Тут сборка предыдущих эпизодов и чуть-чуть нового. Пока последний разговор с СБ не окончательный и подлежит еще правкам.

СБ (Мякишев)

Наша лихая пробежка по Белоруссии запомнится мне надолго. Как я слышал, тут не то одиннадцать тысяч рек и семь тысяч озёр, не то наоборот. Но такое ощущение, что половина из них оказалась на нашем пути. Вся беготня шла под девизом «Ни дня без переправы» и наши сопровождающие явно старались перевыполнить план. Однажды я даже не выдержал:
– Мы эту речку что, третий раз переходим, что ли?
– А як Вы здагадалися?
Вот, ёлки-палки! Спросил, называется.
– По неповторимому запаху! – бросил я. – А какого хобота мы с берега на берега скачем?!
– Дык, эта.… Тут петли… Мы километрау пятнаццать зрэзали…
– Тогда ладно, идём дальше.
Проводник ещё раз принюхался озадаченно, пожал плечами и пошёл вперёд.
Второй особенностью было отношение местных партизан к нам. С одной стороны – вполне искреннее уважение. С другой.… Как бы так объяснить? Как к противотанковой гранате без чеки. Обращались с нами максимально бережно, но при этом старались спихнуть с рук как можно быстрее. И я их прекрасно понимаю и не берусь осуждать. Тут дело такое: а ну, как нам приспичит ещё какое громкое дело провернуть? Потом мы уйдём, а немцы будут не одну неделю всю округу на уши ставить, кому надо такое счастье?
По дороге несколько раз принимали сводки с фронта, дела там шли не блестяще. Сообщалось о тяжёлых боях на Смоленском направлении, затем – в самом городе. А мы в начале собирались идти туда.… Посовещавшись с Никой Алексеевной, мы решили выходить к своим южнее Могилёва, но севернее Гомеля. Оно и ближе, чем Смоленск, и вне главной зоны боевых действий.  И Березину переплывать не придётся… Правда, форсировать Днепр ниже его слияния с этой рекой тоже не сахар. Эх, как хорошо в Маньчжурии – едешь и едешь верхом, каждому озерцу и ручейку радуешься, а не думаешь о том, как скоро у тебя перепонки на ногах вырастут.
На очередной ночёвке в очередном отряде мы узнали о подозрительных окруженцах. Командир отряда пытался окольными путями выяснить, не могли бы мы прояснить обстановку. Кружева плести было некогда, пришлось переводить разговор в конструктивное русло.
– А чем вам эти окруженцы не угодили?
– Да странные они какие-то. Все на восток идут, а эти – какими-то зигзагами, то на север, то на запад…
– Может, заблудились просто?
– Да нет, дорогу спрашивали. И ещё, обычно стараются налегке выйти, а эти за собой танки тащат, причём какие-то странные, не наши вроде.
– Что значит – «странные»? И откуда ты знаешь, что не наши? Большой специалист по танкам?
– Так я сам – танкист бывший, после Халхин-Гола по контузии комиссован. Да и за войну насмотрелся. Эти здоровые, пушки – так даже не полковой калибр, а поболе.
– Ладно, разберёмся. Где они хоть находятся?
– Да туточки, недалеко, часа три ходу – на ночёвку устроились. Охрану, правда, выставили…

* * *
А потом был ночной марш-бросок с захватом языка. Всё прошло настолько просто и буднично  – Седьмой и Самурай как на рынок за картошкой сходили. Доставленный к нам «язык» – парень лет двадцати в танковом комбинезоне без погон – выглядел несколько испуганным и озадаченным. Трудность представляло только то, что разговорить его надо было аккуратно, без членовредительства, на случай, если он на самом деле – свой. Так-то питомцы Летт методикой экспресс-допроса, как они это называли, владели вполне на уровне, да и я подучился, в рейде часто пригодиться может. Но это – на крайний случай.
Тем не менее, убедившись, что мы – советские разведчики, он вздохнул с облегчением и заговорил, хоть и не слишком откровенно. Так или иначе, но вскоре прозвучало, что он – боец из группы «товарища Медведя». Ника насторожилась:
– Какого Медведя?
Вопросы сыпались градом, нашу командира интересовало почти всё – возраст, звание, имя, внешний вид.… Было очевидно, что Ника надеется узнать в этом неведомом мне полковнике кого-то знакомого и – боится ошибиться. Наконец, она вздохнула с облегчением:
– Он. Он, чертяка. СБ, готовь наших, прощайся с партизанами – идём к своим. А ты, – Ника повернулась к пленному – ты нас проводишь, чтоб всё спокойно и без лишних нервов.
– Ага, «проводишь» - не пойми кого к командиру. Если вы свои – то хоть пояс верните. И оружие!
– Вернём, обязательно вернём – всё равно ты им пользоваться не умеешь. И с оружием опаснее для себя, чем для нас.
Собрались мы привычно быстро, попрыгали, и, выстроившись гуськом в сложившемся за последние дни порядке, двинули за новым проводником. С собой прихватили одного из партизан – просто чтобы передать командиру последнего приютившего нас отряда нужные ему подробности, не возвращаясь и не задерживаясь.
Через цепь пикетов просочились почти без затруднений. Пару раз присели за кустиками, и всё на этом. Килл только фыркнул презрительно. Перед хаткой хутора, в которой разместился искомый командир с лесной фамилией, стоял часовой. С ним перебросился парой слов наш провожатый, после чего, пройдя сени, постучал в косяк и вошёл внутрь со словами:
– Товарищ полковник, рядовой Кучкин прибыл с…
– Ну надо же – прибыл он! – я бесцеремонно прервал доклад: что-то быстро товарищ очухался, а то ещё ляпнет чего. – Доставлен ты, а не прибыл.
Заглянув в помещение, я увидел в свете мерцающей с прикрученным до предела фитилём керосинки коренастого танкиста, который, услышав незнакомый голос, уже схватил трофейный МП и нацелил его на дверь. И тут мимо меня проскочила наша Летт и с криком «Соджет! Живооооой!» повисла у него на шее.
Все немного оторопели, включая этого самого Медведя-Соджета. Наконец, он перевёл дух и спросил:
– Ника? Ты?! Живая и настоящая – или это глюки от недосыпу?
– Доказать? – как-то подозрительно ласково спросила Летт.
– Не надо! Уже верю. Вот бывает же – незнакомец потер лицо ладонями. – Только горевал, что нет разведки нормальной, тычусь, как кутёнок в ящике. Лёш спать – и нате вам, разведка пожаловала. Нет, Ника, ты правда – пришла? Или приснилась?
– Пришла, пришла.… Давай народ разместим, поговорить потом успеем…

Соджет

После того как мы разместили вновь прибывших я воспользовавшись моментом что Ника еще не успела добраться до меня по полной программе устроил разнос начальнику охраны лагеря у которого вначале сперли подчиненного ему бойца, а потом еще и по его наводке нашли наш лагерь, пройдя посты незамеченными.
- Но товарищ командир это же наши оказались!! - пытался оправдаться Еременко - Да мы ж...
- Что вы ж?! Наши оказались?? - продолжал я разбор полетов - Это я со стопроцентной  гарантией знаю, что они наши а вот откуда у ВАС такая уверенность-то сходу? Я уж про вашего "бойца-партизана" молчу... С такой "охраной" я вообще поражен, что нас еще не перебили ночью.
При этом слово охрана было произнесено мной с таким сарказмом, что Еременко просто не нашел что мне на это возразить.
От дальнейшей экзекуции охрану лагеря в лице ее начальника спасла Ника пришедшая таки поговорить со мной закончив размещать своих людей.

Ника

Человек - странное существо. Вот поел, попил, отоспался и вроде бы уже и жизнь хороша и душа радуется. А если встретился на пути знакомый, то вообще в пляс пойдет.  Хоть и война кругом и кажется,  очерствела душа, а нате...  возрадовалась. Совсем по-детски. Могу я порадоваться или не могу? Эти мужики меня в последнее время за какого-то робота-супербойца держат. Совсем можно с катушек слететь! Радоваться надо, радоваться! Вот таким обычным человеческим встречам!
У меня от такой «человеческой» радости, чуть дежа-вю не случилось. Опять Белоруссия, опять немецкий тыл, опять Соджет с танком, а я с диверсионной группой. Вот только вряд ли здесь поблизости окажутся еще Букварь со Степаном и Змеем. Ну, нет! На фиг – на фиг! Нас двоих на квадратный километр и то много. Как Выборг вспомню, так вздрагиваю – натворили мы тогда дел! А Смоленск тот же! Второй Сталинград! Нет, в этом мире – первый! Не было тут Сталинграда и не будет. А вот Смоленск есть. И котел смоленский к которому все силы, что с немецкой, что с нашей стороны стянуты. Бой за каждый метр, за каждый камень идет уже почти полтора месяца. Да и вокруг Смоленска. Партизанско-диверсионное движение возглавляемое Стариновым и Шапочниковым разрослось куда более, чем в нашу войну. Немцы боятся лишний раз в кустики отойти – о как мы их напужали! Третий фронт, открытый некогда сдуру восьмерыми попаданцами в данный момент одно из самых серьезных направлений военных действий. Вот только название прижилось хотя, когда мы стали Берии объяснять почему собственно «Третий» он сначала не понял. И почему Англия с Америкой должны быть «Вторым фронтом» – тоже. В его логике «второй» не может быть после «третьего». А в нашей и  не такое случалось!
С Соджетом мы засиделись до утра – было о чем поговорить. Конечно, главным вопросом было сакраментальное: «Что делать?». А потом уже – как, зачем и почему. Первым же действием (даже не обсуждаемым) было связаться с Центром и поставить в известность Старинова о нашей встрече.  Думаю, что приказа «бросить и возвращаться» не будет. Потому, что я точно не брошу Соджета, а Соджет - свои танчики. Так что Старинов должен будет понять, что попытавшись выдернуть нас, он может получить прямое неподчинение приказу – то есть я его грубо пошлю. Пусть думает лучше как нас использовать в данной ситуации и данном месте. Кстати, у смоленских партизан еще танков не было? Теперь будут!

Соджет

Наши с Никой препирательства на тему что делать и как это сделать с наименьшими потерями было прервано криками "Воздух" раздавшимися снаружи
Я сразу же выбежал и посмотрев на небо увидел девятку лаптежников, идущих точно на наш лагерь.
" Это не случайность, нас явно кто то сдал!" - мелькнула в голове суматошная мысль, в то время как ноги сами собой понесли меня в сторону стоящей без экипажей техники.
И я таки почти успел - мне оставалось пробежать всего несколько метров как начали рваться бомбы. Я увидел как на месте того танка к которому я бежал вспух огненный шар... Потом я почувствовал удар в грудь, и возникло ощущение полета, удар о землю я почти и не ощутил. Последнее что я увидел была бегущая ко мне Аня и наступила темнота.

Ника

Встретились, ля! Встретились! И чуть не простились... навсегда! Осколочное в грудь, чуть-чуть бы ниже и прощай хороший товарищ, заядлый форумчанин и невезучий попаданец Соджет. Что ж мне теперь делать? Хотя не слишком большой выбор – или к партизанам и там уже дальше вызывать самолет для эвакуации, или бросать... о последнем и думать забудь! Не брошу я его, даже если вся партия во главе с правительством настаивать будет!
В партизанском отряде, куда мы добрались к вечеру следующего дня при помощи проводника, нас встречали чуть ли не с фанфарами. Командир партизанского отряда первый секретарь обкома партии Кричева товарищ Гусевич распахнул объятия, будто не диверсантов с ранеными танкистами встречал, а ближайших родственников. Сразу же и землянки предоставили – для нас и для Соджета. Игорь Петрович и вправду оказался мужиком приветливым, добрым и с такой лукавой улыбкой, что походил на заботливого дедушку, а не на боевого командира.
А после обмена речами и сытного ужина, при свете коптилки нам, наконец, поведали причину радости – телеграмму с Центра.

СБ

– Что это? – спросила Ника, глядя поверх взятого в руки  листка бумаги.
– Указ о награждении вашей группы за Ровно. Не очень-то щедро, на мой взгляд, но и не «рукопожатие перед строем».
– Посмотрим. Так, это вступление, так… ага, вот оно: «Майора Иванову  – орденом Ленина; капитана Мякишева и лейтенанта Алексеева – орденом Боевого Красного Знамени». Водограй, Сёмин, Литвинов, Березин – «Звёздочка». Широких, Малахов, Денисов – «Слава». Бычко – тоже орден Ленина, но посмертно.
– Последнее – это, наверное, для компенсации того, что Героя никому так и не дали…

Ника

Отгремели фанфары, напринимались поздравлений вместе с неплохой самогоночкой под радостные похлопывания по спинам. Все бы им, мужикам, цяци на грудь вешать, а по мне – всех медалей и орденов в мире не хватит на то, чтобы расплатится за то, что эти мужики каждый день умирают, идя в атаку на убийственный ливень пулеметного огня.
Вот сижу и смотрю на расшифровку, как баран на новые ворота. Ладно – не баран, а коза и не на новые ворота, а на бумажку размером с листок блокнота, выдранный по-хозяйски из планшета командира партизанского отряда. А на ней ровными такими буковками: «Выйти не позже 12 июля в район гусино тчк любыми средствами не дать составу с самоходными орудиями эрвин выйти на точку базирования катынь». Весело, да?!
- И что ты про это думаешь? – Я протянула СБ бумажку и грустно уставилась на лучик солнца пробивающийся сквозь крону клена.
- Будем выполнять.
Другого ответа я и не ждала. «Дан приказ...» а в какую жопу – уже не важно.
- И где мы сейчас?
- Вот здесь, - палец ткнул в точку чуть южнее Кричева. Я проследила за пальцем путь по карте до Смоленска и мне стало чуточку грустно. Дальше ставшие родными белорусские леса становились реже, а пустого непонятного пространства – больше.
- Пойдем-ка выйдем, товарищ СБ. Поговорить надо.
Жалко, что я не курю. А то бы было хорошим началом разговора – прикурить, затянуться неспеша и вместе с дымом выдохнуть...
- Семён Борисович, - начала я, - вы давно уже поняли, что я немного не та, за которую все меня принимают... Вот. Как бы это сказать попонятнее... для вас... я не из этого мира. Не надо делать удивленный вид – вы давно уже и сами пришли примерно к такому выводу. Не играйте на публику, даже если она представлена только в моем единичном экземпляре. Поэтому Штаб и лично товарищ Берия нас курируют.
- Ага... вот откуда приказ о вашей эвакуации даже при смертельном ранении.
- Представляю, что они еще тебе наприказывали... но это даже хорошо... Этот Соджет, то есть Медведь – он такой же как я. И доставить его надо так же как и меня – срочно и приоритетно. Не из-за того, что он мой друг... или что я так хочу...
- Я понимаю. Но надо согласовать его эвакуацию с Центром.
- Хорошо, СБ. Спасибо. Когда связь?
- Завтра. В девять утра.
- Понимаешь...

Отредактировано Ника (24-08-2010 12:51:05)

А я знаю?
В реале же городили...
Хотя здесь, наверное как раз тот вариант что Эрвин просто прилипнет к Эмилю после легкой иорденизации

Я тоже.
Давно бы буковки распечатал и "скокчем" прилепил.
Или заказал бы по почте (или с оказией) из экс-Союза запасную с нужной маркировкой.

Уф. Начальство скомандовало отставить. До понедельника я дома.