Взаимопонимание
Еще один рассказ о гордости за Родину, причем – не только за нашу.

Этот рассказ является непосредственным продолжением рассказа «Сталинград», так как события описанные здесь произошли буквально через месяц – ну, может, чуть-чуть больше – после описанных в нем событий…
…Мы собирались отпраздновать День Победы. Разумеется так, как принято у нас – девятого мая, а не восьмого – как празднуют всякие невоевавшие американцы или англичане, в компании с примазавшимися к ним поляками, французами и прочей компанией «союзничков», которых наши дедушки знали, в основном, по пиленому сахару-рафинаду, яичному порошку, ботинкам с высокими голенищами и тушенке, именуемой «второй фронт». Вот уж нет: нечего вам делать за одним столом с теми, у которых в детстве на четверых имелось всего три деда, да и то один дед уцелел только потому, что стал инвалидом еще до Великой Отечественной…
Вообще-то мы ждали, что восьмого мая эти самые «союзники» хоть как-то отметят свой V-Day, хотя эта аббревиатура нас несколько раздражала. Больно уж серьезной кровью она нам далась, чтобы сокращать. А вам, видать – легко… Но, то что произошло, а вернее – не произошло, поразило нас до глубины души! Совсем ничего не произошло! Так, ляпнули с утра по радио, мол, пятьдесят пять лет тому наша демократия победила наци – и все! Все! Ни каких других событий: ни воинского парада, ни пьяненьких ветеранов, ни салюта – НИЧЕГО! Даже с учетом того, что на нашем заводе-УПК трудились еще англичане, голландцы, французы и поляки – а уж последние-то со своим шляхетским гонором должны были бы хоть как-то выступить – все равно – НИ-ЧЕ-ГО!!!
Но это, в конце концов, было их собственное дело, так что мы совершенно спокойно провели вечер восьмого мая со своими американками, никак не заостряя вопрос о победе над Германией. Но на следующее утро мы честно предупредили наших милых американских дам, что сегодня вечером мы придем во-первых, очень поздно, а во-вторых, очень пьяными. Своим описанием я так напугал свою подругу, что она встревожилась не на шутку и предложила забрать меня из бара мистера О’Нила на машине, причем на своей…
Не знаю, напугали или нет своих временных ППЖ американского производства мои товарищи, но вечером, сразу после работы, мы, оставив автомобили, дружно вошли в заведение гостеприимного ирландца и сделали сразу такой грандиозный заказ, что наш хозяин возликовал, согласился вместо обычных ирландских баллад поставить наш диск с отечественными песнями и даже клятвенно пообещал, что не даст никому мешать нашему возлиянию, подкрепив свои слова выложенной на стойку бейсбольной битой. И мы приступили…
На столе стояли пять рюмок, накрытых ломтями кукурузного хлеба, а кроме потина имелась еще и «Столичная», которую мы принесли с собой и попросили мистера О’Нила положить ее в морозильник. Ну, понеслась! Первая рюмка – за Победу! Вторая – за Родину! Третья…
- Джентльмены, у вас праздник?
Это около стола, не дав нам донести третьи – «памятные» – рюмки до ртов, нарисовался британец, который тоже приехал попрактиковаться на этот завод. Чуть в стороне толклись двое его приятелей-островитян. Он смотрел на нас с видом эдакого дружелюбного удивления, видимо пытаясь вспомнить, какой это может быть праздник?
- Праздник, праздник… – неохотно отозвался один из нас и продолжил уже по-русски – Ну, мужики, вечная память дедам нашим! Земля им пухом…
Бритиш отошел, но ненадолго. Мы еще только разливали по четвертой, как он снова возник у нашего стола:
- Простите, джентльмены, а нельзя ли узнать – какой?
- День Победы!
- Позвольте… Над наци? Но он был вчера, – англичанин был явно озадачен. – Сегодня – девятое, джентльмены.
- Сами знаем, что девятое. Это у вас День Победы восьмого, а у нас – девятого! – и один из нас оказался настолько любезен, что даже растолковал англичанину почему так вышло.
Тот подумал, отошел к своим, а потом они материализовались возле нас уже все вместе:
- Джентльмены, мы вместе воевали и это – наша общая победа, так что…
- Валите отсюда! – высказались мы едва ли не хором, после чего я, как наиболее подкованный в истории,  рассказал им и про конвои, и про героическую кампанию в Северной Африке, когда они, имея десятикратный численный перевес, драпали от Роммеля как тараканы от дихлофоса. До кампании на Западе я добраться не успел, потому что островитяне, гордо зафыркав, удалились. Правда, ретировались они довольно быстро, понимая, видимо, что если мы пожелаем им показать Арденскую операцию в лицах, то мало им не покажется…
Мы надеялись, что нас оставят в покое, но после еще трех-четырех рюмок к нашему столику явились двое итальянцев. Разговор с ними я приводить полностью не стану, потому что вышло бы длинно, непонятно и бессодержательно. Итальянцы вообще органически не умеет говорить коротко, ясно и по существу, без этой южной экспрессии,  бешеной жестикуляции, изобилия непонятных и, подозреваю, бессмысленных, эпитетов, сравнений, проклятий, междометий и тому подобного. Но если отбросить всю эту шелуху, то сводился их спич к тому, что они тоже дрались с немцами, когда свергли Муссолини. Отвязаться от них было решительно невозможно, и добродушный Валера предложил им выпить вместе с нами.
- За Федора Полетаева  – Поэтана! – провозгласил он.
- А это кто? – поинтересовался один из макаронников.
Они так и не успели выпить с нами. Валера встал из стола, вырвал у них стаканы и развернул их прочь от нашего стола, а так как Валера был габаритами как три итальянца, то сопротивляться они не стали, рассудив, что себе дороже выйдет…
Довольно долго нас никто не тревожил. Мы прикончили бутылку потина, вытащили «Столичную», спели «День победы» и «По полю танки грохотали» и тут…
Вот, честное слово, немцев можно узнать в любой толпе. Лица у них… как бы это сказать? Серьезны? Нет, не то... Строгие? Опять не то… Немецкие у них лица, одним словом. И отличаются от других очень сильно. И вот именно три таких лица возникли возле нашего стола.
Один из них, розовощекий бугай, наших примерно лет, один из тех что драпал от нас во время их праздника, осторожно подошел к нашему столу и виноватым голосом спросил:
- Вы празднуете День Победы?
- Ну…
Он вдруг как-то смутился, кивнул своим друзьям, и они тоже подошли к нам:
- Вот… – они синхронно поставили на стол три бутылки. Одна – шнапса, а две остальные – с польской экспортной водкой.
Даже в такой день мы не могли прогнать тех, кто пришел со своим, явно ища примирения. Не по-русски это будет, не мужски… Мы сдвинулись и жестами пригласили их к столу.
- Извините, – сказал бугай. – Мы очень виноваты…
- Простите, – сказал второй. – У вас кто-нибудь погиб на войне?
Я молча указал спрашивавшему на пять накрытых хлебом наполненных рюмок. Должно быть, он слышал что-то об этом обычае, потому что просто уточнил:
- Дедушки?
- Да.
Он вдруг как-то погрустнел и полушепотом произнес:
- У меня дед… в Белоруссии…
- Погиб?
- Нет… в сорок втором ногу оторвало… Партизаны…
- Повезло. Жив остался.
- Да, он тоже так говорил…
Пару рюмок мы выпили в молчании, но потом разговор как-то начал склеиваться. Вспомнили страшное: битву под Москвой, Курск, Сандомир, Балатон, Берлин… Двое из них помнили «годовщину Сталинграда», и попытались объяснить нам, что они испытали, услышав это название. Хотя мы так и не поняли. В смысле, полностью. Для этого немцем надо быть…
И тут к нам подошли амеры. Шумные, бестолковые, наглые…
- Чего празднуете?
- День Победы…
- Он был вчера!
- У вас – вчера, а у нас – сегодня!
- Ясно – один из амеров придвинул к столу еще один стул. – Мы вместе с вами воевали! – заявил он, намереваясь присесть.
- Где? – поинтересовался я.
К моему изумлению этот же вопрос повторил и тот самый розовощекий бугай, которого звали Дирк.
- Как где? – американец явно не понимал. – Мы же вместе сражались…
Я уже собирался рассказать ему все, что об этом думаю, но Дирк успел первым. Он довольно грамотно поведал пиндосам, где бы они были, если бы не Советская армия. Мне осталось только рассказать незваным гостям о судьбе Квантунской армии, и о том, что если бы не мы, то помогла бы атомная бомба или нет – вопрос открытый.
А после американцев подошли французы. И снова тот же самый диалог: «Что празднуем? – День Победы. – Он был вчера. – У вас. У нас – сегодня! – И мы тоже воевали…»
- У кого-то дед в «Нормандии-Неман» летал?
- Н-нет… А что?
- Тогда не воевали, лягушки. Прыгайте отсюда…
Следующими были чехи, которым мы процитировали «Увага! Увага! Говорит Прага!..» и, ни к селу, ни к городу, напомнили им про шестьдесят восьмой год. После чего чехи тоже ушли.
И под занавес, когда были выпиты шнапс и польская водка, и еще одна буьылка потина, возникли трое поляков. Один из них подошел гордой походкой к столику, открыл рот и…
Немцы подскочили все трое сразу. И тот, чей дед  выжил благодаря партизанам, заорал на весь бар:
- Слушайте, вы! Оставьте нас в покое! Что вы к нам лезете?! Нечего вам с ними праздновать! Да мы бы вас всех, если бы не они!.. Отвяжитесь! – он перевел дух и… – ЭТО БЫЛА НАША ВОЙНА! Ясно вам?! НАША!!! Мы против них!!!
Последнее, что я помнил, прежде чем Джудиф втащила меня в машину, это как плакали немцы – плакали и подтягивали:

По Берлинской мостовой
Кони шли на водопой.
Шли, потряхивая гривой, кони-дончаки.
Распевает верховой:
Эх, ребята, не впервой,
Нам поить коней казачьих из чужой реки!

Казаки! Казаки!
Едут-едут по Берлину наши казаки!