекает, хотя и с перерывами, лет двадцать. С того дня, как побывал в Озернице и Клепачах со слонимским журналистом и краеведом Михаилом Ивановичем Рылко. Позже, приезжал сюда с группой участников приграничного сражения, были среди них и ветераны 6-го мехкорпуса. (В те годы я работал корреспондентом газеты Белорусского военного округа "Во славу Родины"). Собрал немало воспоминаний очевидцев драматического события. Наиболее ценными свидетелями оказались Петр Семенович Ракевич и Николай Васильевич Ананович. Они воевали в партизанском отряде. После освобождения Слонимщины ушли на фронт. Пулеметчик Ракевич участвовал в штурме Кенигсберга, артиллерист Ракевич - Берлина. Они толково, по-военному понятливо изложили существенные подробности скоротечного боя немецких десантников и красноармейцев. Из "тридцатьчетверки", которую остановил гранатометчик, они достали и похоронили тела четырех человек. Один из погибших, как установили по найденным при нем документам, был генерал-майор Хацкилевич. Его документы Петр Ракевич спрятал на чердаке школы… Немецкие солдаты добили раненых, у прибрежного обрыва расстреляли сдавшихся в плен. Потом офицер, очевидно, из русских эмигрантов ошеломил и без того перепуганных сельчан:
- Немецкое командование поздравляет вас с освобождением от большевизма и приказывает закопать уничтоженных большевиков. Три часа - и чтобы духа большевистского не было! Невыполнившие приказ будут строго наказаны, - и язвительно запел: "Ложись проклятьем заклейменный…"
После боя немцы начали шарить по домам, но вскоре послышались клики и все они поспешили к Озернице… Сельчане, как было приказано, стянули, снесли и сложили убитых в ямы, выкопанные недалеко от дороги на Кошели. Сколько положили народа, никто не считал. Позже по сходным прикидкам очевидцы сошлись на цифрах 350-370. Среди убитых были женщины - врачи и сестры медсанбата, жены военных, их дети..."