Сон затягивал, не отпускал. Он снова услышал шаги. Легкие, безмятежные.
           - Надеюсь, у вас не занято?– с нажимом спросил свежий, чувственный голос. Такой бы слушать и слушать!
           - Ничего не могу сказать, - неприветливо буркнул Устинов, - сам еще не до конца разобрался! Но если хотите, присаживайтесь. Только здесь… немного штормит.
           Он все-таки обернулся. И покраснел. Давненько с ним не бывало такого! Молодая, красивая женщина смотрела прямо глаза.  Слишком молодая и слишком красивая для того, чтобы смотреть так откровенно.
           Впрочем, это всего лишь сон, - флегматично констатировал Жорка. - Фантазии разума, отражение тайных желаний. Когда я последний раз поимел  бабенку? Даже не вспомню. Может быть, позвонить Вике? Пусть приедут девчонки. Заодно уберутся в квартире…
           Стоп! О чем это я? Ах, да! Значит, банкет отменяется.  Похмелья не будет, - да здравствует секс! – отметил он для себя, пытаясь предугадать дальнейший сюжет. Что ж, я возражать не стану. Если, конечно, все будет столь же реалистично…
          - Секса тоже не будет! - с укоризной прошептала она. – Совсем ничего не будет! Ты больше не прикоснешься даже к открытой бутылке. Тебе давно уже хватит.
          Странно как-то она все это сказала.  Не разжимая губ.
            - Простите? - мысленно произнес Устинов и поднял глаза с тайной надеждою на ответ.
            - Ты меня до сих пор не узнал?!
            В этот раз он воспринял даже эмоции. Всю обиду ее и горечь. Память вдруг обожгла:
            - Господи! - отшатнулся Устинов. – Господи! 
            Он не испытывал никогда такой сладкой душевной муки. Задыхался, не находил слов. Круговорот чувств, оторвавших его от земли, был выше любой, самой изысканной речи. «Печаль моя светла». Такие слова есть только у Пушкина и у Бога… А как по-другому скажешь? Неужели когда-то и он ощутил то же самое?
            - Как же мне тебя не любить? Как же не помнить? – повторял он, как заведенный, не сводя с нее повлажневших глаз. - Мне было неполных шестнадцать, когда…
            - Не будем об этом, - покраснела она. – Я тоже прекрасно помню, как совратила мальчишку, явившись к нему в ночи. Но я не могла допустить, чтобы ты в первый раз  сделал это с другой. Пусть даже во сне. 
            - А потом? Зачем ты мне снилась потом?
            - Просто скучала. Иногда я слежу за тобой, путешествую в твоих снах. Ты ведь помнишь первый закон Мироздания?
            - Нет. И даже не представляю, о чем там идет речь.
            - Ни что в этом мире не исчезает бесследно. Даже любовь.
            - Почему же проснувшись, я тебя забывал?
            - Если бы ты все помнил, ты искал бы меня всю жизнь. И не нашел. И был бы несчастлив. И совсем не имел бы семьи. А это плохо.
            Пол заведения снова качнуло. Как же здесь неуютно!
            - Тебя что-то волнует? – спросила она. Ах да, сумка! Не беспокойся. Скоро подъедут мои ребятишки и нас заберут. Ты ведь хочешь увидеть мой дом?
            Они вышли на снежную улицу. Было по-прежнему холодно. Во сне очень легко потеряться. Жорка этого не хотел и крепко держал ее за руку. Семенил как ребенок  за матерью, которая точно знает, что следует делать и ей, и ему. Юная и красива ─, свет его истощенной души…
            Она безошибочно подошла к нужной старушке, дала ей немного денег, приняла сумку. Бабушка долго кланялась:
            - Дай вам Бог здоровья и семейного счастья!
            - Постой! – Жорка дернул ее за рукав дубленки и выпалил, боясь позабыть самое главное. – У тебя ведь… есть имя?
            - Есть, - согласно кивнула она. –  У каждого человека есть имя. И у меня… было очень много  разных имен. Но сейчас это не важно.
            - Нет важно! – он кажется топнул ногой. Ну, пацан – пацаном!
            - Ну,  хорошо. Для тебя я навеки останусь Анной.
            - Анна… - Устинов попробовал имя на вкус, - Анна! – закричал он, ликующе.
            - Помолчи! – засмеялась она. – Мальчишек моих постесняйся! Ты разве не видишь? Нас уже ждут.
            У стены старинного дома стоял  небольшой грузовик. Стоял прямо на тротуаре, чуть ниже распахнутых окон. Двое веселых парней бросали в широкий кузов громаднейшие тюки.   
            - Заберите у него сумку! – издали крикнула Анна. – Он очень боится ее потерять!
            Один из парней засмеялся и вытер вспотевший лоб.  Второй выпрыгнул из окна, подбежал, и поцеловал ее в щеку.
            - Не желаете пива? – спросил он у Жорки. – Я много наслышан о вас…
            - Как о любителе пива? – с горечью пошутил Жорка.
            - Не обижайтесь!
            - Нет! – отрезала Анна. – Он ничего не желает! Дайте сюда бутылку. Сейчас вы увидите фокус. Как только я начну ее открывать, у нее разлетится горлышко. Оп - па!
            Бутылка открылась легко. Только пива в ней не было. – Был сплошной ледяной комок.

К чему эти дипломатические изыски? Я вроде не давал повода.

Невозможно нарушить законы сна.  И Питер, и улица, и она - все исчезло в синем, холодном мареве. Только эхом звучали слова: «Во сне можно любить. Можно даже заниматься любовью. Но никогда не удастся напиться…»
            …Сигналы точного времени ударили по вискам. Досадуя на себя, Жорка резко поднялся с кровати. Натыкаясь на стулья, пошел выключать радио. Колючие крошки и мелкий мусор впивались в босые подошвы. Нутро горело. А во сне он не чувствовал этого. Устинов хлебнул из «горла», запил глотком холодного чая. Немного подумал и снова забрался под одеяло. Больше всего на свете он хотел бы вернуться к ней.
            - Где ты? Не исчезай! – отчаянно крикнул Жорка в синюю пустоту и опять провалился в небытие…
            - Мальчики! Мальчики! – Запах снега, хлопки в ладоши и ее несравненный голос.
            - Я с тобой,  успокойся! Я буду всегда с тобой! 
            Ах, какие холодные губы! Все затмили ее глаза.
            - Как это было?
            - Что, милый?
            - Как я ушел? Растворился, растаял или исчез мгновенно?
            - Господи! – вздохнула она. - Какими мелкими глупостями забита твоя голова! У нас и так очень мало времени. Его почти совсем не осталось. Если б ты знал, как мне сейчас больно!
            - Отчего, милая?
            - Потому, что мы расстаемся, а тебе угрожает опасность. 
            - Опасность? Я всегда ее чувствую загодя. Откуда?! Не может быть!
            - Опасность внутри тебя. Будь осторожней, любимый!
            - Глупенькая, - он коснулся губами холодной руки, - ты сказала, что любишь меня. Разве можно со мною найти свое счастье? Мои годы прошли. Я седой, опустившийся человек. А ты все такая же светлая, чистая, юная…     
            - Это не так - виновато ответила Анна. – То, что ты видишь сейчас, - всего лишь мой образ. Память не преломляется, проходя через призму времени. Взгляни на меня другими глазами. Представь, что мне уже сорок. Даже чуть-чуть больше. У меня уже двое детей. Ты их, кстати, недавно видел. Давно уж разведена...
            - Я тоже…
            Белели сугробы. По дороге катилась поземка. Ветки деревьев, покрытые инеем, склонились над газетным киоском. Они торопили разлуку.
            - Вот и скажи, почему мне нельзя тебя просто любить?! – спросила она и коснулась его щеки указательным пальцем. - Ведь ты был моим мужем. В другой, очень давней, но очень счастливой жизни. Если ты скоро умрешь, мы с тобой разойдемся во времени. Так разойдемся, что больше не встретимся никогда...
- Скоро утро. Мне кажется, я просыпаюсь, – сказал Устинов со страхом. – Я уже просыпаюсь…. А ты…  ты напиши мне письмо. Не сюда. Здесь я никто. Напиши моей матери.
           Он несколько раз повторил адрес. Скороговоркой, боясь не успеть. Снежная пелена пролегла между ними непроходимой стеной. В ней вязли и затухали звуки. Он успел прокричать все. Все, кроме номера дома…

            …В квартире было уже светло. На улице кричали детишки. За стеной у соседа громко играла музыка.
            Жорка лелеял в душе все подробности дивного сна и в сердце его аукалась сладкая боль. Огрызком карандаша на обложке книги он пробовал рисовать ее образ. Получалось не очень похоже. Наверное потому, что сильно дрожали руки.
            Письмо! – осенило вдруг. – Я просил написать письмо. Пришлет, или нет? А может… уже прислала?! Нет, это же невозможно!
            И Жорка вдруг вспомнил один непонятный казус. Когда он учился в четвертом классе, на имя его деда, Георгия Романовича Устинова, «поступила депеша». Без штемпеля на конверте, без домашнего адреса. Письмо написала какая-то Анна. А дед к тому времени два года как умер.
            Бабушка Вера его никому не показывала. Сама прочитала, тихо поплакала и тайно спалила в печи.
            - Старый кобель! – с укоризной сказала она.
            Жорка слазил под стол и достал из заначки бутылку. Там еще было. Он щедро плеснул в стакан и повернулся к запыленному зеркалу.
            - Какой человек поверит в такое? – спросил он у отражения. – Никакой не поверит! Скажет, шизофрения…

Глава 22

            Никита был раздосадован. Все шло как-то наперекосяк. И в стране, и в армии, и в этой вот операции. Серость. Кругом одна серость. Не власть портит людей, а безумная жажда власти, имя которой ─ политика. Не зря подполковник Архипов, читавший им курс военной истории, по пьяному делу не раз говорил: «Узнаю, что кто-то из вас перешел в замполиты – сей же час прокляну! Значит, я вас хреново учил».
              Этот тоже, ефрейтор запаса… приехал командовать генералами! Выгорит дело – орден ему и почет. Сорвется – тоже без штанов не останется. Черти его принесли. Все по фигу! Лишь бы в Кремль на тусовку не опоздать... Ничего! Время придет - спросим. Со всех и за все спросим! Не добро - справедливость - высшая моральная категория. Справедливость, как неизбежность возмездия.…
             Я оставил Никиту когда он шагал по бетонке и вел за собой пятерых ребятишек.  Он шел и стыдился их благодарных глаз, весь в сомнениях и расстроенных чувствах. Не снимал он и своей доли вины. Что-то сделал, что-то сказал не так, на чем-то не настоял…
Этот безумный мир выглядел весьма неприглядно, если смотреть с его небольшой колокольни…

             Вест-Индия – настоящий рай для разведчика. Особенно, если ты негр или мулат. Этот маленький континент весь усыпан полуколониями. То есть - почти государствами с гербами, флагами, гимнами и другой липовой атрибутикой. Здесь больше всего министров на метр территории. Но правят народами не они, а белые люди. Поэтому «гринго» всегда на виду. Им сохранить инкогнито гораздо трудней, чем слону в зоопарке.
Впрочем, Векшин не больно-то и скрывался. В ближайшей кассе он купил билет до Парижа и даже оформил его на свое имя.
            Особенной слежкой местные копы не докучали. На маленьком континенте никто не любит работать. Даже полиция и спецслужбы. Хоть дело само по себе не стоит выеденного яйца.  Нужно лишь убедиться, что объект в самолете и что самолет способен взлететь. А дальше - не их забота!
             «Боинг-747» рейса «Бриджтаун – Париж» вылетал из столицы Барбадоса в семь сорок утра по местному времени. Векшин успел покурить, перекинуться парой словечек с хорошенькой стюардессой и выпить бокал пива. В салоне работал кондиционер, играла приятная музыка. Сервис был на приличном уровне. Чуть выше «Аэрофлота» ─ чуть ниже компании «Пан-Америка». Что особенно важно, среди пассажиров не было откровенных хамов и выпивох. Сплошь приличные в меру одухотворенные лица, какие обычно встречались в Советском Союзе на закрытых партийных собраниях. Значит, можно спокойно поспать, не вдаваясь в никчемные разговоры. Векшин терпеть не мог мимолетных знакомств. В подавляющем большинстве они не бывают случайными. Между ним и Парижем одиннадцать часовых поясов и никто не должен мешать приготовиться к этой встрече...

              Старый разведчик любил Францию за броскую красоту, за легкость ее и шарм. Но это была отнюдь не любовь с первого взгляда. Впервые Векшин попал в Париж далеко не в радужном настроении. Это было давно. И это совпало с самым первым провалом в его профессиональной карьере.
              Израйль тогда воевал с Египтом. Бил его смертным боем за святые места и былой ветхозаветный позор времен Авраама и Моисея. У арабов были  все предпосылки для достойного сопротивления. И людские ресурсы, и поддержка СССР, и новейшее вооружение, и опыт военных советников. А их хреначили  «в хвост, и в гриву» на глазах у изумленного мира.
              Строители пирамид деградировали. Превратились в невнятные тени своих величайших предков. Наверное потому, что забыли древних Богов. А Боги в отместку оставили их.  Трудно поверить, что это они, египтяне, сумели когда-то заставить евреев «непосильно работать физически». Вот это и есть настоящее чудо света! Уж такого, поверьте, не повторить никому!
              В часы молитвы арабская армия теряла боеготовность. Представляете? – стоит часовой. Закричит муэдзин на мечети - все часовому по фигу. Достает из-за пазухи коврик, повернется лицом к востоку и  качает себе маятник.  Ладони о землю – пятки над головой, ладони о землю – пятки над головой…  а техника  без присмотра!
             Один из таких намазов закончился очень печально. Прямо с переднего края враги умыкнули секретное вооружение - опытный образец новейшего ПУЗРК.
Ох, и жарко было тогда! Столько вышитых звезд слетело с погон! «Аквариум», КГБ, военная контрразведка – все они натуральнейшим образом облажались. Как говорят хохлы, «хотели побздеть – а оно ползеть!»