Игорю, - человеку, не успевшему стать моим другом.

     Рыба шла. Перла, как ненормальная. Ее пластали «под соль» и бондарили в бочки. На «помойке» у Медвежьего острова такая удача – редкость. Матерясь чтоб не сглазить, боцман наращивал рыбный ящик и ладил запасной рыбодел. Человек суровой профессии, был он маленьким и пушистым. Боцманов, по традиции, величают «драконами». Про нашего так не скажешь. Так… дракоша… На палубе стучали ножи: за матросами рубщик не поспевал. Эдак и до аврала недалеко!
     Короткое полярное лето чтило нас своей благосклонностью. - Плюс четыре по Цельсию, в море легкая зыбь, в небе незаходящее солнце. Что еще надо советскому рыбаку? Даже норвежцы не лютовали. Только в самом конце промысла подошел «ихний вояка», погрозил спаренной пушкой, выслал катер с комиссией на борту…
     Оттуда, пожалуй, все и пошло… Эх, знать бы, где упадешь!
     Этих инспекторов мы давно уже знаем. Примелькались за годы работы. - Бабенка лет тридцати, да два молодых парня. - Все в ярко-оранжевых комбинезонах, с улыбками на всю морду. По-нашему ни бум-бум! Не хотят, охламоны, приобщаться к великой культуре!
     Я опять выступал в качестве переводчика.
     - Please keep your trail! – глядя на капитана, по-английски сказала Кристин.
     - Трал подымай, Виктор Васильевич! – смеясь, продублировал я, обнимая ее за задницу. И шепнул в покрасневшее ушко, - Крыся, пойдем в каюту? У нас целых сорок минут!
     Крыся не против. Ей нравятся русские мужики: несчастные, «измордованные ГУЛАГом». Она прижимается ближе. Где-то там, под холодной синтетикой, трепетно бьется сердце норвежского офицера. В другое бы время, в другой обстановке, - она с дорогой душой! Но нельзя! - Подчиненные «вломят». Мне тоже нельзя, но я бы рискнул! Поистине, этот мир полон условностей!
     Ее подчиненные со складными линейками давно копошатся на палубе: ныряют в ящик, оценивают улов, тщательно вымеряют средний размерный ряд. – Тупая, бессмысленная работа. - Русский мужик не стал бы уродоваться: написал бы что-нибудь «от балды». Дураку ясно: трещины что надо, одна к одной!
     Витька все замечает.
     - Скажи своей сучке: сейчас подниму! – вздохнул он и дал три звонка.
     Капитан на рыбацком судне - не великая шишка. Вот сейчас, например, окажись в трале «рубашка» -  кусок мелкоячеистой дели – и  быть нашему Витьке в следующем рейсе опять матросом. Вот так вся карьера: чреда падений и взлетов…

      …Познакомились мы, как и все нормальные люди, совершенно случайно. Я вернулся с весенней путины, хорошенько «отметил» удачу, и отправился в кадры требовать отпуск. Благо, судно, на котором я «отмантулил» от точки до точки, становилось в ремонт.
      - Антон!!! – взмолился групповой инженер, - три парохода на выбор, и все на отходе! Выручи, сделай еще  хоть маленький рейс, а потом отдыхай! Будет тебе отпуск сразу за три года!
     С Евгением Селиверстовичем я никогда не спорю. Он ко мне только с добром, - я к нему тоже. Мужик он хороший, хоть и держит нас в «черном теле». Главное, -  горой за своих!
     - Который из трех уходит последним? – спросил я из чисто практических соображений.
     - Последним? – «Норильск». У него сегодня Регистр. Рейс - сорок пять суток. На донные породы, под соль.
     Групповой инженер знает, что я за рублем не гонюсь, но все же счел нужным предупредить. Еще бы! Под соль – это пролет.
     - Ладно, годится.
     - Тогда я пишу направление. На сегодня?
     - На завтра!
     - Ну, хорошо, на завтра. Но только не опоздай! И вообще… сколько можно тебе говорить: в таком виде сюда ни ногой!
     - В каком таком виде?! – вполне натурально «обиделся» я.
     Селиверстович «брал на понт». Он был сам постоянно «вкинутым», ничего учуять не мог. 
     - Ладно, пошел вон! У тебя уже трезвого вид, как у пьяного! Дождетесь, возьмусь я за вас!
Витька был обречен на знакомство со мной.
     …К обеду я нализался, как бобик. Было дело, что там греха таить!
     Некоторые из сознательных граждан задаются вечным вопросом: отчего моряки пьют? Скажу, как эксперт: не от хорошей жизни. – Восемь часов вахты, восемь часов подвахты, и еще четыре часа, если рыбы невпроворот. Плюс ко всему, в море бывают моменты пострашней самого лютого шторма. - Ни с того ни с сего, например, пароход обрастает льдом. Этот процесс довольно стремителен. Тонкий антенный канатик на глазах превращается в лохматый манильский трос. Если не принять срочные меры, судно обречено. Как айсберг, подтаявший снизу, оно теряет остойчивость, - следует «оверкиль», и общая смерть в ледяной воде. Вот почему, – день ли, ночь на дворе, - капитан объявляет аврал. И все, кто способен «держать оружие», машут кайлом, как стахановцы. Устал – не устал – вперед!!!
     Вернешься в каюту после околки, - мокрый, продрогший, убитый. «Сейчас бы сто грамм!» – думаешь. А сто грамм-то и нет! Вздохнешь, отогреешься чаем. Только что-то в голове все равно отложилось! И таких вот, «сейчас бы сто грамм», - несколько раз за рейс.
Когда возвращаешься в порт, - в голове благие надежды. Ну, что моряку нужно для полного счастья? – Купить на базаре стакан семечек, выпить бутылочку пива, да покушать пельменей. Ан нет! У меня, например, никогда «срасталось». Чаще бывало так: «пивка для рывка, водочки для заводочки» – и понеслась!!! Поперло из подсознания то самое «сейчас бы сто грамм». Полгода не пил человек, много ли ему надо на грешную душу?! Глядишь, и «поплыл»! А таксисты, официанты, лихие бабенки, ушлые люди со стороны… - Все берут под опеку, все хотят напоить, опоить… Все знают, как лучше твоими деньгами распорядиться! Налетают, как чайки на рыбный мешок. «Штука» в кармане, две, - растащат, ничего не останется! Очнешься в каком-нибудь кабаке, в незнакомой компании, выйдешь на шумный балкон, вытащишь из кармана пучок «трояков», - и швыряешь их вниз, как листовки:
     - Здравствуйте добрые люди! Порадуйтесь за меня: я живым из рейса вернулся!
Не зря говорят: «В чем отличие моряка от ребенка? – Хрен побольше, да умишка поменьше!»
     В общем, пьяный в дымину, я вернулся на свой пароход: собирать вещи. «Инта» стояла у плавмастерской «Двина», вторым корпусом к какому-то «рыбачку». Прикатил я туда на такси, в полной уверенности, что сейчас глубокая ночь. (Поди разберись, если солнце за горизонт не заходит?) Даже расплатился с таксистом по двойному, ночному тарифу. А раз такая оказия – с собой прихватил ящик пива и шесть «пузырей» водки.
     Водку я рассовал по карманам, а пиво понес впереди себя. Но только ступив на трап, с тоской обнаружил, что совсем ничего под ногами не вижу. – Мешает ящик!
     Сейчас грохнусь! – мелькнула мыслишка. Пока я ее думал, - и точно грохнулся! Ящик рассыпался, зазвенел. По железной палубе «рыбачка» потекло, запенилось пиво.
     Надо же! Девять литров – коту под хвост! – чуть не заплакал я, догоняя две уцелевших бутылки. - Хорошо хоть водка не пострадала!
[align=center][/align]- Эй, угости пивком!
Вот сволочь! У человека горе, а он еще и подкалывает!
- Пошел на …! – внятно сказал я прямо в чумазую морду, что вынырнула из трюма. И протрезвел.
К моему удивлению, кругом было людно. (Еще бы, разгар рабочего дня!) Начальство в погонах с широкими лычками брезгливо отряхивало форменные штаны, гоняя по пальцам пивную пену.   
«Свинья!» – мысленно произнес седовласый гигант с шевронами капитана-наставника.
Критику я проглотил, счел ее справедливой. - И правда свинья! Это же надо, восемнадцать бутылок!!! Хорошо хоть не водки!
Шагая на борт «Инты», я выронил сразу две «беленьких», - выпали из карманов. Их подхватил на лету тот самый чумазый тип:
- Бутылочку не продашь? – спросил, возвращая пропажу.
- Ты что?! – возмутился я. – Если кто-то узнает, что Антон на «Двине» водкой торгует, - заплюют! И правильно сделают! Рад бы помочь, да никак не могу. У нас на борту полна хата голодных ртов. И вы расстарайтесь, раз припекло. - Зашлите кого-нибудь на «железку».
- Тут видишь какое дело, некого посылать. Регистр у нас.
- Регистр?! – (Так, так, так, что-то мне это напоминает!) - А как называется ваша посудина?
- С утра называлась «Норильск».
- Во! – Меня осенило. – А ты кто такой?
- А я старший механик.
- «Дед», значит… Ну, ладно! Если не врешь, загляну!
Заглянул я к нему с литрушкой в кармане. Сразу предупредил:
- Не продаю, угощаю!
- Заметано!
Звали стармеха Леха Рожков. Жил он в стандартной каюте, но довольно зажиточно. В узкую щель между переборкой и рундуком, умудрился втиснуть холодильник «Морозко», а на синий линолеум пола, постелил хоть и старенький, но настоящий ковер. Это говорило о том, что «дед» в экипаже – человек постоянный, а значит, - свой, Архангельский, не вербованный, не лимитчик.  Пил он тоже по-нашему: без закуски. Стакан хватанул, и сказал:
- Зашаило!
- Ты у себя? - Одновременно со стуком, в каюту протиснулся рыжий приземистый хлопец в рыбацком свитере.
Это мне не понравилось. Ни «Здравствуйте!», ни «Приятного аппетита!» (Хоть я и не представляю, как аппетит может быть неприятным), а сразу:
- Ну что там у нас с КИПами?
«Что нам у нас с КИПами», было мне совершенно по барабану. Пока Леха оправдывался, я позволил себе задуматься о насущных делах. Дел было много. Перенести вещи, как следует «затовариться» водкой. И, пожалуй, самое главное, - зацепить бабенку без комплексов, чтоб было над чем попотеть…
- Это наш капитан, - обращаясь ко мне, наконец, пояснил стармех.
- Какой такой капитан, – встрепенулся я, - случайно не Витька Брянский? (Именно эта фамилия фигурировала в моем направлении).
- Виктор Васильевич Брянский. А что? – насторожился рыжий.
- Так, ничего… Садись, капитан, выпьем!
- Не пью! – (Он хотел сказать, «не пью с алкашами», но передумал).
- Тогда мы с тобой не сработаемся!
У него округлились глаза:
- Ты вообще-то откуда, прохожий?!
Нервы у него тоже ни к черту! Надо понимать, обижает!
- Я то?! – мой голос напрягся и зазвенел в предвкушении драки. – Я вообще-то начальник радиостанции, а также акустик и навигатор, - все в едином лице. Хотел пойти на твой пароход. Думал, здесь работают люди!
- Направление покажи!
Я плюнул в ладонь, и скрутил ему дулю:
- Может тебе и диплом предъявить, чтобы ты из талона решето сделал, дурак гребаный?!
Витьку перекосило. Он решил ухватить «пьяного наглеца» за шиворот, выволочь, как щенка с вверенной ему территории, и вышвырнуть на причал. А хренушки!!! Когда я на взводе, мысли людей для меня – открытая книга. И это бесит еще сильней!
Не глядя, я поймал его за запястье, и швырнул на диван. Швырнул через спину, по высокой, крутой траектории. Он удивленно хэкнул, но тут же вскочил, сжав кулаки.
Стармеха, как своего, я двинул локтем «под дых». (Легонько, «любя», чтоб только не путался под ногами). Той же самой рукой зарядил Брянскому «в дыню». Хорошая драка у моряков – обязательный ритуал. Это продолжение пьянки, одна из ее составляющих. Но я ни разу не видел, чтобы кто-то на судне схватился за шкерочный нож.
            - Наших бьют! – донеслось из матросской «четырехместки».
- Наших бьют!!! – отозвались с борта «Инты».
Прорываясь к «пяти углам», я «мочил» и своих, и чужих. Чья морда мелькнет в «перекрестье прицела» – тот и попал.
- А ну прекратить!!!
Белой холодной глыбой, над побоищем возвышался мой капитан, Иван Алексеевич Севрюков.
И все прекратили. Народ смущенно попятился: «Чего это мы?!»
- Морконя!!! Опять нажрался?! А ну-ка заприте его в каюте! Водку конфисковать!
А что? - Этот запрет!
- Я больше не ваш, Иван Алексеевич.
- Вот как? А чей?
- Направили на «Норильск».
- Кого присылают, Иван Алексеевич, кого присылают?! – причитал Витька Брянский, утирая сопатку. – Нет! Сейчас же иду в кадры!
- Охолонь!
Капитан Севрюков для Витьки авторитет. Для него океан, - как собственный огород. Чтобы когда Севрюков вернулся без плана?! – Такого ни в жизнь не бывало! Витька знает, он сам начинал на «Инте». Сначала матросом, потом – третьим штурманом. Есть у Ивана целая куча только ему известных, укромных «нычек», где в самую лихую годину можно снимать неплохой урожай.
- Ты его, главное, в море вывези, - сказал он тихо и флегматично, без эмоций и ударений, как будто бы про себя, - там он нормальный. А спрячете водку, уберете одеколон из артелки, - будете с рыбой.
- Вы что, Иван Алексеевич?! – Витька был изумлен. – Вы что, хотите сказать, что этот хмырило умеет ловить рыбу?! И как, интересно, выглядит весь процесс?!
- Хрен его знает как, - пожевал губами Иван, - но будете с рыбой!..
…На этом мои «похождения» не закончились. Водку, понятное дело, конфисковали. (Севрюкова никто не посмел бы ослушаться!)  И, главное дело, кто? Кто посмел?! – Свои же братья матросы, для которых я, собственно говоря, ее и привез. Сделали они это… ну, скажем так, не слишком почтительно. Помню, что я обиделся, тут же собрал вещи, и перешел на «Норильск».
Ох, Брянский повеселился!
- Вон отсюда, ханыга! – орал он, как потерпевший, указуя перстом на трап. И все норовил пнуть меня ботинком под зад. Его изо всех сил удерживали свои: Леха Рожков, и высокий патлатый парень с повязкой вахтенного матроса.
- Ты чемодан на причале оставь, - улучшив момент, прошептал «дед», - я его потом к себе занесу. 
Пришлось повернуться к Витьке спиной, пошаркать ногами по вымытой пивом палубе и сказать, чтобы он услышал:
- Пойду-ка отсюдова! А то еще люди подумают, что я тебя знаю!
Впереди были сутки свободы и шанс на реванш, а в кармане – сберкнижка. За три года без отпуска на нее что-то много «накапало».

Отредактировано подкова (10-07-2010 12:05:28)