Организовали они всё грамотно. В то время, как десяток конников въезжал в деревню по центральной улице – совершенно не таясь и нарочно производя как можно больше шума, пятеро солдат в немецкой, мышиного цвета, форме, но с советскими винтовками и автоматами, притаились в густых кустах, вольготно раскинувшихся за околицей.
Деревушка казалась мёртвой: ни дымков над избами, ни стука калиток, ни лая собак. Конники, громко переговариваясь, промчались на другой конец. Остановились на пригорке. Командовавший ими фельдфебель с Железным Крестом II-го класса зычно отдал приказ спешиться.
- Вон он, приготовились! – тихо сказал один из тех, кто прятался в кустах, заметив, как в сетке бинокля мелькнуло что-то тёмное, стремглав мчащееся к лесу.
Человек бежал, прихрамывая, подгоняемый пока ещё далёкими криками кавалеристов, так же заметивших его.
Погоня продолжалась недолго: выскочившие из засады солдаты одним махом сбили жертву с ног, безжалостно повалив беглеца в нескошенную траву.
Когда фельдфебель не торопясь подъехал к месту событий, задержанный уже стоял перед солдатами, тяжело дыша и сплёвывая время от времени кровь из разбитой губы. На вид ему было лет восемнадцать-девятнадцать, может чуть больше. Совсем чуть-чуть. Даже чёрные круги, залегшие вокруг глаз и глубоко запавшие, с нездоровой синевой, щёки не делали его старше. Левая рука, похоже, раненная, безжизненно свисала вдоль тела, а правой он прижимал к груди большую ковригу, видимо только что полученную в деревне. Тонкие бледные пальцы крепко вцепились в ржаную корку.
Фельдфебель легко спрыгнул с коня, небрежно бросил поводья ординарцу и не спеша обошёл пойманного паренька, разглядывая того со всех сторон. Но тот стоял прямо, не поворачивая головы даже тогда, когда фельдфебель, размахивающий плетью, оказывался позади него. Потухшие глаза неотрывно смотрели перед собой.
Солдаты, отпускали язвительные замечания и зубоскалили по поводу его не по росту больших галифе, спущенных обмоток и потрёпанной красноармейской гимнастёрки, на которой обильная августовская роса перемешалась с выступившим от бега и напряжения потом.
- Ну-с, и кто же это тут у нас? – нарушил, наконец, своё затянувшееся молчание фельдфебель. – Документы при нём нашли какие-нибудь? – Солдаты ответили отрицательно. – Великолепно! Значит, это или советский разведчик, или… партизан? – последние слова фельдфебель произнёс вкрадчивым тоном, остановившись перед пареньком и цепко глядя тому в лицо. – Отвечать! – Он больно ткнул рукояткой плети в грудь задержанного. – Хочешь жить, покажешь нам, где расположен партизанский лагерь. Ну?!
- Я не партизан, - едва слышно прошептал паренёк. – Честное слово.
- Возможно, возможно, - легко согласился фельдфебель. – Но… вот кто тебе дал хлеб ты наверняка знаешь. Ведь так?
Парнишка угрюмо молчал, ещё крепче прижав к груди ковригу.
- Ну же, - настойчиво произнёс фельдфебель, - я не буду требовать слишком много. Мне будет достаточно, если ты покажешь хотя бы дом. И тогда… пожалуй, я даже пощажу тебя, хоть это и против правил. Что скажешь?
Паренёк отрицательно качнул головой.
- Это касается не только меня, - сказал он твёрдо, - хлеб нужен ещё троим. Отпустите меня, они ранены и больны.
- О, это другое дело, - обрадовался фельдфебель. – Отведи нас к своим друзьям, мы их обязательно накормим, а, если надо, то и подлечим. Верно, хлопцы? – Солдаты одобрительно засмеялись.
Задержанный дёрнулся, с тоской глянул в небо и вновь мотнул головой.
- Нет.
- О, как! – изумился фельдфебель, сделав круглые глаза.
- Да что ты с ним цацкаешься, командир, - не выдержал рослый солдат с обожженной щекой, - дай мне этого краснопузого на пять минут и он нам не только всё расскажет, но и впереди твоего Урагана к лагерю на рысях помчится!
- Ну, зачем такие крайности, Сальников, - укоризненно выгнул бровь фельдфебель. – Мы же не звери, а солдаты доблестной Русской Освободительной Армии!.. Автомат! – он требовательно протянул руку. Ординарец, замешкавшись на секунду, начал торопливо сдёргивать с плеча ремень, кляня подвернувшийся не вовремя погон.
Паренёк словно очнулся от спячки. Он быстро обвёл глазами окруживших его солдат, выбрал одного, самого пожилого, с седыми усами и, заметив на его лице явное сострадание, выкрикнул с отчаянием:
- Отец! Что же ты смотришь?!
Короткая, на три-четыре патрона, очередь ударила его в грудь и он упал навзничь, широко разбросав руки. Краюха отлетела куда-то в траву…
Седой солдат отвернулся и краем глаза заметил белое как снег лицо какого-то русоволосого вихрастого мальчишки с синими, как небо глазами, с ужасом наблюдавшего за всем происходящим из зарослей орешника…
-… Да, задание выполнено… Нет, проблем не было, всё прошло строго по плану… Конечно, можно вызывать группу эвакуации… Ждём. Конец связи!
Фельдфебель закончил разговор и нажал клавишу отбоя на маленьком серебристом аппаратике, напоминавшем застывшую каплю.
- Ещё минут десять, хлопцы, - сообщил он товарищам и принялся сдирать с себя опостылевший мундир. – Десять минут и катер нас заберёт… Василич!!!
Седой, схватившись за грудь, медленно падал на землю. Кто- то кинулся ему на помощь, кто-то бросился в сторону, полагая, что по ним ведётся огонь засевшим неподалёку стрелком.
«Фельдфебель» упал на колени и, подхватив голову седого, с тревогой всматривался в его помутневшие глаза.
- Василич, ты слышишь меня? Да отзовись же, старый чёрт! Ты что это удумал, а?
- Фигня… фигня война, главное… – манёвры, - запинаясь, с трудом проговорил седой. – Вишь, какая заковыка, Олежка, сердце, видать, прихватило… стар я, выходит, для этих игр…
- Да ты что такое говоришь, Василич, - изменился в лице «фельдфебель». – Неужто из-за гниды этой? Ты же сам его линию отслеживал, помнишь, что эта сука в лагере после вытворяла? Или забыл, как он девчушку ту чешскую… потом, в сорок четвёртом? А профессора?!
- Я и говорю… старый я для всего этого… - слабо улыбнулся седой.
- Чёрт! Чёрт! Чёрт!.. Да где этот грёбаный катер?!! – «фельдфебель» беспомощно оглянулся по сторонам. Солдаты, поняв, что внешней угрозы нет, молча стояли вокруг. – У нас же из лекарств только йод да бинты… Блин, ведь просил же хотя бы одну аптечку нормальную выдать! Перестраховщики, твою за ногу!.. Потерпи, Василич, потерпи ещё чуток, а?
- А пацанёнок-то наш всё видел, - едва слышно прошептал седой, не открывая глаз. – Ты бы знал, Олежка, с какой ненавистью он на меня смотрел – ещё немного и с голыми руками бы на нас бросился…
- Да знаю я, Василич, знаю, - плачуще сказал «фельдфебель», - и ребята тоже всё видели.
- Хоть какая-то польза с той падали вышла, - негромко пробурчал солдат с обожженной щекой.
- Зуб даю, он через десять лет всё как положено сделает – мы ж ему нынче такую правильную прививку поставили, закачаешься! Даже не сомневайся, верь мне.. А сейчас лучше помолчи, помолчи, Василич, не трать силы!..
…Василич?!!..