Не знаю что еще взбредет в постновогоднюю голову, а пока вот это... предпохмельное Не факт, что так и останется. Просто один из вариантов для второй части.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПРОЛОГ
- Здесь ты другой, - врач ласково провела ладошкой по щеке и грустно улыбнулась. - Вот только глаза прежние...
- Такие же наглые? - Денис прижался сухими губами к руке. Нежная кожа пахла больницей. - Или влюбленные?
- Дурные! - неожиданно рассердилась Юлька.
Или ее по другому зовут в этом времени? Он так и спросил.
- Забыл еще спросить, что я делаю сегодня вечером, - язвительно ответила девушка. - У вас ведь так знакомятся, я не ошиблась?
- А что ты делаешь вечером? - глуповато осведомился он.
Слегка замутненное сознание машинально отметило - "у вас".
- Все-таки, ты неисправимый идиот, - со вздохом констатировала Юлька и пушистым котенком юркнула под одеяло. По крайней мере, именно такая ассоциация возникла у него.
- Котик, - шепотом позвал Денис.
- Мр-р... - донеслось откуда-то из-под подушки.
- Сейчас лесник придет, - предупредил он.
- Кто? - растрепанная голова показалась на мгновенье и черные глазища удивленно захлопали ресницами.
- Главврач, - быстро поправился Денис, мысленно сетуя на несдержанный язык. Этот анекдот он ей еще не рассказывал.
- Как придет, так и уйдет! - отрезала Юлька.
Прежние - властные - интонации, никак не вязавшиеся с обликом рядового врача, но вполне обыденные для аристократки XIX столетия хладным металлом прорезались в нежном голоске. Так не бывает? У нее получилось великолепно.
- Даже так? - левая, не заклеенная пластырем бровь взметнулась вверх.
- А ты за дверь выгляни, - посоветовала девушка.
- И что я там увижу?
- Парочку мордоворотов, - скучным голосом поведала она. - Из Службы внешней разведки.
- Почему внешней? - удивился он.
Попытался удивиться. Не вышло. Плевать на них всех, главное - Юлька рядом! Словно услышав его мысли, девушка озорно - как раньше! - улыбнулась, и легонько куснула за мочку.
- Потому что не внутренней, - горячий шепот ласковой змейкой скользнул в ухо.
- Логично! - хмыкнул Денис, осторожно обнимая хрупкие плечи.
Странно, но грудь под повязкой совсем не ощущает боли. Его оперировали? Или ему все приснилось?
- Сегодняшняя медицина творит чудеса, - беспечно повела плечиком Юлька. - Тебе вживили чип, через день-другой будешь как новенький.
Он спросил вслух? Или она может читать мысли? Денис усмехнулся - любимая всегда была ведьмой. Немножко, как и все женщины. Или чуть больше.
- А что за чип? - заинтересовался он. В его время таких технологий не было.
- Обычный. Берет на себя часть функций больного организма и регулирует деятельность регенерирующих препаратов.
- Здорово! - не смог удержаться от восклицания Денис.
Нанотехнологии? Или... внезапная догадка мелькнула в голове.
- Значит, у нас все получилось? - возбужденно спросил он.
Юлька грустно покачала головой - нет, не получилось.
- А что произошло? - голос прозвучал глухо, натужно.
- Ты сам научил их всему, - в уголках милых глаз появились слезинки. - Я знаю тот... - она подчеркнуто выделила последнее слово... - тот мир только из твоих рассказов, но... - девушка тяжело вздохнула и на секунду примолкла. - Мне кажется, что он был лучше этого... Намного лучше, - еще раз вздохнув, закончила она.
Дорога в ад... Уточнять, кого "их", он не стал - и так все было ясно без слов. Не стал спрашивать и почему. И это было понятно без подсказок. Он сам отдал оружие в руки тех, кто его изобрел. Отдал почти на столетие раньше. Вместе с современными технологиями. Берите, пользуйтесь! На что он надеялся? Один в поле не воин... Глупец. Наивный дурачок. Денис, до боли сжав зубы, катнул желваками.
- А это... - он кивнул головой в сторону окна. Прежняя, привычная глазу Москва жила своей жизнью за тонированными стеклами палаты. - Я не вижу никаких изменений.
Шум авто, гудение троллейбусов, ругань дворников. Легкий запах улицы и, как показалось на мгновенье, возмущенные отголоски обыденной столичной пробки: с сиренами вип-лимузинов, усталой перебранкой водителей и беспомощным свистом дорожной службы. Все, как всегда.
Юлька невесело улыбнулась. Взяв с прикроватной тумбочки матово-серебристый пульт, тонким пальчиком надавила на кнопку. Окно погасло, оставив вместо себя тоненькую рамочку из полупрозрачного пластика. Исчезли и звуки. Испарились вместе с запахами улицами - настенный кондиционер, издевательски подмигнув зеленым светодиодом, выдал струю свежего воздуха с ароматами весеннего леса. Из невидимых динамиков донеслось щебетанье птиц и шум листвы, трепещущей под порывами ветра. Иллюзия.
- И что будем делать? - он вслух задал мучавший его вопрос.
Юлька не ответила. Да и что тут скажешь? Просто жить, как живут миллионы других людей. Привыкать к другому миру.
- А он какой, этот мир? - спросил Денис.
Когда-то, очень давно, такой же вопрос задавала ему Юлька. История всегда повторяется. Но она спрашивала с любопытством, а он - безразличным тоном колхозного активиста на лекции секретаря парткома.
- Разный, - поправила челку девушка и нахмурила брови. - Но чаще - страшный...
Денис легонько ущипнул ее - продолжай. Привычно взвизгнув, Юлька погрозила ему кулачком и неторопливо начала вводить его в реалии:
- Российская империя осталась в прежних границах. Европа объединилась, как и в твоем мире. Соединенных штатов нет - есть Американское Содружество, причем на обоих континентах. Есть Азиатская Конференция с двумя столицами: Пекин и Токио. Австралия - протекторат Объединенной Европы. А Африки нет.
- Как нет? - изумленно переспросил Денис.
- Физически, - обыденным тоном ответила Юлька. - Большая радиоактивная пустыня с обезьянами-мутантами.
- Неплохо погуляли, - он озабоченно почесал затылок. - И это все я?
- Ты про обезьян? - прыснула девушка.
- И про них тоже, - серьезно сказал Денис.
- Ну, здесь-то ты ни при чем, - пухлые губки изогнулись в луковой усмешке. - И без тебя нашлись добрые люди. А вот с остальным...
Еще один щипок за мягкое место и ответный шлепок по рукам.
- Банков больше нет, - огорошила его Юлька и, встретив недоуменный взгляд, пояснила: - Есть Единая Платежная Система, которая контролируется Советом государств и наблюдателями от Корпораций.
- Погоди-погоди... - он не на шутку встревожился. - Как это нет? А экономика, финансы, кредиты, в конце концов? Как они регулируют все это?
- Сам все узнаешь, - вздохнула Юлька. - В двух словах не рассказать. Но, самое главное, миром вновь правит "золотой стандарт".
- Не может быть! - поразился Денис. - Это же, сколько тогда можно купить за один грамм металла? Золота ничтожно мало для мировых экономик.
- Много... очень много, - кивком головы подтвердила девушка и продолжила. - Бумажных денег тоже нет, только электронные. Был кризис... большой кризис, закончившийся мировой войной…
Дверь распахнулась без стука. Вошедший мужчина – невысокого роста, поджарый, с красными от бессонницы глазами и жесткими чертами лица – на мгновенье смутился при виде воркующей парочки и виновато улыбнулся.
- Приношу свои извинения за столь бесцеремонное вторжение, - голос был под стать облику: сухой и бесцветный. – Но время не терпит… - прикрыв за собой дверь, он представился: - Шешковский Дмитрий Васильевич, директор Службы внешней разведки… - увидев вопрос в глазах, с усмешкой пояснил: - Потомок того самого… из Тайного приказа.
- Чем обязан? – коротко осведомился Денис безо всякой любезности.
Развернув стул, гость уселся на него, словно на лошадь, скрестив руки на хромированной спинке.
- У меня к вам предложение… просьба, если выразиться точнее. – Тон был властным, не деловым и не просящим. – Ваше письмо на высочайшее имя с пометкой «вскрыть в случае моей гибели» было доставлено адресату… Да-да, 16 апреля 1903 года, на следующей день после покушения на вас. История, рассказанная вами, вызвала интерес у императора, но… - он усмехнулся, - была настолько невероятна в своей сути, что ее просто сочли неудачным розыгрышем. Письмо отправили в архив, где оно и пылилось вплоть до прошлого года.
- И что случилось в прошлом году? – нетерпеливо перебила гостя Юлька.
- Наши ученые сумели доказать возможность переноса матрицы сознания в прошлое. - Шешковский говорил спокойным, размеренным тоном, словно читал лекцию. – В рамках проекта был собрано соответствующее оборудование и начался поиск добровольцев…
- То есть, теперь любой желающий может оказаться в прошлом? – уточнила девушка.
- Нет… - гость удручено покачал головой. – Далеко не любой.
- По каким критериям велся отбор? – Денис приподнялся с подушки.
- Сложно объяснить… - Шешковский замялся на секунду. – Я не ученый. Если говорить образно, то… представьте себе компьютер, подключенный к сети Интернет. Так вот это подключение есть у единиц… у одного на миллион. И есть еще одна проблема, - он замолчал, испытующе оглядывая собеседников.
- Не у всех подходящий трафик? – с усмешкой спросил Денис.
- В точку! – левая бровь посетителя изумленно взметнулась вверх. – Можно сказать «ошибка подключения». Испытателей просто выбрасывает обратно, в наше время. Они успевают заметить лишь смутные образы, какие-то расплывчатые пейзажи… даже не могут определить, в чьем теле они оказались.
- А в моем случае? – серьезно спросил Денис.
- А в вашем случае… и в случае с Юлией Васильевной… - гость принялся сосредоточенно оттирать какое-то пятнышко на тщательно отутюженных брюках. – У вас, если так можно выразиться, безлимитный трафик. – Подняв измученный взор, он пояснил: - Пока вы находились без сознания, аппаратура зафиксировала всплеск небывалой активности… словно вирус, крадущий информацию.
- В прошлое? – на всякий случай уточнил Денис.
Шешковский молча кивнул в ответ.
- В какой век?
- Предположительно – в восемнадцатый.
- А почему вы не обратились ко мне еще год назад?
- Мы проверяли вас, - нехотя признался директор СВР. – Вы даже на роль испытателя не подходили… до покушения в метро.
- Значит, это был не теракт? – быстро спросила Юлька.
Гость отрицательно покачал головой.
- На каком-то этапе произошла утечка информации.
- И кто наш противник в этих реалиях? – взяв стакан апельсинового сока с прикроватной тумбочки, Денис сделал жадный глоток. Горло внезапно пересохло – вкус показался мерзким.
- Все, - коротко ответил Шешковский. – Миром правят корпорации. Государства выживают. Голод, разруха, войны.
- Весело живете.
- Вашими стараниями.
Денис виновато хмыкнул – упрек был более чем справедлив.
- А если я откажусь?
Уточнять, в чем заключается предложение, он не стал – все было ясно и без слов.
- Ваше право, - гость с показным безразличием пожал плечами. – Некоторая часть от вашей империи сохранилась – теперь вы вполне обеспеченный человек. Бумаги на наследование вам оформят без проволочек. Будете жить в свое удовольствие. Есть настоящее мясо каждый день и… даже рыбу сможете себе позволить раз в неделю… - едко усмехнувшись, он добавил: - Вот только речную, тем более ручейную я вам не обещаю – их не осталось. Не приживаются они в наших водоемах.
Облизнув языком губы – неприятный привкус от сока сделался еще острей – Денис зябко повел плечами. Перспектива питаться обещанной рыбой его не прельстила – еще свеж был в памяти вкус нежнейшего волжского осетра, отличавшегося даже от своего собрата двадцать первого века. Собрата второй свежести. Чего же ждать от нынешних?
Ну что ж, сам натворил – сам исправляй. Ладно, ему не привыкать. Сделаем еще одну попытку.
- Хорошо, - охрипшим голосом промолвил он. – Лишь бы хуже не сделать.
- Хуже некуда, - отстраненно поведал гость.
- А как я найду источник, к которому уходила информация?
- Думаю, что это не составит вам особого труда.
Гость смотрел внимательно и серьезно. Ждал.
- А нельзя… историю там подучить, технологии какие-нибудь? – Денису вспомнились все его мытарства с внедрениями.
- С тех пор, как вы пришли в сознание, ваш канал сужается буквально ежеминутно, - поморщился Шешковский. – Дорога каждая секунда!
Наступило молчание.
- Я с тобой!
Тон, которым это было сказано, не сулил ничего хорошего. Ни новоявленному скитальцу по временам, ни тем паче совратителю от имперской разведки. Спорить в такой ситуации было бесполезно – Денис это знал еще по позапрошлому веку.
- Искренне признаюсь – я сам хотел вам это предложить, Юлия Васильевна, - мягко улыбнулся Шешковский.
- А как мы с тобой встретимся? – Денис почесал в затылке.
- Захочешь – найдешь! – отрезала Юлька.
- А если ты вселишься в тело каннибалки племени Мумбо-Юмбо? – попытка возразить все же последовала. Очень слабая и очень неуверенная.
Юлька плотоядно облизнулась.
- Значит, исполнится мое самое сокровенное желание!
Она не шутила – многострадальное ухо подтвердило это тотчас, отозвавшись привычной болью от привычного укуса.
***
- Держи! – тяжелый нож с костяной рукоятью воткнулся в землю, зацепив острием краешек мокасин. – Умри как воин, презренный трус!
Гнусная ухмылка украсила суровое лицо вождя оджубеев. В глубине души он торжествовал: этот сын гиены и лисы посмел отказаться от его дочери? От красавицы, чей лик сравним с молодой луной, а гибкий стан подобен тонкой осине. Что возомнил о себе нечестивый сын пришлой миниконжу и беглого капитана французской армии?
- Великий Отец справедлив в своем милосердии! – скрипучий голос всколыхнул вершины вековых сосен. – И дает тебе последний шанс. Совет старейшин приговорил тебя к изгнанию, но ты должен кровью искупить свою вину. Позор пал на славный род. Твоя трусость стоила жизни трем храбрым воинам и их скальпы украшают ныне пояса шакалоподобных пауни. Сражайся или умри позорной смертью… - переведя дыхание, вождь оглядел круг воинов-оджубеев.
- Кровь бледнолицого убила в тебе дух Предков, - шамкающий голос морщинистого шамана резко контрастировал с напряженным молчанием. – Ты всегда был чужим среди нас, Сладкий Язык. Твоя кожа бледна, а душа темна, как осенняя ночь… Это твоя последняя битва – в племени нет места для тебя. Твой конь заждался тебя – победи в схватке и ты свободен.
На лицах индейцев мелькнули улыбки. Соперник презренного труса не имел себе равных в поединках.
- Умри как воин, Сладкий Язык! – вождь ударил в бубен.
Не было в глазах воинов сочувствия и жалости. Не было сострадания. Лишь девичьи груди вздохнули огорченно, а сердца наполнились неизбывной тоской. Не слышать им больше песен и сказаний, не смотреть в прекрасные серые глаза с пушистыми черными ресницами. И никогда более нежная рука бледнокожего индейца не обовьет стан молодых красавиц. И не шепнет на ушко ласковые слова.
Никогда.
Сладкий Язык дрогнувшей рукой подобрал нож и сделал неуверенный шаг вперед.
В круг.
Гроза Медведей не стал ждать – одним громадным прыжком он покрыл расстояние, разделявшее поединщиков, и громадный кулак со свистом опустился на макушку жертвы.
Индейцы взвыли от восторга.
- Вставай, трус! – жесткий удар по ребрам привел обеспамятевшего индейца в чувство. Голова шумела, как водопад. – Вставай и дерись!
С трудом поднявшись на ноги, Сладкий Язык сплюнул на траву тягучей, с солоноватым привкусом крови слюной.
- Иди ко мне, Сладкоголосый, я обрею твой скальп! - двухметровый воин со следами от когтей на могучей груди, радостно ощерился гнилыми пеньками зубов. Подняв руки вверх, он издал воинственный вопль.
- Подмышками себя побрей, обезьяна немытая!
Мотыльком порхнув между пальцев, тяжелый нож уютно улегся в ладони. Привычным обратным хватом.
- Повтори! – устрашающий рык Грозы Медведей спугнул ленивых ворон, наблюдающих за зрелищем. – Повтори и я отрежу твой язык, и скормлю его гиенам!
Сладкий Язык не стал повторять. Зачем? Скользнув вперед, он уклонился от встречного удара, подрубил опорную ногу, и картинно-небрежно чиркнул острым лезвием по сонной артерии.
Иппон.
В наступившей тишине – лишь вездесущие сверчки беззаботно трещали в траве, – молодой индеец неторопливо подошел к лошади, поправил подпругу и ловким движением взлетел в седло. Во всем племени только он пользовался седлом – подарком погибшего отца.
- Пока, девчонки! – воздушный поцелуй румянцем лег на татуированные щечки взволнованных красавиц. – Не поминайте лихом… - серые глаза осветились прощальной улыбкой. - Будете проездом в наших краях – заходите в гости. Матушка будет рада.
Адреса он, как водится, не оставил.
Краснокожая матушка, испугано прижав ладошки к вискам, слабо улыбнулась вослед исчезнувшему сыну.
***
Бывший горький пьяница, ловелас и – когда-то, очень давно, уже и не упомнить - блестящий режиссер столичного театра, а ныне благочинный помещик захолустного уезда Василий Тертышный был вне себя от ярости. Причина временного умопомрачения была банальна и проста: через час-другой начнут съезжаться гости, но, как это издревле принято на Руси, еще ничего не готово к торжественному приему.
Подгорел, покрылся несъедобной корочкой молочный поросенок, сутки отмокавший в кислой простокваше. Кадушка с огурцами, извлеченная на свет из дальнего погреба, цвела мохнатой плесенью и разносила по всей округе удушливое зловонье. Бочонок десятилетнего вина (говорила бабка: не жалей молочка домовому!) на пробу оказался обычным прогоркшим уксусом. Но, самое главное, бесследно пропал занавес!
Ладно бы занавес – это еще полбеды, но пропала и эта бестолочь Юлька. Роль ее досталась не главная, но и не была второстепенной. Иноземная принцесса. Красавица без реплик.
Хватало с избытком в имении пышнотелых, румяных, густобровых молодух. Кровь с молоком, иначе не скажешь. А изюминка была всего одна. И красива нездешней красотой. Дочь наложницы-гречанки и вельможного сановника из Петербурга.
Черноволоса, смугла и с бездонно-синим взором наивных детских глаз. Тонка в кости, стройна и скорбна умом. Десяток фраз – и те с трудом поймешь. Продать бы ее – и цену дают не скупясь! – но кем он будет любоваться унылыми зимними вечерами? Дворовыми крестьянскими девками? Не для его утонченной души, чьим твореньям рукоплескала сама государыня Елизавета.
Василий Тертышный тяжело вздохнул: любоваться – это все, что теперь ему осталось. Буйная молодость и бесчисленные связи привели к закономерному концу. И слава российского Казановы осталась далеко позади.
«Горе мне, о горе!» - немыслимо изломив руки, патетически воскликнул режиссер. Небеса молчали. Премьера спектакля в постановке крепостного театра была на грани провала.
«О, боги Олимпа, явите чудо!» - в несчетный раз взмолился помещик. Из какой оперы была сия цитата, Василий Тертышный уже и не помнил. Но чудо явилось. Оно было в малиновой рубахе навыпуск, опоясанной расшитым поясом, зеленых штанах и начищенных до блеска сапогах. Чудо звалось по новой моде «мажордом», но куда охотней откликалось на менее затейливое «Архип».
- Нашел, барин! – радостно выдохнул доморощенный мажордом, едва не споткнувшись о порог светелки. – Она в конюшне спит!
- Спи-ит?! – с угрозой протянул режиссер и зарычал: - Запорю!.. Вожжами!
- Ее удар хватил, барин, - вступился за увечную сердобольный Архип. – Шла себе, шла… и хлопнулась оземь. Не иначе голову напекло. Жара, чай, несусветная вторую седмицу стоит. Холоп из псарни вылил на нее бадью колодезную, она и пришла в себя. Да видать не совсем. Побрела куда глаза глядят… вот и забрела.
- Ладно! – смилостивился помещик. – Посидит денек-другой на воде… - чуть подумав, добродушно добавил: - Хлеба черствого корочку будешь давать перед сном… авось поумнеет.
- Это вряд ли, Василь Михалыч, - насупился Архип.
- На все воля божья, - наставительно произнес режиссер и махнул рукой. – Веди, показывай пропажу.
В полутемном углу на копешке свежескошенного пахучего сена, свернувшись в клубок, безмятежно спала прима местного театра. Спала, закутавшись в пропавший занавес из красного бархата.
- Ах, ты!.. – от возмущения у режиссера перехватило дыхание, и он судорожно принялся шарить рукой по стене в поисках вожжей. – Ты глянь, что она творит!
- Совсем страх потеряла девка! – поддержал хозяина Архип и легонько ткнул спящую носком сапога. – Вставай, бесстыдница. Неровен час, барин осерчает и…
Что там за «и» никто так и не узнал. Голос, слегка приглушенный тяжелой тканью, прозвучал раздельно и четко:
- Пошел прочь, холоп!
- Ась? – туповато переспросил Архип.
- Хренась! Губу подбери, сапоги слюной зальешь!
Из-под занавеса послышался смешок – видно собственная же фраза показалась девке забавной. Или что-то напомнила.
Тертышный тихонько охнул и приложил руку к груди – сердце забилось в радостном предвкушении. Такие властные интонации он слышал только от одной женщины – от государыни императрицы.
«Боже, какой талант!» - ошеломленное сознанье озарилось предчувствием чуда.
- Юленька, солнышко, - ласково-приторный голос растекся елеем. – Проснись, все тебя только ждут.
- А ты кто таков? – из края занавеса показались любопытные глаза.
- Я твой барин, Василий Михайлович.
- А-а… - в сонном голосе явственно прозвучало разочарование. – Тогда прикажи подогреть воду для ванной и подать кофе. Только зерна пусть тщательней мелют, и готовят не на огне, а на горячем песке. И варят на сливках, не на воде.
- Ась?! – на этот раз не смог удержаться и режиссер.
- Ты, барин, плохо понимаешь по-русски? – в бездонно-синих глазах сверкнула искорка гнева. Да и «барин» в ее устах прозвучало с издевкой. – Что ж, повторю на иноземном…
От безупречного французского в ступор впали оба. Впрочем, Архип и без того стоял с отвисшей до пола челюстью.
- Ступайте! – царственному жесту могла позавидовать любая столичная актриса. – И дайте спокойно поспать. Я уже вторые сутки дежурю.
Тертышный машинально поклонился и сделал шаг назад. Спохватившись, он залился багровым румянцем.
- Юлька! – гаркнул он. Точнее попытался, но получилось как-то неуверенно. – Не смей перечить своему барину.
- Если ты еще раз посмеешь повысить на меня голос… - девка произнесла это скучным тоном, но от ледяных интонаций вдоль хребта побежали мурашки. – Я пожалуюсь мужу. Он тебя в Сибири сгноит. Или повесит … - после небольшой паузы, она закончила: - На ржавый крючок. За текстикулы.
Одурманенный происходящим мозг живо нарисовал обещанную картину. Режиссер крепостного театра зашелся в истеричном смехе.
- Барин! – в конюшню вбежала горничная Груша с выпученными глазами. – Гости прибыть изволили.
Бросив умоляющий взгляд на непокорную приму, Тертышный шепотом попросил:
- Юленька! Свет очей моих… - при этих словах Архип шумно икнул. – Христом богом молю, выйди к гостям… не срывай постановку.
- Ладно, - снисходительно пообещала девка. – Так и быть… будет тебе спектакль.
Последняя фраза отчего-то не понравилась режиссеру. Сильно не понравилась. Даже очень.