Тык-с...
Начинаем заново.
Итак. САМОЕ НАЧАЛО:
1941.
-Кипучая! Могучая! Никем непобедимая! - Сашка, натужно пел, подкидывая полуторапудовую гирю к высокому потолку. В квартиру они въехали месяц назад, когда батя стал главным инженером завода. Из распахнутого окна тянуло утренней свежестью летнего утра. День обещал быть праздничным. Во-первых — воскресение. И вся семья в сборе. Во-вторых — они идут на футбольный матч, где Сашка играет за команду батиного завода металлоконструкций против сборной спичфабрики. А потом договорились выйти в Заречный парк, у костра посидеть, картошки попечь. И в-третьих — весь день с ними будет Тоня. Не одна, конечно, со своими родителями. Но все же, чем же не праздник?
Сашке исполнилось шестнадцать ровно месяц назад. Двадцать второго мая. А у Тоньки день рождения — двадцать второго июля! Вот смешно! Она тихонечко уламывает своих, чтобы отпустили в день рождения на остров с палатками. Понятно отпустят, у нее родители не строгие, но все же надо заранее начать артподготовку!
А с кухни пахло пирожками! Мама, как обычно во воскресеньям, кулинарила. С вареньем, с яйцами, с ливером — на любой вкус. Венька предпочитал с ливером и яйцами. Помогает формировать мускулатуру, между прочим. Это инструктор объяснял на занятиях в ОСОАВИАХИМе.
Он грохнул последний раз гирей по полу. И отправился умываться. В ванной брился отец. У Веньки борода еще не росла. Но, в тайне, он иногда скоблил отцовской бритвой щеки, сдирая пушок.
-Подвинься, бать!
Отец чуть подвинулся:
-Ну что, сколько банок спичкарям наколотите?
-Сколько захочешь! -отшутился Веня и шумно зафырчал, плескаясь холодной водой.
-Как кит! - засмеялся отец. - Закаляйся, если хочешь быть...
-Здоров! - подхватил песню Венька. - Постарайся...
-Позабыть про докторов, водой холодной обливайся. Если хочешь быть здоров...
-Эй, папанинцы! - застучала в дверь мать. - Соседей напугаете! Пойдемте снидать, завтрак на столе!
А потом они весело завтракали чаем со свежей клубникой и мамиными пирожками. Только Дашка — десятилетняя Венькина сестренка — капризничала. Ей налили кипяченого молока. А там была такая противная пенка. Ужас! Как все нормальные дети, Дашка ненавидела кипяченое молоко. Поэтому украдкой, когда мама отвернулась к плите, а Венька с папкой стали говорить о каких-то пляжах в Англии, вылила молоко в котовью чашку. И принялась жевать пирожки с вареньем. Сладкие!
-Ой, ты моя умница! - улыбнулась самая красивая мама на свете. - Уже выпила? А чего ж в сухомятку жевать? Давай-ка я тебе еще стаканчик налью...
А потом мама села, оперлась щекой на руку и, улыбаясь, стала наблюдать, как Дашка ловила пенку в стакане. Мама еще была и самой мудрой на свете мамой.
А Венька горячился, доказывая отцу, что немцы запросто могут высадиться на побережье Англии:
-Если смогут ихние...
-Их, - поправил Веньку отец.
-Их, да... Если их Кригсмарине смогут отвлечь Роял Флит! И тогда, под прикрытием люфтваффе, вермахт запросто высадится на всем побережье Южной Англии. Я, думаю что это произойдет в течение месяца. Иначе сентябрьские туманы осложнят операцию!
-Стратег... - покачал головой отец. - А я вот, что стратег думаю. До матча остался час. Так что, пора! Выходим, братья, сестры и мамы!
И поднялся из-за стола. Правда, вышли все равно только через пятнадцать минут.
Пока Дашка копошилась, пока мама пирожков набирала — соседей по трибуне поугощать. Женщины, одно слово!
А на улицах было людно. Народ спешил на пляж, в Заречный парк, в пакр аттракционов, на стадион. Выходной! Воскресение! Погода солнечная! Лето!
-Первый тайм лучше по солнцу играть,- рассуждал Венька. - Наколотить легче, пока свежие. А во втором тайме они уже подсевшие будут. В обороне нам легче будет, когда они выдохнуться.
Венька был правым хавбеком. Но и в атаках участвовал. За последние четыре матча забил уже три гола. Один, правда, с пенальти, а второй со штрафного. Зато третий получился на заглядение — он прорвался по своему флангу, оставив позади аж четырех игроков «Лесосплава». Дриблинг у него был — что надо. А потом с угла штрафной крученкой вогнал в девятку мертвый гол. Кипер лесников даже прыгать не стал, проводив взглядом кожаный мяч.
На стадионе семья рассталась. Отец, мама и Дашка отправились на западную трибуну, а Венька помчался за северные ворота, где уже собралась почти вся команда.
Капитан «Металлиста» приветственно махнул ему рукой:
-Ну, теперь все в сборе! Играем первый тайм против солнца. Напоминаю — «спички» ни себя не жалеют, ни противника. Жестко играют. Ноги беречь. Играем коротко и быстро. На провокации не поддаваться. Могут и трусы сдернуть.
-Как буйволы? -засмеялся кто-то, вспомнив «Вратаря». Эту фильму футболисты пересматривали не раз, разглядывая технические и тактические приемы «Черных Буйволов» - главных противников сборной СССР. Тем более, что в ролях там снимались футболисты из киевского «Динамо». А это ого-го! Не какие-то «спички» с «лесниками»! Впрочем, фильм этот смотрели вместе со всеми соперниками. И «Пекарь» - команда хлебозавода, и «ДКА» - футболёры местного гарнизона РККА, и энкаведешное «Динамо». А потом гоняли мяч всем кинозалом, пытаясь воспроизвести эпизоды из фильмы.
И вот матч пятого тура. Последнего тура первого круга. Если «Металлист» выигрывает — его могут догнать только армейцы, если вечером сегодня выиграют у «Динамы».
Но пора и в бой!
Команды выстроились по диаметру центрального круга. Пожали руки друг другу. Сосед Веньки — Санька, форвард «Спичфабрики» - хлопнул того по мускулистому плечу:
-Под ногами не мешайся! - и улыбнулся.
Венька ничего не ответил. Просто улыбнулся в ответ. С Санькой они были дружны. Именно он подсаживал Веньку, когда они лезли через забор в городском саду, смотреть «Вратаря» в первый раз. А потом вместе читали книгу, по которой сняли фильму - «Вратарь Республики» Льва Кассиля.
И вот свисток!
Первыми пошли в атаку «Спички». Солнце не слепило им глаза, они перли как немецкие танки во Франции. Мощные форварды проламывали линии защиты как тараны и неслись к воротам металлистов. Голкипер — Сеня Петров - взмок от пота, вытаскивая один за другим, казалось бы, мертвые голы.
На пятнадцатой минуте, все же, банку пропустили. Забил Санька. В самую девятку, обыграв сразу двух беков, пробросив им мяч за спины.
Венька обозлился. Проигрывать на глаза отца ему было стыдно.
И он бросился вперед, пытаясь раскидать своим дриблингом тяжеловатых защитников «Спички». Увы. Именно этот бросок и привел ко второму голу в ворота «Металлиста». Санька прорвался по незакрытому флангу и выдал точнейший пас на набегающего партнера. Гол получился красивым. Едва сетка не порвалась от пушечного удара. Два-ноль в пользу «Спички».
Венька аж покраснел от злости. На себя. И злость прорвалась в игре. Он не жалел ни себя, ни противника. Он врывался во все схватки, пытаясь отобрать мяч у противника или помогая своим.
Игра начала выравниваться. «Спичка» немного выдохлась после натиска. «Металлисты» перешли в контрнаступление. К тридцатой минуте первого тайма игра постепенно прижалась к воротам «Спички». Навесы шли одни за другим, мяч скакал как сумасшедший по вратарской площадке, натыкаясь на головы, ноги, руки...
Рука!
Кто-то из беков «Спички» схватился за голову. Игра рукой в своей площадке... И ведь знал, знал, что нельзя! А вот рефлекторно подставил руку под летящий в угол мяч. Жалко парня.
Венька вышел к точке пенальти.
Игрок. Вратарь.
Между ними мяч.
Кто этот мяч укротит? Защитник своих ворот или агрессор-нападающий? Поединок взглядов. Отойти назад. Разбег. Удар!
Мяч полетел как-то медленно. Очень медленно. Но и кипер прыгал медленно, почти зависая в полете. Он стал вытягивать руки, коснулся кончиками пальцев мяча, тот чуть скользнул в сторону, изменив траекторию...
ГОЛ!
Два-один!
«Спичка» сразу понеслась в атаку, обозленная голом.
Венька не успел даже передохнуть, как пришлось мчаться за врагами, возвращаясь к своим воротам.
Мяч заметался с одного фланга на другой и внезапно оказался у Саньки. Форвард спичфабрики выскакивал один на один с кипером металлистов. Венька бросился ему наперерез, вытягивая ногу в подкате. Вратарь, с другой стороны, то же, почему-то, кинулся ногами вперед. И Санькина нога оказалась между молотом и наковальней. Удар пришелся по голеностопу. Мяч то вратарь успел схватить, а вот Санькина нога начала опухать на глазах.
С трибун выскочил врач, дядя Йося. Минутного осмотра ему хватило, чтобы сказать:
-Перелом. И разрыв связок. Что же вы так неаккуратно-то, дети...
Сашка, державшийся до этого молодцом, вдруг заплакал:
-Мне же в армию через неделю, как же я?
Венька попытался извиниться, но его перебил дядя Йося:
-Армия, армия... Осенью пойдешь, а теперь в больничку!
Сашку унесли на руках за трибуны. Оттуда повезли на бричке в больницу.
Венька, красный как рак, возвращался на поле. К тому времени счет стал три-один. Пенальти у «спичек» забил вратарь.
Оставшиеся пять минут доигрывали ни шатко, ни валко. Даже трибуны засвистели.
На перерыве к Веньке подошел капитан противника:
-Не переживай. Бывает. Только надо после матча бы зайти к нему, пойдешь?
Венька молча кивнул. А что тут скажешь?
По свистку снова выстроились в поле. Металлисты готовы были взять реванш за проигранный в чистую первый тайм.
Судья вдохнул полную грудь, собираясь дунуть в свисток. И вдруг остановился на вздохе, глядя на трибуны.
Венька проследил за его взглядом. Люди, почему-то стали вставать, какая-то суета образовалась...
А потом вдруг захрипело радио...
«Граждане Советского Союза! Сегодня, в четыре часа утра, без объявлений каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали нашу границы во многих местах, и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и многие другие...»
Голос Вячеслава Михайловича Молотова вдруг разрезал день пополам. Только что было «до войны». А вот уже и война!
Кто-то из игроков, стягивая мокрую футболку, побежал в сторону ворот, за одеждой и бросил на ходу:
-После войны доиграем!
Венька же помчался в сторону трибуны. К семье.
Нина.
Грохот, адский грохот вдруг разорвал свежую тишину летнего утра.
Нина, еще не проснувшись, упала с узкой кровати на пол, сброшенная тугой волной сладко пахнущего воздуха. Осколки стекла зазвенели по комнате.
Потом загрохотало еще и еще. Стены тряслись от гулких ударов. Было жутко. Было страшно.
Нина на четвереньках, накрывшись одеялом, поползла к двери. Когда она приоткрыла дверь, грохнуло еще сильнее. Оконную раму вынесло и она рухнула на кровать матери. Хорошо, что та, сегодня, работала в ночную смену. А воздушная волна так ударила по двери, что Нине сильно прищемило пальцы. Она сразу не заметила этого, выскочив, все же, в коридор. А там наткнулась на какого-то белого человека. Он весь был в белом и даже лицо. А вот руки были ярко-красные. Сначала Нина завизжала, но потом вдруг узнала соседа по коммунальной квартире — Наума Петровича.
Он шевелил губами, но за грохотом ничего не было слышно. Только странные — испуганные? ошалевшие? ужаснувшиеся? - глаза. Широкие, как мамины блюдца. Почему-то черные и глубокие.
Внезапно грохот стих. Еще барабанило чем-то осыпающимся по жестяным трубам и подоконникам, где-то что-то затрещало, как поленья в разгорающейся печке, но главный грохот стих.
-Софушку убило, Софушку убило, Софушку убило... - вдруг услышала Нина Наума Петровича.
Из соседней двери выскочил — в трусах и майке — еще один сосед. Высокий и мосластый дядя Андрей:
-Землетрясение, что ль? Я когда в Баку работал, там землетрясение было...
А Наум Петрович поднял свои красные руки. С них что-то капало:
-Софушку-то убило, Софушку...
Нина, совершенно не обратив внимания, что стоит перед мужчинами в одной ночной рубашке бросилась в комнату Наума Петровича.
Супружеская кровать была залита тем же красным, бившим оттуда, где у Софьи Васильевны раньше была голова. А тело ее, странно сломавшись, скатилось голыми ногами на пол.
Нина страшно закричала и бросилась обратно в коридор, где муж Софьи Васильевны вдруг упал, забившись в истерике, на пол. И бессвязно зарыдал:
-Сон же, а щипайте, щипайте же меня, а? Сон, сон, сон, сон.... АААААААААААААА!!!
Крик его был так тонок, так нелеп, так чудовищен, что Нина не выдержала и бросилась на кухню. Та была также усыпана осколками стекла. И какими-то еще горячими железяками. Она подбежала к окну, совершенно не замечая, как стекло режет ее подошвы голых стоп.
А на улице бегали какие-то люди — некоторые одетые, большинство в нижнем белье. Утреннее небо занималось зарей. Где-то выли сирены пожарной охраны.
Нина вдруг почувствовала легкую боль в левой ступне. Она приподняла ногу и увидела разрез, из которого торчала стекляшка. Машинально она выдернула ее. Почему-то успокоилась. И пошла к себе, стараясь ступать уже осторожнее. И оставляя за собой кровавые следы.
А в коридоре дядя Андрей облапил ручищами Наума Петровича, содрогавшегося в рыданиях.
Она — бочком, бочком вдоль стенки — прошла в комнату, где переоделась, залепив ранку пластырем. А потом выскочила на улицу.
Город горел. Дымно, страшно, крикливо.
Нина побежала к райкому комсомола. А куда должна была бежать секретарь ячейки историко-филологического факультета педагогического института?
Это было недалеко. Всего три квартала от дома.
Это были самые страшные три квартала в ее жизни. Горели какие-то развалины, на тротуарах лежали люди. Некоторые мертвые. Большинство раненые.
Выли собаки, кричали дети, гудел огонь. И, по-прежнему, пахло какой-то жженой сладостью.
Райком стоял. Только некоторые стекла на первом этаже были выбиты. Около дверей стоял первый секретарь — Коля Шитов. Маленького роста, с нелепой бороденкой в три волоска — всегда выглядел весьма грозно. А сейчас тем более. Он не орал, пытаясь перекричать шум, а наоборот, говорил спокойно. Но его было слышно всем.
-Собираем свои ячейки и помогаем в больницах и госпиталях. Заводские — кто свободен от смен — на помощь пожарным. Разбирать завалы, помогать милиции. Люди в панике, сами понимаете.
-Николай Иванович! Что происходит-то?
Тот колебался не больше мгновения:
-Бомбежка. Может провокация. А может...
Непроизнесенное слово вдруг заметалось эхом в головах людей. Слово, вынырнувшее откуда-то из прошлого. Слово, которого ждали, но ждали не так, не так.
«Вот и дожили» - вдруг у Нины мелькнула нечаянная мысль. А потом еще одна: «пережить бы...»
-А, педагогиня наша! - вдруг заметил ее Шитов. - Собирай своих комсомолочек. Всю ячейку. И бегом обратно. Руки нужны, Нина. Рук не хватает. За час обернешься?
И также — вдруг — отвернулся.
Она не стала его расспрашивать. Просто помчалась вниз по брусчатой улице к Наташке Фарафонтовой. А от нее уже к другим, а те другие к третьим и так по цепочке.
Слава Богу, живы были все. И даже не ранены. Кроме самой Нины — с этим дурацким порезом на подошве ступни. Впрочем, она уже совсем его не замечала. Саднило что-то, да и ладно.
Последняя в списке была Леночка Семененко. Жила она на Взгорье. Нина застала ее уже собранной. Ленка понимала, что комсомольцы сейчас нужны в городе как никогда. А на само Взгорье бомбы не упали. Ничего там интересного для фашистов не было. Чем врагу интересны деревянные дома?
А когда пошли обратно, и повернули из Ленкиного переулка на спуск со Взгорья к Центру — вдруг остолбенели.
Черные столбы дыма поднимались в летнее безоблачное небо уродливыми пальцами. А там, вверху — расплывались мглистой шапкой.
-Нин, война, что ль? - шепнула Леночка, прижавшись к ее локтю.
-Не знаю, Лен...
Весь день девчонки из педагогического были на подмоге в райкоме комсомола. То пакет отнести на автобазу, то помочь принять раненых и разместить их в кабинетах, то согреть воды Моисею Яковлевичу — стоматологу из райбольницы — оперировавшему на райкомовских столах. Достававшему из ран щепки, осколки, стекло. К полудню суета приутихла.
Леночка все это время сидела у круглой тарелки радиоприемника. «Связисткой будешь» - буркнул ей секретарь Шипов. - «Слушай внимательно, что там Москва скажет».
Сам же постоянно бегал к телефону, пытаясь связаться с областью. Но почему-то связи с обкомом не было. А когда появилась — то и там ничего внятно объяснить не могли. Областной центр тоже бомбили. Самолеты с крестами на крыльях. Немцы? Возможно, немцы. А больше не кому. Разве что румыны?
-Тише, тише! - вдруг закричала Леночка. - Передают важное правительственное сообщение!
И в здании вдруг стало тихо. Даже, кажется, раненые перестали стонать.
И в этой, до жути, до боли в стиснутых зубах звенящей, тишине зазвучал голос Молотова. Глухой, какой-то надтреснутый, но взволнованный. Очень взволнованный.
«...причем было убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены так же с румынской и финляндской территорий. Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении и...»
И люди внутри здания, и люди, стоявшие перед райкомом и, весь город, и, наверное, вся страна бесшумно выдохнули разом:
-Война!
Когда Молотов закончил речь, все еще стояли в оцепенении.
Секретарь райкома повернулся к Нине:
-Последние слова Вячеслав Михалыча слышала?
-Что? А... Да! Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами, - без запинки ответила Нина.
-Завхоза дядю Митю знаешь?
-Конечно, - кивнула Нина.
-Возьмёте у дяди Мити красную ткань и краску. Белую. Сделайте транспарант. Повесим над райкомом. Чтобы не забыли.
Ни Шитов, ни Нина не знали, да и не могли знать, что эти слова забыть уже не сможет никто и никогда. Но тогда, днем двадцать второго, этот транспарант был нужен людям как никогда и ни одно слово.
Через час девчонки растянули полотнище над входом в здание. Краска стремительно сохла на жарком солнце самого длинного дня в году.
Мимо тяжело шагали мужчины. Они были еще в своем, гражданском. Но походка их вдруг превратилась в солдатскую — размеренную и уверенную. Они шли в военкомат. Сами шли. Без повесток. Шли и смотрели на белые слова на красном фоне:
«Победа будет за нами».
Нина глядела им спины, щурясь в окне второго этажа. И почему-то кусала губы.
А вот и пошла и комсомольская молодежь. Эти шли по другому. Не как хмурые мужики. Строем шли, с песнями, с посвистом.
-Эй, Нинка! Пошли с нами, фашиста бить! - закричал кто-то из третьей шеренги, замахав кепкой.
Она сначала не узнала крикуна. А потом пригляделась:
-Коська, ты? А где чубчик, Коська?
-Сбрил! Да не страшно! Отрастет через месяц! Как раз войну закончим!
И споткнулся.
Парни дружно заржали над ним, едва успев подхватив под локти.
-Иди, давай! А то расшибешься и до войны не дойдешь!
Девчонки долго махали им платками, высунувшись из окон почти по пояс.
А парни снова запели
-Дан приказ ему на запад!
Ей в другую сторону!
Уходили комсомольцы...
Уходили...
Уходили и обещали вернуться.
А под вечер пришел приказ из области.
Эвакуация.
И впрямь... «Ей в другую сторону...»
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
