Мир рвется. Кусками. И это чувствуешь сильнее всего, когда приходится прощаться. Но есть понятие «хочу», а есть – «должен». А где-то в разрыве между этими двумя словами твой безмолвный крик.

Все уходят. Своя дорога
Им, конечно, дороже всего.
Поглядят с моего порога
Да помилуют. Вот и все.

Приголубят опять не меня же.
Посмеются и скажут: Прощай!
И как дура, стою я на страже
Глупой фразы своей: Приезжай!

Возвращаться – плохая примета.
Знала бы – побежала вослед.
Но ушли, и письмо без ответа:
Адрес – вечность, а индекса – нет.

Говорят – всё вернется. Да все ли?
Нет не все. Только те кто нужней –
Не вернутся. И шепчут ели
Мне баллады своих королей.

И опять, провожая в дорогу,
Одинокой фигурой замру:
Знаю я, что протопчут к порогу
Лишь одну, от меня, тропу.

Когда поворотный механизм, натужно скрипя барабаном, медленно опустил решетку ворот выходящих на речной берег, я еще несколько долгих минут стояла, пытаясь спрятать поглубже кусочек пустоты, образовавшийся в моем сердце. Я знаю,  все сделано правильно  - я пройду по подземному ходу и меня встретят скайль-т-тэйли. Образ выхода с видом деревянного домика я описала Рандиру.  Охотничий домик давно уже не использовался по прямому назначению, но камин с его тайником по-прежнему оставался действующим. Как сделать так, чтобы возле него меня ждали не ордынцы, а эльфы задача Тауэра. А мне остается только поверить в них. А им в меня. В то, что я дойду.
- А если что-то случится? – беспокойство Рандира меня взбесило.
- Я безрукая, безмозглая и перепуганная баба?
- Нет!
- Вот и не наезжай!
Вот не пойму я этих мужиков! Сначала влюбляются в сильных женщин, а потом изо всех сил пытаются сделать их слабыми и нежными. Конечно, одно другому не мешает, но не в данной ситуации. У меня есть гордость, вера в себя и я не собираюсь висеть на Рандире хлипкой тушкой и смотреть ему в рот коровьими глазами.
Одно неприятно. Сознание того, что я предаю майора. Маленький неприятный червячок упорно пытался прогрызть большую дыру в моей совести. Уходят Рандир с Тауэром. Ночью попытаюсь исчезнуть я. Единственная гарантия, которая обеспечивает Улетову смысл в обороне крепости, кроме собственной жизни, естественно. Я его втянула в эту войну – я его и бросаю. Могла бы конечно рассказать ему о подземном ходе и если ордынцы вдруг возьмут штурмом крепость, чтобы было куда уходить. Только в этом случае я уже никуда не денусь и мне придется сидеть всю оборону под чутким крылышком майора. Психологическая вилка – я и так и так виновата. В любом случае я кого-то подставляю.

Сборы – это всегда морока. Особенно тайные и особенно когда не знаешь, что с собой брать. Вот, например, нужна ли в подземелье веревка? А крюк? Что лучше брать: саблю или короткий палаш? Нужен ли плащ? Надевать или нет кольчугу?...  Единственное, что я смогла утянуть без лишних проблем – это провизию. Пару лепешек с завернутым в холстину куском сыра и недавно прокопченное козье мясо. О! Вспомнила! Фляги у меня тоже нет! А где ее взять?
Я, когда на трассу собираюсь и то в десять раз меньше времени уходит. Но то в своей квартире, где знаешь что да как лежит. Здесь же замок большой, а глаз любопытных еще больше. Ходишь и не знаешь, то ли следит за тобой улетовская дочь Татьяна, то ли поговорить хочет, а подойти не решается. Надоела эта непонятка. Остановилась. Жду.
- Ника... – Ага, все-таки поговорить! Интересно о чем? Стою, выжидаю.
- Ты вот что – к Рандиру не цепляйся! Ты его не интересуешь! Так что бегать за ним хвостиком бесполезно! – Значит, вот как! Девочка явно пророчит порученца себе в женихи. Сказать ей или нет, что она опоздала к раздаче плюшек?
Я вежливо подняла бровь, делая вид, что не понимаю о чем речь.
- То, что он тебя спас – это еще ничего не значит! 
Кто кого спас, говорите?! Татьяна начинала злиться, а я только выжидательно смотрела ничего не отвечая.
- Ты тут чужая и не понимаешь, что тут делается!
- Да? Просвети! – А Татьяна выше меня ростом и кажется старше. Да и на Улетова не сильно походит. Тоже наверное приемная? Не будет же Улетов малолетку с собой таскать! А на войну брали с восемнадцати. Восемнадцать там, да семь здесь – двадцать пять лет получается. Старая дева. Свои замуж не берут – майора боятся, а с местными не получается по той же причине. Бедная, бедная девушка!
Татьяна мотнула светлой челкой и с ненавистью посмотрела на меня:
- Здесь женщины сами не ходят и мечами не машут! А ты – непонятно что! Не женщина, а мужичка! Думаешь, кому-нибудь такая понравится?
Не думаю, а знаю! По крайней мере, двоих, которые ко мне, на данном этапе, небезразличны.
- Я думаю, тебе надо быть поженственнее. Мне сказали ты носила платье, когда здесь была. Почему бы тебе не одеть его снова?
- Пытаешься быть мне доброй старшей сестрой?
- А кто еще о тебе тут будет заботиться?
Есть в этой жизни несколько вещей, которые я не переношу. Первая из них – это забота обо мне. Если я чего-то не могу сама – заработать денег или найти крышу над головой, то это мои и только мои проблемы. Слишком уже эта «забота» мне боком выходила.
- Извини, Татьяна, я как-нибудь сама о себе позабочусь.
- Ты не можешь!
А вторая вещь – давление на мою скромную персону.
- Я – могу. – Спокойно, но твердо постаралась поставить я точку в этом разговоре. – У тебя нет права за меня решать, что я должна, а что не должна делать.
- Отец не одобрит! Ты пойми – ты здесь одна-одинешенька, без родителей, без друзей, как ты будешь здесь жить? Рандир не тот человек, который держит свое слово – ушел и все! А у тебя вся жизнь впереди! – Что-то я не понимаю ее – то она наезжает, то пытается меня пожалеть. У нас с ней разные весовые категории, в полном смысле – она прикрыта Улетовым, да и в обычном весе превосходит меня раза в полтора. Завидно только что половина этого веса приходится на верхнюю половину тела – как раз на ту, которая у меня почти плоская. Мужики таких любят – есть за что подержаться. Да и лицо не подкачало – правильный овал лица, серые глаза и темно-пшеничные волосы, заплетенные по советской моде в две косы. Большая девочка-пионерочка. С пятым размером груди.
- Таня, я как-то жила в своем мире и в этом как-то проживу. А убьют – так плакать обо мне не надо. Да ты и не будешь.
- Ника, ты совсем глупая? Отец тебя удочерить пытается, а ты хвостом перед Рандиром вертишь, будто он на тебе женится! Да пойми ты! Порученцы НИКОГДА НИКОГО НЕ ЛЮБЯТ!
- Вот и хорошо, – я не стала «пугать» ее еще больше, – значит волноваться тебе незачем.
- Я же о тебе волнуюсь!
Волнуйся дальше. Не долго, поди, осталось. Только до вечера. А ночью я уж постараюсь, чтобы тебе было больше не о ком волноваться.
- Татьяна Вячеславовна, - я специально выделила отчество, - я устала, мне больно и я бы хотела на сегодня закончить этот разговор. Если вы не против, я пойду полежу в свою комнату.
Она опешила. Ее что, ни разу вежливо не посылали? Приятно быть хоть в чем-то первой.
Не дожидаясь ее ответа, я развернулась и ушла. Самое противное, что я ей ни одним словом не соврала – мне действительно было плохо и было больно, и я действительно больше всего на свете хотела лечь и уснуть в своей комнате.
Где же та грань между «хочу» и «должна»?

Отредактировано Ника (09-02-2010 00:43:21)

Ближе к вечеру закончился дождь, и так же постепенно спало державшее всех с ночи напряжение.  В обеденном зале уже не было слышно возбужденного гула, грозящего перерасти в еще один бунт. Тишинские наемники, все без исключения, согласились перейти под крыло Фабиса. Вакантных мест хватало.
Благодаря ливню наполнился до краев крепостной ров, превратившись на время в бурлящий, неподвластный никакой переправе поток. Река удачно подмыла нижнюю дорогу, а Улетов не преминул воспользоваться затишьем и укрепил единственный возможный путь в замок – огромные двухстворчатые ворота, вырыв со стороны замка яму и поставив в ней несколько десятков хорошо заостренных кольев. Укрыл это все дерюгой и насыпал сверху землю. Так, на всякий случай. Если крепость устоит, то ямку засыпят, а если ворота все же прорвут, то будет веселая куча-мала.
Самые опасные две стены (со стороны предместья) и надвратную башню патрулировали гвардейцы Фабиса в три смены – одна на страже, вторая «в готовности №2»,  а третья спит.  Нечего всех людей держать в боевой готовности постоянно.
Улетов за полдня навел порядок в свойственной ему бескомпромиссной манере – либо все подченены мне, либо идете на фиг! Даже самая последняя кухарка поняла – власть переменилась. И с этой новой властью люди поверили, что теперь крепость выстоит.

Факелы по-прежнему горели только в начале и в конце коридора. Я постаралась идти неспеша, сдерживая себя от нервного бега и пряток по темным углам. Глаз всегда реагирует на быстрое движение, а на спокойно идущего человека никто не обращает внимания. Свою нехитрую амуницию я приторочила к спине. Плащ накинула пока на плечи, позже в подземелье я его сниму и скатаю, чтобы не наступить на длинные полы, а пока под плащом было удобно нести фонарь со вставленной, но не зажженной свечой. Из оружия я выбрала два тяжелых ножа, засунув их за высокие голенища берц, узкий кинжал горизонтально за спину и хорошо сбалансированный однолезвийный палаш с закрытой, на манер итальянской скъявоны, гардой. Веревку я переметнула через голову на левое плечо, а небольшую кошку, украденную на кухне, где она должна была держать чан с водой над огнем, я прикрепила к ножнам. Рискованно, но я так и не смогла придумать как ее зацепить, чтобы она не мешала и была, в случае чего, под рукой. Доковскую сумку с остатками медикаментов и запасами продовольствия я подвесила на правый бок. К сожалению нельзя предусмотреть всё, что может произойти. Как бы ты не собирался, а обязательно забудешь именно то, что пригодится. А чем больше набираешь, тем больше хочется взять еще. Помню инструктора в лесу вообще обходились одним ножом и спичками. Даже котелок мастерили на месте из березовой коры и глины. Так что если у тебя есть нож, значит у тебя есть все. У меня есть даже больше.
Дверь в кабинет барона была приоткрыта. Неприятный момент. В кабинете кто-то может находится. Меня на секунду прошиб холодный пот: а если все сорвется? Если приоткрытая дверь это ловушка? Сейчас меня схватят под белые ручки и с моей амуницией у Улетова не будет никаких сомнений в моей причастности к побегу барона. Рандира и Тауэра нет. Нет никого,  кто может прийти мне на помощь. Я одна.
К одиночеству привыкнуть нельзя. Как нельзя не дышать, не думать, не чувствовать. Но за каких-то полдня я забыла, что значит быть одинокой. Привыкла чувствовать рядом плечо Рандира и молчаливую поддержку Тауэра. Вот они – рядом, сильные, уверенные в себе... и я рядом с ними.
Два глубоких вздоха – приди в себя, Никушка! Хватит патетику разводить! Впереди трасса! Не автостопная, подземная, но какая разница?! Главное, что есть точка входа и точка выхода, а между ними - Дорога!
Пока я прислушивалась к тишине кабинета, расшалившиеся нервы, наконец, унялись. На смену нервному мандражу пришло спокойствие: если боишься не делай, если делаешь – не бойся.
Я постояла возле дверей внутри кабинета пока мои глаза не привыкли к темноте. Очертания стола и дивана стали более отчетливыми. Я подошла сначала к дивану и провела рукой по обшивке – никого. Потом обошла кресла и темные углы. Мой слух меня не подвел – в кабинете я была одна. Теперь можно было закрыть поплотнее дверь, подпереть ее стулом и заняться тайным ходом.

Еще в своем бывшем мире я заметила, что если я звоню, то могу с точностью назвать цвет и расположения телефонного аппарата на том конце провода. Будто мой звонок соединял начало и конец некой линии. Открыв тайный ход я, попробовала «увидеть» его конец. Выход. И увидела. Тауэр, на мой сбивчивый рассказ об обнаружении выхода, только кивнул: «Пробуй. Ты сама не знаешь, что в тебе скрыто. Это не магия. Это нечто другое и я не могу помочь тебе в этом вопросе». А я-то так надеялась!
Одно маленькое неудобство моего видения то, что я ни черта не вижу «в середине».

Запалив свечку я поставила ее в фонарь и прикрыла наброшенным на руку плащом, чтобы не отсвечивал в глаза. Поворотный механизм издал противный лязг и открылся. Почему днем я была уверена, что камин повернулся совершенно бесшумно?  День всегда наполнен звуками, а ночная тишина легко разрушается даже легким скрипом.
Я присела, выжидая, не послышатся ли в коридоре шаги. Нет, слава богам, пронесло. Теперь обхватываем веревкой ножку стола и, не выпуская оба конца, дергаем. Пока камин медленно проворачивается на девяносто градусов я, спокойно подтянула и смотала веревку. Надеюсь, следов осталось еще меньше, чем когда в бедный стол кидали полено.

Узкая лестница, закручиваясь спиралью, ведет все ниже и ниже. А я-то все думала, что за круглые башенки пристроены с двух сторон внутреннего здания замка. Оказывается у одной из них не только декоративно-архитектурные функции. Снаружи не скажешь, что в башенке может поместиться лестница – захотел архитектор скруглить углы, что ж тут особенного?  А на самом деле крутые ступеньки ведут чуть ли не с последнего этажа на первый и ниже, намного ниже.
Счет ступенькам я потеряла на второй сотне. А ближе к третьей совсем перестала понимать я еще в замке или уже глубоко под ним. Так что, когда треугольные ступеньки резко кончились я, от неожиданности, еще несколько минут стояла и ждала, когда перестанет кружиться голова.
Дальше туннель продолжал понижаться. Но ненавистных ступенек больше не было. Ход был пробит в скальной породе. Можно было не опасаться, что на голову будет сыпаться земля с разными букашками и червячками.
Во всех пещерах и подземных системах, что я была, у меня возникает ощущение, что сейчас, прямо сейчас, сзади кто-то набросится. Умом же понимаю, что там никого нет, а спина, помимо моей воли, покрывается холодным потом и настойчиво требует обернуться и посветить фонарем. Типичный страх подземелья. Только уж больно навязчивый и постоянный. А вообще-то хочется сесть, закрыть глаза и представить, что это все сон и сейчас проснешься и ничего не будет – ни темного подземелья, ни страшных ордынцев, ни этого залитого кровью мира – ни-че-го! А раз ничего, то и Рандира тоже? Ну уж нет! Не дождетесь!
Я кладу правую руку на эфес палаша, в левой – фонарь,  и делаю первый шаг в пугающий мрак.

Отредактировано Ника (11-02-2010 09:01:07)