Море у ног Гаваны лениво легло на песок. ─ Насыщенный синий цвет с оторочкой из пены прибоя. Жизнь проходит, а он все не выцвел. Такой, как вчера, как год и века назад, с тонами, полутонами и дивной игрой света. Попробуй его на ощупь, ─ он ласковый и горячий, как новое атласное одеяло. А над ним  облака сизым табачным дымом да лютое солнце лампочкой в оранжевом абажуре. Соль обжигает залитые потом зрачки, и белой наждачной бумагой выступает на теле. Кажется, все дрожит: и дома, и люди, и камни. Все кажется далеким и нереальным, как зима и Россия.
Эх, сейчас бы с горы на лыжах! ─ думал Векшин, ступая по лестнице. – Или кубарем, да мордой в глубокий сугроб. Или в прорубь, чтоб тело заледенело!
Под ногами поникли кроны заповедных деревьев, за которыми поначалу он попытался укрыться. Ну и пекло! Даже тень не дает прохлады.
На верхней площадке самодельного деревянного маяка сильнее запахло хвоей. Густая смола выступала с торцов необструганных досок и стремилась к земле янтарными ручейками.
Буэнос диас, Гавана! Мир твоим небоскребам и всем авенидос старого города! Вдали за покатым мысом видна акватория порта. Стальные клювы портальных кранов  застыли в ожидании корма. Под ними полупустые причалы. Безлюдье. Экономическая блокада. Над рейдом больше не реют красные флаги, не бьют вечернюю склянку. Флоридский пролив спокоен и чист, как рука дружбы, неожиданно показавшая кукиш. Плавно минуя линию горизонта, он обнимает небо.
─ Мы сделали все что могли, дон Экшен. Нам больше нельзя отрицать ваше присутствие на территории Кубы. ─  Моложавый смуглый мужчина чисто по-русски развел руками. А когда-то он и говорил почти без акцента. – Нам предъявили пять фотографий.  Судя по ракурсам, съемка ведется из ближнего космоса. Еще у них есть отпечатки пальцев. Черт знает каким образом, но они их заполучили! 
─ И все?! Это не доказательства! Их очень легко опровергнуть…
─ Я тоже так думал. Но вопрос решался на самом верху. И Москва предъявила новые аргументы. Слишком серьезные для экономики Кубы...
─ Ты считаешь, что нас могут подслушать? ─ полковник брезгливо поморщился.
─ Наши? Если б и захотели ─ то не смогли. Я привыкаю бояться американцев. Одному Богу известно, что там у них за техника? А на братскую помощь России мы давно уже не рассчитываем. У вас ведь считают, что мы дармоеды? 
С моря тянуло заветной свежестью. Близился вечер ─ время большой воды. Приливная волна, ускоряясь, наседала на берег, жадно глотала «спорные территории». Смывалось и обновлялось все, что не в силах переварить жадное солнце. Сладковатый запах гниющей органики постепенно сходил на нет. Его уносило ровное дыхание океана.
─ Что касается нашей организации, ─ мрачно заметил Векшин, ─ то я приехал сюда не с пустыми руками. Можешь говорить откровенно. Все останется между нами.
─ Россия теряет не только друзей ─ былое влияние в регионе. Сблизившись с США, вы уперлись лицом в стену. И от этого стали слепы. А мир изменился.
─ Чему удивляешься, Август? Советский Союз умер. А на трупах  жируют только простейшие. Ты прав. Мир изменился. Он теперь на кривде стоит. Даже в чисто библейском сюжете как-то обходятся без Иуды: «Распни его!» – закричала Америка, и Россия умыла руки. Первым был Чаушеску, затем Хонеккер, Живков. И каждая подлость оправдана, обоснована с самой высокой трибуны.
─ Пришла очередь Коменданте? Вы  это хотели сказать?
─ Поэтому я  здесь. И кому-то это очень не нравится.
Солнце бильярдным шаром катилось за горизонт. Быстро сгущались сумерки. Где-то внизу потрескивал небольшой костерок. Невесомый дым стелился над заросшей тропой и таял, теряя силы, у порога старого дома. В потухшем взгляде зашторенных окон таилась тоска. Ведь даже дома тоже страдают от одиночества.

Я этого, честно признаться, не знал. Хоть и неоднократно бывал на Кубе. Но в данном случае я изначально имел ввиду, что так они произносят фамилию Векшин. "Дон Векшин" - "Дон Экшен"