Самолет не сгорел, не разбился. Он грузно присел на шасси у самого края вертолетной площадки, обустроенной в этих горах неведомо кем. У пилота был единственный шанс - пройти ее по дуге из угла в угол, постепенно смещаясь влево к поднимающейся на перевал грунтовке. 
            Рисковый мужик Мимино! Он все хорошо рассчитал. Все, кроме посадочной скорости. Не сделал поправку на горный разреженный воздух. Дымились тормозные колодки, а она оставалась выше любых допусков. Лайнер брезгливо взбрыкивал задом, подпрыгивал на ухабах, взмахивал крыльями. Он был похож на большого подранка, уходящего от хищного зверя.
Грунтовка шла на подъем и резко ныряла в лес. Но пилот и теперь успел вовремя отвернуть. Под крыльями пронеслась пара кирпичных строений, нечто похожее на блиндаж,  землянки, турник, полоса препятствий….  и все!!! Какая же полоса без учебных окопов?! Отчаянно скрипнули тормоза, но было уже поздно. Самолет закружило на месте и бросило в яму.
Гулко лопнул фонарь пилотской кабины. Под ноги посыпались осколки стекла. В лица ударил морозный воздух и капли воды. – Горы обычно встречают рассвет обильной росой. Было очень раннее утро, когда все на свете кажется серым.
Минут через пять во всем самолете стоял колотун. Потухло все, что еще продолжало тлеть. Взмок даже железный огнетушитель, катавшийся между кресел. Он свое отработал еще в полете. Под ногами чавкала грязная пена. Но всем, кто находился в кабине, было не до таких мелочей. Это был самый первый миг возвращения к жизни. Момент «второго рождения». Осознания обновленного «я» с новой точки отсчета. Никто не знал, что следует делать. А если что-то и делать, то с чего начинать…
            Мимино был слегка раздосадован. Недоволен собой, как пилотом. Вот ненормальный! Ему-то что за беда? Подумаешь, морду помял, слегка надломил крыло, немного проехал «на брюхе». Главное - люди живы! К тому же,  с такой укороченной полосы  «Ил» все равно никогда уже не взлетит. Разве что в качестве груза, на вертолете.
            Он продолжал сидеть в кресле, держа в зубах сигарету, перевернутую фильтром наружу. Прикуривал, и никак нее мог прикурить. Спички ломались в его напряженных пальцах.
- Где мы? – хрипло спросил Аслан. – Кто-нибудь может это сказать? Где мы хотя бы примерно?
            - Не знаю, кацо! - Мимино, наконец, прикурил. Поперхнулся едким вонючим дымом, закашлялся  и бросил окурок на пол. – Одно лишь могу тебе точно сказать. Это не Ханкала.
            - Эй! Кто-нибудь! –  закричали из тамбура. Голос был искажен закрытым пространством, но кажется, это был Шанияз. – Кто-нибудь! Скорее идите сюда!
Он пытался закрыть железную дверь, ведущую в салон самолета, запереть ее изнутри, но не мог. У порога лежал Мовлат. Он толкал ее в обратную сторону и радостно хохотал. Кажется, у него тоже съехала крыша.
- Где заложник? – сурово спросил подошедший Аслан. – Где все остальные? Чем это так сильно воняет?
Мовлат перестал хохотать. Он перевернулся на спину и поднял глаза. На высоких залысинах лба проступила испарина. Узнавающий взгляд упорно и долго боролся с безумием. Уже теряя сознание, он все-таки прошептал:   
- Их больше нет. И вы берегитесь! Оно где-то здесь, и оно по-прежнему убивает!
- Он что, обкурился? – Пронзительный взгляд Аслана воткнулся в глаза Шанияза. – Или так наложил в штаны, испугавшись обычной молнии?
- Это была не молния, - тихо сказал Шани.
-  Может быть, сам шайтан?
- Я не знаю, что это было. Но только я слышал, как оно говорило с Салманом, перед тем как его… убить.
Было видно, что для Аслана это известие стало тяжелым ударом. Но лицо мятежного горца оставалось бесстрастным. Только несколько раз дернулся уголок левого глаза.
- Где его пистолет? – спросил он скрипучим голосом. ─ Кто вас учил оставлять врага за спиной?
            …Сквозь разбитый фонарь Мимино выполз на фюзеляж. На заднице съехал вниз. С его высоченным ростом, до кабины ─ рукой подать. Он принял, сложил в аккуратную кучу оружие и мешки. Скептически оценил общий вес. На каждого горца теперь приходилось по два автомата, не считая всего остального. Мовлат, понятное дело, не в счет…
Беда пронеслась грозовым фронтом, оставив в душе мутную тяжесть. Чем-то их встретит земля? Воздух сводил зубы, был чист и прозрачен, как горный родник. Предрассветный туман клочьями отлетал туда, где рождается солнце. Он уже обнажил вершины соседних гор. Лишь редкие языки темными дымом струились над плато. То стлались по ровной поверхности, то опять поднимались ввысь.
Поверхность горы, на которую сел самолет,  была как гигантская лестница в две ступени. Дальний план с геодезическим знаком был намного выше фронтального. Там полностью сохранился почвенный профиль и лиственный лес. Настоящий нетронутый лес  с лабиринтом кабаньих троп и медвежьими метками на стволах.
На поляне, где лег самолет – лишь островки земли, да сплошные проплешины известняка. Обезображенные временем, дождями и солнцем, они, как гнилые зубы, торчали из-под опавшей листвы. Дальше по краю горы шел скол от подножия до вершины. Как кусок гигантского торта.
Как я тут вообще сел? – спросил сам себя Мимино. – Почему не разбился?

Его окружала безмятежная красота одичавшей природы, уже отдохнувшей от присутствия человека.
Что здесь было? – подумал он, - военная база, учебный центр, или погранзастава? Сейчас уже не поймешь…   
Самолет лежал на боку. Из трещины в бензобаке в траншею сочилось топливо. Уже набралась солидная лужа.
            - Эй, на борту! – закричал Мимино. –  Нужно дергать отсюда! Тут все в керосине! Сгорим к чертовой матери!
- Понял! – ответил Аслан. - А ну, мужики, помоги! 
Они с Шаниязом тащили на выход упирающегося Мовлата. Злой чечен громко визжал и цеплялся руками за все, что попадалось под руку.
Авиаторы молча переглянулись. Но ослушаться не рискнули. И дружно пришли на помощь. Больного связали бинтами, а в рот ему  сунули кляп.
- Мимино, принимай!
- Опускайте его на веревке!
- Уснуть бы ему,  – тихо сказал механик, ни к кому конкретно не обращаясь. – Может, и оклемается. Крыша – она ведь штука непредсказуемая. Взять моего кума. Уж на что мужик образованный…
-  Этих куда? – по-чеченски спросил Шанияз, имея в виду экипаж. – Пускаем в расход?
- Тебе от этого легче станет? – фыркнул Аслан. - Патроны беречь надо. Кто знает, где мы и что  впереди? Пусть идут с нами. Будут нести  Мовлата и тело  Салмана.
- Он же сгорел!
- Я дал слово. И должен его выполнить. Отнести на равнину хотя бы то, что от Салмана осталось. Пророк Мухаммед не единожды говорил, что «когда человек обременен долгами, он обязательно лжет, рассказывая о чем-нибудь, и отступается, пообещав что-нибудь». Я не хочу стать таким. Салман должен быть похоронен рядом с могилами своих предков. И я без него не уйду!
- Тогда получается, что Яхъя…
            - На него не хватает рук. Яхъя – человек не из нашего тейпа. Его мы пока похороним здесь. Чуть позже о нем позаботятся родственники….  Как там Мовлат?
- В той же поре. Лекарство пока не действует.
- Колите еще.
Больному вкатили двойную дозу снотворного. Когда он уснул, его оттащили от самолета и принялись рыть большую могилу…

- И сколько же у тебя на день бутылок приходится? – Витька увидел, что Жорка выдохся.
- Пока пил, не считал. А когда отходить начал - две утром, четыре вечером. Вот эта, как раз, шестая. Бог даст, на ней и остановлюсь. Только вряд ли. Скорее всего, придется идти…
- Мне и в лучшие годы столько не выпить!
- А мне, думаешь, выпить? Я ее туда, а она вылетает обратно! Не успевает прижиться, отдать организму свой градус, хоть я и терплю до последней возможности. Так что, считай – не считай, а девяносто процентов идет прямиком в унитаз. И то, если донесу, по дороге не расплескав…
- Выпивку на дороге берешь?
- Попрусь я с такою рожей в «Универсам»!
- Ящика тебе хватит, чтобы наверняка отойти?
- Может хватит, а может нет. Как организм…
- Я завтра попробую со знакомыми грузчиками потолковать. Насчет ящика по госцене. Само собой, с издержками на магарыч.
- Тогда бери два. Если останется - не прокиснет.  Водка сейчас – самая ходовая валюта.
Жорка лукавит. Он  давно уже ловит себя на мысли, что стал очень жадным на водку. Особенно, когда ее остается мало. Вот сейчас, например, попросил бы Витька тысячу долларов. - Дал бы! Не жалея и не задумываясь! А попросил бы стакан водки?.. Налил бы! Точно налил! Но горько бы о том пожалел.
- Лишка не будет? – встревожился Витька. – Не сорвешься?
- Исключено! - успокоил соседа Жорка. Да так убедительно, что сам едва не поверил этим словам. – Мне до конца недели край как нужно выйти из штопора. Они долларами берут?
А выйти действительно надо, - говорили остатки рассудка. ─ Неужели не сможешь? Неужели и ты сломался?! Опомнись, Георгий Романович! Возьми себя в руки. Тебя ведь учили и этому. Хорошенько подумай, может быть есть за душою отдушина? Хоть маленькая, призрачная мечта, за которую стоит бороться и жить?
- Что такое доллары для русского человека? Прямая дорога к предательству! – подумав, ответил Витька. - Рублями надежней.
- Точно подмечено! - Жорка вылез из-за стола. Наведался в карманы пальто, брюк, пиджака. - А водкой – еще надежнее!
Деньги еще были. Много денег. И в загашнике, и в кармане, и на десятке сберкнижек. Дойти бы до кассы! Так что  наличные доллары скоро придется менять. А это опять головная боль! Устинов  достал последнюю «пятисотку». Осталась куча червонцев и пригоршня мелочи на окне.
- Хватит?
- Морды у них потрескаются!
- Тогда отаварься на все!
Игра не клеилась. Разговор тоже. Жорка  слегка оживал, когда говорили о водке. Кончился разговор – снова потух. Про себя он отметил и это.
- Ну, ладно! - Витька поднялся, всем своим видом показывая, что собирается уходить. - Ну ладно, - повторил он вместо прощания, - утречком загляну. Проведаю, как ты тут, живый - крепкий?  Может, лекарства немножечко занесу. Брага поспела. Этой ночью гнать собираюсь. А ты пока постарайся уснуть. Попробуй, может, получится?
…Жорка проводил его почти до самого дома. Свежий воздух подействовал отрезвляюще. Голова закружилась, желудок  скрутило спазмами. Эх, жизнь-жестянка! Как в той в песне поется?
Нет на углу пивной. –
Сломала перестройка.
Но, как и в час иной,
У нас, в России, пьют.
А звезды над страной, -
Как мухи над помойкой,
А мухи над столом, -
Как праздничный салют!
   Вернувшись в квартиру, он налил полный стакан. Какая непростительная расточительность!
- Чуть что, на трассу схожу! - успокоил он  себя самого.
- Если сил хватит! – Раздался над ухом знакомый, насмешливый голос.
От неожиданности Жорка присел на диван, огляделся. В квартире  никого не было.
-  А нас трудности не пугают! – произнес он в пространство, и попнулся на подоконник, за вечной и неразменной куриной ногой.
После третьего же глотка водка рванулась наружу. Впрочем, в бутылке была не водка, а теплая солоноватая жидкость, отдающая техническим спиртом. Но он забивал ее в глотку, как сапожник мелкие гвозди. Продолжал глотать, и глотать, даже когда стакан совсем опустел.
Обманутый организм заметался в недоумении. Пойло стояло комом где-то в районе солнечного сплетения. Оно не спешило падать в желудок. Удержать бы! Не расплескать!
Жорка осторожно прилег на диван. Прикрыл глаза и прислушался. В животе начиналось жжение. Теперь главное - покой и расслабленность. Только тогда его укачают ласковые ладони долгожданного забытья… Господи, дай уснуть! Ненадолго, хотя бы на час!
…Режущий свет лампы давил на глаза, пробиваясь сквозь закрытые веки. Надо бы встать и выключить свет. Но без света в комнате будет еще страшнее! Жорка включил телевизор, сделал умеренной яркость, почти до упора убавил звук. – Так, вроде, чуть-чуть полегче!
На телеэкране – избитый пластилиновый мультик. – Заставка к детской программе. Парализованный зайчик беззвучно трясет колокольчиком. Господи, какой дебилизм! Серость. И здесь серость! Где вы, профессионалы, ау? Не уж то и вы давно за границей? 
Жорка бессильно откинулся на подушку. Она давно уже потеряла форму. Насквозь пропахла потом и водкой. Забыться бы! Отлететь! Господи, как я устал!