Немного к Главе 10.

Фронты горят по–прежнему. Слушая сводки, поражаешься, откуда стороны берут столько людей и техники. Конечно, те, кто поумнее понимают, что данные о своих потерях занижены, а о чужих – завышены. Но всё равно, речь о колоссальных потерях идёт. Линии на картах застыли в нервном напряжении, подрагивают, словно живые. Фронты истекают кровью. Даже не спецу в военном деле видно. Марина себя считает именно спецом. Пусть не лучшим. Пока не лучшим. В конце–концов, она уже умеет водить танк и обращаться с оружием.  Читала и почти наизусть знает все уставы. Пусть этого пока маловато. Но она уже знает – на войну успеет. Воевать – в том числе, и её долг. Она – Чёрный Еггт, она – Марина Саргон. Где–то там свершаются большие дела. Ей надо успеть вырасти.
Война всё сильнее вплетается в жизни людей. Новости о смертях чьих–то близких становятся пугающе привычными. У других  тоже новости из разряда не знаешь, радоваться или горевать. Кровавые мясорубки фронтов перемалывают не всех. Иных выбрасывает переломанными, но живыми. Кто–то уже вернулись с войны. Без глаз, без ног, но хотя бы живыми. И не знаешь, везенье или нет, вот так вырваться. Для себя Марина чётко решила – калекой она жить не будет. Если что – у неё хватит мужества убить себя. Ибо жить обрубком – не для неё. Другое дело, что эти мысли останутся ведомы только ей.
Кажется, в очередной раз попав в позиционный тупик на суше, стороны решили перенацелить усилия на море и воздух. Где–то там в дальних морях клыками четырёхсотмиллеметровых пушек да бомбами и торпедами палубной авиации вцепились друг в друга флоты. Завалены минами проливы, крадутся к стоянкам подлодки. Над пустынными водами натружено гудят моторами огромные летающие лодки и тяжёлые бомбардировщики. В морях масштабы другие. Тут не понять, как это продвижение на три километра может считаться хорошим результатом. Тут всё по–другому.  За исключением смертей. Их тут меньше по общему счёту. Зато сплошь и рядом гибнут все. Если в положенный срок не возвращается подлодка – то это значит только одно – она не придёт никогда. И вряд ли до конца войны прояснится её судьба. Может, и никогда. Море умеет тайны хранить.  Капитан подлодки вполне в состоянии первым заметить патрульный эсминец.
На некоторых островах добывают нефть. Кровь этой войны. Без неё ни огромный линкор, ни юркий эсминец с места не сдвинется.
Ни раз и ни два пытались разрушить промыслы и заводы друг друга. Рвались сквозь огонь зениток и атаки истребителей армады бомбардировщиков.  Но заводы разрушить не удавалось. Слишком хорошо все понимали ценность нефти. Мало какой город мог похвастаться такой ПВО, как островные заводы.
Через минные заграждения и завесы подлодок пытались пробиться к прибрежным месторождениям эскадры с мощнейшими линкорами в составе. Гибли на минах океанские тральщики. Гиганты перестреливались с береговыми батареями. Заводы работали.
Охоты на караваны танкеров, везущих горючее в метрополию идут с переменным успехом. Слишком уж нужна обеим сторонам нефть. А верфи вполне справляются с постройкой новых кораблей на смену погибшим. Людей хватает. Пока хватает. Но вечно так продолжаться не может. Адмиралы сторон вынашивают планы генерального сражения, призванного если не уничтожить, существенно ослабить флот противника. Другое дело, что не так–то легко выманить на бой главные силы вражеской армады.
Где–то за тысячи километров от них смотрит на карту чёрноволосая девочка. Много она не знает о ситуации на морях. Но понятно ей, что в водах большого архипелага почти в центре океана скоро грянут невиданные сражения.  Сордар где–то там, «Владыка морей» в тех водах, и новый пёс Тайфун, кого она ещё не видела. И может вообще никогда не увидеть.
Мирренам эти острова нужны затем же, зачем и грэдам. Потому и жестоки будут бои. Сила встретится с равной силой. Даже по официальным корабельным справочникам видно, какие  собраны силы. А ведь справочники, особенно, изданные в военное время, далеко не полны.
Сордар пишет нечасто. Письма краткие и явно пишутся урывками. Уже по ним видно, какие дела затеваются. Раньше он писал больше. Фотографии иногда присылал. Сейчас просто не до того стало. Что будет, если с линкором что–то случится? Пусть, он самый большой в мире корабль. Но Марина запомнила, как адмирал сказал: «Море не любит непотопляемых кораблей».
Хотя потопить «Владыку» непросто. Наверное. В тех водах ведь бывают сильные тайфуны и шторма. В старину корабли пропадали. Да и в довоенные времена случались трагедии. Говорят, тропические острова –  замечательные места для отдыха. Только сейчас там царит смерть. На атоллах – аэродромы и батареи. Каждый островок укреплён. Многие из них скоро превратятся в пылающие вулканы. Но пока ещё висит предгрозовая тишина.

Судя по сводкам, обе стороны усиливают бомбежки прифронтовых городов. Рейдов сотен машин через полконтинента больше не повторялось. Может, стороны сочли их неэффективными, предпочитая гробить людей и технику в других местах. Может, просто копят силы для новых, ещё более разрушительных, рейдов. Во всяком случае, высотные разведчики по–прежнему появляются в столичном небе. Софи говорит, что уже есть высотные истребители, способные их достать. Только Марина ей не особенно верит. Были бы – пополнилась бы выставка трофеев новыми экспонатами. Раз там ничего нет, то и на аэродромах ничего нового, скорее всего, тоже нет.
Или же Марина паникует без особой причины? Пойди, разбери. Она только один налёт видела. Тогда не испугалась просто не осознавая опасности до конца. Сейчас же многое изменилось.  На налёт он теперь предпочтёт смотреть через приборы зенитных батарей. В крайнем случае, через прицел истребителя. Но эту уж честь она с радостью Софи уступит. Летать Марина не боится, но и не любит, хотя понимает, что в недалёком будущем все сколько–нибудь важные персоны, начиная с отца и Кэрдин будут перемещаться исключительно по воздуху. Ведь уже довольно давно серебристые птички обогнали по скорости все прочие виды транспорта. Хотя пока они лучше всего умеют убивать. Впрочем, ни будь Первой войны,  самолёты ещё долго бы оставались забавными техническими курьёзами. Их значение тогда понимали только военные, да и то не все.

Продолжение Главы 11.

Мир между Мариной, Эридой и Рэдрией на несколько дней стал главным поводом для школьных сплетен. Как–никак эти трое весьма специфические личности каждая сама по себе, а уж втроём... Впрочем, по отношению к остальным, никто из троих не изменился. Рэдрия по–прежнему на всех огрызается, а Эр всё так же добродушна.
У Софи пытались спросить, что она думает, но та кажется погружённой исключительно в свои личные проблемы –  опять вокруг неё кипящий котёл страстей. Тут до своих–то подруг дела особого нет, а уж до делишек младшей, тем более, не направленных против неё, дела нет и подавно.
У Марины вторую весну приступ зависти к сестрёнке. Приступ не персонифицированный – никто из кавалеров сестры особого впечатления не производит, хотя есть среди них и довольно симпатичные. Вроде, ни одного Орена – тайной любви Эр среди них нет, а выискивать среди многочисленных носителей этого имени нужного – зачем это Марине надо? Правда, «Крылатые фразы и выражения на все случаи жизни» с закладкой  в разделе «О любви» притащить не поленилась – пусть знает, откуда почти все школьные «поэты» вдохновение черпают. Хотя, если здраво разбираться, не очень–то Эр в подобном справочнике нуждается – сама стихи сочиняет. По мнению Марины, не особенно чтящей поэзию, выходит у Эр, как минимум, не хуже, чем у школьных рифмоплётов. Правда, с их «творчеством» приходилось знакомится только по издевательски –  хамским пересказам Софи. Сестра, если ей надо, кого угодно в прямые родственники дубового бревна произведёт.
Рэдрия вот вполне искренне плакала, когда Эр ей стихи читала, причём далеко не самые новые. Однако, слышать–то их Марина раньше слышала, даже хвалила (не вполне искренне по причине граничащего с нелюбовью равнодушию к поэзии) Эр тогда ей скорее поверила, нежели нет. Как–никак, Марина на тот момент была единственной, с кем она решила поделиться своим увлечением.
А вот на Рэдрию произвела впечатление. Марина краем глаза посматривает на них, делая вид, что наблюдает происходящее за окном. Эр излишне увлеклась, не замечает уже, что Эр вся в слезах. Да и у Марины что–то предательски в глазах щекочет. Соринка, наверное. Хотя, стихи всё–таки берут стихи за душу.  Знают ли Эрида и Рэдрия, что Херт в своё время славился как блестящий оратор? Он уже лет пятнадцать почти не выступает публично, только с отчётами подчинённых  ему ведомств. Но когда–то говорить так, что до печёнок слова пробирали, соправитель умел.
Ему случалось солдатские бунты в конце Первой войны пресекать удавалось. Находил молодой соправитель слова, что пронимали видевших сотни смертей штурмовиков и окопников. Бывало, солдатские выступления приходилось подавлять силой оружия. Херту прибегать к силе не пришлось ни разу. Он находил слова. Хотя и признавался потом (он не знал, что любопытная дочь императора их подслушивает): «Ещё несколько месяцев – и всё, у меня бы больше не нашлось бы  слов. Не нашлось бы и  тех, кто бы стал в них стрелять. Мы на грани были тогда, на грани...» Марина только спустя несколько лет смогла понять, о какой грани шла речь.
Ораторские способности соправителя вот в таком преображенном виде унаследовала дочь. Только ей другой отцовской способности не досталось: соправитель толпы не боится; любой, даже вооруженной. Эрида робеет, если много людей. Зачастую в результате просто не скажет много из того, что собиралась.
Заметив слёзы Рэдрии, Эр испуганно замолкает.
– Ты плачешь? Что–то случилось?
Марина неохотно отворачивается от окна. Не хочется признаваться – проняло и её. Хотя, темы смерти и безответной любви, мягко говоря, не принадлежат к числу любимых. Но больно уж ловко плетёт Эр словесную вязь.
– Да... То есть, нет. То есть, да. Жалко их, тех про кого ты написала. Грустно, что всё так кончилось.
– Я плохо умею писать весёлые вещи. Ты уж извини, что получилось так. Осенью я это писала. В пору увядания. Вот и вышло...
– Кх–м. – напоминает о себе Марина, раскачиваясь на стуле.  – Вообще–то осенью у ненормальных активность повышается.
– Марина...– Эр смотрит  на неё так, что становится даже стыдно. Немного.
– А что, я ничего, это во всех медицинских учебниках написано.
– Я знаешь ли, тоже видела книжку одного психиатра, утверждавшего, что любовь – это психическое заболевание. Наряду с пьянством, употреблением наркотиков, болезненной страстью к воровству и поджогам. Настаивал на его включении в официально утверждённый список заболеваний. Вот только методы лечения были уж больно неубедительны.
– И чего? Насколько я знаю, среди психиатров шарлатанов больше, чем среди всех остальных учёных вместе взятых.
– Даже если любовь заболевание, в чём я не уверена, у  тебя на него стопроцентный иммунитет.
– Зато у многих явно сезонное обострение. Причём у значительного процента – обострение либо на пустое место, либо на совершенно недостижимый объект.
– Марин...
– Чего?
– Попробуй влюбиться... Может, взгляд на мир изменится...
– А чем тебя мой взгляд не устраивает?
– Он тебе, прежде всего, мешает видеть очень многие вещи в мире.
– Зато, позволяет видеть многие другие, – недовольно отвечает Марина.
Кажется, теория,  что некоторые вещи для понимания требуют достижения определённого биологического возраста, имеет под собой некоторые основания. Всё–таки Эр старше... Но Рэд, особенно внешне, тоже, но всякими возрастными глупостями не страдает. Или скрывает их очень хорошо. И кроме     Дворца Грёз хватает мест, где быстро учишься держать мысли при себе.
Хотя, надо признать, стихи Эр сочинять умеет. Интересно, много она уже из своего почтового ящика добыла? Марина–то принципиально неподписанные не читает. А на неё стишками впечатления не произведёшь. Интересно, а на Эр возможно? При её–то талантах. И кто, в конце–концов, этот Орен таинственный? Правда, что–ли, заняться его поисками, а найдя записочку от имени «таинственной незнакомки» подкинуть? Вот только зачем ей это за исключением удовлетворения пустого любопытства?
Может, действительно, пусть сами друг с дружкой разбираются? Только ведь не решится Эрида ни на что. Новый Год вспомнился. Она тогда ни с кем не танцевала. Не так уж легко пригласить пусть причудливую и абсолютно добродушную, но всё–таки самую настоящую принцессу. Сама она тоже ни на что не решилась. Хотя... Кто там вокруг неё тогда крутился? Марина корит себя за невнимательность. Но тогда у неё другие приоритеты были.
На самом деле, подстроить что ли Эр роман? Софи говорила, что весело романы устраивать, а потом мирить или ссорить, смотря под настроение. И почему это люди ей верят? Фамильные дипломатические способности Еггтов пробудились? Неужели не помнят, что любой миротворец в первую очередь не стремится помочь сторонам, а преследует в первую очередь, свои интересы. Софи–то уж точно себя не забудет.
Или Марине, по причине миновавшего её весеннего обострения, просто заняться нечем? Нечем, на самом деле. Канун экзаменов, кто–то весь на нервах, но не всезнающая Марина. Знает, что про неё давно болтают, будто оценки ей ставят не за знания, а за происхождение.  Ей, в сущности, плевать, злит только то, что болтают только про неё, хотя и других представителей Великих Домов более чем достаточно. Слухи же только про неё бродят. Софи непогрешима словно, хотя Марина сомневается сильно, что высшую математику Софи решает сама. Если считать она всегда хуже Марины считала, да и шахматы что ей, что Эр проигрывала всегда, то вряд ли сейчас у неё с чего–то вдруг открылись гениальные способности. Ни в каких школьных мероприятиях математической направленности она никогда не участвует, однако, имеет стабильно отличную оценку. С чего бы это? Ведь так не только с математикой происходит! Так творится со всем, в чём Сонька раньше не блистала. Этот год был сложнее предыдущего даже для Марины, а сестра словно не напрягается совершенно. Точно, дружков–приятелей эксплуатирует, они ведь не только для добычи авиационных запчастей годятся.
А вот для чего ещё? Что–то там Сордар про укус змеи говорил? Смысл она тогда ещё уловила, только в полной степени правоту Сордара осознаёт только сейчас. Так и не добилась зимой тех слов, которые Дмитрий чуть тогда не сказал. Слова почти в
воздухе витали, да и он сказал фактически. Только не на том языке. Впрочем с зимы их двоих почти все, кроме быстро разобравшейся в происходящем, Эриды, стали считать их парочкой. Он–то потому ничего и не сказал – налетел на её привычно растопыренные колючки. Софи до сих пор делает разной степени пошлости намёки на излишне углубившийся характер их отношений. Марина в ответ вставляла не менее едкие шпильки. Только всех почему–то стали интересовать только высказывания Софи. В лицо–то Марине особо не посмеёшься, только за спиной можно хихикать относительно безнаказанно, ибо всех отколотить она всё равно не сможет.
Интересно, попадись ей настоящее, а не отправленное из злого розыгрыша, любовное послание, какова бы была реакция? Ведь кто бы не взялся писать, знать должен, что литературный слог Марины хвалят все преподаватели. Вскрыть, что ли одно из не подписанных. Она тот ещё графолог, но несколько почерков прекрасно знает. Почерк Эр или Софи при случае и изобразить может. Проблема в том, что Дмитрий знает о нелюбви Марины получать, и тем более, читать, письма. Так что вряд ли он станет писать, зная, что не дождётся ответа.
Начинает казаться, что не у всех вокруг, а как раз, у неё чувства как–то неправильно устроены. Хотя, может, у неё просто стадное чувство совершенно не развито? Очень даже может быть...
С Рэдрией она не пошла. Та в библиотеку собиралась, экзамены как– никак скоро, а если уж решила позаниматься, то делать это лучше по–одиночке. В почтовый ящик не заглядывала  уже несколько дней. Проверить что ли? Сперва заглядывает в обычный. Хотя там вряд ли что будет. Заглядывает.
Ну что за дерьмо! Письмо от императрицы. Марина их НЕ–НА–ВИ–ДИТ. Она их не читает. Уже несколько месяцев. Как в грязную лужу плюхаешься, очередное письмо увидев. День теперь испорчен бесповоротно. Только злость и раздражение на всех и вся. Никого и ничего видеть не охота. Да пошли все! Убежать бы и не видеть никого. На самое дальнее озеро, или ещё куда–нибудь. Или у себя закрыться и до завтра не вылезать. Ну, почему всё так плохо? Чего ей надо? Могла бы после одного раза понять, что не хотят с ней больше общаться. Софи тоже писем не читает. Марина не выясняла причин, почему.
Злобно идёт к школьному ящику. Открывает, чуть ключ не сломав. Ну, так и есть. Ещё парочка. Не подписанных. Сколько раз Марина говорила, что никогда не прочтёт адресованного ей, но не подписанного письма. Что, тут глухих столько? Марина ведь уверенна, что отправителей писем несколько. Да ещё крайне трусливых вдобавок, сказать гадость в лицо боятся, бумаге доверится решили. Думаете, Херктерент будет бегать, выясняя, кто каких гадостей ей понаписал? Не дождутся!
Она сегодня почти решила открыть одно из лежащих в ящике писем. Чуть не сделала хуже  самой себе. И так всё омерзительно, так чуть ещё хуже не стало. Так что, пусть это всё лежит, где лежало. Как яд какой–нибудь. Только, что–то уж много этого яда скопилось. Пить, вроде, незачем. Уничтожить? Но даже яд иногда бывает нужен. Хотя бы для врага...

Продолжение Главы 1.

Насчёт своих возможностей создать современный реактивный двигатель, Марина вовсе не уверена. Да, её ракеты успешно летали и даже в цель попадали, но технически это уровень, считай прошлого века.  Правда, ракетостроение последние несколько десятков лет вплоть до относительно недавних времён почти не развивалось – пушки оказались куда эффективнее ракетных станков. Хотя, уже в Первую войну с самолётов стреляли ракетами, но опять же, почти не отличающимися от тех, что умеет делать Марина.
А каковы современные? Марина точно не знает. Уже несколько лет в открытых публикациях ни о реактивных самолётах, ни о о ракетах нет никаких публикаций. Хотя, реактивные самолёты есть уже, Марина их видела. С баллистическими ракетами сложнее, но и в их реальности сомневаться не приходится.
Ничего подобного Марина соорудить всё равно не сможет – тут не столько в её силах дело, сколько в невозможности добраться до определённых ресурсов.
Сперва, надо всё–таки ознакомится с агрегатом, для которого с нуля предстоит создавать двигатель.
– Пошли?
– Куда?
– В следующий раз за глупый вопрос дам в глаз. Понятно выражаюсь? – вспомнился тут  Сордар.
– Понятно всё, Марина, пошли в ангар.
И как это  они планер, притом, довольно большой, соорудить умудрились так, что Марина ничего не слышала? С другой стороны, слышать от кого? Эрида авиацией не особо интересуется, а Софи считает все летательные аппараты, не имеющие мотора, совершенно не заслуживающими её внимания.
Марина с угрюмым видом ходит вокруг планера. Надо ведь сказать что–то такое, чтобы и славе своей, по её же вине сильно поблекшей в последнее время, не повредить, и в лужу прилюдно не сесть, что вообще славу похоронить может. Она ведь прямо скажем, не спец по авиационным двигателям, тем более, реактивным. Но отступать некуда, тем более  Марина трудностей не боится.
Она–то не спец, но они–то, похоже, с конструкциями двигателей вообще не знакомы. Хотя, по аэродинамике явно читали кое–что. Во всяком случае, длиннокрылый агрегат выглядит вполне летательным. Ладно, Марина тоже кое–что знает о зарождении реактивной авиации.
– Вы его, что с пороховыми ускорителями пускать вздумали?
– Думали над этим...
– Сгорит на хрен, авиаторы, блин. Тут же дерево и перкаль!
– Мы фото видели, как Б–35 стартует с ускорителями, а он же цельнодеревянный...
–  Подпись под фото прочесть лениво было? Там наверняка было чётко сказано, что на испытаниях обшивка хвоста заменялась на металлическую?
Так–так, похоже,  подпись они и не прочли. Или в популярной литературе было сказано несколько меньше, чем в  сереньких книжечках из императорской библиотеки. Хотя, и сами бы догадаться могли.
– Нужна металлическая обшивка там где будет стоять двигатель.
– Резерв по массе ещё имеется, – так–так, а вот и главный конструктор, похоже, – где планируется установка?
Марина ненадолго задумывается. Тоненькие крылышки вряд ли выдержат подвеску под ними чего–либо тяжелого. Ставить по бокам фюзеляжа – опять же, значительное утяжеление конструкции из–за необходимости замены обшивки и, возможно, полной перестройки машины.
– В хвосте, где же ещё?  Свои какие–нибудь наработки есть?
Конструктор поворачивается к Дмитрию. Интересно, почему так распространено заблуждение, что если у отца есть какие–либо способности, то и у сына к ним должен быть талант? У этого–то деятеля интерес скорее не к двигателю, а к потенциальному главному конструктору.
– Выкладывай!
Так–так, похоже, он больше изображает из себя знатока двигателей, нежели им является. Ну, да Марине тоже много кого из себя изображать приходилось. Ему–то ведь тоже не особенно надо, чтобы о его «талантах» узнали.  Ладно, не впервой, прорвёмся.
            *    *    *

– Осторожнее! - опасность, оказывается, неплохо способствует ускорению.
Как говорится, вас предупреждали. Думать надо, с какой стороны сопла стоять при испытаниях. Марина предупреждала. Но до некоторых доходит только на наглядном примере. Вроде, все оказались шустрыи, никто не загорелся и ничего не сломал. Осторожно поднимаются. На странноватую конструкцию посматривают с опаской и уважением.
- Вопросы? - интересуется Херктерент.
Все как-то странно посматривают на конструктора.
- Вес в пределах допустимых значений.
- Время полёта?
- А сколько ты хотел при таких характеристиках? В курсе, сколько этот двигатель жрёт?
Конструктор промолчал. Расчёты Марина ему приносила. Только он в них ничего не понял. Кивал с умным видом, подозревая, что Херктерент о его незнании догадывается.  В конце-концов, при провале, все шишки на Марину повалятся, а при успехе доля славы и ему перепадёт. Сегодня наглядно продемонстрировано – двигатель работать будет. Только сам бы конструктор в хрупкий планер с таким украшением на хвосте не полез бы пожалуй.
– Когда сможешь установить?
– А хоть сейчас  могу приступить. Этот движок у меня экспериментальный, рабочий в ангаре уже подготовлен для установки. К выходным можно в полёт отправляться.
– Думаешь, нам дадут буксировщик? Сама же говорила, что время работы двигателя невелико. Целесообразно, взлететь за буксировщиком, а двигатель включать только в полёте.
– Целесообразно, целесообразно, – передразнивает Марина, – скучно у вас всё с этой целесообразностью.
– Что ты предлагаешь? – настораживается конструктор.
– На хрена буксировщик? Без него не взлетим?
– Взлетим, но не на долго.
– А если трамплин на холме соорудить, да запускать с помощью пороховых ускорителей.
– Но это же опасно...
– Сказал разработчик ракетоплана.
Как говорится, отступать некуда.
– Что за трамплин?
Марина поворачивается к Дмитрию. Тот с видом фокусника достаёт из полевой сумки несколько листов протягивает их конструктору. Марина тут же пускается в объяснения.
– В принципе, лучше делать из металла, но долго по времени и нецелесообразно для разового запуска. Так что, почти всё можно сделать из дерева, металлической должна быть только разгонная направляющая.
– Такого бруса у нас сколько угодно, – говорит кто–то.
Марина тут же впивается в него пальцем.
– Так, срочно в мастерские, брус пилить. Народу много, сам бери сколько надо, вечером зайду – проверю. Балки под направляющую знаете, где взять?
– Да.
– Тогда почему ещё здесь? Вы–полнять! Теперь продолжаем. Что они напилят – тягачом затаскиваем на холм. Кто его водить умеет? Прекрасно, ты и поведёшь. Потом собираем трамплин, ставим на направляющую тележку... Да, да именно ту самую, что я тебя просила сделать. Закрепляем, ставим ускорители, пилот садится в кабину, мы поджигаем ускорители, через пять секунд снимаем стопор. Тележка при старте отвалится сама, когда ускорители прогорят, пилот включает двигатель, и летит отсюда нахрен.
– Марина, всё это, конечно, замечательно, только одно «но» – у нас нет пилота.
– Как это нет? Планеристов же хватает! Вон ты, например!
– Я...
– Боишься?
– Ну да, боюсь. Ты умеешь делать ракеты, но я знаю, чего ты напихала в этот двигатель. Если это рванёт.
– Так не рвануло же, пока я двигатель строила! – о полученных ей и Дмитрием ожогах им знать не обязательно. Теперь–то Марина абсолютно уверена, что агрегат взлетит в небо, а не на воздух. Но вокруг все какие–то неуверенные.
Херктерент подходит вплотную. Маленькая, злобная в глазах бешенство играет. Причём бешенство такое, что от неё пятятся.
– Ты трус, все вы трус, только языком болтать и умеете. Ничтожества...
Её такой уже видали. Сейчас в драку кинется. Причем, плевать, сколько противников.
– Дегенераты! Я за эту штуку головой ручаюсь. Сама бы полетела, да не умею я...
– Зато, я летать прекрасно умею! – все оборачиваются на голос. Софи стоит прислонившись к дереву. В памятной многим лётной форме. Даже с шелковым шарфиком. Невозмутимо подравнивает пилочкой ноги. Повертев рукой, любуется на полученный результат. Тишина. Только слышно, как шумно дышит сжавшая кулаки Марина.
– Ну, так на чём предстоит летать, мне кто–нибудь объяснит?
Тишина.
– Ну, если все воды в рот набрали, сама разобраться попробую.
Своей фирменной походочкой, направляется к стенду. Отмечает намертво выгоревшую траву, да и одежда кое–на ком зеленоглазом местами прожжена.
С технической грамотностью у Софи, если и хуже, чем у сестры, то ненамного. Чем является представленный агрегат, догадывается сразу, равно как и оценивает перспективы работоспособности. Где это планируют монтировать тоже ясно в общем–то, за постройкой планера следила, а уж после нескольких обмолвок относительно причастности Марины...
Софи обрадовалась, что сестра, наконец, ожила, но и насторожилась одновременно. Марина это Марина,  чувство опасности отсутствует напрочь. Что приводит... К весьма разнообразным последствиям.
Младшую несколько минут лучше не трогать, пускай остынет. Если резких движений не делать, она вполне безопасна. Как родовой гремучник.
Итак, что мы имеем? Двигатель: одна штука. Планер: одна штука. Марина: одна штука. Сложить три в одно – задача уровня начальной школы. Получается нечто, сразу пробудившее все авантюристические нотки Софи.
– Как думаешь, – осторожно спрашивает конструктор, на всякий случай делая шаг в сторону от Марины, – эта штука взлетит?
– Уверена. И я даже знаю, кто её в воздух поднимет. Ведь ты мне поможешь, Марина?
Та ещё не восстановила возможность членораздельно отвечать, но уже в состоянии кивнуть. Софи ещё не видела, каким путём предстоит осуществлять взлёт. Но раз уж согласилась лететь – теперь не отвертится.

  Софи вписалась в число помощников Марины. Даже пару советов относительно установки приборов в кабине дала. Марина спорить не стала даже для виду – если реализуемо, то почему бы не сделать, тем более Софи на этом лететь. После установки, второй двигатель запускали ещё пару раз. Софи сидела в кабине очень серьёзная. О чём она с Мариной разговаривала, не слышал никто, но до конструктора довели предупреждение старшей Херктерент: « Если кто–то, кроме Марины, подойдёт к двигателю... Говорить я ничего не буду. Убью попросту». Сказано с такой интонацией,  что поверили все. Они обе играют с огнём. И лучше не мешать им в подобной игре.  Никто об опасности не задумывается – в этом возрасте ей упиваются. Опасная игра пьянит сильнее любого вина.

– Знаешь, Марина, я вот думаю – может, другой самолёт построить с твоим двигателем?
– Другой – это какой? И чем этот плох?
– Так сама знаешь – планер с двигателем – не совсем самолёт. Я вот что хочу предложить – предельно обжатая конструкция, фюзеляж, по сути, обтягивающий баки и двигатель. Крылья – самые короткие из  возможных. Скорость! Всё во имя её!
– Угу. Только, если двигатель станет, планировать это чудо скорости будет примерно как кирпич.
Софи весело смеётся.
– Кто это тут об опасностях заговорил?
– Я просто озвучиваю аэродинамический факт.
– Возьмёшься?
– Подумаю. Всё равно, на таком никто, кроме тебя летать не согласится. А ты не факт, что после сегодняшнего будешь пребывать в пригодном для полётов состоянии.
Софи снова хохочет.
– Поражаюсь твоему оптимизму, Марина. Ведь я рискую, а не ты. Могла бы и сказать пару слов в поддержку.
– Угу. Даже случись что, у тебя будет парашют. А у меня, взорвись топливный бак, шансов не было бы никаких.
– Я рада, что у тебя хорошее настроение. Так что насчёт скоростной машины думаешь?
– Ты эту–то сперва посади.
– Кто–то мне давал гарантии её абсолютной надёжности.
– Угу. Гарантия на мои изделия распространяется, а вовсе не на твои руки/ноги/голову. Особенно, на последнюю.
Софи снова смеётся. Такое состояние радостного возбуждения в предвкушении полёта. Радость ничто и никто испортить не могут.
– Марин...
– Чего?
– Почему ты такая бескрылая? Вместе бы могли летать! Это ведь так здорово  – летать.
– Угу. Как один кровельщик говаривал: «лететь не так уж и плохо. Упасть – вот в чём мало хорошего».
– Ну, так даже кровельщик твой признаёт, что летать – здорово!
Планер они сперва не узнают.  Что за окраска? Софи догадывается первой и радостно верещит так, что у Марины закладывает уши. Гремучник! Еггтовский гремучник! Только Марина угрюма. Опять весело всем, но не ей. И почему она всеобщим весельем заразиться не может? Хотя, как раз и является одной из причин, почему это веселье стало возможным. Ну, почему о ней опять никто не вспомнил?

– Почему она двигатель не включает? – озвучивает Марина общую мысль.
Кто–то, разбирающийся в планеризме лучше её, шепчет.
– Кажется, она восходящий поток поймала, хочет забраться повыше...
– Ага. И улететь потом подальше, – догадывается Марина.
                            *      *      *
Насчёт намерений сестры, Марина угадала. Софи действительно хочет улететь далеко. И не просто далеко, а дальше всех. Отсутствием амбиций старшая дочь императора никогда не страдала. Она просто решила побить мировой рекорд дальности полёта на планере. Такие «мелочи» как военное время и невозможность зарегистрировать рекорд даже в случае установки, а так же, мягко говоря, нетрадиционная конструкция планера её совершенно не волнуют. Розу ветров в окрестностях столицы изучила тщательно. И решила, что  если удачно стартует, вполне может километров на шестьсот улететь (рекорд – чуть больше четырёхсот). Не волнует Софи и как на её исчезновение отреагируют в школе, равно как и то, как предстоит возвращаться назад. В конце–концов, для нескольких крупных купюр место в кармане нашлось, да и железнодорожная и автомобильная сеть в стране довольно густая.

– Директор, Херктерент сбежала.
– Впервые что ли? К тому же, насколько я помню, права покидать школу по выходным её никто не лишал. Вернётся к вечеру.
– Вряд ли вернётся. Сбежала старшая. На самолёте с реактивным двигателем.
– Что!!! Где она его взяла?
– Про это надо спрашивать всех школьных планеристов и Херктерент–Младшую в частности.
– Да, полицией и пожарными на этот раз не обойтись. Тут уж Безопасность привлекать надо.

Софи особо ни о чём не волнуется. Запас высоты хороший, да ещё и двигатель она не включала. Вряд-ли её будут искать  почти в двухстах километрах от столицы. Она ошибалась. Рации на планере нет, иначе бы она слышала жесточайший мат, царящий на всех частотах. Хотя, то, что причина такой ругани она, несомненно, бы, понравилось.
Директор школы о коде 941 осведомлён, местное отделение Безопасности переключилось на министерство. Так как ситуация не укладывается в стандартные инструкции, известили министра. Направление движения планера к тому времени уже известно. Ближайший к школе пост ПВО заметил раскрашенный под змею планер, дали направление. Неизвестный самолёт в окрестностях столицы, да ещё подошёл незамеченный радарами! Патрульным истребителям тут же приказали выдвигаться в указанный квадрат, с приказом принудить нарушителя к посадке, при отказе подчинится – уничтожить. Одновременно, приказали подняться в воздух дежурным эскадрильям и готовность №1 всем остальным. Кажется, намечались грандиозные оргвыводы.
Совершенно неожиданно командующему ПВО позвонила министр безопасности, и как первый заместитель Верховного отдала приказ перевести ПВО в обычный режим. Приказы об отмене атаки удалось передать в последний момент. Одна из патрульных пар доложила об обнаружении неизвестного планера, приближающегося к территории крупного военного склада. Зенитные батареи по неизвестной машине тоже огня не открыли. Сообщений о тревоге не поступало, а боевую готовность объявить не успели.
Патрульная пара получила новый приказ – наблюдать за планером с максимальной дистанции.
Командующий ПВО, доложил об обнаружении машины, явственно услышал в трубке как министр вздохнула с облегчением.
– Его надо сажать.
– Поднять учебные машины. Они вооружены, покажут пулемётами, куда именно, если не поймёт, могут и сбить.
– Машина неприкосновенна. Огня по ней не открывать. Попытайтесь принудить её к посадке, подняв невооружённые машины.

Софи спокойно продолжает полёт. Ей даже петь хочется, как всё здорово. Управление машины под неё делалось, так что не устала совершенно. Недооценивала она прелесть полёта на планерах. Нет, самолёт всё равно лучше, но здесь более чистое ощущение, что летишь, как птица. О переполохе, поднятом в небесах, ей ничего не известно. Даже истребителей, следящих за ней не заметила, хотя головой по сторонам вертит активно. Не насмотрелась ещё на небо и землю вот так. Подумывает теперь, не завести ли гидроплан–амфибию,  что бы можно было взлетать и садится где угодно. Летит, ориентируясь по линии железной дороги. Так проще всего отмерять расстояние. Трассу предполагаемого маршрута выучила на земле, и теперь забавляется, угадывая названия станций, и только потом глядя на карту.
Так, а это что за гости не званые? С правого борта подстраивается учебный самолёт в раскраске и со знаками Авиации. Пилот машет рукой, пытаясь привлечь её внимание. Софи тут же показывает ему язык. Почему–то была уверенна, что хулиган тут–же уйдёт вниз со снижением – наверняка, в учебном вылете бензина не так много, чтобы вволю в воздухе подурачится. Самолёт никуда не делся. Пилот выразительно грозит кулаком и делает жест пальцем вниз. Софи отвечает неприличным жестом, одновременно сообразив, что за штурвалом вовсе не ровесник Яроорта. Взрослый инструктор. Опытный пилот. Неужели, её так быстро нашли? Точно, с другого борта пристраивается ещё одна машина. Понятненько!
Извините, ребятки, но мне с вами не по пути. Самое время опробовать агрегат Марины. Что–она говорила, что на максимальную тягу сразу лучше не включать. Но у Софи нет выбора. Врубаем!