ГЛАВА ВОСЬМАЯ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
- У батюшки, говоришь? – Шереметьев прищурился. – На дальних заимках последний холоп имел свою лампу?
Голова закружилась. Внезапный озноб пронзил тело с головы до пят. Юлька, тихонько ойкнув, покачнулась и ухватилась за спинку стула.
- Да ты горишь вся! – молодой граф приложил прохладную ладонь ко лбу. – Никак в дороге застудилась? Да под ливень еще угодила. И я не подумал тебя в сухое переодеть… - он выругался сквозь зубы.
Девушка слабо улыбнулась в ответ. Зябко поежившись, она обхватила себя руками за плечи. Влажное платье, еще минуту назад не доставлявшее ни малейшего неудобства, неожиданно превратилось в орудие пытки - морозные щупальца иглами впились в позвоночник. Пламя свечей завертелось, замелькало перед глазами в странном хороводе.
- Пойдем-ка, милая моя, - откуда-то издалека донесся заботливый голос. Приятная тяжесть пледа опустилась на плечи. – Семен, доктора срочно разыщи… - яростный шепот был едва слышен. – Угробите девку, обоих взашей прогоню…
Жар отступил, исчез, оставив вместо себя мокрую от пота подушку. День, два, три или неделю? Сколько она пролежала, то свернувшись в клубок под пуховым одеялом, то разметавшись в бреду, сухими горячими губами шепча далекое, любимое имя? Сколько?
Она не помнила.
Яркими вспышками возникают видения. Вот Агашка с круглыми от испуга глазами ложечкой вливает ей в рот горький травяной настой. Молодой граф с озабоченным лицом осторожно гладит ее по голове, что-то говорит… непонятно, слов не разобрать. В глазах туман, уши забиты ватой. А этого господина она не знает. Доброжелательный взгляд за блеском пенсне, мягкие, но сильные пальцы, порошки и пилюли, от которых рот заполняется тягучей слюной. Хочется сплюнуть, но непослушен язык и саднит охрипшее горло.
- Очнулась? – черномазая физиономия скалилась в радостной улыбке. – Побегу барину доложусь, он седня уже трижды справлялся.
Юлька, откинув одеяло, села на кровати. Заметив на маленьком столике - у изголовья – небольшую крынку, жадно приложилась к ней; тоненькая струйка теплого парного молока ласковой змейкой скользнула по груди. Желудок предательски заурчал.
- Изголодалась? – дверь, скрипнув, открылась без стука. На пороге стоял молодой Шереметьев. – Сейчас покормят тебя.
Из-за его спины вынырнула Агашка с деревянным подносом в руках. Юлька бросила голодный взгляд – не удержалась. Тарелка куриного бульона, пышный ломоть свежеиспеченного хлеба… блаженство!
- Ладно, ты поешь спокойно, не буду мешать, - граф мягко улыбнулся. Уже уходя, обернулся: - Сил набирайся… А вот после и поговорим!
Юлька поперхнулась. Не забыл, значит. Придется изворачиваться. Что б ему такого наплести?
Плести ничего не пришлось – после полудня в имение прискакал Федор Козловский, личный курьер императрицы. Заядлый театрал, поэт и ее напарник по висту. Государыня милостью своей почтит присутствием очередной прием, устраиваемый старым графом Шереметьевым.
Кусково погрузилось в хаос.
Дворовой люд носился очертя голову, из кладовых на свет извлекались окорока, соленья, беспрестанно хлопали двери винных погребов, молодой граф сорвал голос, отдавая приказания. К концу недели обитатели усадьбы напоминали загнанных лошадей. Даже Юльке досталось. Правда, толку от нее было мало, больше путалась под ногами. Но нет худа без добра: и сил набралась, и Шереметьеву было не до нее.
Когда кавалькада из десятка карет въехала в имение, сумасшествие возобновилось с новой силой. Екатерина II вышла из шестиместного экипажа в дорожном костюме славянского покроя, сверкая бриллиантами голубой Андреевской лентой. Хоровод дворовых девок в нарядных сарафанах и кокошниках закружился вокруг, вздымая пыль каблучками. Арапчонок, лихо выскочив из толпы встречающих, устремился к государыне, держа на вытянутых руках расшитое полотенце с пышным караваем.
Далее следовал торжественный обед. Юлька суетилась вместе со всеми, носила блюда с кухни, убирала грязную посуду, переливала в хрустальные графины вино из дубовых бочек… Словом, познавала светскую жизнь с изнанки. Пару раз поймала на себе оценивающий взгляд фаворита. Когда он подмигнул ей, не удержалась – показала язык. Его светлость расхохотался.
По окончании пиршества императрица в окружении свиты направилась в театр. Юльке тоже нашлось место – за кулисами. Вместе со всеми хлопала в ладоши, зачарованно наблюдая за постановкой. Итальянская опера-балет. Не даром театр Шереметьева считался лучшим на Руси – на миг ей показалось, что она сидит в ложе Большого театра.
- Юлия, - отвлекла ее от сцены запыхавшаяся Агашка. – Идем со мной, поможешь. Барин шампанского требуют.
Бегом на кухню, шагом в зрительный зал. Тонкие фужеры звенят чуть слышно, запотевшее от льда серебряное ведерко с матово-зеленоватой бутылью оттягивает руки.
- Браво, Николя, - императрица, лениво обмахиваясь веером, благосклонно взирает на молодого Шереметьева. – Божественный спектакль! Постарались на славу. Передайте актерам мое восхищенье.
На двух девушек с тяжелыми золочеными подносами ноль внимания.
- Всенепременно, Ваше Величество. Я счастлив, что смог доставить вам удовольствие.
- Но почему я не вижу наших русских комедий? Ни в столице, ни у вас, мой юный друг. Сплошь и рядом французы, итальянцы, англичане. Пора создавать свою школу театрального искусства. Не забывайте – идет война. Мой народ должен воспитываться в исконно русском духе. Патриотизм, любовь и милосердие – эти качества всегда были присущи и простому люду и аристократии. Задумайтесь об этом.
- Обязательно, матушка-государыня.
Молодой граф клятвенно прижал руку к сердцу. Заметив Юльку с Агашкой, украдкой поманил их пальцем.
- Вот девки у тебя красавицы. Настоящие русские красавицы, - императрица, пригубив шампанское, внимательно посмотрела на подружек.
Юльку в ее нынешнем теле хоть и была красавицей, но эллинского – не русского типа. Но спорить она не стала. Не по чину. Лишь задумалась слегка, пытаясь представить себя со стороны. Потому и вздрогнула, когда государыня обратилась к ней с вопросом.
- Как тебя зовут?
- Юлия.
- Хорошее имя. Знаешь, что оно означает?
Она знала. Но головой покачала отрицательно.
- Пушистая. - Екатерина чуть заметно улыбнулась. – А петь ты умеешь? Знаешь какую-нибудь песню… - чуть задумавшись, продолжила: - О русском воине, что на чужбине проливает кровь во славу Отечества. Или о тех… - голос зазвенел высокой нотой, заставляя умолкнуть разговоры. – Об иных бойцах, кто в заморских странах добывает могущество империи, годами не видя родную землю… Знаешь?
Вопрос прозвучал резко, словно выстрел.
Юлька молча кивнула – умеет. И знает.
- Вот и хорошо, - поставив фужер на стол, государыня оживилась. Но смотрела с недоверием. – Спой, а мы послушаем.
Беспомощно оглянувшись на графа, девушка под заинтересованными взглядами гостей направилась к фортепиано. Эту песню когда-то, очень давно ей пел Денис. Простая, с незамысловатым мотивчиком, но чем-то цепляющая за душу. Откинув крышку, она выдержала паузу, дожидаясь тишины, и негромко запела:
Я в весеннем лесу пил березовый сок
С ненаглядной певуньей в стогу ночевал
Что любил потерял что имел не сберег
Был я смел и удачлив но счастья не знал
И носило меня как осенний листок
Я менял города я менял имена
Надышался я пылью заморских дорог
Где не пахли цветы не блестела Луна
И окурки я за борт бросал в океан
Проклиная красу островов и морей
И бразильских болот малярийный туман
И вино кабаков и тоску лагерей
Зачеркнуть бы всю жизнь и сначала начать
Полететь бы опять к певунье своей
Но узнает ли старая
Родина-мать
Одного из пропавших своих сыновей.
В наступившей тишине не было слышно ни вздоха. Лишь невесомый шелест платьев, да чей-то судорожный всхлип. Поднявшись с кресла, императрица широким шагом пересекла сцену, прижала девушку к груди и троекратно расцеловала.
- Держи – заслужила! – в ладошку упал перстень с крупным бриллиантом. Глаза государыни подозрительно блестели. Повернувшись к молодому графу, она укоризненно покачала головой: - И такие таланты ты, Николя, прячешь от меня… - тихонько шмыгнув носом, гордо вздернула вверх подбородок: - Идемте играть в шахматы. А дев… Юлия будет у меня у меня черной королевой!
Тяжела оказалась корона, высочайшей милостью увенчавшая прелестную головку. Шахматная доска размерами мало уступала теннисному корту. Зал для приемов был забит до отказа: свита, гости с ближайших имений, хозяева – с трудом, но уместились все. В центре, на черно-белых мраморных плитках выстроилось шахматное войско. В роли фигур выступали слуги.
Играли пара на пару. В соперниках у государыни были Григорий Орлов и ее личный курьер. В напарниках – молодой граф Шереметьев. Уже на третьем ходу Екатерина нахмурилась – позиция ей явно не нравилась. Цокая каблучками по «доске», она с задумчивым видом прошлась среди «фигур».
- Лошадью ходите, Ваше Величество, - неведомый черт опять дернул Юльку за язык. Кто-то далекий в голове, хихикнув, прошептал: «Век воли не видать». – На «с6».
- Думаешь? – также тихо вопросила императрица, с сомнением косясь на ожившую «королеву».
- Контргамбит Альбина, - еще тише пояснила Юлька. – У них не будет ни единого шанса.
Королевский гамбит был известен давно, и в той эпохе он был самым популярным дебютом. Остроатакующее противоядие румынского гроссмейстера по вполне естественным причинам широкого распространения еще не получило.
Через десять минут Екатерина подошла со следующим вопросам:
- А теперь куда?
- Начинаем атаку по флангу, - Юлька поправила съехавшую набок корону. – Двигайте пешку с угрозой на коня. Следом офицера на «f7»… И партия в кармане.
Спустя четверть часа все было кончено – белый король позорно бежал с «доски» под восторженные аплодисменты зрителей.
- Дозволь отыграться, матушка? – к принимающей поздравления императрице подошел хмурый фаворит.
- Если только в вист, - довольная Екатерина весело подмигнула Юльке. – А моей напарницей будет она… - высочайший перст указал в сторону девушки.
Не везло сегодня светлейшему. И не в умении провинциальной актрисы было дело – в карты она играла не ахти. Но против фортуны не попрешь. И если она обратила на кого-то свой благосклонный взор, то противник обречен заранее, каким бы искусным игроком он не был.
Кучка золотых монет перед государыней росла беспрестанно. Фаворит хмурился, кусал губы, с яростью бросая карты на столик, но результат был неизменен – он проигрывал. И проигрывал с позором. Уже не в первый раз, пытаясь уловкой отвлечь внимание Екатерины от карт, он вставил реплику:
- Вяземский отписывал, что народ неохотно использует ассигнации. Просит соизволения на размещение вкладов, полагает, что это увеличит интерес. Да и ученые мужи наши поддерживают его в этом прожекте. Как думаешь, матушка, стоящая затея?
На этот раз подействовало. Государыня оторвалась от карт, задумчиво взирая на свою напарницу отсутствующим взглядом. Юлька, в этот момент лихорадочно подсчитывающая карты, почувствовав взгляд, подняла глаза. И машинально, вместо императрицы, ответила:
- Нельзя давать эмиссионным банкам полномочия депозитных. Ни в коем случае. Беды потом не оберешься.
Когда-то ей это вдалбливал Денис. Почему этого делать нельзя она не помнила, но сам постулат твердо врезался в память.
Орлов изумленно приподнял правую бровь. Юлька, уже привычно за последнее время ойкнув, также привычно прикрыла рот ладошкой. Екатерина посмотрела на нее долгим, внимательным взглядом. Поманив пальчиком Шереметьева, она негромко сказала:
- Можешь обижаться на меня, граф, но дев… но Юлию я у тебя заберу.
Молодой Шереметьев стоял с обиженным видом. Так смотрит маленький мальчик, у которого только что отняли любимую игрушку, с которой он не успел еще наиграться.