"Миротворец от финансов"
"Спекуляция как принуждение к миру"
"Прейскурант на победу"

Может - "Закон пирамиды"?

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

   Удача шла о бок всю долгую дорогу. Фарт стоял такой, что уже не только свои – незамаевские, но и правобережные казаки втихомолку перешептывались: а не кликнуть ли Данилу в наказные атаманы. С войной шутки плохи, случись что с Гонтой, подмену искать будет поздно, а сотник Суховий, занимавший эту должность, ушел к османам. Почему Данилу? А кто хана ногайского вокруг пальца обвел? Голдовник казачий. Кто пиратов алжирских обхитрил? Характерник. Так кому ж, как не ему, с наказным бунчуком во красе щеголять?
   Когда до конной лавы донеслись первые порывы соленого ветра, вылезли две беды: куда девать лошадей и
где раздобыть струги для захвата корабля. Казак без коня - не казак, и отдавать в чужие руки верного боевого товарища жалко до слез, но… Как ты его через океан повезешь? Не всякое судно возьмет такой груз.
   Походный совет, собранный на скорую руку, недолго помыслив (но вволю подрав глотки), вынес простое решение: отправить лазутчиков в ближайший городок, пошукать на местном базарчике богатых купцов с толстой мошной. Разведка вернулась споро и не с пустыми руками, попутно ограбив небольшой караван. Мошна была, купцы – увы.
   Следующая сходка была обстоятельней. Жарилась косуля на ночных углях, неспешно лилось кислое фламандское вино из дубовых бочонков законной добычи, но ор стоял прежний – яростный, непримиримый. Плох тот казак, что не мнит себя атаманом; полдюжины запорожцев родили две дюжины мнений.
   Спор утих. Еще какое-то время войсковая старшина, развалившись на мягкой траве, хрустела нежными косточками степной дичи, обмениваясь недружелюбными взглядами. Выручил досель молчавший характерник, задав немудреный вопрос:
   -  А кому нужда в конях наипервейшая?
   Казаки крякнули дружно, очумело покрутив головами. Ответил за всех сотник Секач, поперхнувшись солеными орешками, прокашлявшись и выкатив удивленные глаза:
   -  Ну, ты, брат, и спросил. Все нужду мают в добром скакуне: и басурмане, и ляхи… и люд торговый, коль учует, выгоды своей не упустит.
   -  А земли здесь чьи?
   -  Ногайские… То каждый суслик ведает.
   Запорожцы недоуменно переглядывались, не понимая, куда клонит голдовник.
   -  Так им и надо продать! – донес свою мысль Данила.
   -  Кому «им»? – осторожно поинтересовался Гонта.
   -  Ногайцам, - охотно пояснил характерник, посмеиваясь в глубине души.
   -  Ты, брат-колдун, вина хмельного лишка испил, - наконец выдавил из себя Секач, с трудом подбирая необидные слова. – У степняков свои табуны несметные, к чему им наши кони? Да и не привык ногаец платить за то, что испокон веков добычей числит.
   -  А это как торговать, - загадочно ответил Данила. – Беи степные слово крепко держат свое?
   Вмешался Гонта, задумчиво перекатывая травинку в поджатых губах. Испытующе прищурившись, он резко спросил:
   -  Удумал что?
   Данила неопределенно пожал плечами, мол, есть кой-какие мыслишки. Неожиданно его поддержал невысокий коренастый казак с насмешливым взглядом на дубленом морщинистом лице: войсковой писарь и казначей Голуб. Отрезав добрый шмат истекающего соком мяса, писарь рассудительно произнес:
   -  За спрос в рыло не бьют. Погутарим с беями, авось и будет толк.
   Гонта вопросительно приподнял бровь, помолчал минуту в раздумьях, прошелся заскорузлой ладонью по седеющей щетине и зычно крикнул куда-то в темноту:
   -  Лисица! Подь сюда!
   Послышалась возня, звук опрокинутого котелка, громкое ругательство, потонувшее в раскатах дружно грянувшего хохота, и через секунду запыхавшийся казак предстал во всей красе, на ходу разглаживая в мокрых пятнах синий жупан.
   -  Звал, батько? – нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, словно скаковая лошадь, Лисица быстрым взглядом окинул собравшихся.
   -  Бери свой десяток и разыщи улус ногайский, - приказал атаман. – Да не абы какой, захудалый, ищи род небедный, зажиточный. Найдешь хана…
   Взгляд казака предвкушающе полыхнул на мгновенье, а губы изогнулись в недоброй ухмылке.
   -  Живым брать, али сразу прирезать? – перебив атамана, деловито осведомился он.
   -  Тю на тебя! – осерчал Гонта. – Послом идешь, скажешь – встречи ищем…
   Боян Лисица, на удивление, не стал задавать излишних вопросов, молча кивнул, развернулся и скрылся в редкой заросли. Через секунду раздался переливчатый свист – условным знаком десятник собирал свою ватагу.
   В любом бою низовые атаманы казачьего войско идут во главе своих дружин, и первыми попадают под пули и вражьи сабли. В недавнем походе на правобережную шляхту полегло немало вожаков, и их места заняли молодые, но бывалые запорожцы. И пан Ляшко, и Лисица стали во главе десятков…
   Проводив посольство, Данила, пошатываясь от выпитого, направился к своему шатру, покинув казацкую пирушку в самом разгаре. Сколько он спал, трудно сказать, проснулся же сотник от негромкой перебранки за откинутым войлочным пологом, сквозь темный проем которого виднелись тускло мерцающие звезды и тающая предрассветная луна. Радостно лыбящийся Лисица бесцеремонно ввалился в походную палатку и шлепнулся на одеяло, скрестив по-турецки  ноги.
   -  Ну, че? – недовольно буркнул Данила, громко зевая и подслеповато щурясь ото сна. Жутко хотелось спать, а голова слегка шумела от вчерашней выпивки. – Раздобыл хана?
   -  А як же? – с гордостью ответил казак и добавил: – Тебя атаман кличет, к ногайцам в гости.
   Мысленно выругавшись, Данила отхлебнул из кожаного бурдюка затхлой солоноватой воды и вылил остатки на хмельную голову.
   -  Данила, - уже в спину окликнул Лисица.
   -  Чего тебе еще? – раздраженно обернулся сотник.
   Казак смущенно замялся,  непривычно-робко взирая голубыми глазами, и, наконец, простодушно вопросил:
   -  Змея мне приснилась черная, подколодная… к чему бы это?
   -  Это теща, женишься скоро! - обрадовал колдун застывшего с открытым ртом товарища и побрел в сторону атаманского шатра.
   -  Кочевье рядом, верстах в тридцати отсель, - без предисловий встретил его Гонта. Молча протянув сотнику кувшин с характерным бодряще-кислым запахом, атаман коротко сказал: - Собирайся!
   С утра выпил – весь день свободен, вылезла откуда-то неизвестная поговорка. Данила зябко передернул плечами – под утро похолодало – и, не отрываясь, шумно втягивая носом свежий воздух, опорожнил глиняный жбан…
   Это только на первый взгляд степь кажется ровной как стол. Проскакав петляющей ложбинкой, запорожцы, под глухие отголоски громыхающей где-то вдалеке летней грозы, выскочили к небольшой рощице, зажатой с двух сторон невысокими холмами. На берегу узкой – в два шага – мутной речушки, раскинулось пестротой островерхих юрт ногайское кочевье.
   Верховный бей одного из киммерийских улусов почтенный Юсуф-мурза выглядел так, как и положено выглядеть чистокровному сыну степей: малорослый, кривоногий, с приплюснутым носом и узкими щелочками хитро бегающих глаз. Незваных гостей (которые, как известно, хуже самого бея) он встретил за богато накрытым обеденным ковром с горкой дымящейся баранины, пенным кумысом и пиалами горячего шулюма, приправленного заморскими специями. Помимо самого бея в переговорах принимал участие его сын – вылитая копия своего отца, и сноровисто сновала по просторной юрте миловидная рабыня. Запорожскую делегацию возглавлял атаман Гонта; вместе с ним вошли войсковой писарь и характерник, охранный десяток остался на улице.
   Отдав должное сушеной с перчиком конине и таманскому балыку, казаки неспешно обсудили с хозяином цены на оконную бумагу (выросла, клятая, до 30 пиастров за баллон!), коварных германцев, требующих за свои косы голландские секины (крымский бешлик был не в почете), и хитрожопых армян (хан так сказал, не автор!), подмявших под себя откуп солеварен в Оркопе. Дипломатический протокол был соблюден, и запорожцы приступили к основному действу.
   -  Нужда нас к тебе привела, почтенный Юсуф-мурза, - степенно начал Гонта, отбросив в сторону отполированную до блеска крепкими зубами мозговую косточку.
   Данила незаметно ткнул атамана в бок локтем и достал из посольских подарков оплетенную лозой бутыль с ядреной горилкой. Плеснув из нее на донышко пиалы чистого, как слеза, первача, он добавил кумыса, взболтал и протянул напиток бею. Подозрительно понюхав угощение (Аллах не спит и все видит!), Юсуф-мурза осторожно пригубил его, одобрительно крякнул и одним глотком опростал. Рецепт двадцатого столетия ему явно пришелся по душе – глазки заблестели, а на серой, дубленой коже степняка появился слабый румянец.
   -  Коней у тебя хотели прикупить, уважаемый бей, - простодушно заявил Данила, не обращая внимания на изумленно хмыкнувшего атамана. – Половина дружины скакунов лишилась… - грипп свинский, едва не добавил он, вовремя прикусив язык.
   -  А что случилось? – заинтересовался хозяин.
   -  Вода в колодце оказалась отравлена, - с неохотой пояснил казак. – Испили и пали замертво.
   -  Казаки? – туповато осведомился бей.
   -  Лошади, - хмыкнул Данила.
   -  Ай-вэй! – запричитал Юсуф-мурза, горестно покачивая головой. – Нет коней! В табунах молодняк сплошь и рядом, а справных скакунов са-апсем не осталось.
   -  Мы верим тебе, почтенный Юсуф-мурза, - сокрушенно промолвил Данила.
   Брешешь собака! - слышалось в интонациях. Бей оскорблено вскинулся и быстро сказал:
   -  Могу поклясться на священном Коране! – взяв в руки лежавшую на небольшом столике книгу, он пояснил: - Великий хан крымский готовит набег, и я сам с радостью купил бы несколько сотен голов. Хоть бы и ваших - тех, что уберечь смогли… - почесав волосатую грудь, Юсуф-мурза с непритворным вздохом закончил: - С чем я на Молдову пойду?
   Как ни странно, но бей не врал – поход готовился, и кони нужны были позарез. Но почему бы не продать втридорога гяурам, коль у них такая нужда? У соседей табуны тучные, с ними он всегда договорится.
   -  На Молдову? – недоверчиво переспросил Данила.
   Бей молча кивнул.
   Эти вас научат кафель ровно класть! – мелькнула злорадная мысль. Отбросив непрошенную гостью, Данила поднялся с ковра и небрежно сказал:
   -  Ну, нет, так нет! Пошукаем в других улусах.
   -  Э-э… - всполошился хозяин, видя ускользающую из рук добычу, и поспешно сказал:– У других вы тоже ничего не найдете, они сами к походу готовятся.
   Гонта переглянулся с Голубом, чему-то ухмыляющимся в седые усы. Молодой ногаец, до того скромно молчавший, торопливо поддакнул отцу, смешно надувая щеки.
   -  Это точно? – осведомился Данила. – Не бре… истину глаголешь?
   -  Клянусь! – важно кивнул бей, вытирая вспотевшие руки об парчовый халат.
   Маму забыл помянуть… любимого ишака и двоюродного дедушку, язвительно вмешался невидимый голос.
   -  Значит, нет ни у кого коней? – еще раз уточнил Данила.
   -  Нет, - подтвердил Юсуф-мурза и многозначительно начал: - Но…
   -  Тогда купи наших, - перебил его казак и, видя недоумевающий взгляд, пояснил: - Нам они теперь ни к чему, раз других раздобыть не сможем. А тебе пригодятся… - чуть подумав, он веско добавил: -  Почему бы не выручить доброго соседа?
   -  Кхе-кхе… - закашлялся добрый сосед, поражаясь коварству гяуров. Хитрую ловушку, расставленную молодым запорожцем, он раскусил моментально в запоздалой попытке отбрыкнуться: – Зачем мне ваши кони?
   «Ты идиот?» - едва не сорвался с языка невинный вопрос, но, вовремя спохватившись, Данила молча указал взглядом на Коран. Дальнейший процесс его участия уже не требовал, и, доверив ожесточенный торг опытному писарю, он вышел на свежий воздух. Через минуту к нему присоединился Гонта. Одобрительно хлопнув казака по спине, атаман с ехидцей спросил:
   -  Ты, колдун, и с чертями в аду торг поведешь?
   -  Понадобится, поведу, - невозмутимо ответил Данила. Провожая взглядом босоногую мелюзгу, пытающуюся оседлать козла со спиленными рогами, он задал встречный вопрос: - Струги где будем брать, батько атаман?
   -  То не проблема, - отмахнулся Гонта. – Недалече – полдня ходу – есть татарская деревушка. Там Гриня Черный свою флотилию в схороне прячет. У него и возьмем… - выдержав паузу, с усмешкой добавил: - На время.
   -  А как устье пройдем? Там османские галеры на страже денно и нощно стоят.
   -  Ты, сотник, в морские набеги никогда не ходил? – догадался атаман.
   Данила отрицательно мотнул головой.
   -  Камышами пройдем, - снисходительно пояснил Гонта. – Дождемся темной ночи и проскользнем. Чай, не впервой…То не беда.
   -  А в чем загвоздка?
   -  Как через пролив океанский проходить будем? Там охрана не чета турецкой – мышь не прошмыгнет… На тебя все надежа, колдун, авось сумеешь глаз отвести.
   -  Глаз не обещаю, - пробурчал Данила, - а вот зубы заговорить – это влегкую…
   Через неделю, миновав Гезлев, на выходе из лимана казачьи челны атаковали мирного греческого торговца. Тактика захвата была тщательно отработана и незамысловата. Низкобортные запорожские струги жертва успевает заметить лишь когда происходит нападение. Уложив мачты вдоль днища, казаки, подкравшись со стороны заходящего солнца, дружно взялись за весла, и спустя час все было кончено. Мирный торговец оказался двухмачтовым галиотом, переделанным под перевозку рабов. Трюмы его были пусты, если не принимать во внимание десяток напуганных полячек-невольниц. 
   Свежий морской бриз пытался сорвать пламя со смолистых факелов, скудно освещавших палубу захваченного судна, разбойничьим посвистом пели на ветру снасти, и жалобно стонали на корме связанные моряки. Высокомерный грек-работорговец, в богато расшитом камзоле, холодным презрительным взглядом смотрел на запорожцев, без единой капли страха ожидая своей участи.
   -  Что с командой делать будем? – подошел Данила к еще не остывшему от схватки Гонте.
   -  Как что? – изумился атаман. – Грека и невольниц продадим татарам, а судно с моряками на дно.
   -  Ты что, батько? – ошеломленно спросил казак. – На чем далее поплывем, на стругах?
   -  Тьфу, ты! – в сердцах сплюнул на палубу Гонта. – Привычка треклятая…
   Данила понимающе кивнул головой – в набегах казаки брали лишь ценный груз, а команда галеона таковым не являлась. Еще раз окинув взглядом пленных, он встретился с насмешливым взором грека. Неожиданно, откуда-то изнутри, поднялась горячая удушающая волна. Подойдя вплотную к работорговцу, он негромко, едва сдерживаясь от нахлынувшей ярости, спросил:
   -  Сколько наших дивчин в рабство продал, купец?
   Грек безмятежно пожал плечами: мол, что за глупые вопросы, бизнес есть бизнес, ничего личного.
   -  Лисица! – свистящим шепотом позвал Данила.
   Верный десятник вынырнул из-за спины, словно ожидал команды. Сотник молча кивнул на грека. Недобро ухмыльнувшись, Лисица выхватил черкесский кинжал, скользнул к плененному купцу и деловито воткнул его в живот. Резко дернув руку вверх, он цепко подхватил за шиворот скорчившегося от боли грека. Жалобный звериный вой пронесся над палубой, заставив умолкнуть причитающих моряков.
   Вынув кинжал из раны, Лисица молча обтер его об купеческий кафтан, убрал в ножны и, ловко подхватив вывалившуюся осклизлую серую массу, одним движением забил ее в открытую глотку. Какое-то мгновенье полюбовавшись своим творением, десятник одним ударом ноги отправил грека за борт.
   -  Не много воли взял, сотник? – хмуро осведомился Гонта.
   -  Команда послушней будет, - буркнул Данила, слегка ошеломленный расправой. – Нам еще плыть с ними.
   -  Ну-ну, - неопределенно пожал плечами атаман и повернулся к подбежавшему Забельскому: - Тебе чего, десятник?
   -  Батько, там казаки полонянок делят, - доложил запыхавшийся пан Ляшко.
   Немая мольба за землячек виделась в глаза ясновельможного шляхтича.
   -  Дозволь, пан-атаман! – молодцевато вытянулся сотник.
   Добродушно хмыкнув, Гонта молча кивнул головой.
   На корме галеона, тем времен, шел яростный дележ добычи. Войсковой писарь, уже успевший оприходовать купеческий сундук с серебром, с трудом отбивался от нападок запорожцев, требующих немедленного раздела наличности и – главное! – живого приза. Самые нетерпеливые уже тянули за руки испуганных полуобнаженных наложниц. Один из запорожцев – рыжий, с отвислой заячьей губой – взвалив на плечо визжащую невольницу, под одобрительный хохот казаков направился с кормы.
   -  А ну, стоять! – рыкнул Данила, выразительно положив руку на эфес сабли.
   -  Что, сотник, понравилась девка? – глумливо ощерился рыжий, опуская польку на палубу. – Выбирай скорей, пока всех не разобрали.
   -  Я вспомнил тебя, казак. Это ведь ты в Умани насилил девочку, пока братья твои с ляхами рубились?
   Казаки отозвались глухим ропотом. Рыжий, затравленно оглянувшись на мрачнеющих запорожцев, с вызовом ответил:
   -  А ты что, жидовку пожалел?
   -  Отпусти девку, - боднул взглядом Данила и предупредил с легкой угрозой: - Сдохнешь!
   -  А ты не пужай меня, колдун! С кем миловаться прикажешь, с тобой? А что… лицом пригож, кожей нежен, могу и приголубить, - сделав похабный жест, казак отпустил полонянку и метнулся к связанным морякам. Выдернув за бороду здорового грека, он с ухмылкой предложил: - Коли девки тебе не милы, смотри – каков красавчик…
   Продолжить он не успел. Бородатый грек извернулся, освободив руку из узла, выхватил из-за голенища казака засапожный нож и быстрым движением полоснул мучителя по горлу.
   -  Сдох, - ошеломленно выдохнул кто-то в толпе.
   -  Супротив колдуна, дурень этакий, попер, - добавил другой голос.
   Обведя внимательным взглядом примолкших казаков, Данила негромко приказал:
   -  Пан Ляшко. Дивчин накормить, помыть… - при этих словах запорожцы грохнули дружным хохотом… - и спать уложить, -  с улыбкой закончил он.
   Провожаемый скабрезными шутками, сотник предупредил Лисицу:
   -  Девок под охрану, моряков в трюм. С остальным утром разберемся, - и привычно ляпнул: - Оно вечера мудреней.
   Характерник не простой казак, и слова должен произносить осторожно – взвешенно. Утро, как он и пожелал, оказалось мудреным: галеон взяли на абордаж пираты.

И все?! Больше ашипок нет?!!    И даже это не ошибка - просто не люблю тире в прямой речи.