Да что вы, в самом деле...

Но, спасибо!!!  Не ожидал,если честно. Рассказ за сорок минут написан....

Старый наряд

Лес и пограничники всегда были двумя половинами одного целого. Конечно, в эту пропорцию органично еще входили такие обязательные элементы как собаки и нарушители, горы и степи, кони и голубинная почта. Или уже не входят? Насчет последнего не уверен, все же издержки советского воспитания дают о себе знать...
Но общая картина в представлении большинства обывателей выглядит именно так. Зелень леса, и зелень погон и фуражек. Фуражки нынче в лесах не носят, да и погоны уже давно камуфлированные...
Нашу группу пригнали из Киева в обычном режиме. Десяток строевых смотров, на которых старшие офицеры - «арбузы» в десятый раз проверяют наличие всего необходимого по списку. Больше половины «необходимого», таковым является лишь по списку. Ну и в головах отцов-командиров, дальше Киевской области бывавших только в далеком детстве, и полевую работу представляющих себе в странном розово-защитном цвете, сформированном из детских комплексов, дисциплинарных статей Устава, и фильму «Ремба. Первая крофф». Вообще, украинские Пограничные Войска практически загнулись, после наплыва офицеров, уволенных из Министерства Обороны. Точнее сказать, не загнулись, а превратились в подобие мотострелков, смеху ради обряженных в пограничную форму. И озабоченных не ловлей нарушителей и боевой подготовкой, а заправкой кроватей под нитку.  На линейных заставах, слава богу, все осталось по-старому. А вот в отрядах или частях центрального подчинения...
В очередной раз, подтвердив нашу увереность в полном своем слубном несоответствии, нас все же отправили. Напоследок сплюнув и перекрестясь. Вообще, чем больше звезд на погонах у офицера, тем сильнее крепнет его вера в необходимость содержания личного состава в наглухо задраенных помещениях, обшитых войлоком. Обратная уверенность тоже, кстати, присутствует.Ну это лирика все. Совершенно ненужная...
На точку прибыли под вечер, после суток дороги, и, естественно, к несению службы приступать никто не стал. С ночевкой вообще все просто. Тент натянули, спальники кинули, и готово. Сухпая перехватили, комбижир с пальцев и рож вытерли, да спать завалились. А по утру, часа в три ночи, если быть точным, начали расходится по местам несения службы. Кто в патруль, кто в ОПГ остался сидеть... Нас с Саней Кубиком, старлей Мазур отправил в секрет. Как самых ленивых, наверное. Или самых везучих. Как раз август 2005-го был. После нашего с Сашкой бенефиса, со стрельбой и трупами, семь месяцев как раз прошло. Окружающие даже коситься перестали. Привыкли.
К предполагаемому месту подошли часам к пяти утра. Восходящее солнце уже вступало в свои права, но сквозь плотную броню листьев пробивалось лишь жалкими лучами, до подлеска и не достающими.
Как раз перед нами, метрах в десяти проселочная дорога поворот делала. И мы на склоне, в кустах. Плащ-палатка под пузо, плащ-палатка сверху. И пару веток перед собой. «Эффект шторы», и все такое. Ты видишь все, тебя ни одна местная курва не увидит. Ни проводник, «пробивающий» наличие нарядов, ни «несун»-одиночка. Про нелегалов вообще молчу. Теряются негры в наших лесах. В трех соснах плутают. Их потом, посреди славного города Черкассы вылавливают. После перехода украинско-пшекской границы, ага...
С Сашкой в нарядах хорошо было. Оба мы из Донецкой области. Знакомых много, общих тем  хватает. Нет нужды мозг напрягать, пытаясь в потоке слов хоть какой-то смысл уловить. Этот момент, когда с «западенцами» служишь — очень напрягает. Ладно бы еще, по-украински говорили, так нет, на своих горных диалектах щебечут. Мне потом люди удивлялись, когда польские песни на слух переводил. А как не перевести, когда постоянно с тобой рядом носитель языка находится, и выдает перл за перлом...
Ближе к часам четырем, Сашка закемарил. Все-таки жара и высокая влажность свое грязное дело сделала, сыпанув под веки по доброй горсти песка. А я все так же продолжил пялится на пустынную дорогу. Весть о нашем появлении, судя по всему, уже облетела всех местных. И работы не предвиделось. Один спит, второй «фишку рубает». Схема отработанная.
А потом, между секретом и дорогой увидел троих. Откуда вышли — проморгал.  Шли совершенно бесшумно. Что удивительно было. На «нейтралке» в избытке было обгорелых кустов.  И пал свежий был. От силы пара недель То ли бычок неудачно прилетел, то ли низовой пожар от бутылочного дна, линзой сыгравшей пошел, но выгорело все изрядно. И хрусту должно было быть на пару кэмэ вокруг. И не было. Ребята шли мимо меня, время от времени сторожко посматривая по сторонам. Зеленые фуражки, того же цвета петлицы. Две «мосинки» и ППД. Старший наряда вытер вспотевший лоб. Рукавом вытер, «фуру» на затылок сбив...
Рядом чуть слышно матюкнулся Сашка. Как он потом говорил, словно заточкой в печень ткнуло. Глаза открыл, а Седьмой, как лягуш на змею смотрит и дышать забыл — морда синеть начинает...
Насчет дыхания, это он точно заметил. Обрезало нафиг. Мог бы, вообще, растворился бы. Смешался с землей. Жутко настолько стало, что не сравнить ни с прожитым на то время, ни с тем, что потом было. А биография у меня, временами, веселая. От чего ночью с мокрыми штанами просыпаться, при желании накопать можно с запасом.
А наряд, пройдя еще метров сорок, зашел за поворот. Не знаю, то ли растаял, то ли дальше пошел. Потому как, рванули мы с Сашкой оттуда. И перли по лесу, как два лося, в задницу дробью шарахнутых...
Да, чуть не забыл. Западный Пограничный округ. Старая граница. Еще довоенная.

нашел по закромам очередной невыложенный рассказ.

Все, способные держать оружие

Телевизор привычно бубнил на заднем плане. Его никто и не слушал и не смотрел. Так, включали, чтобы не гробовая тишина стояла. Да и самый маленький член семьи засыпал быстрее. Особенно, когда не музыкальный канал включаешь, а что-то типа «Культуры». В плане педагогики, конечно, то еще упущение. Но пока маленький — можно. Подрастет — так «дурадрищъю» в окно выкинем. Это не ругательство. Так индусы «дуроскоп» на санскрите называют. Очень верное слово, кстати...
Только начал слух последние дни вылавливать отдельные слова : «вооруженные столкновения», «сопротивление», «потери убитыми и раненными». И фразу из далекого прошлого, вдруг ставшего настоящим: «Все, способные держать оружие!». Призыв обреченных. Но не сдающихся...

- Нет. Ты никуда не поедешь. Не пущу. - голос ровный. Даже намека нет, что хрупок лед спокойствия. И что за тем людом прячется вулкан.
- Поеду. - в ответе лишь спокойствие. И уверенность в правоте, которую ничем не изменишь. Ни уговором, ни криком.
- У тебя семья. Сын. - тонок лед, ой, тонок. И бегут по нему трещины, сплетаясь в паутину...
- Не шантажируй. - гранит утеса против кипени волн, хлещущих с размаха.
- Я лишь констатирую факты.
- Ага. И шантажируешь. - утес держится. Но и гранит не вечен... - Семья здесь. Но...
- Есть нюанс, да? Как ты говорить любишь?! - попытка в передразнивании уйти в сторону, не дать трещинкам разрастись безвозвратно.
- Да. Есть нюанс. - спокойствие обманчиво. Обманчиво дважды. Ведь все знают, что нет того спокойствия... - Семья здесь. Моя страна — там.
- Твоя страна здесь! - Все. Не боясь разбудить сына — идет крик. Треснул лед. И пошел ледостав, громоздя обиды и беды.
- Нет. Моя страна - там. И там война. А вы здесь. И я не хочу, чтобы война пришла сюда. К моей семье.
- Дурак... - Не будет взрыва. Будет бессилие.
- Да. Какой есть. И я должен.
- Знаю. С самого начала знаю, что должен. Ты всегда должен отвечать за чужие ошибки?
- Всегда.
Тонкие руки обвили шею. Губы коснулись щеки...

Поезд стоит на границе недолго. Сорок минут. Ровно по регламенту и рассписанию. Пассажиров сейчас немного. Мало кто едет туда. Там война. Необъявленная, но идущая. И пусть, линия фронта «прозрачна», да и нет того фронта, если разобраться... Но люди убивают других людей. Погибают сами, захлебываются кровью, матерясь сквозь выбитые зубы. Война идет. А что про нее нет ни слова... Так войне безразлична слава. Ей нужны жизни.
Первую половину вагона пограничный наряд прошел минут за пять. Особо не придирались. Так, паспорт раскрыть, лицо на фотографии сверить. Три быстрых взгляда. Верх, середина, низ лица. Щелчок штампа, «Удачного пути!». Все почти мгновенно. Практика...
Старшина будто споткнулся, напоровшись на взгляд. Сержанты, почуяв неладное, тут же шагнули вперед, синхронно потянув пистолеты.
- Отставить. Сам.
Так же синхронно, подчиненные пошли по вагону дальше, а старшина присел на край продавленного сиденья.
- Ну, здравствуй, Серый.
- И тебе, Василь Андреич, не хворать.
- Десять лет не виделись.
- Ага. С самой учебки. Помнишь, как на вокзале?
- Такое забудешь. Две сотни погранцов любой вокзал сомнут, не заметив. И комендачей ссаными тряпками разгонят. Как сам?
Неопределенное пожатие плечами. Старшина понял верно.
- Ясно с тобой. Слухи ходят, в люди выбился?
- Кто?
- Калачавин.
- Ааа. Ну да. Трепло то еще. На свадьбе был.
- Да знаю. Фотки показывал. - и тут же, без перехода. - Туда?
- Сам как думаешь?
- Я тебя знаю хорошо. И даже спрашивать не буду, что в рюкзаке.
- Не стоит. Я своим врать не приучен. А от тебя служба всякое потребовать может.
- Не потребует. - Старшина, на миг задумавшись, решительно рванул чистый лист из служебного блокнота, быстро-быстро зачеркал ручкой. - Будешь в Столице, зайди сюда. Определят по первому плану. Только не перепутай. В нашей Столице. В прежнюю лучше не соваться. Без танковой бригады.
- Спасибо. Буду должен. - бумажка, аккуратно сложенная, перекочевала в потайной карман «сплавовской» штормовки.
- Будешь. Но можешь не отдавать. - усмехнулся старшина.
- Помнишь, зараза! - удивился пассажир.
- Не так много прошло, чтобы все напрочь забыть.
- Спасибо. - прозвучало снова.
Старшина не ответил. Только крепко пожал протянутую ладонь. И пошел дальше по вагону, баюкая навязчивую мысль: - «Сука ты, Серый. И был таким всю жизнь. Зато ты всю жизнь живешь. А не существуешь»

Полковник с усталыми глазами загнанной собаки сидел за столом, обложившись бруствером бумаг. Звезд на погонах не было. Но чувствовалось — полковник. Даже если по званию капитан. Выдерживать в коридоре не стали. Полезную бумажку старшина выписал
- Радецкий. – вот так вот представился. Без звания. И имя-отчество позабыл огласить. Ну и ладно. Мы не гордые. И к мелочам не цепляемся.– Присаживайся. Все свои.
Скрипнул стул под немалым весом. Скрипнул жалобно. Но устоял.
- Значит, доброволец?
Короткий кивок. Радецкий, ты же не дурак, сам понимать должен.
- Значит, доброволец. - снова повторил полковник. Нравилась ему фраза. Сразу видно. Он ее будет на языке еще долго катать... - Почему?
- Все, способные держать оружие.
- Способен? - опасный прищур. Словно в прицел попал.
- Старший лейтенант. Оружие свое.
- Даже так?
- И никак иначе. - два утеса сошлись на одном месте. И скрипнул гранит от удара. И разошлись, оценив взаимную крепость.
- Спасибо. - короткий ответ. Но мог и молчать. По глазам видно все. Плещется в них усталось нечеловеческая. И тоска. А на дне - обида. Не может Полковник больше в кабинете сидеть...
- Не за что. Это моя война.

Бронетранспортер догорал, пуская в небо тягучие струйки черного дыма. Двое, которые сумели вырваться из броневой коробки, ставшей ловушкой, уже лежали неподвижно. Огонь все же сумел добраться до мягкого тела, прогрыз тонкий слой «цифрового» камуфлажа...
Все получилось как надо. Задача выполнена. Свой маленький вклад совершен. А что перестал чувствовать ноги — это мелочи. Все равно, скоро все кончится. Хлопок мины, толчок бросивший в сторону. Хорошо хоть в кусты, а не на сено. В копнах часто вилы оставляют. Смеешься? Это хорошо. Значит живой еще. Быстро не умрешь...
Шаги. Быстрые. Уверенно идут. Голоса молодые, наглые. Все сказанное понятно без перевода. Наслушался в свое время. Подрыв слышали. И видели. Идут по прямой. Винтовка далеко. Не дотянуться. Да и разбит приклад в щепу. В пистолете патронов нету. Кончились. Ничего... У этих найдется на меня.
Все быстрее идут. Уже бегут даже, не разбирая дороги. Отомстить спешат. Правильно. Я убил, меня убьют. Справедливо. А кто виноват — то пусть Бог разбирает. Ему сверху виднее. Он, наверное, даже гранату видит, с кольцом вырванным.
Выход всегда есть. Можно жить, можно умирать. Можно со стороны смотреть, а можно с головой нырять. Вольному — воля, что уж тут. Но когда окружили тебя, и стволы наставили — выбор невелик. Граната - напоследок. Чтобы предельно упростить выбор. Остается только улыбнуться в удивленные рожи. И разжать ладонь.

Отредактировано Чекист (25-10-2012 13:19:51)