Максимейко покинул квартиру последним. Он спустился по грязной лестнице буквально на пару ступеней. И вдруг... затылком, спиною почувствовал нечто. Не звук, не шорох, а что-то другое. Какую-то вибрацию воздуха. Полковник упал на спину. Машинально. Бездумно. Тело само выполнило нужный маневр и резко рванулось вправо, сокращая сектор обстрела.
      Он встретил опасность лицом к лицу. С пистолетом в руке. Но стрелять было некуда. На лестничной клетке было по-прежнему тоскливо и пусто. Слишком  пусто. Куда-то девались груды битого кирпича. Улетучилась цементная пыль. А двойная дебелая дверь и железный косяк, только что скрученный штопором, странным образом соединились. Соединились и встали на место. Пролома в стене будто и не было никогда. Все заросло облупившейся штукатуркой с прежними похабными надписями.
       Максимейко остолбенел. Еще никогда ему не было так страшно. Беспредельный животный ужас в каждом нерве, в каждой клеточке тела. Разум кричал, голосил: Беги! Убегай! Прочь из этого проклятого места!
       ...Он спрятал оружие. Непослушной рукой нащупал перила. Сделав усилие, приподнялся. Прислонился к холодной стене и долго стоял, мелко-мелко дрожа. Как щенок, возомнивший себя волкодавом и впервые столкнувшийся с диким лесным монстром.
        Громко щелкнул дверной замок. Бабка, что из квартиры напротив широко распахнула дверь. Она  была  одета уже по-домашнему: в галошах, бархатной кацавейке и с помойным ведром в руке.
        - Что милок? – усмехнулась она. - Соседа мово ждешь или дождался уже? Ох, дождался, смотрю - ноги совсем не держат. Эх, мужики, мужики! Страна помирает, а им лишь бы глаза залить...
        Старушка с шумом прошлепала мимо. Только тогда Максимейко пришел в себя.
        Что, волосан, прессал?  Слава Богу, никто из ребят не видел.
        Он упрямо мотнул головой, оттолкнулся от стенки. На дрожащих ногах, поднялся к проклятой двери. Заставил себя подойти к ней. Осторожно провел рукою по косяку. Снова вытер  холодный пот.
        Заряда на месте не было. Не было видно даже следов закладки. Ни царапинки.  Впрочем, его ребята всегда работали аккуратно.
        Дверной глазок отражал электрический свет. Скорее всего, там, внутри, кто-то был. Максимейко зачем-то нажал на кнопку звонка. Тот залился бесшабашной трелью. Но из квартиры никто не вышел.
        - Глупо бы было! - вслух сказал Максимейко  и, тяжело ступая, пошел прочь.
        Ребята молча сидели в машине.  Настроения никакого.  Ну, еще бы, такой прокол! Дождавшись его, Игорь Насонов, только что вернувшийся с крыши, начал делиться первыми впечатлениями:
         - Я, блин,  сбрую свою смотал, сунул в рюкзак. Смотрю: зажигается свет. А на окнах - снова решетки. Секунду назад не было - и вдруг появились! Все стекла на месте. В комнате никого. Что это было?
         И он, и ребята ожидали его ответа.
         Полковник пожал плечами:
         - Тому, что случилось, может быть только одно внятное объяснение. Ничего  не было. Мы не брали эту квартиру,  а просто попали в зону воздействия группового гипноза.
         - Не-е, так не бывает! - возразил Леха Базалий - вечный молчун, мыслящий только критически. - Куда же тогда подевались пятнадцать минут нашей жизни? Где закладки? Где гранаты, в конце концов? Я, лично, стрелял. В моем автомате не осталось патронов.
         - Нам остается или принять эту версию, - мрачно сказал Максимейко, - или всем личным составом дружно сойти с ума. Будем считать, что гранаты ты потерял.
          - А закладки? \
          - Давай-ка сейчас проверим...
          Максимейко нажал на кнопку.
          Мусорный бак стоявший у самой стены подпрыгнул от мощного взрыва. И тут же низверг все свое содержимое на лобовое стекло.  Рагу из бутылок, банок, разноцветных пакетов, банановых шкурок, картофельной шелухи, и прочих отходов голодного быта встревожено завоняло. 
            И вдруг,  микроавтобус тронулся. Медленно, сам по себе. В кресле водителя кто-то сидел. Или ему показалось?  Буквально сразу же скрипнули тормоза.  Бесплотная тень  появилась из ничего, и так же внезапно исчезла. Максимейко вновь уловил еле слышную вибрацию воздуха.
              Сволочь! Он играет со мной, как с котенком! Кто этот гипнотизер? Не он ли пришел на помощь Устинову в момент нашей атаки?  Стоп, что-то подобное я когда-то уже слышал! Где слышал? Когда? Боже ж ты мой, кассета! Та самая, что писал покойный Петрович. Полковник сосредоточился. Память не подвела. В голове отчетливо зазвучал голос Устинова:
               "...Теплоход назвали "скопищем советских шпионов" и в течение трех часов вышвырнули за пределы территориальных вод. Той же ночью в Гибралтарском проливе его попытались взять на абордаж два быстроходных катера неустановленной принадлежности. Четверо из штурмовиков погибли,  еще двое  сошли с ума. Остальные ретировались в полном смятении. Падкие на сенсации репортеры испанских газет раскопали тот случай. На все лады смаковали утверждение одного из потерпевших, что это были проделки морского черта. Оттуда, кстати, истоки прозвища Сид. Человек, открывший Антона для нашего ведомства, взял это слово из заголовка одной из газетных статей, в память о том случае..."
         На пике бессильной злобы разум выделил нужный образ, единственный, расставляющий все по своим местам: Это он, человек, который умеет читать мысли.  Сид.  Морской черт...
   
        Солнце палило вовсю. Только его лучи не жалили моих ран. Их отражала прозрачная белая призма. Она поднялась надо мной как надгробие. Чуя свежую кровь, комары сходили с ума. Исступленно жужжали мухи над ее холодной поверхностью.  Но ничто не могло пересечь этих острых мерцающих граней.
        Пока меня что-то хранит. А как оно дальше сложится? Кто первым придет по мою душу? - то вилами по воде.
        Ничего, по большому счету, не изменится в этом мире. Будет вечер, и будет ночь. И выплывет месяц - привратник Ирия. И высыпят звезды, тревожа людские души. Даря им стремление к совершенству, которому нет предела.