«Рысиче йа а че сиры»
Надпись на пластинке из стеатита,
(3─4,5 тыс лет до н.э.)
от автора
Излишне, думаю, напоминать, что все персонажи, живущие в этой книге, вымышлены. Их сходство с реально существующими людьми — дело случая. В первую очередь, это касается Вальки Ковшикова. Такого повара не было, нет и не надо.
Глава 1
Атомная подводная лодка медленно поднималась из глубины. Чуткие щупальца сонара осторожно процеживали поверхность, заполняя динамик привычными звуками: посвистами касаток, скрежетом мойвеных стай и приглушенным стуком далекого норвежского берега.
— Тихо? — почему-то шепотом осведомился командир.
— Тихо, — так же шепотом отозвался акустик.
— Стабилизация сто метров…. Поехали!
Из приоткрывшегося контейнера, к далекому солнышку, радостно рванулся пластиковый шарик, цвета бутылочного стекла, увлекая за собой тонкий стекловолокнистый кабель. Приснувшая на зябкой волне гагара с шумом рванулась в сторону от невесть откуда появившегося странного предмета. Через долю секунды сработала система самоуничтожения. Радиобуй лопнул гулким пузырем, а лишенный плавучести кабель бережно втянулся на глубину.
Очередной сеанс связи прошел удачно. Любой командир БЧ-4, «отбарабанивший» свое с траверза Нордкапа, где все радиоволны сходят с ума, испытывает законное чувство гордости. Надежная все-таки штука — «Акула-2ДП»! Вслед за сигналом подтверждения, из радиоприемного устройства «Каштан», как карта из рукава шулера, с треском вылетела серая лента с прожженной посредине, черной, неровной линией. Ее тот час же подхватил шифровальщик и скрылся в своей «конуре».
— И слова доброго не сказал, паскудник, — лениво обиделся «бычок». — Ну, что ж! Примерно с таким настроением и мы подпишем этому грубияну акт на списание этилового спирта.
Никто из них пока не догадывался, что лодке приказано поменять курс, что окончание «автономки» откладывается на неопределенный срок.
Такая же серая лента «всплыла на поверхность» и в Главном штабе Северного флота. Ровно через двенадцать секунд, что гораздо быстрей норматива, информация легла на стол командующего в виде уже расшифрованной депеши. Тот, не читая, пододвинул ее ближе к своему собеседнику и даже прихлопнул ладонью, как бы подчеркивая весомость последних слов:
— Я все понимаю, Виктор Игнатьевич! Да, ваша просьба равносильна приказу. Звонок из Москвы был. Не станем также принимать во внимание ряд объективных причин: износ механизмов, усталость людей, и прочее, прочее, прочее. — Это старые песни. Я вынужден их исполнять в силу своей службы. Но мы люди военные, и правильно понимаем значение слова НАДО. И все-таки… скажите мне просто, как человек — человеку: не слишком ли это… как бы помягче сказать… несоизмеримо? Нейтрализация атомным подводным крейсером какого-то долбанного СРТ?! Неужели у вас в Конторе нет никаких других вариантов?
Высокий гость удовлетворенно кивнул, и в очередной раз закурил без разрешения.
— Варианты, адмирал, — удел математиков. А мы — практики с творческим складом ума. Скажу даже больше. Открою вам небольшую тайну. Речь идет не о каком-то, как вы изволили, выразиться, «долбанном СРТ». Речь идет о вполне конкретном человеке. О человеке, который должен быть под нашим полным контролем прежде, чем сможет оказаться на берегу. И нет у меня на сегодняшний день задачи важнее.
— Тоже мне, Штирлиц! — мысленно усмехнулся хозяин просторного кабинета, — С начала визита ни разу не удосужился назвать меня по имени—отчеству. Забыл, наверное. Интересно, как же он дальше будет выкручиваться? А вслух произнес:
— Он так опасен?
— Опасен? — как эхо повторил человек в штатском, — несомненно, опасен. Плюс ко всему, он столь же непредсказуем. Информация, адмирал, не для широкой огласки. Я посвящаю вас в суть вопроса исключительно для того, чтобы вы тоже прониклись важностью предстоящей работы...
Виктор Игнатьевич помедлил, испытывающе посмотрел в глаза визави.
— Представьте себе человека, который знает принцип действия «летающей тарелки», три способа лечения рака.… И вообще… много чего знает. Подозреваю, что все. Представили?
— Представил. Очень маленький рост, очень большие глаза, лысый череп, никогда не знавший растительности, телепат... Ну, что там еще? «Истина где-то рядом»?
— Вот уж нет, товарищ командующий! Это не инопланетянин. И даже не посланник из будущего. Уникум, о котором я говорю, рожден самой обычной, земной женщиной. Если верить анкетам и метрикам, — от самого что ни на есть усредненного советского гражданина. Чуть ли ни алкоголика…. Это пеласг, лукумон, рысич. Если еще точнее, — «Последний Хранитель Сокровенного Звездного Знания». — Кажется, так он когда-то письменно сформулировал свою данность на этой Земле. Нет-нет! Не задавайте вопросов! Я сам до конца не знаю смысла этих понятий, и что они означают: Звание, титул, национальность? Тем не менее, я в это верю! Если отбросить все сверхъестественное, наш подопечный смог бы достичь вершин в каждой из сфер человеческой деятельности. Но! Но вынужден скрывать от окружающих свой нечеловеческий интеллект.
— Он в чем-то нарушил закон?
— Обошлось, слава Богу, без уголовщины. Но сам факт его бытия — это полное отрицание всех существующих в мире законов, в том числе, и физических. Как следствие, план утвержден, и сбоев быть не должно. В противном случае, как ни цинично это звучит, лично я б предпочел, чтобы этот самый «хранитель» был похоронен на дне Норвежского моря. Пусть даже вместе с тем самым «долбанным СРТ», и его ни в чем не повинным, экипажем. Да, товарищ командующий! Есть у меня полномочия отдавать и такие приказы. Но что-то заставляет уйти от столь радикальных мер. Что-то, или кто-то...
Чокнулся, — чуть было не сказал адмирал, — точно чокнулся! Меньше всего он был готов к разговору на столь непонятную тему, и совершенно не представлял, как вести себя дальше.
— Можно вопрос? — произнес он после некоторых размышлений. — Если не положено, можете не отвечать...
— Почему же? — улыбнулся человек в штатском. Он, видимо, хорошо представлял, что творится в смятенной душе адмирала. — Вам, — и еще раз подчеркнул, — ВАМ, постараюсь ответить.
— Вы сами... встречали его когда-нибудь, так сказать, лично?
— Мы не просто встречались. Мы долгое время сотрудничали. Наши дороги пересеклись на одном из советских торговых судов. Он был тогда всего лишь молодым практикантом. Как это часто бывает, подрабатывал матросом—уборщиком, а я...
Наша «фирма» предпочла морской способ доставки людей для выполнения одной деликатной работы за рубежом. Честно признаюсь, он нас тогда очень, и очень выручил. А мне, лично, вылечил радикулит. Нет, я не шучу, ─ похоже, навсегда вылечил… тьфу, тьфу, тьфу…
Московский гость трижды постучал по столу костяшками пальцев, и для чего-то добавил:
— Его, кстати, зовут Антон.
— А как вылечил? — в скучных глазах командующего наконец-то прорезался интерес.
Виктор Игнатьевич достал очередную сигарету, с удовольствием прикурил ее от фирменной зажигалки «Зиппо», откинулся на спинку мягкого кресла, и взял в руки пепельницу, выполненную в виде диковинной рыбы, раскрывшей огромную зубастую пасть.
— Насколько я понимаю, адмирал, — начал он после некоторой паузы, необходимей для выполнения всех вышеуказанных манипуляций, — симптомы этой поганой болезни, вам хорошо известны. Так вот, приступ был самым жестоким. Уж поверьте, их много бывало за прожитые годы. Я лежал пластом в корабельной каюте, как говорится, в полной прострации. Тело мое, даже в бессознательном состоянии, никак не могло избрать для себя того положения, при котором боль не так ощутима. Его попросту не было. По малой нужде, как ни прискорбно в этом признаться, «ходить» приходилось в раковину умывальника. И то, ценою долгих страданий. Умывальник, кстати, был в полуметре от койки.
Похожий на воробья, судовой эскулап, по фамилии Воробьев, едва успевал пожимать плечами. Его «гремучие» мази, уколы риоперина, мешочки с горячей солью и прочее колдовство, не только не действовали, ─ мне, наоборот, становилось все хуже и хуже. Старший группы уже поставил вопрос о моей эвакуации самолетом из ближайшего порта, чем сильно озадачил Москву.
По «судовой роли», — официально заверенным спискам нашего экипажа, — я числился мотористом – газоэлектросварщиком. Так что уборка моей каюты не входила в обязанности матроса-уборщика. Но, учитывая мое беспомощное состояние, его прислал капитан. Как положено, ─ с пылесосом, ведром и тряпкой.
— Ваша каюта буквально кричит от боли, — заявил он прямо с порога. — А я знаю одно очень старинное, народное средство. Такое, что через десять минут будете прыгать. Если хотите, можно попробовать.
Я вышел из коматозного состояния только лишь для того, чтобы взглянуть на эдакого нахала. С виду — обычный парень. Как у нас говорят, «без особых примет». С такими внешними данными без проблем допускают к экзаменам в разведшколу. Ну, может быть, лоб чуточку высоковат, да глаза слишком умны.
— Ну что ж, попытайся, — сказал я без всякой надежды в голосе, — глядишь, у тебя и получится...
— В чем я, лично, сомневаюсь! — закончил он за меня и весело рассмеялся.
Без особых усилий он поднял меня, как ребенка, и бережно поставил на ноги в самом центре каюты, где, как он пояснил, «проходит силовой кабель электропитания грузовых механизмов». Потом опоясал куском медного провода, «в качестве заземления» и отступил к двери. Я стоял напротив иллюминатора, и не мог проследить за его дальнейшими действиями. Помню, что, не смотря на сильнейшую боль, чуть было не хрюкнул от смеха, представив себе, как это делалось «в старину». — Мужиков в армяках с самодельной динамо-машиной, их медные кушаки…. НО ВДРУГ!!! ─ Вы только вообразите мое состояние: ─ Но вдруг я почувствовал, как теплые сухие ладони, минуя мою черепную коробку, мягко легли на оба полушария мозга! Мне тогда показалось, что я начинаю сходить от боли с ума.
— Успокойтесь! — сказал этот монстр тихо и буднично. — Ничего страшного не произошло! Я избавил вас от сутулости, ─ одной из причин этой болезни. А сейчас аккуратно «обойду» мозжечок и вплотную займусь остальными болячками. Для начала уберем соляные наросты у основания черепа…. Слышите, как они осыпаются?
Я все отчетливо слышал. Слышал, как чуждые руки хозяйничают в недрах моего тела. Это намного круче, чем стоять под бандитским ножом. Потрясение было столь велико, что все остальные страдания отошли на второй план.
Это ж надо! — сказал я себе самому, — сопливый мальчишка играючи проникает в тренированный мозг разведчика! А есть ли гарантия, что он не прочтет там то, что тщательно скрыто даже от себя самого?! В любом случае, — это опасность!
Он был наивен. Очень наивен. И еще не постиг главный закон жизни. — Нельзя в этом мире делать добро, не нажив по пути сотню—другую лютых врагов. Но ему было только лишь девятнадцать...
— Сейчас будет очень больно! — заранее предупредил мой «народный целитель». — Я буду освобождать ущемленный нерв!
И действительно, боль вспыхнула в голове огненным шаром, но уже через миг лопнула, как радужный, мыльный пузырь.
— Вот и все! — констатировал Антон не без гордости. — Эта операция называется просто. ─ «Разрез». Но я, ни разу не слышал, чтобы кто-либо после нее произнес слово «радикулит».
— Спасибо тебе, парень! Как ты все это делаешь? — психологически контратаковал я.
Он заметно смутился, пробормотал под нос что-то нечленораздельное, типа «на вахту пора», и вышел вон, позабыв и ведро, и тряпку, и пылесос…. Вот вкратце и все! — Виктор Игнатьевич ввинтил в пепельницу окурок, дотлевший до самого фильтра, и глянул в глаза собеседника. — Впечатляет?
— Не то слово! Вот бы задействовать этого… экстрасенса еще на один сеанс!
— А что, товарищ командующий? Это мысль! В случае успеха протекцию гарантирую. А что для этого надо? ─ Правильно: дис─цип─ли─на. А именно, — точность, слаженность, пунктуальность, и полнее отсутствие всяческой отсебятины. Как говорил товарищ Андропов, «Дурак — это полбеды! Беда, — коль дурак дружит с инициативой!»
«В чем — в чем, а в отсутствии инициативы тебе не откажешь!» — мысленно отпарировал адмирал, и малость повеселел. Он заметил, как «рыцарь плаща и кинжала» целым рядом направленных телодвижений, давал понять, что уже собирается уходить.
— Если вопросов нет, будем прощаться! — вслух подтвердил он свои намерения. — С головой окунаюсь в рутину, которую на языке рапортов принято называть «дополнительным обеспечением запасных вариантов». Вам также рекомендую все прочие дела оставить на потом. А на досуге, если на таковой останется время, вот! Ознакомьтесь!
На стол легла тонкая стопка соединенных скрепкой листов, которую с самого начала беседы старый разведчик так и не выпустил из рук. Как ружье, что в конце первого акта не может не выстрелить.
— Эти бумаги изъяты при тщательном обыске одной из московских квартир, — пояснил он уже на ходу, предвосхищая запоздалые вопросы командующего. — Там наш объект останавливался, приезжая в столицу. Это, разумеется, копии. И, к сожалению, только лишь то, что удалось восстановить нашим специалистам. Судя по содержанию, этот Антон сам еще до конца не постиг всех возможностей своего феномена. Но сколь далеко он шагнул сейчас? ─ Об этом можно только догадываться.
— Дурдом какой-то! — думал адмирал, сопровождая посетителя до дверей. Перестройка, ускорение, гласность! Теперь вот, пеласги, хранители, экстрасенсы, ведьмаки, колдуны... Пропадает страна!
Он проводил неприятного гостя до порога приемной. Сдал, как положено, с рук на руки сопровождавшим того серым личностям, облегченно козырнул на прощание. Попутно успел удивиться предрасположенности человека к мимикрии: Можно, оказывается, быть незаметным, почти невидимым, если даже со всех сторон, ты окружен флотскими офицерами в парадной форме, выдержанной, как известно, в черных и желтых тонах.
— Под паласом они сидели, что ли? — вслух удивился командующий, когда гости вышли на улицу.
Вернувшись в свой кабинет, долго сидел за рабочим столом, обхватив руками седую голову.
— Черт бы побрал этих гэбэшников! — выпалил он в сердцах. — Это же надо! Беседовали не более часа, а устал, как будто вагон кирпичей разгрузил! И, главное, не поймешь, то ли Ваньку валяет, то ли, в самом деле, что-то серьезное...
Перевалив все, что связано с этими мутными делами на широкие плечи начальника особого отдела, дополнительно подтвердив его полномочия, командующий, наконец, остался один. Рука сама потянулась к рукописи, оставленной гостем на краешке рабочего стола. Через мгновение он скользил внимательным взглядом по волнам легкого, убегающего почерка.