Куда глядят глаза толстого (иначе назвать эту фигуру трудно) жизнерадостного хэшана ясным весенним утром? Главным образом вперед, туда, где виднеются с невысокого перевала поля, и где при случае можно утолить голод. Хотя не ускользает от взгляда и то, что может просто порадовать красотой, ибо радостное созерцание есть самое естественное состояние человека (оставим грамотеям суть Учения, нашему же герою достаточно настроения).

И мир с готовностью предоставляет такую возможность - птичий пересвист, шорох молодых листьев под ветром, благоухание весенних цветов, полет мелкого аиста, видимо, спешащего к сооружаемому гнезду, все радует толстяка. И даже пробившийся случайно запах падали только укрепил путника в уверенности, что все в поднебесном мире идет должным чередом - вечное колесо жизни и смерти крутится, как ему положено...

 

Запашок вскоре пропал. Воздух снова наполнился духом молодой зелени. На повороте дороги, монах услышал доносящийся издалека неясный рык.

Хэшан остановился, глянул на солнце. Почесал не очень чистой пятерней колючую голову - весной волосы отрастают быстро - и прислушался к себе. На душе было все так же радостно, ни тени тревоги. Отбросив сомнения, монах бодро зашагал вперед... А рык вдруг смолк... и сменился неясными, но досадливыми по тону криками. Вскоре, монах подошел достаточно близко, чтобы расслышать. Голос был громким и низким как у медведя, а ругань - безыскусной, хотя, и увлеченной. Наконец, показался и сам источник этого безобразия - торговец вином. У него, видимо, порвалась давно перетершаяся сбруя - ремни, державшие пару бочонков с хмельной жидкостью. Теперь этот несчастный бестолково ходил большими кругами вокруг бочонков и огорченно хлопал себя по бедрам длинными руками с крупными ладонями. И ругался...

Монах остановился, неторопливо снял котомку, сел, удобно пристроив рядом нагинату с зачехленным лезвием. Уже сидя расплылся в широченной улыбке.

Торговец остановился, сердито глянул, но, заметив оружие, стушевался. Крупный, мосластый мужчина стал вдруг похож на беспомощного, большого, повзрослевшего ребенка. И обиделся он на ухмылку хэшана совершенно по-детски.

- И чего это ты смеешься над бедой? Монах называется! Развелось тут бродяг, понимаешь. Бездельничают да лихое делают!

Хэшан радостно ответил:

- Весело, вот и смеюсь.

Мужчина насупился. Ответ монаха привел его в еще большее замешательство.

- Следуешь ли ты путями Будды, торговец? - брякнул хешан без перехода.

- Ага, - ответил мужчина, но потом, видимо, засомневался, - А это... зачем?

- Тогда ответь, как ты воспринял такое в твоей жизни событие, как нашу встречу на этой дороге? - подражая речам монастырского наставника, заговорил хэшан.

Торговец не понял.

- То, что у тебя порвался ремень и то, что мы встретились - закономерно. Но среагировал ты на каждое событие по-разному, - голос толстяка окреп, наполнился пафосом. - Задумайся об этой разнице. И когда поймешь ее причину, будешь более уверенно следовать путем Учителя.

Молчание повисло в воздухе. Хэшан закончил проповедь.

А торговец, поняв это, облегченно вздохнул, почесал бычью шею и плюхнулся на землю рядом с хэшаном.

- Мне ж надо нести вино дальше, а перевязь починить нечем... - сказал он уныло.

Теперь вздохнул хэшан. Проповеди явно не получилось. Но долго сокрушаться он не умел и после короткого молчания предложил.

- ... Давай я помогу. Совместный труд способствует научению, - и,  когда торговец согласно кивнул, монах продолжил, - а ты сможешь улучшить свою карму, накормив и напоив изможденного путника.

Хэшан хлопнул себя по животу. И тот подтвердил правоту слов колыханием и голодным урчанием. На торговца это произвело впечатление. Настолько, что он даже забыл кивнуть. Монах вздохнул про себя, опять понимая, что реакции придется подождать.

Наконец торговец почесал подбородок, неторопливо достал деревянную чашку и, открыв один из бочонков, плеснул в нее вина.

- Выпей, добрый человек.

Лапища державшая чашку протянулась к хэшану.

И пока толстый монах опрокидывал содержимое сосуда в себя, торговец спросил с явной заметной хитринкой.

- Так ты это? Поможешь мне, добрый человек? Я один бочонок, а вы второй. Так вместе и донесем... А чтоб сил набраться у меня еще и лепешка есть.

- Договорились, - быстро согласился толстяк и лучезарно улыбнулся.

Так нагинату на одном плече уравновесил бочонок горячительной влаги на другом.

Не сговариваясь, оба скоро зашагали вниз, по дороге в долину. И прошли не меньше ли, прежде чем запыхавшийся торговец затормозил этот странный торопливый марш. Он поставил бочонок на землю и сел рядом.

- Передохнем, добрый человек.

И тут же спросил.

- Э..., позволите узнать ваше имя?

Хэшан, которому неожиданная спешка тоже показалась излишней, остановился рядом. Положил на землю нагинату. И выдрав пробку из бочонка, наклонил его над собой, направляя струю хмельного напитка в белозубую пасть.

Потрясенный торговец некоторое время смотрел на это зрелище. И, наконец, не вытерпел:

- Не надо так нагружать себя, почтенный... вы бы... - он замялся и замолк, заворожено и восхищенно глядя, как вино исчезает в бездонном чреве монаха.

- Меня, добрый человек, зовут И-Жэнь, или Иттэй... Плечи от такого болят больше чем живот... - пояснил монах свои действия. Встряхнул бочонок, прислушавшись к плеску. - Там много еще. А тебя как величают?

Торговец улыбнулся. Совсем по детски. Встал и с поклоном ответил:

- Зовут меня Ли Шестой. А еще иные кличут Большой Шестой...

Он выпрямился и сел, аккуратно положив руки на колени.

- Точно большой, - тихо прокомментировал монах. - Отдышались? Пошли дальше... Только не бежать.

Они опять взвалили ношу на плечи и затопали по дороге. На этот раз неторопливо, сберегая дыхание для разговора.

- Почтенный И-Жэнь, - в голосе Ли робость смешалась с любопытством - странная смесь для рослого и сильного мужчины солидного возраста. - Вы бы рассказали чего. А? Издалека идете, много видели, а?

- А чего рассказывать? Все как всегда. Историю могу вот рассказать, - весело ответил Иттэй, опять радостно разглядывая окружающий мир...

Ли закивал с готовностью.

- Повстречал однажды монах торговца вином, вот прям как я тебя... - Иттэй прервался, подбросил движением тела бочонок и перехватил его поудобнее, - а у того, как раз так же ременная лямка порвалась. Вот и вызвался добрый монах помочь страдальцу.

С этими словами Иттэй лучезарно улыбнулся спутнику.

- ...И вот, когда добрый монах понёс вино, он вскоре начал уставать, и часто присаживаться передохнуть - совершая при этом множественные глотки, дабы укрепить свои силы...

В изрядно опустошенном бочонке сильно плеснуло вино, монаху пришлось опять поправить ношу.

- Тогда торговец забеспокоился - жадность одолела его - ибо незваный помощничек хлебал так, как и подобает истинному монаху. Однако, он не мог придумать предлога, такого, какой помог бы ему спасти своё добро не потеряв лицо...

Торговец вдруг засмеялся.

- Это вы про меня, наверное, рассказываете, добрый человек. Точно, настоящий хэшан. Эх, только давно таких не видел уже.

Ли Шестой с улыбкой покачал головой.

- На нашей дороге народу нынче совсем мало стало. Как на Синь Шане факторию построили, так больше по тому пути ходят... Да и разбойники...

Торговец умолк смущенно.

- Ну так где их нет? - ухмыльнулся Иттэй. - Ничего. Со мной не бойся разбойников. - Он выразительно качнул нагинатой.

Но торговец только вздохнул. Довольно грустно он поведал, что носит вино на продажу к военному посту на перевале. Раньше торговля шла быстро и прибыльно. Нынче тоже быстро. За последнюю партию предложили так мало, что он решил отнести все домой. "И выпить с горя," - додумал хэшан.

Вино хэшану понравилось - молодое, из дикой сливы, крепленое, оно прогрело внутренности и сейчас добиралось до рассудка. Каковой монаху, ищущему просветления, не нужен.

В животе заурчало. Разбуженное хмелем нутро стало требовать более тяжелой пищи.

- Вы, господин, может лепешки попробуете? - спросил Ли. Не услышать столь громких требований он не мог. - Рад буду отдать вам половину.

- Ага, давай, - быстро согласился Иттэй.

Они скоро нашли подходящее место - небольшую поляну у дороги - и расположились с удобствами в тени под молодым дубком. Иттэй привалился к дереву спиной и закрыл глаза - блаженная легкость разливалась по телу, кружила голову. Хорошо.

В ветвях, воспользовавшись молчанием путников, засвистала пичуга. Рядом зажурчала разливаемая по сосудам жидкость. Судя по запаху та самая. Из дикой сливы. Ветер заиграл молодой листвой, по лицу заплясали лучики солнца.

- Готово, господин, прошу вас, - позвал Ли.

Иттэй открыл глаза и сел, чуть качнувшись. Вино таки ударило в голову.

Лепешка оказалась вкусной... Достойной даже Небесных Палат.

- Так ты, значит, без навару домой топаешь? - переспросил Иттэй своего нового приятеля.

- Да-а, - протянул уныло Ли.

- Да-а, незадача, - протянул в ответ монах. Встряхнул головой и сфокусировал взгляд. - Я бы купил его у тебя... да, понимаешь, обет давал не покупать вина... Ну и... - Иттэй сделал неопределенное движение рукой, - денег нет.

- Э, - махнул рукой Ли, - какая плата с хэшана? Это вы мне помогли, все равно вино или самому пить или... - он вздохнул.

Оба молча вцепились зубами в половинки лепешки. И за хрустом жующих челюстей не сразу услышали неторопливый цокот копыт. Иттэй встрепенулся первым:

- Хэ, а ведь жизнь может оказаться милостивой для тебя Большой Ли. Слышишь? Лошадь, вроде.

Прислушался и торговец. По мере приближения звука лицо его начало расплываться в радостной улыбке. Но когда из-за листвы появились путники, он вздрогнул испуганно.

Хэшан, настороженный такой реакцией, постарался прогнать опьянение и сосредоточиться.

Путников было трое. Впереди шагал высокий красивый парень в длинном халате, перехваченном на талии воинским поясом с бляхами. Из-за спины его торчала рукоять прямого меча. Двое других были одеты поплоше и вооружены короткими солдатскими мечами. Последний из них, к тому, держал на плече да-дао с клинком из плохой стали и вел в поводу лошадь.

Ли резво бухнулся на колени и склонился в почтительном поклоне.

Хэшан понял расклад.

- Добрый путь, почтенные. Не желаете ли присоединиться и отведать хорошего вина? А если будет на то ваша воля, то и купить его за умеренную плату.

Хмель, кажется, быстро покидал монаха. Осталась лишь легкость в душе и теле. Иттэй ненароком подвинулся вправо, чтобы ловчее ухватить средство вразумления и проповеди.

Парень шедший впереди остановился напротив. Оглядел монаха насмешливо и добродушно.

- Доброго пути и тебе, святой человек, - черты лица юноши были благородными, но какая-то червоточинка чувствовалась в них. Таилась она в глазах, внимательных, но лишенных присущей молодости живости. - Только уж не обессудь - не тебе нашим вином распоряжаться. Это мы тебя приглашаем отведать хорошего вина в честь хорошей встречи.

Двое его спутников только хмыкнули. «Хваткие такие ребята... Но неотесанные. Драчуны и только» - оценил хэшан.

- Благодарю, добрый господин, я охотно приму ваше предложение, настолько же от чистого сердца, насколько искренне оно высказано... Вино Большого Ли действительно стоит того чтобы его купить сразу, не торгуясь...

Молодой разбойник засмеялся.

- Так оно и так наше, вино это, - семейство Ли задолжало нам даже не на два жалких бочонка.

Торговец только закивал мелко при упоминании о долге.

Сказать, что настроение у Иттэя испортилось было бы не правильно. Он немного огорчился. Люди в миру никогда не живут без страданий, в которых сами и виноваты. Но один конкретный человек ему понравился, и его страдание стало и страданием Иттэя. "Вот об этом то и твердил учитель," - подумал про себя хэшан.

- Да проститься мне моё любопытство, высокородный, за что же должны они столько? Хотя может быть, это представляется значительной суммой лишь нищему монаху?

- Много за что, - легко ответил главарь разбойников. - За пользование дорогой, за сливу нам принадлежащую, за безопасность свою, да семейства. Еще откупные за сбежавших братьев. Ему скоро платить надо будет. И заплатит... Или кого из детей отдашь? - лицо говорившего, обращенное к торговцу, стало глумливым.

- Вы в своем праве, - подыграл Иттэй, его посетила мысль проверить насколько смиренен Ли. - Теперь вы заберете это вино?

Но Ли было не до вина. Он был напуган. Хэшан вздохнул про себя.

- А на кой оно нам? - главарь пнул открытый бочонок. Тот опрокинулся, и его содержимое полилось на землю. - Тем более, что за него сегодня все равно денег не дадут.

Слово "деньги" зацепило слух. Главарь, произнося его, изменился. Едва. Но монах почуял это.

- Ты обуян суетными желаниями. Позволь я дам тебе совет... - наставительно заговорил он.

Но разбойник оборвал его:

- Ну и паршивый нынче монах пошел! Советы только горазд давать, положив чен-дао на колени! Ха! Зачем оно тебе?

- Лучше нам отдай, - засмеялся один из "братьев".

- Отдал бы, - с добродушным весельем ответил хэшан. - Но не на пользу будет, - он широко ухмыльнулся.

- На пользу не кивай, не тебе судить, а Будде, - усмехнулся главарь. - Лучше согласись, что жадность заела.

Ли, поняв, к чему клонится разговор, взмолился от земли:

- Не надо, господин Цзянь-фэнь! Пощадите святого человека! Прошу вас!

От такой самоотверженности присутствующие немного растерялись. "А ведь он не трус," - мельком подумал Иттэй.

Молодой разбойник опять засмеялся.

- Надо, надо. Разговор уже веселее пошел. Монах, кажется, задираться начал.

"Ага, а тебе только это и нужно," - согласился хэшан. Он уже оценил будущего противника. Хороший боец. Двое других... забывать о них не следует, но и переоценивать смысла нет.

Тело напряглось, готовясь к движению. Нападать из этого положения было неудобно - противник наверняка прочитал бы намерения. Потому Иттэй просто перехватил удобнее нагинату и переместил центр тяжести подавшись немного вперед и подобрав ноги - у него появилось больше свободы для маневра.

Ли заметил это движение и, хотя разбойники никак не отреагировали, возопил с новой силой:

- Прошу вас, господа!.. Не надо! Этот добрый монах просто помог мне пронести бочки. У него даже денег нет! У меня пятеро детей! Пощадите! Мать старая!..

Как переплелись в его представлениях старая мать и монах, Иттэй задумываться не стал. А вот то, что семейство окажется под ударом в случае гибели разбойников, понял сразу.

Один из разбойников пнул Ли в голову.

- Заткнись, ублюдок!..

Пока молодой разбойник неторопливо опускал ладонь на рукоять меча, хэшан успел перетечь в низкую стойку, став на шаг ближе к главарю, Ли и его обидчику.

- Наконец то!

Меч главаря сверкнул молнией, направленной к шее хэшана.

Сражение почти никогда не бывает красивым. Просто потому, что первый пропущенный удар означает поражение, а как сказал один из Хунаньских учителей цюань-фа: "Если не пробил защиту противника за каплю, тренируйся с манекенами". Обычно, если искусство бойцов сильно разнится, то дело заканчивается еще быстрее. Только на сцене театра битва выглядит ярко и продолжается долго. На то и сцена.

Этот случай оказался исключением. Хэшан, более искусный и вооруженный мощным оружием, никого убивать не хотел и... был пьян. Посему, немногие, но очень заинтересованные зрители стали свидетелями настоящего представления.

Иттэй, ожидавший удара, уклонился. Просто выгнулся назад, используя инерцию поворота для разгона нагинаты. В идеале оружие должно было развернуться вокруг точки, в которой стоял монах и угодить спинкой лезвия по ногам того бандита, что бил торговца. Хэшан же должен был сохранить равновесие и разгон для нового маневра... Первое получилось. Почти. Потому что Иттэй начал падать.

Бандит, подпрыгнувший, чтобы избегнуть удара, все же получил свое и рухнул спиной на землю, разразившись руганью. Иттэй тоже приземлился на спину, но иначе. Когда древко оружия уперлось в землю, он просто заскользил вдоль него вниз и, коснувшись земли, крутанулся в сторону. Уже поднимаясь, он толкнул оружие вверх, вновь запуская его в новое вращение.

Все это было сделано рефлекторно (справедливости ради, надо сказать, что слова такого Иттэй не знал). Ум же монаха был занят легким изумлением и хохотком (совсем не проявленным вовне). Единственная фраза, которую успел сформулировать хэшан, была: "Вот так-так... забавно...".

Молодой бандит оказался хорошим противником. Во всяком случае, он не боялся нагинаты, прекрасно знал ее возможности, был гибок и быстр. Одним прыжком он сократил расстояние до Иттэя и ударил по древку алебарды. Ударил умело, не рискуя сломать цзянь, только отклоняя набирающее разгон оружие, навязывая иную траекторию. И угрожая самому монаху возможным ударом.

Третий разбойник, при виде такого, просто отскочил в сторону и замер, наблюдая схватку. Ли остался лежать, растирая по лицу кровь - лоб его пересекла ссадина.

Противники стоили друг друга. Пьяный хэшан и молодой разбойник. Последний постоянно атаковал сериями ударов, не отрываясь от отступающего монаха, не давая ему раскрутить нагинату, сбивая ее в начале движения, заставляя защищаться. Исход зависел от того, как скоро кто-то из соперников выдохнется или как скоро Иттэй протрезвеет. Впрочем, запас алкоголя в утробе монаха был еще велик, и активное движение только способствовало его впитыванию. Иттэй становился все веселее. Внутренний смешок прорвался вдруг широкой ухмылкой навстречу горящему азартом взгляду молодого бандита, и азарт превратился в ярость.

Молодой разбойник отнюдь не был дураком. Гибельность ярости он понимал прекрасно. Но бороться с ней было так же гибельно, как и поддаваться ей. Рассудок, победивший чувство, бесплоден как сухая утроба старухи. Движения парня стали более продуманными и резкими. Как движения частей спускового механизма арбалета. Иттэй это не понял. Он ощутил. Как ощущают тепло и холод, сухость и влагу.

Монах засмеялся. Почему? Он не задавался этим вопросом. Просто засмеялся, как смеется в храме бронзовый веселый толстяк, пляшущий свой вечный танец. Ему понравилась игра. Отбить, обозначить угрозу... Обозначить? Нет! Угрожать!. Здесь не место фальши! Инструменты должны играть разные партии, но вместе. Сменяя и усиливая друг друга... Сливаясь в единую мелодию.

Онемевшие свидетели вдруг поняли, что драка превратилась в танец. Быстрый, на грани невозможного, но слаженный танец. Шут и Воин. Смех и Гнев. Танец, в котором один дразнил и убегал, а второй догонял.

Первый понявший это бандит покрылся испариной. Он вспомнил чем заканчивались редкие и тем более запоминающиеся представления бродячих актеров. Воин НИКОГДА не побеждал насмешника.

Понял это и противник Иттэя. Понял за миг до того, как нога его скользнула на потоптанной весенней траве... Юноша только распахнул глаза, когда его рука с мечом отклонилась от намеченной траектории... Зрачки его стали узкими, как игольные проколы - сильный удар сотряс кисть одновременно с ослепительным бликом лезвия... И изумленный парень откатился в сторону, не веря еще, что рука осталась целой!

Уже вскакивая, он сначала почувствовал, а потом и увидел - от благородного лезвия меча остался только короткий обломок.

Иттэй ощутил всю гамму его переживаний, в том числе и потрясение. И остановился, заученно завершив движение в новой стойке, с занесенным для удара оружием. В том, что удар будет смертельным, сомневаться не приходилось - парень не успел бы уклониться, и прекрасно видел это.

На поляне стало пусто: два других бандита шумно удалялись вниз по дороге, а Ли замер колодой, потерялся среди богатства живой зелени.

Иттэй отстоялся. Смеяться расхотелось. Да и хмель прошел. Незаметно.

- Небеса отвернулись от тебя, молодой воин, - Иттэй начал фразу еще не додумав ее окончания. Учитель посадил бы его в стойку лошади на сутки за такое. "Хорошо одному-то", - подумал монах. И продолжил: - Если бы ты не отягощал свою карму, то, несомненно, победил бы меня, - сказано это было опять же наобум, хэшана просто несло. Однако, начало требовало завершения и Иттэй замялся... Наконец выдавил:

- В общем, обещай не мстить семье этого доброго человека, обратись к Будде, и я пощажу тебя.

Лицо парня скривилось от набегающих слез обиды. Он открыл рот для достойного ответа, но его прервал Ли:

- Добрый господин! Не убивайте его! Молю вас!

Парень поперхнулся. Иттэй потерял нить разговора. Он не ожидал вмешательства виноторговца. Первым опомнился юноша. Гнев его, все еще бушующий в сердце, выплеснулся наружу яростными словами:

- Тебе повезло. Ты... сильный воин! Но я победил бы тебя, если бы не случайность!

- Учитель всегда говорил мне, что случайность это оправдание неумехи, - Иттэй широко ухмыльнулся.

- Легко говорить это безоружному! - взорвался парень. Гнев не отпускал его. Вел его. И монах решился подыграть.

- Хочешь еще подраться? Если у тебя есть еще один меч, то ... не смотря на твою грубость, я могу это устроить... Только с условием.

Яростные глаза парня почти кричали вопросом: "Давай условие, я согласен!"

- С чего это ты меня грубияном обзываешь, негодный монах?!

- Прощение всех долгов семейству Ли и обращение на Путь Будды. Не договоримся - я тебя тут же и направлю к Подземному Судье. Но перед этим нам не мешало бы представиться, наконец, - Иттэй широко ухмыльнулся.

- Тогда сегодня же братья придут мстить за меня! - парень не дослушал последней фразы.

- Тебе до этого дела уже не будет. Значит, драться не хочешь. Слабак.

- На других условиях. Если проиграешь ты, то...

- Можно ли договариваться с безымянным варваром?

Парень чуть не вскочил - обязательно напоролся бы на клинок нагинаты.

- За варвара ответишь!

- Тогда назовись!

Насколько позволяло положение молодой разбойник приосанился:

- Мое имя Бянь Сун, по прозвищу Цзянь-фэнь и я возглавляю удальцов с Горы!

Хэшан дружелюбно улыбнулся:

- Ну а я И-Жэнь, по-нихонски Иттэй, из монастыря Цзюэшань, иду с порученим... Однако, ты заговорил про свои условия?..

И начался Торг… Ли только стоял и хлопал глазами, переводя взгляд с одного на другого и обратно.

- ... Значит, если выигрываю я, то ты оставишь все долги семейства Ли, бросаешь все, дом, семью и идешь со мной, я дам тебе новое имя и буду наставлять на Пути Будды... - Иттэй уже опустив оружие загибал пальцы.

- Если победишь ты, - уточнил парень.

- Ага, а если победишь ты...

- То, так и быть, оставляю в покое эту грешную семейку. Только забираю старшую дочь...

- Э-э-э, нет! - хэшан протестующе замахал рукой. - Всех. Не навязывай условия победителю! Вот возьму и порешу тебя здесь же!

- Ага! И карму свою испортишь, ведь из-за тебя всех Ли продадут в рабство или убьют!

- Это будет невмешательство с моей стороны!

- Это после того как ты вмешался?

- Не вмешивался я! Ты сам полез!

- А чего за Ли вступился?!

Хэшан поморщился и замолк, ответить было нечего.

- Так что девчонку я заберу.

- Ну уж нет!

- Тогда беру ее в жены!

На поляне повисла тишина нарушаемая звуками икоты. Спорщики оглянулись на Ли. Тот от смущения стал икать чаще. Взгляды противников опять встретились.

- Э-э... а отчего не сделать это просто так? Без касательства поединка? - тихо спросил Иттэй.

Парень смущенно моргнул. Видимо, такое решение ему в голову не приходило. Он задумался...

- Так как решим? - спросил спустя некоторое время монах.

- А?.. Да, согласен... - глаза парня все еще смотрели в сторону.

- Вот и славно.

Хэшан ухмыльнулся довольно и перевел дух.

- Тогда до встречи вечером во дворе Ли.

На этом и расстались...

Хребет Вэньшань пересекает Срединную равнину надвое, подобно позвоночнику буйвола. Как стекают на две стороны капли дождя со спины животного, так и с Вэньшаня воды устремляются вниз, питая, протекающие по обе стороны, великие реки Поднебесной. По воле Неба порода, слагающая эти горы, легко вымывается, и потому склоны здесь зачастую круты и богаты пещерами, что делает их привлекательными для мудрецов и святых, но малопригодными для выращивания плодов земных. Известно это давно, еще с тех времен, когда предки ханьцев отвоевывали эти земли у неистовых ди. Позднее культура и плуг пришли сюда вместе с ханьцами, но высоко в горных долинах люди и сейчас живут одинокими семейными усадьбами или малыми деревушками - внимая гласу Неба и старательно возделывая небольшие, редко разбросанные по склонам, клочки плодородной земли...

   Сначала путники вышли к невеликим полоскам земли засеянной просом. Потом показался и дом - низкое, собранное из мелких каменных обломков, строение с двускатной крышей, крытой дранкой. Рядом, под углом притулился сарай, такой же невзрачный. Справа - печь под крышей. Все это ограждала невысокая, в пояс, стена из камня и хвороста, пробитая воротами из потемневшего некрашеного дерева. К ограде изнутри и к стене сарая были прислонены деревянные щиты, какой-то лом, хранимый любым крестьянином, инструменты... Печь открытой кухни дымила, рядом копошились две женские фигуры. Хозяина и его спутника они заметили достаточно поздно, одна метнулась в дом, вторая, поправляя халат и фартук, пошла навстречу.

Жена Ли оказалась добрейшей и сильно уставшей круглолицей женщиной одного с мужем возраста. Когда Иттэй закончил отвечать на ее приветствия, из дома высыпала стайка премилых девушек и девочек, две из которых вступили в очаровательный возраст юности. Что глазастый хэшан не преминул отметить про себя, гадая, которая же из этой парочки стала избранницей молодого разбойника. Третья дочка лет девяти только выглянула из дома и скрылась опять под басовитый рев младенца. Голова и тонкая шея четвертой девочки не старше пяти лет торчали из большого ворота громоздкого доспеха - плотного халата одной из старших сестер. Малышка пялилась на гостя большущими глазами, испуганными и любопытными одновременно. Когда Иттэй звучно хлопнул себя по чреву ладонью, она робко улыбнулась и неожиданно стремительно юркнула в дом...

Сбивчивый, но красочный рассказ Ли взволновал маленькую общину. И в обычное время расторопные, женщины под управлением вылезшей из дома старухи (сущей горной ведьмы) в этот раз метались ловкими вихрями: умыть гостя, накормить гостя, напоить..., впрочем, от последнего Иттэй отказался, памятуя прошедший бой. Только одно озадачило толстого монаха - когда Ли заговорил о его победе над Цзянь-фэнем, старшая дочь выронила деревянное ведро с водой... что и понятно. Но почему стало плохо второй дочери?! Однако, сильно задумываться об этом, вслед за почтенным Ли, он не стал - жизнь ответит на все вопросы.

Старуха, кстати, оказалась почтенной матушкой хозяина. Деловито и строго озаботив каждого - сын тоже слушался ее беспрекословно - она подошла к монаху, крепко держа ту самую трехлетнюю малышку за руку. За ее спиной третья дочка держала на руках младенца.

- Благословите, святой человек...

Это оказались ее единственные слова, обращенные к гостю. После возложения рук она немедленно уволокла детей в дом. Где их и оставила, чтобы опять командовать семьей.

... К вечеру суета домашних переместилась подальше от гостя. Иттэю предоставили возможность побыть одному. А он, приведя себя и оружие в порядок, свободно развалился на траве около стены сарая...

Женщины под навесом занимались готовкой. Молча, стараясь не шуметь. Только иногда в шорох листвы недалеких деревьев вплетался тихий звяк посуды или шелест ткани. Завела свою весеннюю трель какая-то пичуга... Закуковала кукушка, тревожно от нее - не то вести из запредельного мира несет, не то послание любимого - Иттэй вспомнил парня. Хороший человек... Вот спеси чуток убрать, да почтения к старшим добавить... Будет уважаемый человек... Хорошо...

Не заметил, как задремал... окунулся в сон... просторный и свежий, как весенний воздух. Глубокое, подсвеченное закатом небо рухнуло на него... окатило невыразимой ясностью чувств...

Иттэй проснулся, рывком сел.

Вечер угасал уходящим за горы солнцем, треском цикад... в сгустившемся сумраке случайным всплеском вечного спокойствия мира послышались далекие голоса и треск факелов. Оранжевые огоньки заметались по дороге на склоне... почему-то навевая тревогу... Словно тусклая усталость неизбежности бросила тень своих крыльев на вечернюю долину.

Пока Иттэй думал об этой тревоге, в ворота заколотили - хотя проще было просто перелезть через невысокую стену.

Ли помчался открывать ворота колышущейся массе освещенных факелами голов и плеч. Остальные домочадцы с тихими вскриками устремились к дому. Иттэй проводил взглядом жену Ли: "Курица... ну точно курица", - усмехнулся он про себя и встал навстречу входящим во двор "гостям".

Цзянь-фэнь вышел на середину двора и поклонился Иттэю. Выражение его лица было скрыто тенью. Разбойники сначала шумевшие на входе, сейчас разбредались по двору вдоль забора, кое-кто уже присел на корточки.

- Вечер добрый, почтенные, - ухмыльнулся Иттэй и поклонился в ответ.

Парень коротко бросил:

- Добрый, а насколько - сейчас узнаем, - голос резанул металлом.

Из-за спины парня выступил высокий мужчина, плотный и тяжелый, как бронзовый истукан. Упер руки в бока:

- Я Чжао Пу, по прозвищу Панда! Хочу посмотреть на того, кто, даже воспользовавшись несчастьем, сумел обезоружить нашего брата... Ты силен, монах! И прими наше уважение! - он поклонился, улыбнулся Иттэю и обернулся к "братьям". Большинство уже собралось во дворе, только одинокая фигура отставшего тенью маячила перед воротами. - Поприветствуем, братья почтенного монаха!

Дружный рев полутора десятков глоток ответил его словам.

Чжао развернулся к Иттэю и хлопнул Цзянь-фэня по плечу:

- Вы только не поубивайте друг друга, - он добродушно расхмылился, - А то хороших людей на свете и так мало, - обернулся к воротам и окликнул: - Эй! Чего стоишь? Заходи!

...

Время замедлило своей бег по бесконечной спирали... Сам не понимая почему, Иттэй попытался вскинуть руку в предостерегающем жесте, но не успел. Он видел как медленно стала подниматься рука, как Цзянь-фэнь качнулся вперед, в шаг, одновременно вытаскивая меч... как вплывает в свет факелов лицо опоздавшего... опоздавшего жить...

Время вдруг рванулось вперед с сумасшедшей скоростью. Что-то невидимое ударило монаха в грудь, схватило сердце, обдав холодом. "Страх!" - понял он мгновение спустя, отстраненно воспринимая превратившийся в хаос мир. Даже свое тело он сейчас воспринимал отстраненно, наблюдая как мышцы борются с ужасом, преодолевая спазмы паники.

А от ворот, между тем, распространился крик... сначала ужаса, а потом агонии. Мелькнуло полуразложившееся лицо-маска, черной молнией взметнулся меч... Звук навеял воспоминание: человек высасывающий мозговую кость...

Мгновение спустя Иттэй вернулся в себя... Ужас почти ослепил, заставил попятиться, закружил мысли в бешенном хороводе, разрывая их в клочья... И так же отступил, встав рядом давящей вязкой массой.

У ворот молниеносно перемещалась темная, и похоже не совсем материальная фигура, распространяя вонь тлена и страха. Но непосредственным орудием этого Нечто являлся меч, который угадывался в смазанных движениях...

Чжао оказавшийся на пути этого чудовища попытался парировать... скованно и медленно... страшный меч выбил его оружие и прошел сквозь мышцы бедра... почти светящимся фонтаном из раны брызнула кровь...

"Мантра... мантра... мантра...", - лихорадочно стучало в голове. Пальцы Иттэя дрожали, не желая складываться в нужную мудру...

Цзянь-фэнь неизвестно каким чудом умудрился отвести добивающий удар и напал на мертвеца сам. И чудо произошло опять - встречная атака не убила парня на месте, хотя и заставила перейти в жесткую оборону...

Пальцы затвердели, подчинились... и монах едва не заскрежетал зубами - память отказалась открыть свой сундучок - он забыл мантры! ... Зато нога, чуть сдвинувшись, коснулась древка нагината...

Пока он тянулся к оружию, мимо, шелестя тканью, промчалась визжащая фигурка и метнула в чудовище горсть чего-то, взметнувшегося быстро опадающим белым облачком... Иттэй понял что это, но додумать до слова не успел - жуткий вопль оглушил, заставил пригнуться, упереться ногами в землю, сопротивляясь давлению крика...

Когда Иттэй распахнул глаза, Нечто слепо пластало туманным клинком над неподвижно лежащей девушкой... а в стороне Цзянь-фэнь пытался подняться на ноги. Получалось у него плохо... Не раздумывая, только ощущая в руках древко чен-дао, монах ринулся вперед.

Он был уже на расстоянии удара, когда увидел лицо... вернее то, что от него осталось. Пустые глазницы в давно сгнившей черной плоти, покрытые гноем зубы... Это было лицо мертвеца... мертвое... и не мертвое одновременно. Чудовище открыло рот и закричало втягивая крик в себя... Опять накатил страх. Ставший еще большим, когда Иттэй понял - оно его видит.

Хэшану понадобилось все его умение для отражения новой атаки. Чудовищной во всех смыслах. Он выдержал и войну с отказывающими от страха мышцами... Страх... Это был не его страх... Это был страх навязанный ему... перебороть его не получалось. Точно так же, как раз за разом отражая удары, не получалось переломить ход поединка в свою пользу...

Руки уже были готовы отказать, когда позади чудовища мелькнула другая фигура и сверкнувший красным отблеском огня клинок обрушился мертвецу на голову...

...

Утро встретило похмельной головной болью и чувством зря прожитой жизни... Иттэй покосился на Цзянь-фэня и девушку. Покосился с удивившей его самого завистью. Отвернулся, поймав себя на этом нездоровом чувстве. Голова от резкого движения загудела - монах поморщился.

После того как парень зарубил чудовище, сознание покинуло хэшана. Он не видел, как распалось тело цзян-ши, не слышал последних слов Чжао по прозвищу Панда, не внимал счастливым и горестным рыданиям оглашавшим двор почти до рассвета... Только незадолго до восхода он очнулся окруженный заботой жены и дочерей Ли...

Кроме него раненых не было. Хотя раны на телах некоторых погибших и были совсем пустячными (Иттэй вспомнил сосущий звук)... Зато из разбойников кроме Цзянь-фэня в живых осталось еще целых двое.

Весь день они хоронили погибших. Мужчины впятером долбили и копали каменистую землю рядом с семейными могилами Ли. Женщины готовили тела к погребению. Досок на гробы не нашлось. Только для Чжао они соорудили хлипкий ящик без крышки и наполнили его золой... Все это время хэшан старательно обходил место, где рассыпалось в прах тело цзян-ши. Ноги сами обносили тело вокруг серого пятна на утоптанной земле. В сердце кололо тоской, но на удалении чувство это проходило... Кто-то догадался посыпать это место солью, но полегчало ненамного.

Светильники отвоевали у серости сумерек небольшой кусок склона с вырытыми могилами. Накрытые полотном, очень разным по качеству и цвету (ткани у Ли нашлось не много), тела опускали в могилы вместе с оружием, - "Как юэ", - вяло заметил Иттэй. Он читал мантры - память таки вернулась. В это время Цзянь-фэнь или Ли кидали несколько горстей соли на тело и засыпали могилу. На свежий холм клали камень - до той поры пока будет поставлена нормальная, достойная погребенного плита с надписью - и грубо отлитую восковую свечу в качестве курильницы...

Погребение закончилось глубокой ночью. Иттэй к тому времени уже совсем плохо осознавал окружающее и потому позволил отвести себя к месту ночлега. Неизбежный разговор с Цзянь-фэнем состоялся только утром.

Траурная трапеза началась с возжигания жертвы на семейном алтаре - несколько клочков плохой бумаги заменяющей ритуальные деньги. Однако, дальше последовало молчание, рожденное неловкостью - отношения погибших и части присутствующих были сложными... мягко говоря. Наконец Ли, как хозяин стола, откашлялся и борясь с сипом проговорил:

- Почтенный Чжао Пу был хорошим человеком при жизни... как и его братья... - присутствующие оценили начало и закивали согласно. - И умер он, спасая сидящих здесь.

Это тоже было принято с согласием.

- Я уверен, что на том свете его и братьев... встретят как героев... - Ли сипел все больше. - И великий Яо-ван простит ему все его прегрешения, - брови присутствующих пришли в движение, - и... и... и пожалует ему должность в своей гвардии. - Ли проморгался, пытаясь выкарабкаться из нагромождения своих слов. - И даст ему достойное перерождение... Хэ-эх.

Последнее было произнесено чисто, без всякого сипа.

Присутствующие некоторое время переваривали речь хозяина. Потом заговорил парень.

- Перед смертью мой старший брат дал мне поручение, и я должен его исполнить пока почтенный хэшан не покинул нас, - он склонил голову в поклоне.

У Иттэя заурчало в животе. Частично от голода. Ли напрягся и побледнел.

- Добрый человек, - Цзянь-фэнь склонился еще ниже, - могу я просить прощение за нанесенное вам оскорбление и за мою дерзость?

Иттэй если и медлил, то долю мгновения (если таковое возможно).

- Я не гневаюсь на тебя, юноша. Во-первых, потому что негоже нам поддаваться чувству гнева, а во-вторых, потому что... разве можно обидеть смиренного монаха? - толстяк широко ухмыльнулся. Потом, после паузы добавил. - Одно только меня беспокоит... наш уговор.

- Святой человек, я отказываюсь от своих условий, и как велел мне старший брат, готов вручить себя вашему попечению.

Иттэй, довольный поворотом дела, улыбнулся еще шире. И даже угрюмые взгляды остальных двух разбойников не уменьшили его довольства.

В другом конце стола одна из дочерей Ли тихонько вскрикнула... А вторая прикрыла рот ладошкой.

- Могу ли я просить вашего разрешения на брак с дочерью почтенного хозяина? - парень склонился головой к столу...

- Хэх... думал я помочь тебе вступить на Путь Учения, - Иттэй нарочито вздохнул. Вызвав бурю волнения в разных концах стола. - Но... почтенный Ли, что вы ответите на этот вопрос?

Ли прослезился и глядя на Цзянь-фэня воскликнул:

- Сын мой, разве могу я отказать тебе? Для меня ничтожного это большая честь... - он смахнул каплю со щеки.

Лицо хэшана вновь расплылось в ухмылке.

Сыро и не вычитано пока.