Глава 21
Войдя в просторное складское помещение, мы перегруппировались. Два бойца это слишком мало: каждому пришлось взять на себя обширный сектор. Я по-прежнему шел впереди, ближе к правым стеллажам; Монах двигался в пяти метрах сзади, левее. Таким образом, мы хоть как-то могли отслеживать ситуацию, но, конечно, против неожиданного нападения были практически беспомощны. Если кто-нибудь целенаправленно ждал нашего появления, укрывшись за рядами ящиков, ему ничего не стоило пристрелить нас. Достаточно одной прицельной очереди чтобы положить обоих. От понимания ситуации по позвоночнику циркулировал сверху вниз и обратно, слегка задерживаясь у затылка, неприятный прохладный сквознячок. Нервы натянулись до придела и готовы были лопнуть в любой момент. Не верилось, что в бомбоубежище я уже был, поскольку совершенно по-новому переживал каждый шаг.
В прошлый раз, когда проходил здесь, это место не внушало ничего кроме надежды на жизнь. Тогда я был разбит физически и раздавлен морально. Возможность набить желудок и утолить жажду означала гораздо больше, чем просто восстановить угасшие силы; это был подаренный свыше (как мне тогда казалось) шанс продолжить поиски и найти ответы на мучавшие меня вопросы. На деле всё вышло не совсем так или даже совсем не так, но я говорю о том, что тогда чувствовал, а не о том, что вышло на деле. Обстоятельства изменились кардинально. Взять хотя бы эти жуткие кровавые следы на бетонном полу, указывавшие нам направление; радовало лишь то обстоятельство, что они становились всё бледнее и бледнее, значит, кровь по преимуществу не принадлежала Андрею. В первое моё посещение не было никакой (почти) угрозы, теперь ждал выстрела, да и что там говорить - сам настроился убивать.
Словно в подтверждение моих мыслей впереди раздался едва слышный звук, будто прошелестел крысиный хвост по шершавой поверхности пола. Я напрягся и подал Монаху знак приготовиться. Когда понял, что он остановился (приглушенно звякнул карабин на ремне его автомата), сам прошел немного вперёд и тоже замер, напряжённо вслушиваясь, не повторится ли звук, ведь запросто могло и померещится на фоне нервного перенапряжения.
Только успокоился и собрался продолжить движение, снова услышал негромкий приглушенный стук в нескольких метрах впереди: тут же, что-то мягко посыпалось и, уже совершенно отчётливо послышался не то скрежет, не то хруст – постепенно приближающийся и не предвещающий ничего хорошего.
Ретировавшись, встал вплотную к Монаху. Мельком взглянул на него, он припал на колено и отслеживал дульным компенсатором пространство по отношению к производимому шуму. Я развернулся вполоборота, ожидая развития ситуации. Шум не становился громче, но как бы концентрировался, становился объёмнее. Сомнений не было: совсем скоро мы узнаем, что это такое…
Тягостное ожидание растянулось на целую вечность, ещё несколько ударов сердца, два последних сокращения беспокойной мышцы, и…
Что б тебя!
Из-за стеллажа выкатилась банка консервированной говядины. Банка медленно и равномерно, как бы вальяжно, не набирая скорости и не сбавляя её, пересекла две сплошные кровавые полосы на полу, теперь едва обозначенные, потерявшие густоту и насыщенность красок и подкатилась к моему ботинку. Подняв носок, я остановил ее, придавив подошвой ботинка к бетону, и вопрошающе посмотрел на Монаха. Давая понять, что сам ничего не понимает, он закатил глаза. Поднялся и, нарушив прежний порядок следования, первым сделал шаг.
Осторожно ступая, мы подошли к проёму между стеллажами, откуда выкатилась злосчастная жестянка, и увидели беспорядочное нагромождение коробок и ящиков, словно нарочно, как попало сваленных в кучу. Всё выглядело, так будто с полок по непонятной причине просыпались до того стоящие много лет в неприкосновенности припасы. Это не могло не возбудить подозрений, тем более, что очень скоро они подтвердились в полной мере. Минут пять-шесть мы стояли неподвижно: я как набитый дурак целился в середину кучи, Монах же, как дурак более опытный, поглядывал по сторонам, прикрывая наши с ним ягодицы. Ягодицы почёсывались, а томность положения всё больше располагала к необдуманным поступкам.
Внезапно одна из верхних коробок слегка покачнулась. От неожиданности я вздрогнул и едва удержался от выстрела. Сомнения, если они и были, пропали. Под коробками разумеется, кто-то прятался, и поскольку пол под ногами не испачкан кровью это точно был не Андрей. Монах наклонил корпус, чтобы снова проявить инициативу; я остановил его и отстранил назад. Он без возражений уступил мне право первенства.
В узком проходе двоим не развернуться, полагаться можно только на себя.
Судорожно сглотнув и закусив губу, подошел к неряшливой пирамиде и резким движением автомата скинул стволом одну из коробок на пол.
На меня в упор смотрели широко распахнутые, наполненные смертельной тоской глаза. Оценка положения и реакция на возможное противодействие заняли долю секунды. Я успел перехватить на вдохе, готовый вырваться наружу из растянутого рта, крик. Ударил коленом в челюсть незнакомца и тот обмяк; обрушилась и пирамида. Теперь по полу катилось десятка два банок, и не только тушёнка, но ещё ананасы в собственном соку и запаянное в жестяные кругляши, сухое молоко. Как не хотелось избежать лишнего шума, ничего не получилось. Жаль, что раньше ананасы не попали в поле моего зрения; несмотря на сложившуюся ситуацию, облизнулся.
--Монах. – Позвал я.
--Да чего теперь, - небрежно сказал он. Подошел ко мне, погрузил руку в груду коробок, подцепил что-то податливое как желе и потянул на себя. Наружу показался молодой паренёк в камуфляже и полном вооружении. Ему от силы исполнилось лет шестнадцать. В первый раз мне довелось увидеть столь юного наёмника, только вот его затылок и весь левый висок были совершенно белы, словно замазаны известью, как у глубокого старика.
--Что с ним делать? – Спросил Монах.
--Он сильно напуган, понятно, что от кого-то прятался здесь. Навалил на себя коробок, ну, и в штаны заодно и затихорился. Ты посмотри на него. Он поседел на полголовы как лунь. Как ты думаешь, это всё Андрюхина работа?
--Я спрашиваю, что с ним делать будем?
--Выспится, сменим ему подгузник и сиську дадим, - язвительно отозвался я.
--Алексей я тебе не…
--Ну, так перестань спрашивать ерунду, мы уже, вроде бы, всё обсудили. Допросим и… Ну, ты меня понял.
--Он же совсем пацан, - хмуро буркнул Монах.
--Что тут скажешь, не повезло парню. Подержи, - сказал я и передал Монаху короткоствольный автомат и пистолет наёмника, снял с его ремня нож и подсумок с запасными магазинами, положил на пол рядом с собой; больше у него ничего не было. Отцепил свою фляжку и вспрыснул ему лицо водой, он наморщил лоб, я приподнял ему голову и влил в рот несколько глотков. Паренёк закашлялся. Затем открыл глаза и, бешено вращая головой, оглядывал нас, пытаясь понять, чего мы от него хотим. Он провел по груди и животу рукой и, быстро сообразив, что безоружен, сел на пол и медленно попятился от нас, зарываясь обратно под кучу коробок.
Я расчехлил нож и прижал кончик лезвия к губам, призывая горе-воина к тишине. Тот замер, и по-прежнему смотрел испуганными глазами, выглядывая в моих зрачках свою судьбу. И не умея как следует прочесть написанное, он доверился моему спокойному внешнему виду и своей интуиции.
И совершенно напрасно.
На секунду мне стало искренне жаль его, но только на секунду. В ряды наёмников нет призыва, все кто надевает форму и берет в руки оружие, делают это по собственному почину. Разумеется, можно сделать скидку на трудность жизни в общине, не идущую ни в какое сравнение с разудалой стезёй солдата удачи, дающей возможность легко и быстро заработать неплохие деньги. К тому же, страх, который внушают наёмники в сердца обывателей, пьянит больше, чем самые сумасшедшие деньги, а от этого немногие способны оказаться в нашем мире, где всё замешано на силе. Поэтому, и ещё по ряду причин, моя жалость к пареньку продержалась не дольше одной секунды. Промелькнуло и тут же пропало желание быть человеком, как отблеск сгоревшего высоко в небе метеора.
Я поманил его пальцем к себе. Парень отрицательно помотал головой и ещё сильнее вжался в груду коробок. Уговаривать идиота не имело смысла, поэтому, ухватил его за ботинок и потянул к себе. Ожидал бурной реакции, брыканий, криков и всего, что в таких случаях бывает, однако ничего этого не произошло. Парень настолько перетрухал, что просто съехал на спину и замер как притворившийся дохлятиной бурундук: я без проблем выволок его наружу, словно это был вовсе и не человек, а набитый подмокшими опилками мешок из-под редьки. Грубо схватив парня за грудки, встряхнул его как следует и, приложил затылком о металлическую стойку стеллажа. Двумя оплеухами принудил сидеть ровно, так как он всё время норовил завалиться на бок. Осталась сущая ерунда - заставить его говорить, поэтому я сразу заинтересовал юнца вполне нетривиальным вопросом, чтобы исключить малейшие сомнения в своих намерениях, тем самым, одним махом расставив все точки над «i»:
--Жить хочешь?
Он кивнул головой, похоже, наш пострел напрочь лишился навыков владения человеческой речью; пришлось вмазать ему по сопатке. Он вскинул подбородок и пустил кровавую слюну из уголка рта.
--Спрошу ещё раз. Жить хочешь?
--Хочу… очень… да. – Он часто-часто, как-то по козлиному, затряс головой. Если бы не окружающая обстановка и не то, что собирался сделать дальше, я бы наверное рассмеялся. Правда. Вот только смешно не было. Нисколечко.
--Говори что случилось, - как можно твёрже сказал я, с трудом удерживая на нем взгляд.
--Я… я…, - начал заикаться он.
--Говори быстро. – Не выдержал уже Монах и прикрикнул. Оно и понятно: мы слишком много времени тратили на этого сопляка, и если он так и будет мямлить, придётся прирезать его быстрее, чем я предполагал. Пора завязывать с этим представлением и переходить к следующей фазе нашего предприятия.
--Старший приказал нам спуститься в бомбоубежище, - зачастил парень, - посмотреть, что и как, нет ли кого постороннего, и прицепить чего пожрать и воды принести тоже. Мы…
--Когда вы спустились в подвал? Сколько вы отсутствуете? – Спросил Монах. Ход его мыслей был ясен. Если прошло слишком много времени, скоро в бомбоубежище наведается усиленная группа, а это ничего хорошего не сулило.
--Ещё часа не прошло… Честное слово… Не убивайте меня… не убивайте, не надо! Пожалуйста!
--Что случилось дальше? – Я пресёк вопросом начинающуюся истерику.
--Сначала всё было в порядке. Мы дошли до… до этого склада. Я остался здесь приготовить припасы, а Малёк и Саня пошли дальше… ну, проверить, что там…
--Сколько вас всего было?
Монах после своего вопроса настороженно обернулся и выглянул в проход.
--Так трое, трое нас и было. Я, Саня, значит, и Малёк.
--Дальше. – Потребовал я.
--Они пошли, значит, а я… я остался. – Заметив, как играю желваками, он перестал запинаться. Выправил речь и поспешил перейти к сути своего рассказа.
--Минут двадцать их не было, я набирал продукты в рюкзак. Вон он там, под коробками, - он замахал в сторону рукой. Кинув быстрый взгляд в указанном направлении, точно, увидел между коробок с каким-то концентратом брезентовые лямки рюкзака. Между тем паренёк продолжил, то повышая голос, то переходя на еле различимый шепот.
--Потом я услышал, как дико заорал Малёк. Саня крикнул: - назад! назад! – точно так он и крикнул. Потом прозвучали несколько выстрелов. По-моему была очередь. Да. Одна короткая очередь. Кто-то завыл. После снова заорал Малёк и что-то сильно загремело, как будто, что-то железное упало на пол и после всё… всё стихло.
--А ты что в это время делал?
Он заалел и потупился взором.
--Всё ясно, - презрительно сказал Монах, - он попросту струхнул.
--Ну да, да! – Воскликнул наёмник.
--Тише! – Я выставил вперёд нож.
--Понимаете, я ведь в первый раз на выходе. Я просто растерялся, растерялся! Понимаете.
--И от растерянности спрятался под ворохом барахла, пока твоих дружков на куски резали? – Монах словно отвешивал увесистые пощёчины, от каждого его слова паренёк глубже и глубже втягивал голову в плечи, всё больше походя на черепаху.
--Слушай, - обратился ко мне Монах, - а ведь он знает, что это не мы тут исполняли. Так!? – Он ухватил и без того запуганного пацана за ухо и принялся его выворачивать и дёргать их из стороны в сторону. – Так?! – Снова спросил он.
Паренёк шипел сквозь зубы и подпрыгивал на заду как заводной клоун.
--Говори, - упорствовал Монах.
--Я…
--Живо!
--Сквозь щель я видел человека.
--Когда мы спустились в бомбоубежище, было хоть глаз выколи, свет после включился. Как же ты разглядел человека? – Спросил я.
--Я правду говорю, здесь же одному богу известно, как ещё что работает. Со вчерашнего дня три раза свет в здании гас. Хлоп и темнота минут на двадцать, после опять хлоп, и снова светло. А человека я видел, точно вам говорю – большого! Больше вас! Лысый. По пояс голый. Он шел, тяжело дыша, не поднимая ног, но не было похоже, что он ранен, хотя был залит кровью с головы до ног. Он перекинул Санька через плечо! Он нёс его как тряпку, не ощущая веса. Такой большой! Такой сильный!
--Санька нёс? – Спросил Монах.
--Да.
--Значит под шкафом то, что осталось от Малька, - сказал я и усмехнулся, вспомнив, что Малёк навскидку весил килограммов сто двадцать. Монах усмехнулся тоже. Наёмник опять залупал глазищами. – Тот большой лысый человек, что ты ещё можешь про него сказать?
--Я видел его всего пару секунд пока он проходил проём между стендами. Он был страшный, шел как вбреду, глядел перед собой и как будто ничего не видел. В руке нож! Он прошел и после я, кажется… кажется, отключился, или это свет погас. Не знаю! Я растерялся, я первый раз, понимаете, понимаете. Я… Я…
--Ну, опять понесло. Помним мы, помним. – Сказал Монах. – Как тебя зовут парень? – Спросил он.
--Алексей, - промямлил он.
--Вот ведь как бывает, тёзка твой. Делай, что надо и пошли. Только быстрее, прошу тебя. – Сказал Монах и отвернулся. Мне думается он, нарочно спросил имя у парнишки, не хотелось ему пачкаться в его крови, даже косвенно.
Тот вроде всё понял и пожелтел лицом, он уже не просил за себя, просто бессмысленно хлопал нижней губой, рассматривая острие моего ножа. Тут меня неожиданно посетила одна свежая мысль, прежде я рассчитывал только на Монаха, однако в свете предстоящих и уже случившихся событий, не лишним будет иметь запасного туза в рукаве. И опять-же, Монах успокоится. Я встал и положил руку ему на плечо. Он обернулся.
--Свяжи его как следует. Пусть пока тут полежит.
Монах с лёгким сердцем принял моё решение: я видел это по его глазам.
И вот странное дело, я не чувствовал к этому испуганному забитому ребёнку ни жалости, ни сострадания – ничего. Словно мой эмоциональный диапазон сузился до пределов простейшего механизма, действующего по самым примитивным принципам, это давало ни с чем несравнимую свободу – в мышлении, в выборе средств, во всём. Мальчишка был всего лишь инструментом, который возможно пригодится, а если нет, я даже не буду утруждать себя тем, чтобы вернуться и прикончить его – просто брошу здесь и всё. Если раньше подобные мысли вызвали бы у меня многоголосый внутренний протест, то сейчас… сейчас, я был спокоен, и это приятно волновало меня, как предвкушение недолгого послеобеденного сна.
Монах достал из нагрудного кармана небольшой моток мягкой проволоки и приблизился к моему тёзке.
--Ляг на живот, и скрести руки, - мягко сказал он.
Паренёк без единого слова, послушно выполнил требование.
Мы нашли Санька или вернее то, что от него осталось в одной из подсобок, во множестве расположенных по обеим сторонам длинного коридора идущего сразу за продовольственным складом. Страшно изувеченное тело, скрученное спиралью, так что лицо было обращено к полу, а носки ботинок смотрели в потолок, лежало в узком каменном кармане, предназначенном для хранения инструмента, инвентаря или чего-то в этом роде. Мы лишь мельком осмотрели труп, убедились в отсутствие больших пальцев рук и в том, что Андрей совершенно спятил.
Это была уже работа не профессионального убийцы, а мясника, хуже того -живодёра! Всё лицо изрезано, череп частично скальпирован, живот выпущен!
Не нужно было быть большим специалистом в данной области, чтобы убедиться, что характер многих ран указывал не на нож, а скорее на резцы и клыки. А то, насколько они были беспорядочны и жестоки, говорило о звериной принадлежности того кто это сделал.
Все стены заляпаны бурой жижей и отпечатками больших Андрюхиных пятерней; из кровавого месива на полу снова протянулись две широкие размазанные полосы, ведущие из подсобки, дальше в коридор.
--Лёха да что это такое?! – Спросил Монах, его голос вибрировал.
--Сам не видишь, это Санёк. – Спокойно ответил я.
--А чего он такой разобранный?
--Наверное, как-то с Андрюхой не договорились, - предположил я.
--Брось трепаться, я тебя на полном серьёзе спрашиваю, что происходит?
--Сам не видишь?
--Это, то о чём ты меня предупреждал?
--Похоже, из-за инъекции его внутренние процессы настолько ускорились, что Андрей теперь не совсем, то чем был прежде. А может и совсем не то. Видимо что-то там у него перегорело, и он стал…. Ну, как это, ну, короче, кажется, я уже встречался с кем-то на него похожим. Я ведь тебе рассказывал о своей встрече тут неподалёку, в окрестностях «Водоканала». И в письме недвусмысленно упоминалось о работе в некой лаборатории. Ключ от квартиры, где ты сам нашел холодильник и передал его мне, у тебя от кого? От твоего знакомца? Он по твоим словам офицер медицинской службы ГГО. В инъекторе, если помнишь, десять гнёзд из двенадцати, оказались пусты. Куда делись ампулы и в какое дело пустили сыворотку? Смекаешь? То-то!
--Так какого хрена ты вколол ему эту дрянь?! – Вскипел Монах.
--Понимаешь, сыворотка была рассчитана на членов группы, я не знал, что она так подействует на Андрея! Посмотри на меня, ведь всё в полном порядке.
--Но ты догадывался.
--После что-то всплыло в памяти, а так ни о чём таком я, конечно же, не знал, - слукавил я. – Он бы умер тогда у нас на руках.
--Уж лучше бы умер. Как теперь с ним быть?
--Встретишь, стреляй в голову.
--Я тебе сейчас в голову выстрелю! Козёл! Ты сказал срок действия препарата часов около ста? После этого он придёт в норму? Да? – Он очень хотел, чтобы я ответил утвердительно. Я бы и сам хотел, но…
--У него сердце раньше разорвётся. Мы ему не сможем помочь. Он не узнает тебя, так что не пытайся с ним заговаривать – бессмысленно. Не забывай, он сильнее и быстрее и не восприимчив к боли. Так что делай, как я сказал - стреляй в голову.
Монах зарычал и вцепился мне в горло. Я без труда стряхнул его руки, ухватил за вырезы разгрузки и легко, как ребёнка, приподнял над полом. Он сучил носками своих гамаш по бетону и пытался достать меня кулаком в челюсть. Каждый раз, когда он замахивался для удара, я легонько встряхивал его, отчего голова болталась как надломленный у основания черенка лист на ветру. Когда Монах утомился, я также бережно как поднял в воздух, поставил его на место, но пока что не ослаблял своей хватки.
--Пусти сука, пусти!
--Как только успокоишься.
--Всё, пусти.
Я оттолкнул его от себя и, видя, как не по-доброму он зыркает из-под бровей, сказал:
--Не забывай, зачем мы пришли. Если не возражаешь, закончим разговор после, если захочешь.
--Проехали, - ответил Монах и рывком одёрнул на себе одежду. Вдруг разом напрягся и спросил:
--Слышишь?
Я прислушался – ничего.
--Подожди, - он поднял вверх палец. - Ну, слышишь?
Откуда-то издалека принесло, словно нашептало, три или четыре, притопленных под толщей бетона, удара; затем раздалась трель, смолкла. Вновь невнятно заиграло. Я понял, что это выстрелы. Мы с Монахом переглянулись, не сговариваясь, вынырнули из подсобки, и бросились сломя голову вперёд по коридору.
Пол мелькал как раскрученный калейдоскоп, и я уже не мог понять: красные пятна перед глазами - это кровь на бетоне, или я наконец-то загнал себя и скоро всё кончится. Додумать я не успел. В бомбоубежище погас свет.