– Иногда вот понять не могу, ты за них или против?
Хейс снова лезет за сигаретами. Затягивается.
– Честно говоря, я сомневалась одно время. Много уж очень всякого красивого сказано было. Но я считать слишком хорошо умею. Поговорила с кое-кем из этих, кто хотя бы пацифизмом не страдает.
«Вот вы тут обещаете повышение социальных выплат. Дело, конечно, нужное. Только за счёт чего?»
«Перераспределение доходов и расходов».
«Инт-тересно. Самая большая расходная статья у нас – военная. Сократишь – на фронте станет намного меньше снарядов. К каким последствиям может привести, объяснить? Или, ты поражанец?»
«Нет».
«Что там ещё интересного? Всеобщая амнистия. Это как? Убийц и насильников тоже?»
«Но ведь много инспирированных для выполнения показателей, дел!»
«Я процент не высчитывала, ты тоже. Но вот у нас в соседнем городке несколько лет назад случай был. Завёлся любитель маленьких девочек. Попался на четвёртом случае. Внешне таким благообразным выглядел! Получил двадцать лет на севере. По вашим идейкам, его отпустить надо. Только вот у меня, знаешь ли, младшие сёстры есть».
Ответа не последовало.
«Что там ещё? Реформирование полиции. Кадры где возьмёшь? Или сам служить жаждешь? Вижу, что нет».
«Ты тоже, смотрю, не рвешься».
«Ну, так я работой нынешней вполне удовлетворена».
«Но это же цепные псы режима!»
«И что? У любого режима есть кое-какое имущество, нуждающееся в защите. Да и граждан не мешает защищать в том числе и друг от друга».
«Ты сама рассуждаешь...»
«Как кто? Чего молчишь, договаривай уж».
«Ты же сама от режима зависишь».
«Сказал сын первого секретаря замминистра горнодобывающей промышленности. Тебе ведь отец обучение оплачивает. Ему режим жалование платит. Так кто тут больше от режима зависит?»
Видела бы ты его физиономию! Они, протестуны эти все в большинстве такие – либо живут за родительский счёт, либо пристроены папой–мамой на непыльную работёнку мелким чином в министерстве. Либо вообще живёт не пойми за счёт чего или кого – сама знаешь, хватает в столице любителей молоденьких обоего пола.
Эр хихикает. Марина мрачнеет.
– Притом, все обожают похваляться друг пред другом независимостью и самостоятельностью. Хватает и тех, кто принципиально не работает, за счёт стишков, статеек, да переводов живут. Раньше-то они довольно сносно жили – газетёнок ни пойми о чём много было. Но с началом войны какие сами разорились, какие цензура поприкрывала.
– Ты считаешь, стихи пишут только совсем никчёмные люди? – теперь Эр задумчива.
– Не знаю. Мне последнее время «везёт» на приверженцев всяких модных направлений. То слова новые выдумывать начнут, то, наоборот, писать начинают словами из тех, что на каждом заборе. Мне как-то тех слов, что в языке есть, для общения вполне хватает. Те, что на заборах, для написания стихов просто не предназначены.
– Софи говорила, ты в поэзии разбираешься.
– Разбираюсь. Просто считаю, вершины грэдская поэзия уже достигла. Всё лучшее уже написано. Золотой век уже был. Да и серебряный тоже... Сейчас же... – щёлкает пальцами, пытаясь вспомнить.
– Век упадка или увядания, – подсказывает Эр, – Или смерти и осени.
– Спасибо, слышала я такие названия. Подзабыла. Мне другие, в свете моей невозвышенной натуры, – Марина хрюкает от смеха, Хейс невозмутимо продолжает, – сильно нравяться. Век поросячьего золотца или тухлого серебра. Знаете, что это такое?
– Вроде бы. Прозвища каких-то совсем бесполезных руд. Блестят вроде похоже, но ни тем, ни другим не являются. Совсем негодные, их даже фальшивомонетчики в свои сплавы не добавляли. Хотя, им, бывало, их сплавы в глотки заливали.
Эр ойкнула.
– Марина, ты в своём репертуаре. Но если серьёзно, кой с кем из видных и не очень деятелей этого упадочного (термин относится исключительно к некоторым жанрам литературы) века я бы поступила как с фальшивомонетчиками. Заслужили! Чтобы пасти разинуть не могли! – неожиданно зло заканчивает.
Херктерент смотрит очень внимательно. Взгляд у Хейс сейчас такой... Её отец, наверное, так смотрел, поднимаясь в штыки.
– Страшно мне иногда становится, от того, как ты говоришь. Никогда раньше не пугала меня.
– Я и сейчас не собиралась. Извини, если так получилось. Просто, сначала промолчать хотела, что в городе последнее время не очень. Потом всё–таки решила выговориться. Ты, Марина, всё равно через пару дней раскопала бы всё. Эр всё чаще будет тут появляться. Знать надо, тут всё не так, как на картинках. Тут сильно по-разному всё. Высказала свой взгляд на происходящее. Не знаю, правильный ли он. Но мой. Сам выбрала врагов, или они просто нашли меня. Не знаю.
– Ты очень редко говоришь «не знаю».
– Боюсь, с каждым днём так придётся говорить всё чаще. Вопросов становится всё больше... Знаешь, почему я окончательно решила, что с ними мне не по пути. Частично, сказала уже – протест ради протеста, при отсутствии вменяемой программы дальнейших действий. И не менее, а даже, более важное – отсутствие лидера. Лидер должен быть один. Всем известный. Сильный. Знаю, дальнейшее почти из разряда фантастики, но... Готовый отвечать за свои слова и дела. Способный принимать решения. Решения могут приниматься коллегиально. Но лидер, называй его Императором, Верховным или как-то по другому, должен быть один. Я хочу видеть не абстрактную массу, а конкретного человека, выражающего интересы этой массы.
Вроде как могла быть с ними. Отец не любил об этом говорить. В ту войну... В него стреляли солдаты в чужой форме. Но стреляли и те, кто в своей. Солдатские бунты. Слышали?
– Да. – неожиданно первой отвечает Эр, – Папа говорил. Он прекратил несколько. Словно предупреждал о чём–то.